Джон Хэммерсмит
"От Питера до Москвы"
всем жителям Санкт-Петербурга и Москвы
посвящается.
рассказ
«…Милая моя москвичка,
если что не так - прости!
Напрасно грустишь ты,
Я рядом почти что,
Какой-то пустяк -
Всего одна ночь пути…»
группа "Кафе".
В кафе на Невском было уютно. Пластиковые столы и стулья, барная стойка с приветливым ее хозяином, раздающим
комплексные обеды студентам университета по льготным ценам, туалет в углы зала, где можно было перекурить,
во время готовки этих обедов. Я сидел за одним из свободных столиков, уже поевший, сытый и довольный съеденным,
потягивая "Невское" пиво из большой полулитровой кружкий с эмблемой фирмы. Рядом сидели тоже какие-то студенты,
учившиеся курсом старше меня, и странно смотрели на мою руку, которая то и дело то поднимала пивную кружку,
поднося ее ко рту, то опускала и ставила ее снова на стол. Я долго не мог понять, медленно смакую пиво, почему
они так пристально и удивленно на меня таращаться, а потом, взглянув на наручные часы на правой руке, понял, что
слишком рано начал шиковать в это пятничное утро (на часах показывало половина восьмого утра).
На улице шел дождь, обычный майский Питерский дождь. Погода хмурилась еще со вчерашнего вечера. Студенты,
забегающие в "Тройку", оттряхиваясь от капель дождя с курток и непромакающих джемперов и по инерции сгибающиеся,
пряча голову от неприятного потока маросящей воды с неба, при входе складывали свои зонты, а некоторые ставили
в угол около входной двери, прямиком к батарее. Я был без зонта, потому как у меня его вообще не было. Я очень любил дождь, особенно на брегах Невы, любил его природу, ощущение освежающей и холодящей воды в капельках на лице, особенно на мигающих ресницах моей девушки, ее глазах, непонимающе и удивленно смотрящих на меня.
Я позвонил ей вчера днем, когда решил, что не пойду в пятницу на занятия, а сразу выйдя из дома, слиняю куда нибудь перекусить и провести время до поезда в московском направлении. Душа моя училась в Москве златоглавой,
уехав два года назад из северной столицы. Она поступила в приличную и солидную академию имени Плеханова, мечтая
еще с детства заниматься различными бухгалтерскими учетами, аудитами и анализами. С тех пор я стал называть ее
москвичкой. Я часто заходил к ее родителям в гости справиться о ее делах, потому что она мне толком ничего про учебу не говорила, возможно не хотела расстраивать. Они говорили, что имелись у нее небольшие проблемы, требующие финансового решения, я волновался, не спал ночами и ждал, когда она приедет обратно, сказав, что ее
отчислили за академическую неуспеваемость. Я думал про это не со зла, а с позиции эгоизма, при этом безумно ее любя, и воображая, что если она будет здесь рядом со мной, ей будет легче и мне лучше.
Она по приезду в столицу разместилась в общежитии с двумя малохольными подругами в комнате. Помню, как мы целовались на выпуском балу, и она меня упрашивала ехать с ней, поступить в тот же вуз, если даже ни в одну группу. Тогда я остался патриотом своей малой родины и устроился в медицинский. Тяжело было расставание, а мне было еще и очень боязно, что она меня забудет, найдет себе какого нибудь студентика - сынка богатых родителей с
несколькими бутиками в центре Москвы и с загородной виллой, BMW X5, переходящих к нему по наследству. Страхи мои были развеяны и уничтожены в прах, что не могло не радовать. За это я был очень благодарен этой девчушке, которая очень бережно сохраняла свою целомудренность по отношению даже ко мне. Она ездила в Питер три раза в учебном году. На Новый год, что было естественно провести его со мной и в кругу родных и близких старых школьных друзей, на 9 мая, специально для своего дедушки-фронтовика, ветерана ВОВ, и конечно же после сдачи летней сессии она приезжала на все лето до начала нового учебного года. Я же ездил к ней почти каждую неделю, выезжая в пятницу и приезжая в воскресенье обратно. Когда у меня не получалось проведать ее и погулять с ней за ручку по Берсеньке и Александровскому саду, очень страдал и воображал себе, что она обидется и тогда точно найдет себе другого, хотя еще раз повторюсь, что повода так думать она мне никогда не давала. Порою моя мать даже не знала, что я сейчас нахожусь почти за тысячу километров от дома. В таких случаях я плел ей что-то про загородную дачу сокурсников и банкет по поводу дня рождения одного из таких. Но мама знала, что отношения у меня с институтскими ребятами не клеились. Я был полностью погружен в океан любви и чар моей любимой, что не скажешь про однокурсников, которые занимались поиском новых развлечений с девушками-школьницами, не понимающими, что студент второго курса медицинского института это не предел мечтаний.
Я, допив свое пиво до отметки в половины кружки, отправился в туалет мимо барной стойки с приветливым всегда мне барменом. Сев на корточки около раковины и машины для сушки рук, я достал пачку легких сигарет и расслабляюще закурил, мечтая о предстоящей поездке.
Я вспомнил, как ездил к ней на Крещение, и тогда мы вообще уехали в Сергиев Посад, где я там неудачно окунулся в прорубь, и она на меня долго кричала, потому что я заболел и бредил пару дней, отлеживаясь в ее общежитии с высокой температурой. Она меня отчитывала и ругала, а я не понимал почему. Только потом до меня дошло, что она очень сильно за меня испугалась и ночами не спав, сидела на до мною, держа мою руку и гладя меня по волосам.
Тогда я довольно быстро для таких случаев поправился, не без помощи ее необычайно сильного чувства по отношению ко мне. Когда я окончательно встал на ноги, мы целыми ночами не давали спать ее соседкам по комнате, занимаясь любовью ночами на пролет, сладостно издавая нечеловеческие стоны, нежно дыша и шепча друг другу "как я тебя люблю!" на ушко. После этого мне пришлось вернуться в родной Петербург и снова опуститься в пучину раздумий, скучая без самой лучшей девушки на свете. Позже мы решили обручиться где нибудь на Финском заливе или в Казанском, пройдясь до него от площади Восстания, но обязательно в дату, где будет одной и той же цифрой обозначен год, месяц и число. В принципе нам это не нужно было делать, ибо любовь не заключается в ношениях обручальных колец, совместного проживания, которое рано или поздно надоедает обоим, и штампах в паспорте, на мой взгляд совершенно не нужных двум по-настоящему влюбленным молодым людям.
Я вспомнил, как мы в летнюю пору стояли и смотрели на развод мостов, целуясь и наслаждаясь друг другом. Я ее обнимал сзади, обхватив ее руками и сложив их на ее упругом животике, а она прижимала мои руки еще сильнее к себе, кладя на них свои горячие ладошки, полностью облакотившись на меня спиной и положив мне голову на плечеву ямочку. Мы стояли и смотрели так часами, дыша тихо-тихо, иногда боясь сказать даже одно слово, которая можгло бы помешать этому чудесному контакту и моменту в нашей с нею жизни.
Я докурил сигарету, спусив бычок в унитаз и дернул за веревку, которая не была еще сменена на современную кнопку сливного бочка. Вернувшись в зал, я распорядился, чтобы официант мне принес счет. Допив пиво и расплатившись, я вышел на Невский и взял направление в сторону адмиралтейства. Я шел, лужи хлюпали под ногами, когда мои кроссовки попадали в ямки на дороге, в которых скапливалась чистейшая дождевая вода. Мимо куда-то спешили люди, пенсионеры по своей привычке ходить рано утром, когда не спиться, по магазинам уже толпились в очередях супермаркетов и универмагов. Я прокручивал в голове, как это делаю всегда, все плюсы и минусы моих поездок, так сказать, все да и нет. И как всегда приходил в выводу, что уж лучше так, чем никак. Не став ждать автобуса, тем более пользоваться метро, я вышел на обочину дороги, и голосуя вытянул руку. Желтая "Волга", идущая на светофор остановилась первой. Открыв дверь справа от водителя я сказал, что мне нужно попасть на вокзал. Услышав устраивающую меня сумму, которую хотел извлечь для себя таксист из этой поездки, которая меня ни чуть
не смутила, я согласился, уселся справа от водителя, пристягнулся ремнем безопастности и сделал второй шаг на пути к заветной цели (первый шаг я сделал в своей голове, когда только подумал или решился...). Мы ехали, я, упершись локтем на дверную панель, и подперев расслабленным кулаком подбородок, смотрел на проносящиеся мимо магазины, ларьки, остановки общественного транспорта, людей на этих остановках с всевозможными тубусами, пакетами, музыкальными инструментами, людей спешащих на учебу, по своим делам, на встречу любимому человеку, проносящиеся с большой скоростью иномарки, медленно ползущие машины отечественного автопрома, кареты скорой помощи, автобусы, машины пожарной охраны и милиции. Все это мелькало у меня в глазах, и не на чем я не концентрировал свое драгоценное внимание, которое пренадлежало в данный миг и в принципе по жизни только одной,
одной единственной и неповторимой.
На секунду я подумал, что она меня спросит, был ли я на занятиях в этот день, и я не смогу ей соврать. Тогда она меня откругает и может быть даже легонечко отлупит своей чудненькой ладошкой по спине. Я схвачу ее нежно, и мы завалимся на ее кравать с приятным шелковым покрывалом, поможем друг другу раздеться, будем целовать и ласкать эрогенные интимные зоны и в конечном итоге сольемся в экстазе, достигнем пика наслаждения, отдышимся, обнимимся и обменяемся любящим предсонным пятиминутным взглядом.
Я достал из сумки, где лежали учебники мобильник и с задумчивым видом стал разглядывать ее телефонный номер. Я подумал, что она сейчас сидит на паре, и если я позвоню, то поставлю ее в несколько неудобное положение перед преподавателем, который наверняка запретил включать на занятиях свои аппараты или требовал, чтобы все ставили на них беззвучный режим. В случае последнего она просто на просто может и не услышать мой звонок, но это будет даже еще лучше, я смогу приподнести ей сюрприз своим внезапным появлением. Хотя какое же оно было внезапное! Она скорее всего прочитала его на расстоянии еще в зачатках моих мыслей, предугадала, в конечном итоге она знала, что я приеду. И я очень хорошо это знал. Знал, что увижу ее, что она мне не откажет во встрече и будет, естественно, мне очень рада.
Таксист не докучал меня своими идиотскими разговорами, анекдотами и распросами, как они это очень любят делать. Может быть он еще сам не проснулся и не включился в работу большого урбанистического центра. Я не обращал на него никакого внимания, даже когда он покрутил ручку радиоприемника, и не найдя ничего интересного для себя (я в этом и не сомнивался, потому как он меня даже и не спрашивал о моих взглядах и музыкальных предпочтениях),
затолкал в проигрыватель компакт-диск с записью одной из питерских роковых групп.
Я вспомнил, как проважал ее в начале этого учебного года в Москву. Она уезжала утром 31 августа, была огорченная и разбитая мыслью о очередном расставании. Мы провели все лето, делились впечатлениями, она рассказывала мне про свою студенческую жизнь, а я ей про свою. И тут я ее проважал. Две сумки, доверху наполненые вещами, книгами, которые она накупила за время летних каникул. Я помог ей дотащить это прямо до вагона поезда. Мы стояли и смотрели друг другу в глаза. Она тогда сказала, что очень будет скучать и поцеловала меня так, как никогда этого не делала, и я испугался, не выпускал ее руку, а когда нас окликнула проводница, моя девушка долго смотрела на меня из уходящего в даль поезда, словно хотела и решалась выпрыгнуть из окна купе. Я не мог этого вынести и не вынес. Побежав к стоянке привокзальных такси, я запрыгнул в первую машину на моем пути, предложил солидную сумму водителю, и оповестил его куда мне нужно было попасть. На мое удивление он согласился, и я был этому крайне рад, ведь обычно сколько водителю не предложешь за такую поездку, он все равно не согласиться тебя везти в такую даль. И мы ехали, он гнал, выжимал акселератор так, аж педаль ушла прямо в пол. И мы обогнали этот несчастный поезд. Я приехал минут за двадцать на Ленинградку до прибытия состава, и когда она вышла из поезда я встречал ее с большим букетом белых роз. Я стоял на платформе, она бросилась мне на шею, расцеловала и я успокоился. Не знаю зачем мне надо было выделывать такую вещь, но я ее сделал и ни о чем не пожалел. Тогда мы провели в Москве три дня вместе, бок о бок, и из-за этого я пропустил организационные собрания в медицинском, начало своего учебного года, а моя мать чуть с ума не сошла, когда не могла до меня дозвониться. А я наслаждался... Лежал в теплой постели моей любимой, она клала мне в рот крупные и сочные виноградинки, мы пили шампанское с клубникой, когда она приходила из университета... А потом мне снова пришлось возвратиться в Петербург.
Я вспомнил, как она потащила меня (почти заставила, потому как принудила это не подходящее слово) в Олимпийский на концерт молоденькой казанской певички с темно-красными волоса, почти вишневого цвета и с мужским именем. Я стоял и стыдился своего присутствия в подобном месте, но когда моя девушка посмотрела на меня своим особым успокаивающим и внушающим уверенность, взглядом, тогда я понял, что должен сделать все о чем она меня просит. И я старался подарить ей исполнение всех ее желаний. А она отплачивала мне щедро, безумно страстными романтическими ночами любви и прекрасного секса.
Когда мы подъехали на вокзал, я расплатился с таксистом и направился посмотреть и уточнить расписание поездов. В итоге я оказался полностью удовлетворен, потому что изменений на сегодня не придвиделось. В который раз я расчитал время прибытия, задумался о первых моих шагах, и еще раз убедился в том, что первыми моими действиями будут покупка огромного букета роз (каких я еще не решил, но склонялся к розам "гран-при") и упаковки клубники с холодной бутылкой шампанского (и обязательно МКШВ) в привокзальном гастрономе, не желая шляться по магазинам
в глубине города. И я бы сделал это очень легко, почти на лету, с мыслью о любимой девушке и предстоящего проведенного времени с ней наедине.
Я не стал покупать никаких билетов, и никогда это не делал, потому как считал это занятие безполезным. К примеру в маршрутке бы мне в случае поломки двигателя и вынужденной остановки водитель мне отдал, уплаченные за проезд деньги, и я бы, конечно, расстроенный потерянным временем и подорванными нервами, поймал бы следующий такой же автобусик, идущий по тому же маршруту. А в случае поломки поезда или электрички где нибудь в Клину или Твери? Кто бы мне отдал уплоченные пятьсот-шестьсот драгоценных рублей? РЖД? И вообще что бы я делал посреди восьми шпал, двух заборов - по одну и другую сторону, и сотни таких же неудачников, которых угораздило сесть именно в этот электропоезд. Поэтому я просто (уже с вырабатанной привычкой) перепрыгнул железные турникеты на входе к платформам, тем самым оказавшись на перроне. Я купил себе в дорогу пару кавказских кульков, представляющих собой завернутые в лаваш овощи и курицу, с подливом или соусом (у нас в Питере это называется шавермой), несколько бутылок пива, дабы было не скучно ехать одному, сложил все это добро в пакет и стал ждать.
Вот пошли первые контролеры с дорожной милицией, которым я сунул двести рублей незаметно при проверке моего якобы билета, вложенного в паспорт, сотрудники дорожных служб, носильщики, наконец хлынул поток людей, самых разных и непохожих. Меня определили в купе, где сидел пожилой господин, читающий местную питерскую газету с пенсне. Я посмотрел на пенсионера и с довольным видом, который ни чуть его не огорчил, стал раскладывать на столе свой запас провизии на большою часть моего светового дня. Бросив свою сумку в угол и предложив дедушке присоедениться к моему одиночеству в целях создания общества и началом общения, я вскрыл две бутылки купленного на пероне пива, одну из которых с черезвычайно довольным видом взял старичок.
И вот я смотрел в окно, беседовал с соседом, пил пиво, все время думая про нее, мечтая и летая в облаках, представляя в своем неиспорченном воображении, много чего интересного и завлекательного, приятного и полезного... И поезд тронулся, и с каждым оборотом колес, с каждым преодаленным метром железного полотна октябрьской железной дороги, я становился на чуточку ближе к своим объектам мечтания, сценам воображения и всякого такого прочего. Скажу на последок лишь одно, что на самом деле (если называть вещи своими именами) я становился все ближе и ближе к ней, от чего мое сердце радовалось и пело. Мимо проносились реки и озера, города и села, станции и придорожные поселки. Сосед слишком увлекся чтением вестей и событий, и я воткнул в уши плейер и стал наслаждаться прекрасной музыкой, со смыслом проникающей в каждую клеточку мозга, льющуюся так плавно и мелодично, и получал неимоверное удовольствие от того, что поезд стремительно уносил меня на встречу моему счастью...
«Все наладиться, перемениться,
Обустроеться на яву.
По перону поземка стелиться.
Я сажусь на скорый в Москву.
Разольется за окнами голубой
Привокзальный неяркий свет.
Мы уже не в сегодня, мой друг, с тобой,
Но и в заврта нас еще нет.
От Питера до Москвы вези меня тепловоз,
От Питера до Москвы бутылка, да стук колес.
На будущем пелена, на прошлом туман с Невы,
Лишь восемь часов без сна
От Питера до Москвы.
Черно-белый рассвет, чай в стаканчиках,
Сигаретный дым натощак,
Толчея и вечные дачники
С рюкзаками на тощих плечах.
И стоянка такси, та самая
На которой ждать до седин.
Это все будет завтра, душа моя,
А пока давай посидим...
От Питера до Москвы вези меня тепловоз,
От Питера до Москвы бутылка, да стук колес.
На будущем пелена, на прошлом туман с Невы,
Лишь восемь часов без сна
От Питера до Москвы.»
(М. Леонидов)
Санкт-Петербург 2009 г.