Мужчина вошёл в подъезд пятиэтажки. Быстро поднялся на пятый этаж. Слегка запыхавшись, немного постоял у закрытой двери. Ненадолго войдя в темноту, проник сквозь дверь, остановился в коридоре. В квартире царил полумрак, громко играла музыка. Мужчина разулся, повесил верхнюю одежду на крючок в шкафу и медленно, бесшумно ступая по ковру, прошел в одну из комнат. Там на диване, скорчившись, лежал человек. Мужчина облокотился на косяк:
- Вставай Гор, хватит валяться.
Человек подпрыгнул от неожиданности. Испугано глядя на мужчину выдохнул:
- О Господи, Рогон! Здравствуй.
Ладони заскользили по дивану, ища пульт от музыкального центра. Найдя его под подушкой, Гор выключил музыку.
- Зачем так пугать то. А постучаться нельзя?
Мужчина улыбнулся, прошёл в комнату, сел в кресло:
- Так приходили уже, стучались.
- Я не слышал, наверное.
- Катя приходила, Диман забредал. Звонили, а у тебя отключён.
Гор заёрзал на диване, скорчил недовольную гримасу. От роду ему было лет двадцать, темноволосый, с серыми глазами.
- Денёк дома посидеть нельзя, музыку послушать.
- Два. Сейчас третий пошёл. В институте не был три дня, телефон отключил…
- Сдулся.
- Ну не важно. Вот друзья и забеспокоились.
Гор не весело улыбнулся:
- Да, сдохнуть в одиночку не дадут. Чай будешь?
- Да, пожалуй.
Гор встал и устало сгорбившись, ушёл на кухню. Скоро оттуда, сквозь хлопанье дверец донеслось знакомое шипение чайника. Рогон оглядел комнату. Как всегда уютная, не прилизанная, но чистая, хотя вещи ни когда не лежат на своих местах. Мужчина встал, подошёл к окну и раздёрнул плотные шторы. Блеклый солнечный свет проник в комнату. Стало как то легче дышать и значительно веселее, а то он уже начал заражаться грустью что зависла в воздухе. Появился Гор с двумя кружками чая.
- Может пряники, печенье, конфеты есть?
- Нет, зачем чай портить.
Гор сел на стул, перекинув ногу за ногу. Сгорбился, уставившись в пол. Рогон отпил горячего чая. Причмокнул, оценив крепость, лимончик и количество сахара в меру. Гор улыбнулся, заметив что чай понравился.
- Что, депрессионный период?
- У меня не бывает депрессий. Её придумали психиатры, вот пускай они в неё и впадают. А я жить люблю.
Рогон ухмыльнулся.
- А что ж тогда затаился здесь? Пойдем, прогуляемся в темноте?
Гор вскинул глаза. Всё спокойствие, вся скрытость мгновенно слетела. Во взгляде была боль.
- Я не хочу в темноту! Я больше ни хочу смотреть оттуда! Я устал, я заколебался всё это видеть!
- У тебя есть наше умение. За него люди отдадут пол жизни, что бы быть такими как мы и видеть то, что видим мы.
Гор отхлебнул чая и рывком поставил кружку на пол.
- А я не хочу. Мы входим в темноту и видим образы людей такими, какие они есть. Я устал смотреть на это, я не могу, не хочу! Жить как обыкновенный человек и не знать всего этого. Правда, я хочу этого, просто жить и верить, ждать и знать, что есть шанс. А тут, как на них смотреть?!
- Я уже давно смотрю и каждый раз мне интересно.
Гор соскочил со стула.
- Что интересно?!!! Пойдём, пошли за мной.
Рогон встал с кресла и вошёл в сумрак вслед за Гором. Они быстро пересекли комнату и прошли сквозь несущую стену, оказавшись на улице. Исчезнувшие для мира, они медленно опустились с пятого этажа на землю, рядом с тротуаром, по которому плыл людской поток. Но сейчас это были уже ни тела в одежде с сумочками и рюкзачками, а образы их сущности. По улицам сновали войны, закованные в доспехи с окровавленными мечами в руках.
- Рогон, взгляни в их изуродованные лица, посмотри на латы, на опущенные забрала. Они светятся чернотой. Разные, с боевыми топорами и острыми пиками. Каждую минуту наносящие друг другу раны. Как слушать этот скрежет раздираемого железа? Но самое ужасное, что они все люди и не были такими.
Гор увязался за седым воином.
- Посмотри на него, сколь он видел? Скольких пронзил своим мечём? А сколькие пронзали его? А ведь у него есть дом, где его любят, где любит он, где у окна взросла посаженая им сирень, но даже там, он не снимет лат. Что они сделали с собой?! Глянь, в толпе светясь, шагает юный боец, он не закрыт и ладонь пуста. Сколько он ещё будет таким? Идём, на третий этаж. Рогон взгляни на неё, она не такая как остальные…
- Она ещё страшнее и опасней.
- Пускай. Но кто её сделал такой? Люди сделали. Она чудесна, но во что превращена? И я ни чего не могу сделать, ни для кого из них и для неё тоже, я слаб и пуст. И почему мы рождены свободными? Почему нам дозволено выбирать? Они же не справляются с этой ответственностью, с тяжестью выбора и никто не придёт, не раздвинет тьму, не заговорит спасая, есть только мы, с бесполезным знанием, которое не можем дать. Рогон, когда всё это прекратиться?
- Скоро, мы застанем начало, но там нас не будет.
- Ну и ладно. Я устал смотреть на их несчастье, видеть не во сне, а наяву окровавленную, израненную сущность. Осязать волны страха, ненависти, боли. Агонизирующая тварь, собирающая обильную жатву, ненавижу его за то, что он с ней и с ними делает и ведь ни чего, ни чего ни исправить. Звериная пасть свободы!
Гор упал на колени перед прекрасным темным образом, взглянул на лицо в ожогах слёз, опустил взгляд ниже, на разорванные доспехи, на…не в силах смотреть отвел взгляд, из глаз брызнули слезы. Шуршание расправляемых крыльев. А за спиной меж лопаток, в ножнах из человеческой кожи длинный двуручный меч, по лезвию которого ещё стекает, капая на пол, алая кровь.
Рогон взяв за плечи, осторожно перенёс на пятый этаж и вывел из темноты. Гора била дрожь, на лбу выступили розовые капли пота.
- Гор, ты умеешь жить, живи. Есть те, кому не помочь. Скоро придёт Катя, ей ты можешь помочь, во круг тебя много тех, кто хотят чувствовать твою помощь. Будь с ними.
- Будь он проклят, он и этот мир.
- Стучат, иди в ванну, а я открою, это, наверное, Катя. Пока, я уйду темнотой.
Девушка тарабанила в дверь, когда та вдруг поддалась и распахнулась вовнутрь. Войдя, девушка закрылась. Прислушалась к шуму воды в ванной.
- Саш, а закрывать дверь уже не принято?
Гор вышел из ванной, попытался устало улыбнуться.
К тебе можно…Саш, что случилось?...
Рогон прошёл через дверь. Суровое, усталое лицо, с живыми и грустными глазами. Горящая капля слезы, не удержавшись, скатилась, когда он моргнул.