26 -

Алексей Казак Козлов
                -
Нелегка судьба утописта. Погружённый в свой мир, соприкасающийся с сущей бренностью, он и не живёт. Его бытие нельзя назвать сном, он чует, видит и может быть. Раз в столетие подходит юноша дивится старику:
- Чей ты и почему не умираешь?
- Моя мука вечна. Я утопист.
- Где смысл твоей --?
- Смысла в утопии нет. Утопию зиждят, строя невозможное.
- Но чей ты? Пойдём в наш дом.
- Мне нет имени. Я сам никто. Мой срок краток и вечен. А вечность есть бытие, а бытия нет.
- Кому же ты предан, кто твой господин? Во что ты веришь?
- Нет надо мной господ – я сам себе раб, раб своей глупости. Я верю в Бога и в Сатану, в предместье Ада и Рая. Я верю. Но никому не подчиняюсь. День на моей груди висит крест, ночью порыв ветра срывает его на землю, утром он исчезает.
- К чему тебе жизнь?
- Для того, чтобы утонуть. Я сгорю раньше вашего, и из Котла буду слать вам проклятия и благословления. Сколько радости в бездумном горении! Нет пищи, есть один песок. Ни одной души.
Мир держится на подпорке. Пусть она гнила, пусть суща, но пока есть подпорка, есть его мирок. Жалок и бессилен творец: не откажешься от своего мира. Все силы даруешь ему, отдашь мысли и чувства. Уходит юноша под сень песков, а в пустыне всё так же сидит утопист. Каждую вечность он копит силы, чтобы разрубить канат мысли.
Он вонзает в плоть давно лелеемый кинжал. Три раза под ребро – в сердце. Удар – и кровь подступает к глотке. Удар и кровь подступает к мысли. Удар – и кровь подступает к Миру. Но он – утопист. В мирке начинается смятение, рушится земля, открываются красным гноем синие вулканы.
- Неужели пора?
Он падает. Но через вечность, слыша молитву, поднимается и бредёт прочь. С раною в груди – с болию в мире.