Всё происходило, как во сне. Анастасия Михайловна была так взволнована, что не находила слов. Молчание было настолько многозначительным, настолько насыщенным мыслями, едва сдерживаемыми эмоциями, что казалось кричало, било по нервам. И хотя оно длилось всего несколько секунд, но успело перевернуть всю душу Лебедевой на изнанку.
Наконец, справившись с волнением, Анастасия Михайловна заговорила. Чуть хрипловатый голос всё ещё выдавал волнение, но постепенно она взяла себя в руки, стала расспрашивала Варю о муже, о том, как они живут, чем сейчас она занимается. И дочь рассказывала, рассказывала, идя в своём повествовании по кругу.
В другое время такой рассказ вызвал бы у Насти сомнение, но сейчас она не могла ни о чём другом думать, как только о том, что дочь всё-таки простила её, что вспомнила, что вернулась. Настя слушала и слушала родной говорок своей девочки, и никак не могла наслушаться.
-Варенька, ты одна приехала? У Володи, наверное, дела?
-Да, мама, у Володи дела, и я приехала одна.
-У вас всё нормально? - снова заволновалась Настя.
-Всё хорошо, всё просто замечательно! Да не волнуйся ты так, мама.
-Ну, что ты, Варенька, как же мне не волноваться? Ведь мы не чужие люди, и я вас очень люблю!... Ты не привезла фотографии? Мне очень хочется посмотреть каким теперь стал Вовка? Возмужал? Раздобрел?
-Нет, мама, фотографий я не привезла.
-А ты помнишь, как называла меня — ма?!
-Я всё помню, мама.
-Что с тобой, Варенька? Ты, наверное, устала, дорогая?
-Да, ма, я устала — дорога неблизкая.
Настя спохватилась, захлопотала: напоила Варю чаем, помогла постелить постель, уложила дочь, и сама, утомлённая хлопотами и переживаниями, задремала прямо в кресле, откинув голову, окаймлённую всё ещё прекрасными пепельными волосами на подлокотник.
Когда она проснулась, то увидела, что дочь стоит возле книжного шкафа, дотрагиваясь своими длинными, красивыми пальцами до корешков книг. Глаза Вари были закрыты, а лицо очень сосредоточено, словно она пыталась что-то вспомнить или понять.
-Варя, - позвала Настя.
Дочь не вздрогнула от неожиданности, а медленно открыла глаза и улыбнулась:
-Я здесь, ма. Что случилось?
-Я подумала: может ты захочешь посмотреть альбом с фотографиями? - предложила Настя, скрывая обеспокоенность поведением дочери.
-Непременно, ма, с удовольствием. Мне это интересно.
Они смотрели фотографии вместе: вспоминали, рассуждали, смеялись. Им было хорошо, легко вдвоём, словно и не было этих страшных лет разлуки, оторвавших их друг от друга так надолго. Они забыли о времени: всё говорили и говорили, ведь им так много нужно было сказать друг другу.
Анастасия Михайловна чувствовала себя помолодевшей, словно с её плеч упал груз последних лет. Ах, если бы ни эти ноги, которые не желали подчиняться!
-Как мне хочется показать тебе город! - сказала Настя, - Я знаю в нём столько интересных мест, укромных уголков! Думаю и тебе эти места понравились бы... Если бы я могла ходить?!
-Ты сможешь ходить, ма, - успокоила её Варя. - Мы ещё побродим с тобой по городу, и ты всё покажешь и расскажешь.
-Вряд ли, - усомнилась мать. - Профессор, обследовавший меня несколько месяцев назад, сделал вывод, что произошедшие изменения, не позволят мне подняться на ноги.
-Профессора тоже иногда ошибаются, - улыбнулась в ответ Варя. - Просто нужно очень захотеть встать, и всё получится.
-Может быть другие и ошибаются, - позволила себе усомниться Настя. - но только не Белогуров. Андрей Викентьевич очень авторитетное светило в этой области, и он никогда не ошибается.
-Поживём — увидим, - загадочно произнесла дочь. - Никогда не говори никогда — не пустые слова, поверь, ма! Жизнь неоднократно убеждала меня в том, что способна преподнести иногда такие сюрпризы, которых совершенно не ожидаешь!
Настя смотрела на дочь, на знакомое лицо, и не узнавала её. Через что нужно было пройти, этой красивой, статной женщине, чтобы настолько измениться, вырасти духовно? А что это именно так, говорили глаза, наполненные не безразличием, как это было раньше, а добротой. И голос - голос Вари. Это словно он — и не он. Раньше он изобиловал капризными нотками, в соседстве с оттенком претенциозности и требовательности: хочу — дайте! Теперь же он был насыщен бархатистыми, нежными обертонами, обволакивающими теплом и заботой.
-Как же ты жила все эти годы, девочка моя? - не выдержала Настя.
-По разному, - скупо ответила Варя, видимо, не желая распространятся по эту тему.
-«Варенька и раньше была несколько скрытной. Но прошедшие годы сделали её чем-то похожей на свою мать, добавив немногословности... Дочь изменилась, и это очень заметно. То, что не смогла сделать я, её мать: воспитать в ней человека — сделало время» - думала Настя, внимательно присматриваясь к Варе: такой знакомой, родной и вместе с тем такой незнакомой.
-Наверное, и я очень сильно изменилась? - в раздумье спросила Анастасия Михайловна, и тут же поправилась -Я имею в виду, конечно, не внешнее изменение...
-Мы все изменились, ма! - ответила Варя. - Время на каждом из нас отложило свой отпечаток... Это я, видимо, сильно изменилась? Не так ли?
-И это вполне естественно: закон природы — ничего здесь не попишешь... Но могу успокоить: изменения не в худшую сторону.
-Спасибо, мама, за добрые слова... Хотя их и не заслуживаю, ведь я принесла тебе столько горя...
-Что ты, что ты, Варенька?! Зачем так говоришь?! Какое горе?
-Не оправдывай меня, мама, я знаю, что виновата перед тобой. Очень виновата... Виновата так, что мне не может быть прощения.
-Варенька?!
-Не спорь, ма! Я знаю, что права: никакими словами мне не искупить бессонные твои ночи, слёзы твои, волнения, твоё одиночество... И всё же я прошу тебя, мама, прости, если сможешь.
-Варенька, девочка моя, я никогда не считала тебя виноватой: ты была молода, неопытна, мечтала о счастье, как всякая девушка в твоём возрасте... Это я виновата в том, что произошло! Это мне нужно просить у тебя прощения!
После этого признания Настя почувствовала себя так легко, словно с её души упал тяжёлый камень, давивший на неё со страшной силой.
-Если бы ты знала, девочка моя, как я рада видеть тебя, как рада тому, что мы поняли друг друга.
-Я тоже, мама, рада. Я тоже...
Встреча с дочерью настолько взволновала Анастасию Михайловну, что она ни о чём другом, как о своей Вареньке, и думать-то не могла. Она совершенно забыла о том, что сегодня должна была к ней прийти социальный работник, что у неё заканчиваются хлеб и молоко, что лекарств осталось только на сутки. Всю ночь Настя спала сном младенца, спокойно, как никогда, без мучающих её обычно сновидений.
Проснулась она в семь часов и по привычке занялась повседневными делами: небольшой уборкой, приготовлением завтрака. Делала она всё тихо, чтобы не разбудить Вареньку, которая безмятежно спала на диване, сложив руки под подушку. Настя улыбнулась знакомой позе, знакомым очертаниям.
-«Словно и не было разлуки! Всё по-прежнему: дочь спит, а я хлопочу на кухне. - размечталась Настя. Но скрип коляски привёл её в чувство, спустив с небес на землю:
-Нет, всё не так: дочь стала взрослой, зрелой женщиной вдали от неё, а она прикована к инвалидному креслу — и этого уже не изменить, как ни старайся. Выдавать желаемое за действительное — легко, но, как не притворяйся, что всё по-старому, всё по-прежнему, ничего не изменится...
Скупая слеза скатилась по щеке Насти, шлёпнувшись в раковину, издавая знакомый звук падающей капли, незаметной плёночкой растекаясь по поверхности. И это действие навело Настю на мысль, что капля неожиданного счастья способна вот так, раствориться в море печали, не оставляя никакого следа.
-Всё возвращается на круги своя? - спросила она вслух, не ожидая ответа.
И сама же себе ответила вопросом на вопрос:
-Неужели жизнь — это замкнутый круг, из которого вырваться невозможно?
-Варя! Варя! - позвала Анастасия Михайловна, но ответа не последовало.
Потом началось падение: Настя летела куда-то в чёрную бездну, и ей было совершенно всё-равно что с ней станется, почему, зачем и за что. Она просто парила, освобождаясь от своих оков, и ей очень нравилось это пьянящее ощущение свободы. Свободна! Она, наконец, свободна!...
Утром, приходящая социальная работница Светочка, нашла Анастасию Михайловну лежащей на полу. Коляска была перевёрнута, на полу валялись разные вещи. Старая женщина не подавала признаков жизни. И Светочка закричала, предполагая худшее. На её крик прибежала соседка, и увидев Настю на полу кинулась к ней. Пульс на руке пенсионерки едва прощупывался.
-Ну что кричишь, как полоумная? - поинтересовалась соседка у Светы. - Видишь, женщина без сознания? Звони в скорую. Вызывай врача.
Светочка засуетилась, обрадовавшись, что старая учительница жива. За полгода, что обслуживала старушку, девушка так привязалась к ней, что потеря казалась невыносимой, и в её планы не входила: Михаловна (так звали меж собой Настю соцработницы) всегда давала ей дельные советы, поддерживала, иногда помогала в трудную минуту, одалживала деньжат.
Соседка меж тем деловито, по хозяйски, заставила Свету расправить диванчик, и застелить его новой простыню. Вдвоём они, без особого труда, подняли сухонькое тело старой женщины, и переложили его на диван.
-Скорую-то вызвала? - поинтересовалась соседка.
-Да, конечно, - ответила Света, едва сдерживая себя, чтобы не расплакаться.
-Не вздумай реветь, девочка, - посоветовала строго соседка. - На нас всех слёз не хватит...
-Да, конечно, - снова повторила девушка, даже не вникая в слова, сказанные строгой женщиной.
-Ну, я пошла? - поинтересовалась та. - Ты меня от дел оторвала. Надеюсь скорую-то дождёшься?
-Да, конечно.
-Заладила, как попка: конечно, конечно... Не вздумай квартиру оставить открытой! А то твоё «конечно» боком всем выйдет!
Скорая приехала только через пятнадцать минут. Молоденький врач, увидав Светочку, разулыбился во весь свой чувственный рот и зашутил:
-Ну, что, больная, чем это мы больны?
Света с осуждением посмотрела на весёлого доктора, и тот сразу же успокоился.
-Проходите, доктор в комнату — больная там.
-Ну, да, ну да, где же ей ещё быть-то?
Пока врач колдовал над старой женщиной: выслушивал, высчитывал, делал какие-то уколы, Света расставила по местам всё, что принесла Анастасие Михайловне, думая о том, как хорошо, что учительница заставила её взять запасной ключ «на всякий случай».
-Вот он и настал этот самый всякий случай, - произнесла она вслух. И вдруг слёзы начали сами литься из её голубых, ничем ещё не замутнённых глаз. Она вытирала их тыльной стороной ладони и стыдила себя «последними словами»:
-Чего разнюнилась, Светка? Ты чего, больных людей не видела? Ты же социальный работник! Скажи спасибо, что Михаловна жива, что ты не на труп холодный наткнулась, а только на бессознательное тело.
Так обычно отчитывала нервных работниц их старшая - Нина Павловна, когда происходило что-нибудь из ряда вон выходящее. Самоотчитывание не подействовало: слёзы не останавливались. Но тут девушку позвали в комнату. Она торопливо стерла слёзы, глубоко вздохнула и, как прыгун в воду, двинулась на зов.
-Это твоя мать? - спросил её доктор, внимательно глядя на Светочку.
Но взгляд девушки был прикован к старой женщине, которую в это время перекладывали на носилки, поэтому смысл его слов до Светы явно не дошёл.
Нет, - решил доктор, - скорее уж — тётя... Мы забираем твою тётю в третью горбольницу. Я уже созвонился. Ты едешь с нами?
-Н-нет, - ответила Света, с силой разжимая стиснутые зубы,- мне нужно закрыть квартиру. Я приеду... Потом...
-Хорошо, потом - так потом...
-Уносите, - отдал команду врач, потеряв к Светочке всяческий интерес.
Санитары прикрыли Анастасию Михайловну тонким покрывалом и, разворачивая носилки головой вперёд, двинулись к дверям.
-Не забудь, девушка: в третью горбольницу, чтобы не пришлось потом искать.
-Не забуду, - пообещала Света. И только, когда команда была уже у двери, вдруг сообразила сказать:
-Спасибо!
Доктор повернул голову навстречу сконфуженному взгляду девушки и, понимающе улыбнувшись, ответил:
-Да, не за что - это наша работа.
Дверь закрылась, и девушка, словно потеряв удерживающую её пружину, опустилась на стул, решая нужно ли кому-то сообщить о том, что произошло с её клиенткой.
-Ну, на работе — это ясно, - вслух рассуждала она. - А родным? Ведь должны же быть у старой женщины родные?
Света стала вспоминать, что рассказывала ей Анастасия Михайловна.
-У неё, как мне помниться, есть дочь! - обрадовалась девушка, вспомнив о том, с какой любовью и болью рассказывала пенсионерка о своей Вареньке.
Она перерыла всю переписку старой женщины и, наконец, наткнулась на конверт, полученный полмесяца назад из Питера.
-Вот туда я и отправлю сообщение! - обрадовалась девушка. - Видно больше некому...
Дверь за девушкой закрылась, сиротливо вскрикнув всеми своими запорами. Светочка, оставляла жилище одинокой старой учительницы в полном неведении будущего, но в ожидании и надежде... У этого юного существа, ещё не испытавшего в жизни потерь, надежда на лучшее оставалась даже в самых, казалось, безнадёжных случаях.
-«Моя мама всегда говорит, что нужно верить и надеяться на лучшее, - думала Света. - И тогда всегда и всё будет хорошо. Всё будет хорошо — я в это верю!
Оставляем и мы всё, как есть. С надеждой и верой в лучшее, ведь всё-таки, не смотря ни на что: надежда умирает последней...
Продолжение: http://www.proza.ru/2009/02/13/645