На дворе стояла глубокая ночь. Вдоль дороги расположилась улица, погруженная во тьму. Старая улица из четырех пятиэтажек, дворы, которых освещали одиночные фонари строительных площадок новостроек. Жители улицы и их окна были погружены в мир грез. Дома были тоже погружены в свой сон, лишь четыре окна на всей улице не спали. В одном из них ругала мать своего пьяного, вернувшегося поздно домой студента-сына, который успел, не найдя смысла в учебе, забить на институт. Во втором окне мать укачивала своего полуторагодовалого ребенка, у которого лезли очередные зубки. В третьем — смотрели просто ночной сеанс зарубежного кино. В четвертом...
В четвертом окне, на подоконнике, сидел курящий силуэт, освещенный тусклым светом ночника. Силуэт наблюдал за чужими жизнями в трех окнах. В колонках звучал ethno - metal. Яркий уголек сигареты продолжал свое размеренное тление. Рука делала записи в дневнике (заметки на полях пером). В воздух поднимался дым. Перо оставляло строки мыслей на бумаге.
На дворе стояла глубокая ночь и кризис. Вдоль дороги расположилась старая улица из четырех пятиэтажек, погруженная во тьму. Дворы улицы освещали одиночные фонари строительных площадок и новостроек. Жители домов и их окна были погружены в сон. Лишь четыре окна одиноко, как маяки, горели во тьме. В одном — мать ругала своего пьяного сына-студента, не встретившего смысл, забившего на учебу в институте. Во втором — молодая мать укачивала своего плачущего полуторагодовалого ребенка, у которого лезли очередные зубки. В третьем — пара смотрела ночной сеанс иностранного кино по телевизору.
В четвертом — на подоконнике, сидел курящий силуэт, делая заметки в дневнике, наблюдая за чужими жизнями в окнах.