Подстриженные газоны столь невинны только на первый взгляд. Иной раз взглянешь на них – и, кажется, что они стали бы прекрасным местом, где могла бы произойти война – настоящая битва со своими героями, победами и поражениями. Порой так странно созерцать контраст между уютной гостиной и прозаичным холодом городских окраин, где расположены эти потенциальные поля смерти. В этой разнице, которую ощущаешь, едва только захлопнешь за собой входную дверь, и кроется большая часть обыденной жизни.
Променад в гордом одиночестве всегда наводит на размышления о целях и долженствованиях. Маршрут может быть произвольным и даже хаотичным, но он всегда есть. Утром я могу обнаружить себя наблюдающим за редкими посетителями в книжном магазине с зелеными стенами, а после оказаться под сводами величественного собора, побывать в котором стремятся люди со всего мира. Все это приносит эмоции – разные, переплетающиеся, стремительные. От них постепенно начинает болеть голова, и вот на заднем плане сознания истеричный крик уже призывает забыть обо всем увиденном, вычеркнуть его из прожитого. К этому моменту уже далеко за полдень, а значит небо над головой уже давно безнадежно серо. Проходит еще какое-то время, и взгляд окончательно застилает монохромная пелена, пребывая в которой уже точно не следует ожидать чего-то жизнеутверждающего или радостного. Уже скоро я окажусь в центре - в самом сердце унылого мегаполиса, окрашенного в лживые свинцовые краски всех мастей.
Главная городская площадь знаменита тем, что, расположенный на ней, белый дом постоянно растет. Он похож на самостоятельный организм, ведь каждую среду он увеличивается на несколько комнат вширь. Ровные зеленые лужайки, знакомые по окраинам, есть и здесь. Они расположены вокруг объекта номер один в особой геометрической последовательности. Говорят, что несколько раз в год почва в этих местах омрачается кровавыми пятнами, ведь хозяева этого места уже не раз доказывали, что способны убить ради целей разной степени корысти. Тем не менее, некоторые жители все равно приходят сюда, чтобы засвидетельствовать свою любовь к Отчизне прилюдно. Это входит в традицию и вот образуется новый исторический мемориал. Но его суть так дьявольски извращена! Власти нет дело до того, что происходит под ее окнами, нет дела даже до любви и почтения, которые стремятся засвидетельствовать ей народ. Белый фасад здания неизменно встречает патриотов безразличием и закрытыми темными шторами в продолговатых окнах. В мраморных залах обители Великих мира сего всегда безмолвие и только оно. Приходиться признать, что пришедшие выразить почтение Государству расстаются с молодостью и лучшими днями жизни впустую. Они так и будут созерцать белую стену до скончания времен, стоя на площади, что порой пуста, а порой наполняется потоками транспорта – машинами с оскалившимися хромированными радиаторами; старыми рогатыми, словно черти, троллейбусами; бесконечными лимузинами и гремящими катафалками. Хотя в этом месте находится само сердце Империи, но и в дождь, и в солнечный день оно никогда не бьется. Оно монолитно, подобно алому граниту; оно недвижимо. Остается только уйти отсюда по одной из прямых центральных магистралей прочь….
Здесь мог бы быть Новый Константинополь, здесь мог бы возникнуть новый дух, объединяющий всех людей, но чем дальше становится сооружение Белого дома, тем больше вокруг рекламных щитов и бессмысленной мимолетной пустоты, мертво застывшей на нелепых магазинных вывесках вдоль проспекта. Остается опустить голову вниз и разглядывать мощеную брусчатку, которой вымощена пешеходная дорожка. До последнего вздоха и сто тысячного серого камня остается надежда на то, что собственное существование протекает отнюдь не зря. Несмотря ни на что – несмотря на несправедливость, витающую в воздухе.