Этот разговор с Денисом Евстигнеевым состоялся примерно году в 2002-м, у него дома. Опубликовано интервью было под названием: Сегодня, чтобы найти деньги на кино, нужно искать сумасшедших… С момента этого разговора прошло время. Что-то в нашей жизни изменилось необратимо, что-то осталось. Итак, Денис Евстигнеев. О родителях, о себе, о кино.
Досье: Денис Евгеньевич Евстигнеев родился в 1961 году в семье актера Е. А. Евстигнеева и театрального режиссера и актрисы Г. Б. Волчек. В 1983 году окончил операторский факультет ВГИКа, мастерская В.Юсова и А.Темерина. Русский оператор и режиссер. Операторские работы Дениса Евгеньевича: «Осень, Чертаново» (1988), «Слуга» (1988), «Такси-блюз» (1990, премия «Ника-90»), «Армавир!» (1991), «Луна-парк» (1992) и др. В 1994 поставил фильм «Лимита», где создал групповой портрет своего поколения. С 1995 Денис Евстигнеев работает в области социальной телерекламы («Русский проект»).
– Денис Евгеньевич, скажите, трудно ли быть сыном таких известных родителей? Как рано вы поняли свою «звездность»?
– Я и до сих пор не понимаю этого. Я же был по эту сторону баррикад. Это для зрителей, для поклонников моих родителей они были звездами, любимыми артистами. Для меня они были просто родители: мама и папа. Так что, ощущение необычности у меня нет и сегодня.
– В силу своей профессии, мама часто отсутствовала и далеко не всегда она могла взять вас с собой за кулисы. Не было ли у вас в детстве чувства ревности к маминым друзьям, театру, отбирающих ее у вас?
– Конечно, было. Это естественно. Она была занята, а я хотел ее видеть чаще. Позже, когда я немного подрос, она нередко брала меня с собой, практически всегда, когда представлялась такая возможность. И на гастроли с театром, и в отпуска, и даже на съемки, когда мама снималась в кино. В Наре, на съемках Короля Лира, я был с нею два месяца.
– Кто-то из артистов еще брал с собой детей на гастроли? С кем из ровесников вы общались при выезде театра?
– Детей брали многие, но как-то больше других, запомнились Антон Табаков и Миша Ефремов, мы так и бегали там вместе.
– Первые детские впечатления об отце. Каким он вам запомнился?
– Очень сложный для меня вопрос. Его задают многие, и я уже пытался на него отвечать. Образ отца. Он был мой отец, родной человек. Ощущал ли я в нем какое-то величие? Наверное, нет. Я сейчас вспоминаю, нет, он был обычным человеком, и я в нем любил и искал качества, которые не отличали его от других хороших отцов. Он был очень спокойным, рассудительным, приземленным, в быту, в хорошем смысле. Он умел все делать своими руками. Отец же был уроженцем деревни под Нижним Новгородом, и был плоть от плоти той среды, откуда он вышел. Смешение этого и невероятного таланта и стало его образом. Конечно, я испытывал гордость, когда зал аплодировал ему, когда называли его хорошим артистом. Я не всегда понимал, что это означает, но, когда в пионерском лагере показывали фильм «Добро пожаловать, или посторонним вход воспрещен», о пионерском лагере, где он играл директора лагеря Дынина, я видел, как всем нравится фильм, нравится этот директор. Хоть образ замышлялся не совсем положительный, в исполнении отца он получился очень симпатичным.Конечно, перед своими ребятами из отряда я испытывал гордость.
– Менялось ли отношение ребят к вам, после демонстрации фильма?
– Наверное. Но ведь и лагерь был один на всех, - от ВТО. Тогда же нельзя было отдыхать, где захочешь, как сегодня. Вот нас и отправляли в пионерский лагерь. То есть, не все, но большинство детей были такие же, как и я, - дети актеров.
– А бабушки-дедушки у вас были? Как они повлияли на вашу судьбу, на выбор профессии, на формирование мировоззрения?
– Хороший вопрос. У меня был знаменитый дедушка. Думаю, что именно он повлиял на мой выбор профессии. Он один из основоположников советского кино. Я видел его и общался с ним не так много, как хотелось бы, но именно поэтому, всякий раз, видя его, я не то, чтобы побаивался, испытывал легкий трепет. Его образ и его авторитет для меня складывался не только из того, что я знал, что он выдающийся оператор. У него дома были какие-то невероятные коллекции техники, уникальные фотоаппараты, кинокамеры, магнитофоны, которые он сам собирал. Я входил к нему как в музей. А с бабушкой своей родной я проводил много времени. Она была простым человеком, и тут никакого трепета я не испытывал. Бабушку по папиной линии я видел один раз в жизни, когда папа отвез меня в Нижний Новгород, чтобы познакомить нас. Так получилось, что эта первая встреча состоялась незадолго перед ее смертью. Помню, как вначале мы испытывали определенный дискомфорт, потому что мне было уже в семнадцать лет, когда она впервые увидела. Правда, потом наш взаимный интерес друг к другу помог нам преодолеть барьер. К моменту нашего отъезда наши отношения потеплели, и мне запомнилось, как она играла нам на балалайке.
– Говорят, что у вас в семье была своя Арина Родионовна. Расскажите о ней.
– Была. Ее звали Татьяна Тихоновна, и она стала для меня самой главной бабушкой. Она появилась в доме дедушки еще до рождения моей мамы, и всегда жила в нашей семье. Она растила мою маму, была всю жизнь с нею, а когда я родился, она была все время со мною. Поэтому именно ее я считаю, пусть не по родству, не по крови, но по всему остальному, по жизни, самым родным человеком.
– В каком возрасте вы поняли, что кинематограф ваше призвание? Как впервые родилась мысль заниматься кино?
– В годы моего детства, "в суровые годы Советской власти" (шутка) развлечений было не так много, как сегодня. Но одно было всегда: бегали в кино. Причем, нередко, прямо с уроков. Это было особое удовольствие: вместо уроков убежать в кино. Смотрели много всякой ерунды. Зачастую, шли фильмы, от которых ничего ни в душе, ни в голове не оставалось. Но количество этой ерунды, в конце концов, перешло в качество. И еще это мгновение, когда в зале гаснет свет, и зажигается экран, я воспринимал, как нечто потрясающее. Наверное, именно тогда и случилось что-то такое, что определило мой выбор. Надеюсь, что навсегда. Но ведь я был не только зритель. Мне приходилось бывать и на съемках. И сам процесс создания фильма произвел на меня огромное впечатление.
Мне было лет десять - двенадцать, когда снимали Короля Лир в Нарве, и я был с мамой. Помню, какие-то старые стены, и для съемок был построен настоящий средневековый город, с озерами, домами. Впечатление было потрясающее: все эти грандиозные постройки делались из материала, который можно было проткнуть пальцем, но на экране все было совершенно неотличимо от настоящего. Эта магия превращения, этот обман, волнует меня, по сей день.
– Не припомните ли вы какой-нибудь фильм, увиденный в детстве, но запомнившийся на всю жизнь. Такой, что бы и став взрослым, вы не разочаровались в нем?
– Нет, такого фильма нет. Но, когда мне было лет десять, мы жили там, где сейчас расположено Щукинское училище. Напротив был, да и сейчас есть, кинотеатр Октябрь, в котором лет пять шел фильм «Таинственный монах». Я не помню уже его содержания, помню что-то о революции. На огромной афише перед кинотеатром был изображен этот самый монах. Думаю, что сегодня я вряд ли досидел бы до конца сеанса, но тогда я посмотрел его 39 раз. Это был рекорд. Фильм – стереоскопический, и для просмотра, зрителям выдавали специальные очки. В школе, и среди дворовых ребят было модно собирать эти очки. Мы даже соревновались между собой, кто больше очков украдет. Не помню, вынес ли я что-то для себя из фильма, но очки из зала вынес точно. Позже начались просмотры в Болшево, которые устраивал Союз кинематографистов. Мы старались туда проникнуть любым путем. Ползли где-то между ногами зрителей, куда-то лезли. Крутили обычно американские фильмы, которые тогда не шли на большом экране. Позже, лет в 14-15, я,например, так посмотрел «Полет над гнездом кукушки», посмотрел Копполу, Фелини. Я обожаю Бергмана, Пазолини. Потом появилась возможность смотреть что-то еще на режиссерских курсах в старом Доме кино.
– Не вспомните ли вы, какое впечатление на вас произвел в то время фильм Федерико Фелини «Три шага в бреду»? Он шел тогда только на закрытых просмотрах и был включен в один из абонементов в кинотеатре Иллюзион…
– Именно этот фильм не помню, но в Иллюзионе я бывал практически каждый день. На абонементы у нас денег не было, и мы стреляли лишние билетики прямо перед сеансом еще на мосту, на подходе к Иллюзиону. А на Московском кинофестивале я посмотрел 72 фильма. Это был рекорд. Я начинал просмотр часов в восемь утра и заканчивал часов в двенадцать ночи. Я знаю еще только одного человека, побившего этот мой рекорд. Это – Юлий Гусман. И у него и у меня была такая огромная бумажная простыня, где были записаны все фильмы, где, что и когда идет. Там же мы отмечали все, что уже посмотрели, и что еще нужно посмотреть. Я был несовершеннолетним, и на некоторые фильмы меня могли не пустить. Ниногда, для того, чтобы убедить контролера, что я взрослый, я наряжался специально как актер, чтобы меня впустили в Дом кино.
– Сегодня вполне осознанно общество стирает границы между добром и злом. Практически перестало существовать государство. Во всяком случае, то, как мы его привыкли понимать - нечто объединяющее людей, проживающих компактно на определенной территории. Утрачены идеалы. Как абсолютное зло, определена и отвергнута идеология. То, что еще вчера было неприемлемо для общества - карьеризм, стяжательство, воровство, преступление против личности, жестокость, склонность к насилию, - можно перечислять долго, - все это стало нормой нашего бытия. При этом убийца не перестает быть убийцей, даже если нам его предлагают в качестве героя. Как же определить сегодня, кто положительный герой, а кто отрицательный? И есть ли сегодня у нас положительный герой? Кто он, - герой нашего времени?
– Согласен, раньше все было более понятно и ясно, том числе, и герои. Хорошо это или плохо, я не могу ответить. Просто времена разные. Для меня, как для режиссера это хуже. Но с другой стороны, искусство не математика и полная ясность здесь не нужна. Любой человек это сочетание хорошего и плохого. Хороший человек для меня, это тот, у кого положительных качеств пятьдесят один процент, и сорок девять отрицательных. Не бывает абсолютных злодеев, и не бывает святых людей. Так и в кино не может быть абсолютно светлых героев. Другое дело, что те поступки, которые они совершают, устанавливают некий баланс между плохим и хорошим, и хорошего должно быть больше. Есть только одно условие, которое в кинематографе обязательно: героя, которого ты снимаешь, ты обязан любить. Если этого нет, ты не сможешь сделать кино. Это я говорю уже как практик. Это не просто неинтересно. Это противоречит основам кинематографа.Поэтому, если вы делаете фильм о злодее, то ваша обязанность, как автора, найти в нем что-то хорошее, чтобы показать это. Показывать картонного злодея не вопрос искусства.
– Есть и еще одна проблема. Интеллект нашего условно-положительного героя. Во времена Советского Союза это был молодой ученый, разведчик, студент, строитель, труженик села. Сегодня героями российских фильмов чаще становятся убийцы, криминальные авторитеты, или аферистки. Кто он – положительный герой сегодня?
– Я не могу припомнить фильма об ученых, но, наверное, его можно сделать. .Американцы сделали такой фильм и получили за него Оскара. Я не вижу здесь проблемы. В любом случае, современный герой это герой действия, а не герой размышления. Для меня герой размышления - это герой 70-80-х годов. Скажем, Гамлет. Сегодняшний герой это больше Моцарт, чем Гамлет. Человек, который действует, а не который размышляет. И характеризуют его поступки, а не его огромный глаз, призванный продемонстрировать зрителю размышления главного действующего лица о смысле бытия.
– Несколько поколений выросли на фильме о Чапаеве, братьев Васильевых. Был период, в истории страны, когда героями становились солдаты Великой Отечественной. Сегодня тоже идет война. И на этой войне люди живут, умирают, совершают подвиги. Совершенно конкретный пример: русский немец, Сергей Шрайнер боец отряда Русь в разведке, спасая товарищей, накрыл своим телом гранату. На принятие решения у него было не более четырех секунд. Может ли он стать современным героем современного фильма?
– Конечно, может. Но для создания фильма, самого подвига недостаточно. Жизнь тем и отличается от фильма, что зрителю нужна мотивировка поступка героя. Как он шел к этому мгновению. Можно сделать такой фильм, но он не должен быть плакатным. Нужно только усложнить сюжет, найти в поступке героя некое противоречие, что-то открыть. Сама история про героя, который сделал этот шаг бездумно, это фильм на две минуты. Природа человека такова, что принять смерть осознанно он не может. Его подсознание работает на то, чтобы обезопасить его. Это природа. Когда на вас летит кирпич, вы инстинктивно шарахаетесь в сторону. Даже в экстремальных условиях боя, человек не может думать: я сейчас погибну сам, но спасу этих людей. Это будет противоречить природе. Значит, здесь есть какая-то система импульсов, которые формировались на протяжении всех его двадцати лет жизни,предшествовавших этому событию. И это самое интересное в искусстве, а не сам акт.
– А как вы находите своих героев? Какой сценарий вас может заинтересовать?
– Мне интересен современный реалистический сценарий. Не фарс, не фэнтези, а история из сегодняшней жизни, со всеми ее проблемами, светлыми и темными сторонами. Это должна быть история, в которой решаются какие-то нравственные вопросы, гуманитарные, общечеловеческие, такие как любовь, дружба, или наоборот, предательство.
– В последнее время все чаще слышны разговоры о необходимости приватизации киностудий. На фоне разрушения индустрии российского кино, конкурентоспособных, российских фильмов становится все меньше, а фильмов для широкого зрителя, на мой взгляд, нет вовсе. Что ожидает российский кинематограф впереди, и как вы относитесь к проблеме приватизации киностудий. В чем, на ваш взгляд, выход?
– То, о чем вы говорите, на самом деле, две, совершенно не связанные между собой проблемы. Потому, что студия, сама по себе, это только географическое место. Точка в пространстве, где сконцентрированы технические мощности: павильоны, камеры, свет, гримерные. То есть, это только рабочие площадки. Сами они ничего не выпускают, и не должны этого делать. Если у студии появляются деньги, то они делают несколько фильмов в год, в соответствии со своими возможностями. И не надо гнаться за количеством. Мосфильм, который я очень люблю, поскольку проработал там всю жизнь, на мой взгляд, проводит очень правильную политику. Студия укрепляет свою материальную базу и делает несколько штучных фильмов в год. Может быть, когда студия разбогатеет, то будет делать не три фильма в год, а десять. Но, пока делаются лучше павильоны, приобретается оборудование. Наша общая беда в том, что у нас полностью отсутствует индустрия кино. В том смысле, как она существует на Западе. Отсутствует вся цепочка кино процесса. До сих пор ни один наш фильм не стал экономически выгодным. Сегодня невозможно собрать с проката, с телевидения тех средств, что затрачены на создание фильма. Я мечтаю дожить до ситуации, когда я, написав какой-то сценарий, смогу пойти в банк, взять кредит, на съемку фильма, сниму его, запущу в прокат, соберу деньги, получу прибыль, отдам банку, и буду снимать следующий фильм. Я мечтаю дожить до такого времени. Сегодня, чтобы найти деньги на кино, нужно искать сумасшедших, готовых просто отдать. Таких в нашей жизни становится все меньше и меньше.
Можно, правда, рассчитывать, на помощь государства, но тогда придется снова только латать дыры. Ни к чему хорошему это не приводит, потому что не решает главной проблемы. Уверен, что значительно улучшить ситуацию в российском кино может только строительство в стране ста кинотеатров - многозальников, тех, что называются мултиплексами. А уж если бы удалось пресечь, или хотя бы сократить процентов на пятьдесят пиратское копирование и распространение, все проблемы русского кино были бы решены. Нужно срочно решать законодательно и вопросы лицензирования. А приватизирована студия, или нет, совсем не важно. Если появится реальный хозяин, и это улучшит работу студии, то пусть приватизируют. Другое дело, что в том понимании, как эта студия существовала в советское время, когда продюсер и база были в одних руках, руках государства, она уже никогда не будет. В Америке, в Голливуде, студия Уорнер бразерс сама делает в год не более двадцати фильмов блок - бастеров, а выпускает более ста пятидесяти под этой маркой. Фильмы снимаются в их павильонах, на их базе.
– Как прошел прокат вашего фильма Займемся любовью ? Ваши ожидания на этот счет оправдались?
– Фильм прошел хорошо. Много зрителей его посмотрело. Прокатом занималась большая сеть Каро: (кинотеатры Пушкинский, Ударник, Электрон, Первомайский, Каро-1, Каро-2). Но они, вставили фильм на неделю между Шварцнегером и «Мумией-3» . Я их понимаю, на русские фильмы публика не идет.
Хорошо, что на наш фильм пошли, а ведь могли не пойти. Большинство кинотеатров - одно-зальные, и прокатчику приходится выбирать между американским кино и российским, и выбор очевиден. Будь у них пять залов, можно было бы, поставить отечественную картину на две-три недели и мы реально могли бы, окупить фильм. Пока же приходится мириться с существующим положением дел.
Примечание: фото с сайта http://www.atv.ru/news/atv/2006/10/09/evvybaka/