Бздиловатые распорядители. Ещё раз о Чечне

Татьяна Лестева
                «"Бздиловатые" распорядители»
               
     Впервые о романе Владимира Маканина «Асан» я узнала из небольшого сообщения, присланного мне  в интернет на форум «Не Лги…» одним из участников. Это была перепечатка небольшой, но весьма острой рецензии, написанной  Аркадием Аркадьевичем Бабченко, опубликованной на сайте http://oper.ru/ . Привлекли внимание в этой публикации диаметрально противоположные оценки этого литературного события – от восторженных, , авторы которых отмечали, что тема Чечни закрыта этим романом  - о войне сказано всё,  до остро сатирического неприятия  как романа, так и автора, написавшего это произведение.  Материал А.А. Бабченко столь остёр и резок, что я решаюсь привести его без купюр.
« Начинается произведение с эпизода, когда пьяных салабонов привозят на вокзал в Грозном. С первого абзаца - неправда. На вокзал в Грозном сроду никого не привозили - он был разбит в первый же день войны вместе с Майкопской бригадой. Пополнение доставляется либо на Ханкалу, либо на Северный. Во-вторых, в Российской армии нет пьяных салабонов: первые полгода не то что водку не пьют - не спят, не едят, и не дышат. Только по морде получают.

Дальше веселее: "Главное, сохранили оружие". На войну привозят без оружия. "Встречающего офицера на пыльном перроне тоже нет". Ни одна колонна не отправляется без старшего. Тем более с молодняком. "Пацанов внутри БТРов развезло, тошнило. Пацаны вылезли на броню, на воздух..." Ни один "пацан" не решает, едет ли он на броне или в броне. Есть сектора наблюдения и сектора обстрела. "Эти чертовы грузовики нас только тормозят. Они впереди колонны". Ни одна колонна не строится так, что впереди идут грузовики с бочками, а сзади - прикрывающая их броня. К тому же грузить соляру бочками перестали году так в сорок пятом - есть такая штука, как "наливник". "Отъехали на сто километров... Еще и гор не видно, а уже проблема" - из Грозного некуда ехать сто километров, только в горы. И горы видно отовсюду, равнинная Чечня в ширину от силы километров двадцать. От Грозного до Бамута час пути. А Бамут - это вообще предгорье. "Мелкие фигурки, стоя возле колонны, трясли автоматами". Мелкие фигурки, провоевав год (об этом есть упоминание в романе) видимо, так и не поняли, что в современной войне один закон: кто невидим, тот и живет. Быть увиденным - быть убитым. А в горах - кто выше, тот и прав. Ситуацию, когда боевики спускаются к колонне, вместо того, чтобы расстрелять её из зеленки, нельзя назвать даже гипотетической. "В грузовике тем часом разыгралось полнейшее безобразие. Четыре, пять, семь голых жоп вдоль борта!" Бог ты мой, это о чем вообще? Носильщик на вокзале в Грозном... Без комментариев.

Ну и так далее. Разбирать все несуразицы "Асана" бессмысленно, потому что они не то чтобы "встречаются" - роман на них построен полностью. Соприкосновения с реальностью в "Асане" нет ни единого.

Понятно, что писал Маканин не о Чечне. И даже не о войне в целом. А о человеке на войне. Но для исследования тему надо представлять хотя бы приблизительно, а Владимир Маканин не знает не только чеченскую войну - он не знает войну вообще.

Психология этой войны менялась с каждым годом. Точное время действия необходимо, потому что именно оно дает картину взаимоотношений сторон.

...Если так, как Маканин написал о Чечне, написать о Колыме, можно создать примерно следующее. Тридцать седьмой год. На ключ Дусканья прибывает баржа с осужденными по 58-й статье. Все политзаключенные пьяны. Сопровождавшего их НКВДшника высадили в Магадане с аппендицитом, нового дать забыли, и этап пришел бесконвойным. Его встречает работник АХЧ с местным вольняшкой, который подрабатывает носильщиком. Политических пересаживают на машины и так же без конвоя отправляют на Серпантинную на расстрел. По дороге этап блокируют сотрудники НКВД, которые сидят в кустах и орут, что все перережут. В ответ враги народа показывают им голые пятые точки и гогочут. Разрулить ситуацию бросается повар из лагпункта, который продает одновременно и охранникам и зэкам еловый отвар. По дороге повар убивает одного из НКВДшников, но те прощают ему убийство, потому что убитый был неприятным человеком. К тому же повар заплатил за него три чана отвара. В итоге "бог лагерей", используя связи и отвар, решает все проблемы.

Бабченко Аркадий Аркадьевич. "Асан" Владимира Маканина».
         Да, пожалуй, лучшего пиара этому произведению не придумаешь.  Сразу захотелось прочитать роман, чтобы составить собственное мнение о проблеме. Тем паче, что чеченские трагедии не прошли мимо, оставив незаживающую боль в сердце. 
           В Грозный, на малую родину, вернулась  Валентина Алексеевна Фёдорова, инженер Волжского завода синтетического каучука, с которой  нас связывали дружеские отношения в течение долгих лет, когда мне приходилось проводить работы на этом заводе.  Уроженка Грозного, где у неё жили мать и семья сестры, Валентина воссоединилась с семьёй, вернувшись туда со своим сыном Антоном, обменяв квартиру в Волжском на Грозный, и устроилась работать в  лабораторию нефтеперерабатывающего завода. Когда сын окончил школу, он решил поступать в  Ленинград в училище МВД, не захотев учиться в близком Орджоникидзе, ныне Владикавказе.  Валентина приехала в Ленинград вместе с ним «сдавать экзамены», взяв отпуск. Это было начало проклятой «перестройки». Во время наших встреч она рассказывала о том беспределе, который творился в Грозном, а нам это было не только дико, но  и как-то плохо верилось происходящим там событиям. Она рассказывала, что антирусские настроения были даже на обывательском уровне, когда на рынке русской женщине могли просто не продать мясо или овощи со словами: «Убирайтесь отсюда!», что Грозный был наполнен различными вооружёнными группировками, которые она называла армиями: у мэра – своя армия, у главы Чечни своя, у директора завода - своя  и т.д. Говорила о том, что после шести вечера никто не решился бы выйти на улицу, - это было небезопасно, о бандитизме. Например, в  автобус, ехавший из заводского района, вдруг входят вооруженные чеченцы и отбирают у всех пассажиров имеющиеся деньги. Или ночью в квартиру тебе могли позвонить вооружённые люди со словами, что  этот дом стоит на земле моего тейпа , поэтому либо плати, либо уезжай отсюда. Когда Антона зачислили в училище, она огорчалась, что поезд придёт в два часа ночи и  утра придётся ждать на вокзале, ночью никто не рискнёт выйти из здания вокзала, говорила о полном бездействии милиции. Вместе с тем, будучи коренной уроженкой Грозного, говорила о щедрости чеченцев. Когда ей понадобились деньги на поездку в Ленинград, её начальник, не вдаваясь в детали, дал ей в долг то ли два, то ли три миллиона рублей на поездку.  Уезжая, она говорила страшные слова, оказавшиеся пророческими: «Будет война на Кавказе, страшная война!». Но тогда  это казалось просто  нереальным и невозможным.
     Некоторое время спустя  и в СМИ иногда появлялись материалы о жизни в Чечне, беснующиеся  жители на площадях, какие-то митинги, средневековьем пахнуло с экранов телевизоров, но жестоким средневековьем, с дикой ненавистью к русским покорителям Кавказа.       Когда же началась первая чеченская война, появлялись сообщения о разгроме  нефтеперерабатывающего завода, о бомбёжке заводского района,  где находилась её квартира, связь с ней прервалась. Что случилось, удалось ей вырваться из Чечни, или она погибла в первые дни войны? Нет ответа, ничего неизвестно о её судьбе.
      И вот  я держу в руках журнал «Знамя», в котором опубликован роман «Асан».  Мне трудно судить о войне, я не военный человек, но уже первые страницы романа вызывают чувство омерзения. Здесь и багрово-красные рожи солдат –призывников , естественно обкурившихся и пьяных, здесь и какой-то «бздиловатый» распорядитель, названный «красной повязкой» и уничижительное упоминание об армии в России, в которой «не осталось безгрыжных  и безаппендицитных офицеров», сразу же  появляется  и обязательная для современного автора лексика, тут и «мудила»,  и «сучара», и «бля».  Как же иначе? Ведь грязь и нецензурщина – это обязательные атрибуты литературы о российской армии. Без них –никуда, читатель не примет! А вот голые задницы перепившихся солдат на бэтээрах – это , несомненно, находка автора, эдакое о «оружие» российского солдата, от которого чичи (чеченцы) «буквально разинули рты».
Или, с точки зрения, автора – это и есть символ российской армии периода проклятой перестройки?  Голая, пьяная, обкурившаяся, но с жаждой «салабонов» «пострелять», с ходу вступить в бой, просто так из развлечения что ли?
       Нет, на последующих страницах  появится и другой «символ» армии – это уже обстрелянные солдаты, которые  сидели «… Не просто небрежно, а отвратительно. Похабно сидели! – вот точное слово. Расставив колени. Как бы выставив, выпятив член вперёд. Бугром. Так сидят солдаты,  разминувшиеся с пулей….Никаких же  сомнений – именно они, уцелевшие должны зачать детей. Они ведь должны передать потомкам своё умение выжить». На следующих страницах появятся  и офицеры, сидящие так же.
«Вояки. Они слушали штабиста с едва скрываемой скукой. Сидели характерно….Расставив ноги и колени. Сидели вразвалку. Выставив вперёд и напоказ бугор члена под брюками. Боевые полканы и подполканы. Именно так они сидели. Членом вперёд… Они, надо думать, пахли кровью и спермой. И презирали всех, кто пахнет иначе. … из зала слиняли двое. Один из них знаменитый «окопный генерал Трошин».
   Вот и исторический момент – генерал Трошев появляется на миг в романе с чуть изменённой фамилией. А с каким  презрительным пренебрежением, на жаргоне говорит Маканин устами своего героя, естественно, о военных офицерах! Тут и вояки, и полканы и подполканы. Ну, а уж бугор члена и запах спермы… Как же без этого! Не заманишь читателя на страницы, смачно  не плюнув в армию, находившуюся «в полураспаде». Да и бугор члена - это, надо полагать, с точки  зрения автора, - - символ, если не непобедимости раздетой и голой армии, то во всяком случае – символ веры в продолжение жизни.
       Но вот была ли армия раздетой и голой? Приведу несколько строк из воспоминаний генерала Трошева (Трошев Г.Н. Моя война. Чеченский дневник окопного генерала. — М.: Вагриус, 2001       http://militera.lib.ru/memo/russian/troshev/index.html)
« … надо подчеркнуть, что Грозный зимой 95-го мы взяли, не имея преимущества в живой силе и превосходства в технике, а это значит — головы наши были яснее, а сердца тверже, чем у противника. …Специально предназначенная для ликвидации банд-формирований авиационная группировка размещалась на нескольких аэродромах. Еще до того, как войска начали выдвижение на территорию Чечни, наши летчики нанесли бомбо-штурмовые удары по четырем аэродромам (Ханкала, Калиновская, Грозный-Северный и Катаяма). Было уничтожено 130 самолетов и 4 вертолета, склад ГСМ, антенное поле, в результате ни один самолет чеченских ВВС так и не поднялся в воздух. В последующем мы постоянно чувствовали поддержку с воздуха. Летчики только в первые месяцы войны уничтожили и вывели из строя около 100 особо важных объектов, в том числе президентский дворец, телецентр, танкоремонтный завод, более 20 складов вооружения и боеприпасов, около 50 опорных пунктов противника, в частности, укрепрайон вблизи Аргуна, базы в районах Бамута, Шали, Самашек, Черноречья... Ударами с воздуха уничтожено более 40 единиц бронированной техники, 150 автомобилей, 65 единиц зенитных средств. А как боевики боялись сброшенных осветительных бомб, какое сильное психологическое воздействие на них оказывали так называемые агитационные бомбы…. К сожалению, немалые потери понесли и федеральные войска, особенно в первые дни 1995 года. Погибли и пропали без вести более полутора тысяч солдат и офицеров. А если быть абсолютно точным, то всего с 31 декабря 1994 года по 1 апреля 1995 года, по данным Генштаба, в Объединенной группировке войск погибло 1426 человек, ранено 4630 военнослужащих, 96 солдат и офицеров оказались в плену.
… Нет, ошибаются те, кто утверждал, что в результате "новогоднего" штурма федеральные войска были разгромлены. Да, мы умылись кровью, но показали, что и в нынешнее время — время размытых идеалов, в нас жив героический дух предков».
     Это документальные жёсткие строки о войне, НАПИСАННЫЕ НЕПОСРЕДСТВЕННЫМ УЧАСТНИКОМ этих трагических для России событий, окопным генералом, а не больной фантазией писателя, ни одного дня не проведшего в армии.  . А о чем же написан роман «Асан»?
      Это война? Или это рынок? Уже на первых страницах идёт торговля, торг всем - от бочек с бензином до… «Сколько стоит твой российский солдат?» - этот вопрос задаёт полевой командир Маурбек. Но именно в его уста вкладывает автор слова: «Гнусная штука эта война, Сашик», в ответ на которые  всемогущий майор, кладовщик склада горючего, Сашик и даже АСАН «…только усмехнулся: «Неужели?»
     Усмешка, пожалуй, оправдана. Война в представлении Маканина – это рынок, где всё продаётся и покупается. Где каждый товар имеет цену, и меньше всего цена человеческой жизни. И над этим базаром на недосягаемой высоте вознесены ДЕНЬГИ, лучше зелёные баксы, но и мелкие купюры российского производства тоже идут в ход. Пожалуй, лучше всего определяет содержание романа парафраз известной рекламы про налоги: «Заплати и спи спокойно».   Естественно, заплати не налоги, а оплати услуги, каковыми  они бы ни были – продать маршрут и время поездки генерала Базанова, друга Чечни, раскапывающего историю горских народов и бывший герой Афгана, атаковавший самого «льва пустыни» и сломавшийся там после известия о смерти жены, отправится к праотцам. Услуги оплачены, деньги получены, а человеческая жизнь…  «Асан хочет денег!» - Эта  фраза постоянно звучит в эфире. «Асан хочет денег!». Пожалуй, это ключевая идея романа, причём не имеет значения, кто скрывается под именем Асана -  чеченский идол, изображаемый в виде громадной двурукой («Асан хочет денег!») птицы или скромный строитель, майор Жилин, которому волей судеб пришлось стать начальником склада горюче-смазочных материалов.
      Главное заплатить, и тогда на этом кровавом базаре перед тобой открываются все замки, замочки, дороги и тропы. Вот если ты не оплатил услуги – это совсем другое дело!  Кем бы ты ни был. Даже Джохаром Дудаевым. Он также появляется на страницах романа, поскольку «Дуда – это война». И перед этой войной в суматохе  беспредела и предательства, когда начальники майора Жилина оставляют его один на один с беснующимися чичами и военными, которым нужно горючее, и появляется Дудаев. Но помочь майору Жилину на «ничьей земле» он не мог, проявив скромность, «как все люди с безграничным тщеславием»: « Я сам случай. Я тоже случаен. Поверь, майор… Лидер – это большая случайность». И именно в уста Дудаева вкладывает Маканин ещё одну ключевую, хотя вместе с тем банальную фразу о том, что предают друзья. И именно Дудаев направляет строителя майора Жилина на путь бизнеса, посоветовав ему построить дачку где-нибудь на берегу большой русской реки. А дальше – следует просто грабёж складов. И похолодевший майор Жилин, в котором не осталось ни кровинки тепла, принимает героическое решение – один звонок полковнику авиации – Васильку – и от колонны с украденным оружием со складов  остаётся только пыль. «Дудаев примчался . Без мундира. В пиджачке. … Затем, чуть хмыкнув, он решил не мелочиться:
-Я заберу всё. И только затем спросил, глядя глаза в глаза:
- Кто мог меня предать? – и так странно, так колюще он смотрел на меня. И знал вроде бы ответ. Но верить в такое не верил. Чтобы этот времяш мог так быстро, так мгновенно в ситуации разобраться?...Он? Это складское дерьмо? … Однако при этом Дудаев впервые
(впервые за года) смотрел на меня, нечеченца, с настоящим уважением… Он вынул бумажник, легко сбросил на стол тысячу долларов, сотню за сотней
- Неплохо, а?
Однако же и при столь царском движении рукой, уже давая  деньги, уже покупая у меня, он не вполне верил, что разнос на дороге его колонны  связан со мной….
Я сказал:
-Неплохо… Если половина колонны дойдёт до гор. В горах ведь и половина колонны неплохо.
И Дудаев вновь, опять же не веря ( в меня) ни секунды – вынул из кармана ещё одну тысячу  и положил на ту, на предыдущую. Ещё полцены…. За вторую половину колонны.»
     Вот так легко и просто, следуя Маканину, оружие отправилось в горы, чтобы потом «чичи» убивали солдат федеральной армии, русское и нерусское население.
     Есть ли в этих строках правда? Или это литературный вымысел автора, но чем бы то ни было, но превращение Чечни в бандитское государство произошло при непосредственном участии советского генерала авиации  Джофара Дудаева. О преступлениях его режима собрал, в частности, документальные материалы   Савельев Андрей Николаевич, публицист, доктор экономических наук, заместитель председателя Комитета ГД по конституционному законодательству и государственному строительству, опубликовавший «Преступления режима Дудаева – Масхадова».
http://www.rodina-nps.ru/library/show/?id=34


       А вот и свидетельство генерала Трошева о  преступлениях против военнопленных в нарушение всех прав человека и всех деклараций о  статусе военнопленного.
 «…В боях за Грозный появились первые пленные, вокруг которых развернулись баталии с участием московских политиков, правозащитников и журналистов. Особо недобрую роль в этом сыграл тогдашний уполномоченный по правам человека в РФ С. Ковалев, который открыто призывал наших солдат сдаваться в плен под его могучие гарантии освобождения. А о том, что их ждет в плену у "добрых" чеченцев, особо и не задумывались. Приведу здесь слова капитана Сергея Н., томившегося восемь месяцев в яме под Шали: "Об одном просил Бога — быстрее умереть..." Об избиениях, садистских пытках, публичных казнях и прочих "прелестях" чеченского плена говорить можно долго — читателя этим не удивишь. Но вот отрубание голов, снятие кожи и скальпов с живых солдат, распятые тела в окнах домов — с таким федеральным войскам впервые пришлось столкнуться в Грозном.
 Одно из любимых зрелищ боевиков в первую войну были драки между невольниками. Думаю, особо стоит сказать и об этом. Боевики часто устраивали что-то вроде гладиаторских поединков, выиграешь — будешь жив, а проиграешь — значит, сам выбрал смерть.
Чтобы сохранить жизнь, некоторые узники соглашались принять ислам. Потом "новообращенцы" в телевизионных интервью рассказывали, что быть мусульманином — значит служить истине, что Россия — агрессор и в Чечне занимается неправедным делом, а вот чеченцы (т. е. бандиты) праведники, они ведут священную войну против гяуров. Не говорили только об одном нюансе: принятие ислама окроплялось кровью: перед тем как принять ислам, пленник должен был застрелить или зарезать своего же товарища-пленного. Так что смена вероисповедания в тех условиях была не только религиозным актом».

  Однако вернёмся к  роману. Автор переносит читателя в 1995 год, когда Грозный и его пригороды были взяты армией, находящейся « всё ещё в полураспаде…. Не будь майора Жилина, где-то стояли бы горы бочек с бензином и мазутом, а где-то ноль. Как при коммуняках. Застой… не скажу, что я ввёл рынок…. Но я и такие, как я, ввели в условиях войны  цену как таковую…ввели доставку…оплату деньгами…ввели оплату натурой в параллель деньгам ( каждая десятая бочка)… Мы ввели начальные рыночные отношения».
     Вот с этой точки зрения  Маканин, по-видимому, поставивший своей целью написать роман- энциклопедию о военно-рыночных отношениях на примере чеченской трагедии, собрал воедино всё, что когда-либо прозвучало в СМИ о трагических событиях этой войны.
Здесь и похищение, изнасилование и торги по выкупу журналистки, причём журналистки, сочувствующей именно «национально-освободительному» движению в Чечне, правозащитнице, так сказать.  Да, хороший бизнес. Мелкому майору Жилину – «Асану склада горюче-смазочных материалов» не по чину оказался этот выкуп, тут цены взлетели до космических высот.
      Конечно, в СМИ неоднократно звучала информация о захвате и об освобождении журналистов, правозащитников, правда,  цены, как правило, не назывались. Это уже, надо полагать, исторические изыскания автора. Работа  с архивами? Или всплеск фантазии автора? А вот  что пишет очевидец событий – генерал Геннадий Николаевич Трошев и о позиции военных и об «объективности» журналистов, поддерживающих бандитизм под видом «национально- освободительного движения» чеченского народа  ( народа ли?- Т.Л.).
«Я человек военный, федеральный, давно привык глушить в себе национально-эмоциональные всплески и считаю: государственный человек высокого ранга не имеет права на национальные слабости и пристрастия. Выбирая между общим и частным, между федеральным и региональным, между нацией и родом (тейпом), между общенародным и индивидуальным — он обязан отдавать предпочтения первому.
По моему глубокому убеждению, военные по самой сути своей, по призванию являются сословием людей государственных. В истинном и самом высоком понимании этого слова. Увы, постоянно находясь в ситуации выбора, легко спутать ориентиры. Отсюда временами двойственная политика, отсюда противоречивость заявлений и поступков.
На такие нерадостные мысли меня навела нашумевшая история с корреспондентом "Новой газеты" А. Политковской, которая в августе 2000 года сопровождала гуманитарный груз для дома престарелых в Грозном. Военные, как и положено, сформировали колонну, выделили усиленную охрану (любое продвижение людей по городу небезопасно). Но журналистка, похоже, об этом не думала. По пути то и дело требовала непредусмотренных остановок для решения каких-то своих проблем. В очередной раз остановив колонну, приказала военным ждать и растворилась в одном из городских кварталов. Почти час солдаты и офицеры торчали на улице в качестве отличной мишени для боевиков. Командир весь извелся: всего одной гранаты в борт БТР или снайперской пули из окна хватило бы для трагедии. Именно это и высказал он вернувшейся журналистке, которая тут же выплеснула на военных ушат оскорблений. Позже в газете появилась ее статья, где она повторила обвинения военным во всех тяжких грехах: мол, и трусы они, и бездельники.
Через полгода новая скандальная история с той же журналисткой. Теперь Политковская обнаружила какие-то ямы, где якобы "федералы" держат пленных из числа мирных жителей. Понаехали комиссии, проверили все до последней телеги, но ничего не обнаружили. Приведенные в публикации факты не подтвердились. Политковская настолько, видимо, ненавидит армию, что в День защитников Отечества в телепрограмме "Глас народа" дошла до прямых оскорблений в адрес солдат и офицеров, воюющих в Чечне. Как же отреагировали на это, мягко скажем, недостойное поведение журналистки в Министерстве обороны? А никак. Не захотели связываться. Могу ошибиться, но не припомню случая (кроме разве что иска П. Грачева к "Московскому комсомольцу"), чтобы военные подавали в суд за откровенную клевету или оскорбления со стороны некоторых СМИ.»
     С художественной литературой проще – здесь вымысел не только допустим, но и необходим  для достижения поставленной цели, раскрытия характера героя. Да и вряд ли пресс-центр Министерства обороны попытается обвинить Маканина в пристрастном, мягко говоря, изложении событий войны. Ведь каждый эпизод в той или иной степени освещался в СМИ. Протесты солдатских матерей, например. Но это тоже бизнес. И в этом бизнесе майор Жилин может себе позволить  не взять деньги лично для себя от «матери Владимирской», не иконы, а солдатской матери, которой нашли и вытащили из  чеченской ямы  ( зиндана- Т.Л.) пленённого и проданного в рабство сына, правда без единого  зуба, но живого. «Она так  сияла, так была счастлива найденным сыном, что из денег выделила мне лишнюю тысячу. Это, мол, вам  майору Жилину, лично… Я не взял. Я за труды УЖЕ ПОЛУЧИЛ эту сумму  от комитета».   Но бизнес есть бизнес. И майор Жилин примет «благодарность»  от другой солдатской матери, которая полгода спустя привезла ему деньги за выкупленного сына и «саму себя». И майор Жилин «спокойно и доходчиво» объясняет солдатской матери по имени Женя, что деньги на войне – это навоз, он отказывается от собственного гонорара, но из благородства ли? Нет, ему нужно, через неё  незаметно переправить прибыль от собственного бизнеса в Россию через Сбербанк на счет своей жены. Просто отправить «долг»  или «должок», предварительно переведя доллары в рубли. Ну, и только после главного дела последует постель с солдатской матерью: «не по физиологии – по долгу».
      Ещё бы, в этой «энциклопедии» чеченской войны будет всё: и «несчастные» чеченские боевики, истосковавшиеся в  горах по женщине  до того, что занимаются скотоложством с козами. Что уж тут  удивляться таким деталям, как рассказы солдатских матерей, разыскивающих своих сыновей у полевых командиров, о том, что их насиловали по пять человек подряд.
     Бизнес не бывает без потерь. Вот и майора Жилина «кинули» прислав ему в качестве оплаты девчонку ефрейтора «…и с ней  бумагу за лишние три бочки моего бензина. « И отправь её завтра…» -разрешил он мне по телефону с улыбкой в голосе. Хотя и ждал, я с некоторой растерянностью смотрел  теперь на живую оплату…. Был ошеломлён. …Однако  слишком скоро грянул новый звонок – уже свыше. Уже приказом!... Срочно отправить связную к генералу Коробейникову! … И не удерживай её , майор. У связной важные бумаги…. Ещё бы бумаги у неё были не важные. Такие ноги! Такие глаза!»   
      Естественно, что роман вряд ли может быть без любовных сцен. Но и «любовь»  на этом извращённом базаре извращена, превращена в предмет купли – продажи, даже самая высокая – материнская. Мерзко, цинично, грязно. Но чего же можно было ожидать от романа, в котором главным героем являются ДЕНЬГИ, которых жаждет не только Асан: «Асан хочет денег!», но практически все действующие лица. Идеология базара  пронизывает всё произведение. И старейшины горного села пытаются «купить»  не только труп  убитого главаря банды, но и право убить капитана Хворостинина. И полковник авиации – Василёк -, который на первых страницах романа  кажется положительным героем – с лёгкостью принимает условия игры: без согласия штаба будет  внеплановый вылет,  даже вылетят два(!) вертолёта, будет уничтожена банда, раз услуга оплачена  всемогущим «Асаном»: его колонна  с горючим должна дойти до покупателя.  Но оплачена должна быть каждая услуга! И в долгих раздумьях мучается  главный герой, не придётся ли ему доплачивать за второй вертолёт.
        Рыночными идеями охвачены уже целые народы. И звучит на одной из страниц романа просто «гениальная» находка автора, как прекратить войну - нужно всем горным чеченцам дать мобильные телефоны и научить ими пользоваться. Тогда они сами будут сдавать федералам боевиков, зашедших в их горное селение. Видите, как легко и просто! Всё продаётся.  А вот генерал Трошев предлагает совсем другой путь:
«Если террорист не хочет сложить оружие, он должен быть уничтожен. А степень вины тех, у кого руки по локоть в крови, должен определить суд. До сих пор в Госдуме рассматривается пакет документов: по реформе судебно-правовой системы, о режиме чрезвычайного положения... Так почему же не предусмотреть в рамках некоторых законов самую суровую статью за особо опасные злодеяния вплоть до расстрела. Те, на чьей совести жизни ни в чем не повинных людей, заслуживают исключительной меры наказания. А чтобы народ, и в первую очередь жители Чечни, знал о неотвратимости наказания — суд должен происходить гласно, публично (если хотите — показательно).
Некоторые мои высказывания по этому поводу встретили яростное неприятие прессы, правозащитников. Особенно усердствовали некоторые депутаты Государственной Думы. Так вот повторюсь: любой военный человек, в том числе и командующий войсками округа, имеет право высказать свою точку зрения. Для того и существует депутатский корпус, чтобы учитывать интересы своих избирателей, кем я, к слову, и являюсь. Я, избиратель, вправе поинтересоваться, слышит ли меня мой депутат?
Почему-то у нас все могут рассуждать и давать оценки контртеррористической операции в Чечне, но только не военнослужащий. А ведь солдат или офицер, месяцами находящийся в окопах, порой видит на войне такое, что иному политику и в дурном сне не приснится. И почему он должен молчать?!»
    Нет, нужно сказать для объективности, что в качестве редчайшего исключения  встречается и бескорыстие, и героизм, и даже исполнение  солдатского долга, верность присяге. Это  капитан Хворостинин, единственный, пожалуй, положительный герой  романа, появляющийся иногда на его страницах, который не вступил в век рыночных отношений. Но какую  же  ему даёт характеристику автор? «Герой… Но как  почти все такие люди, он не чувствует время. Ему кажется, что время – это он сам. Время там, где капитан Хворостинин».  «Хворь» так именуют все майора Хворостинина, который для народа так и остался капитаном Хворостининым. «Как только Хворостинин вернётся  в строй , его тут же запрягут. Козлы! Не дадут и неделю отпуска … Герой же не отказывается … Герой не хочет в заслуженный отпуск. … Я запрягал Хворя  ( а с ним мой бензин) в самые горные и самые жгучие точки. И мне за проход, за сложность платили. А Хворю нет… Он ведь ел славу . Он ел славу и был просто капитан Хворостинин. А я просто деловой. Просто майор Жилин. ( Складарь. Симпатяга мужик…)». И далее: «Капитанишку Хворостинина полковник Саблин посылал в проводку колонн по тем маршрутам, откуда назад не возвращаются.  А капитан возвращался. Полковник Саблин знал про колонны  и про горные дороги всё, и дело стало принципиальным. ( Но капитан всё равно возвращался)… Так и хаживал  он туда-сюда по убойным, простреливаемым справа налево ущельям, где прохода нет, а он проходил.. И главное - проводил  как минимум три четверти колонны. И с подобранными ранеными. И конечно, с самим собой… Скрежетать зубами, вычёркивая из наградных листов . Всех к награде. Кроме него. Кроме этого удачливого, заносчивого и хвастливого. - Рожей не вышел, - полковник Саблин объяснял свою нелюбовь просто. … Капитанишку заметили. Как же, как же! Хворостинин – Хворь!  … Но удивительно, что и теперь рожей или не рожей , чем-то для высоких чинов Хворостинин не вышел. Чем-то он не вполне нравился ( Везучий и ярки человек не должен пролезать в верха. Нормально!) Да, да, удачливый… Да, да капитан- легенда, но только пусть наша легенда останется  в нашем узком кругу ( в нашем воинском округе). Не высовываясь выше.  Талант, но только на своей лестничной клетке. Так оно лучше». Вот так-то о единственном безотказном и бескорыстном герое  рассказывает Маканин, одновременно пройдясь в очередной раз по тому, как оценивает  героизм армейское начальство. А вот представитель рыночного поколения –  Асан - ценит бескорыстие капитана – ведь с ним не нужно «делиться» выручкой ни как со своими помощниками – Русланом и Гусарцевым, ни как с полковником Васильком. Я думаю, что комитет солдатских матерей должен ходатайствовать перед правительством об увековечивании памяти Маканина, поставив ему памятник на родине ещё при жизни. Ещё бы! Так грязно и смачно описаны взаимоотношения солдат, что солдатские матери, только прочитав эти страницы, никогда не отдадут своего сыночка в армию, а побегут в военную прокуратуру, неся вот эти страницы, как знамя. Хотя, для объективности нужно сказать, что наряду с гнусными сценами издевательства рабочих склада  над контуженными шизами, когда они харкают на их обувь, есть фрагмент солдатской настоящей дружбы, когда оба солдата представляют, как их встретят «наши» в своей части, куда они стремятся всем сердцем. Как их встретят! Как обрадуются! Как их там ждут! Увы, они так и не доходят до «своих». Но хочется надеяться, что дойдут до своих и что дождутся момента, когда их комиссуют.
    И оказывается, что один из них - борец с рыночной идеологией, который при виде пачки денег, немедленно, не раздумывая, подсознательно  выхватывает автомат и стреляет по ней.  Кто же это?  Да это «шиз», «контузик» Алик, которого Маканин награждает специфической фамилией Евский, чтобы иметь возможность «для образности» превращать её в ненормативную лексику.  «Рядовой Евский , то бишь Алик, своими глазами однажды видел (случайно в пути на пыльной дороге), как командир соседней роты  ( обе роты сначала двигались вместе) получил деньги… Вот так же из рук в руки… На виду…  Смеялся тоже… Чеченец, передавший деньги, сразу слинял, куда-то исчез! … но след чеченца остался. Соседняя рота пошла восстанавливать мост и в засаду не попала. А попала в засаду как раз рота Алика, где и убили Мазаева, его кореша».  Контуженный, заикающийся  Алик рассказывает случай за случаем продажности: « Это уже как м-мания, товарищ майор. Все провалы  в боестолкновениях, засады, подрывы, заходы на минные поля  и неудачные атаки у него в башке уже сами  собой увязываются непременно в п-продажность…. И ещё  эта пп-п-пачка денег в руках у чича. Ему самому уже страшно, это уже как болезнь. Как только пачка денег у чича в руках… В голове Алика что-то образуется….» . И далее «Горный Ахмет сидел на обрывчике, свесив ноги. Пачкой сторублёвок похлопал себя по колену. А майор Гусарцев (коллега Асана по бизнесу, -Т.Л.)  как раз выпрыгнул из машины и уже неспешно подходил к чеченцу. … Алик раздражался всё больше. Пачка!  Грязная , сволочная пачка, оен видел её издали. Она резала ему глаза. Он испугался толстенькой пачки … Он ненавидел её.. Ведь он, рядовой Евский, с н-н-ненавистью ( Алик усиливает это слово голосом), с н-н-ненавистью и со страхом смотрел на ту пачку денег».
«Асан хочет денег!» Но наряду с этим призывов в эфире звучит и другой: «Асан хочет крови!» И эта кровь льётся, когда гибнут в результате предательства наши офицеры и солдаты. Но не только! «Контуженный шиз», Алик Евский расстреливает из автомата  не только ненавистные пачки денег, но и тех, чьи руки их отдают и получают. Он – народный мститель! Он убивает и главаря боевиков – горного Ахмета, и «рыночного» майора Гусарцева, решившего заняться собственным бизнесом и начать торговать не только соляркой, но и оружием. Он убивает и всемогущего Асана – майора Жилина,. который на его глазах берет  у чичей деньги за проданную солярку. Этот протест против превращения войны в грязный рынок  происходит  на уровне подсознания, но тем страшнее этот сель грязи, выплеснутый Маканиным на страницы романа!  Осознанного протеста нет! Всё продаётся и покупается. Весь вопрос в цене! Рынок!
     В этой энциклопедии жизни Росси в период чеченской войны  Маканин не обошёл вниманием и проблему отцов и детей. Капитана Жилина в Грозном навещает отец. Но он надеется: «Со временем  я объясню моему старику, что у меня, у майора Жилина , работающего ( и воюющего) в Чечне, вовсе НЕ шальные  и НЕ лёгкие деньги. … Я сумею ему объяснить, в  какую рулетку  всё это выиграно. В какую рулетку  мы играем здесь каждый день». Но отец  «…негромко заметил моей жене, прощаясь: -Милая …Я остаюсь с моим народом… Передай Саше». Поколение отцов не пожелало принять рыночную идеологию. Нет!
    Но и всемогущему Асану не удалось воспользоваться своими «НЕ шальными  и НЕ лёгкими денгами».  «Мёртвый майор Жилин  сидел с открытыми глазами…  в канаве  лежал незадачливый посредник. С пулями в теле. И с комком мелких денег, частью рассыпавшихся, а частью ещё оставшихся  в его цепких руках. Их никто не брал. Не хотел. Деньги Асана».
    Оптимистичен ли этот финал? Автор убивает руками контуженного солдата Алика Евского всех, кто прикоснулся  к грязным рыночным деньгам войны. Но это протест только на уровне ПОДСОЗНАНИЯ, к сожалению. И это тоже символично.
    Символично, как и перерождение  майора Жилина в Асана. Следует отметить, конечно, что Маканин не рисует его в одном чёрном цвете. Майор Жилин  привязывается к этим контуженным солдатам, пытается им помочь. Хотя  на весы поставлена жизнь солдат – молодого пополнения, в колонне с которыми поедут и Алик Евский с Олежкой, а в горах уже ждёт их засада чеченцев. « …я колеблюсь. Этот один  вылет (Василька,- Т.Л.),  как последний патрон  в пистолете. Патрон, который всегда жаль. А прибывающему пополнению большой привет! Придётся салагам  сразу повоевать… Вот и постреляют салажата в охотку. Это война. Жаль, конечно. Треть пацанов положат. Голова к голове….  Жадность выползла. Слышу, как жаба зажимает мне сердце. И как я отшвыриваю, гоню её . Смешные мы люди! Мне жалко лупоглазых пацанов пополнения, но с той же силой  жалко мои будущие деньги ( мой будущий бензин, солярку)… Эта жалость к лупоглазым навязчива. Сотня пацанов в камуфляжах  и с автоматами… на БТРах, на танках… Сопливые и лупоглазые. Нельзя их жалеть, говорю я себе. Это война… Они приехали убивать. И война тоже должна убивать их…». Да, майор звонит Васильку, лупоглазое пополнение и его шизы будут спасены. « Зато теперь… жадность набрасывается на меня  вся и целиком. Свирепое чувство. И какая жаба душит! Я едва не в голос стону от растраты. От перерастраты! … И почему-то мне стыдно. Лупоглазых юнцов пожалел!... Сорокалетний крепкий мужик майор Жилин, хозяин складов… Хозяин войны… А слабинка обнаружилась».
    Грязная энциклопедия грязной войны. Удалась ли она автору? Пожалуй, удалась. Роман читается легко, захватывает, как детектив. Возможно, автор не знает по-настоящему глубоко реалий чеченской войны, в отличие от генерала Трошина, да и кто  осведомлён о ней досконально – время мемуаров ещё не настало. Но главное подмечено верно: продажность, жестокость, беспринципность. Так что высшим судьёй становятся  контуженные (читай сумасшедшие, как у А. Камю, у Ж.-П.Сартра) солдаты. Мир словно сошёл с ума. И где же они, гуманистические ценности нашей литературы, в особенности современной.  Нужен ли роман читателю? Возможно да. Но если он хочет увидеть полную картину именно чеченской войны, а не полистать детективный ужастик, по-видимому, следует почитать воспоминания очевидца и непосредственного участника этих трагических событий.