Исповедь прикомандированного.
(отрывки из дневника, подобранного на юте)
...мая 1963 г.
...сегодня пошли 148-е сутки нашего океанского мытарства. Завершается борьба со стихией. Скоро покажется милая моему сердцу земля. В эти дни я мысленно восклицаю словами песни, перефразируя их по-своему:"Да пусть не присниться мне больше вода!" Мой тонкий интеллект не выдерживает прямо-линейной военной твёрдости. Да и разве может он её выдержать? В армии я не служил? Нет! Мундир носил? Нет! Моему сухопутному штатскому уму непостижимы нюансы военной психологии, к тому же оснащённой научными знаниями.
К примеру, о корабельном распорядке дня. Сменился ты с ночной вахты, взволнованный научными открытиями, утомленный бесчисленными наблюдениями и вычислениями, попив чаю, ложишься спать. Некоторое время сон борется с мыслями, потом одолевает их и ты начинаешь засыпать. Вдруг вся твоя нервная система вздрагивает и в испуге просыпается.
Около твоей каюты голос дежурного по низам (тоже парадокс: если по верхам кое-что ясно, а если по середине…?) хриплым металлом вещает:
"ты, ж..., драишь переборку не той щёткой…"
И минут пять длится небольшой вокальный ансамбль типа распродажи старья на стамбульском базаре. В эти пять минут ты стареешь на пять лет. Ведь все физиологи мира (наши и не наши) утверждают, что нервные клетки не восстанавливаются. Правильно утверждают, потому что через месяц такой жизни у вас их ни одной не останется, а из ничего даже что-то не получится.
Далее в голову приходит мысль, что большие пароходы типа нашего красавца, не нужны и даже вредны. А почему? А потому, что они подобны морским животным. Сходство? Пожалуйста! Они потребляют воды больше, чем сами весят. И таким образом тем, кто на них плавает, вода является тем же, чем она является для неверблюда. Вода, содержащаяся в недрах корабля, редко и неохотно капает из крана. А куда она капает? И на кого капает?…
Простите. Я не здешний, я прикомандированный! Что делать? Могу дать безответственный совет. Вместо парохода приобрести ёмкость на полтонны, но не больше. Углубляешься в море, пока не почувствуешь, что ногами дна не достать. Занимаешься наукой, на исходе рабочего дня возвращаешься к берегу и в ближайшем ларьке пьёшь пиво. Хорошо, спокойно, бестягостно и всякие военные тревоги, то бишь судовые, само собой отпадут…А сейчас сидишь каюте, с лёгким урчаньем пожираешь, положенную тебе норму и отпущенную оную интендантом,например свежо-фрукту, или выращенную тобой самостоятельно, а потому не положенную (приходится поедать тайком), как вдруг раздается ти-ти-ти или та-та-та.
Второпях съедаешь свой завтрашний день, и послезавтрашний. Если у тебя здоровые зубы, крепкая челюсть, ты ещё молод, съедаешь все дни (т.е. всё выданное вперёд) и летишь, вернее, ракетишь на своё рабочее место. Если ты служил в армии, то вспоминаешь, была ли тебе повестка из военкомата, призван ли ты вновь, в какой род войск, поставлен ли ты на бесплатное питание как военнослужащий, дали ли тебе обмундирование, принял ли ты присягу и сколько тебе осталось служить. А, если ты не служил в армии, то ничего не вспоминаешь, ибо тебе не положено вспоминать, как ты есть хотя и годный, но не обученный пентюх.
Плюхаешься на своё место и затихаешь как мышь, почуявшая приближение кота. А в голову лезут всякие крамольные мысли, вроде, а почему бы мне ни сидеть у себя в каюте, я ведь не на службе, даже не на вахте…, и дни ещё бы остались несьеденными, и витамины бы усваивались, как им положено, желудок сохранился бы и доктору забот меньше…Пччему?
1967 г.