Часть первая.
Там, где утро начинается вечером
(1) Близнецы
Я зрел приход ночи...
Она взывала ко мне словно река теней,
Она пела мне криками тысяч воронов, очернивших небосвод,
Когда они взлетают и губят Солнце.
Я не буду верить Солнцу больше никогда.
Agalloch, "She Painted Fire Across The Skyline"
Осень близилась, и с каждым её днём становилось всё холоднее. Тучи, непрерывно закрывающие небо, делали его ниже. Я стоял босиком на холодных мраморных ступенях, ведущих в замок, что построил Лирольяс. Придав себе, по обыкновению, вид бессмысленный, я вслушивался в беседу близнецов:
- Сегодня снова пасмурно…
- Что поделаешь – осень!
- Опять идёшь охотиться?
- Опять иду!
- Жаль, что я не могу пойти с тобой, Лиро!
- Я бы и не взял тебя с собой, сестра. В окрестностях в последнее время неспокойно.
- Ты всегда так говоришь… Там тебе скучать не придётся. В отличие от меня…
- Ах, вот что! – рассмеялся Лирольяс. – Постарайся не грустить, Эдель! Я скоро вернусь обратно – вернусь не с пустыми руками!
- Да, снова недели через две… это в лучшем-то случае…
- Такова жизнь охотника! Ты слишком дорога мне сестра, и я не могу позволить тебе разделять со мной все невзгоды и опасности моих скитаний! Не грусти без меня. Пусть музыкант, - кивок в мою сторону, - развлекает тебя!
- Он – наш с тобой брат, - грустно замечает Эдельвен. – Эти развлечения, они… дорого ему обходятся.
- Он сам согласился стать Отдающим, разве нет? – хмурится Лирольяс. – Он выбрал себе такой путь. Я уважаю это решение и ценю его помощь… но я не понимаю твоей сентиментальности, Эдель! Вайнам она не к лицу!
- Твоя правда, - кивает она.
Они крепко обнимаются на прощанье, Лирольяс хлопает меня по плечу и, не оборачиваясь, сбегает вниз по лестнице. Я смотрю ему вслед. Старший брат высокий и широкоплечий, волосы у него – до середины спины, светло-русые, но концы он вычернил. Я не вижу его глаз, потому что он скрылся вдали, но я помню, что они и у него, и у Эдельвен – серые. Если пристально вглядеться, можно увидеть красную точку внутри зрачка. Когда я вижу глаза близнецов красными, то знаю, что они голодны. И если Лирольяс никого в своих скитаниях не встретил, мне снова придётся отдать им часть своей жизни. Потому что они – вайны. Проклятые.
Чьи-то руки осторожно касаются меня.
- Пойдём домой, Силльвей! – Эдельвен ласково обхватывает меня за плечи, разворачивает в обратную сторону, и мы возвращаемся. Последние годы они считают меня совсем невменяемым. Отдающие редко живут больше десятка лет… не так давно я миновал этот рубеж, может, буду долгожителем?
Я прихожусь близнецам младшим братом. Когда-то мы трое были реттелами, но потом… Нет, не помню.
Выходит, они умерли.
А я?
(Чуть больше десятка лет назад)
Дорога. Пылит, вьётся, уходит всё дальше в горы. С высоты птичьего полёта очень хорошо просматривается тот участок дороги, что ближе всего к замку.
Вечерело. С башни выпорхнули два крылатых существа, почти незаметные в прозрачном вечернем воздухе. Молниеносно перемещаясь из одной точки пространства в другую, они летели над дорогой. Навстречу тому, кто шёл по ней, глядя на заходящее за горы солнце.
“Случайный путник?”
“Не думаю.”
“Брось! Видишь вейолу за спиной? Бродячий музыкант… бродяга?”
“Не послал ли его кто к нам? Что делать музыканту в этой малозаселённой части страны?”
“Ты становишься слишком подозрительным, Лиро! Пусть идёт. Пусть идёт к нам! Последнее время в замке так скучно.”
“Свидетель?”
“О чём ты? Для тех, кто приходит в гости, мы – простые реттелы. Никто до сих пор не догадывался.”
“Кроме проклятых приживал-Ушедших… Хорошо. Пусть приходит, мы позовём его.”
“Он подходит ближе. О багровые сумерки памяти! Лиро! Он похож на… похож на…”
“Силльвей. Это он.”
“Какая встреча, клянусь чёрными скалами! Я соскучилась по братику. Интересно, он так и скитался все эти годы?”
“Похоже на то.”
- Здравствуйте, родичи! – открытое лицо, улыбка, подобная лучу на закате. Он сам подошёл к замку, близнецам не пришлось тратить силы на то, чтобы подозвать его. Сейчас, все трое находились в большом зале замка – брат и сестра использовали его, для приёма гостей. – Наконец-то я вас нашёл!
- Ты искал нас? – насторожился Лирольяс.
- Можно сказать и так, - кивнул младший брат. – На самом деле, я хожу по всему Северному континенту, стараясь пореже появляться там, где был раньше.
- Ты по-прежнему любишь разнообразие, - рассмеялась Эдельвен.
- Характер не меняется, - с улыбкой кивнул тот.
- Ты по-прежнему любишь чай? – вкрадчиво поинтересовалась она.
- Верно! – радостно согласился он.
- Значит, не меняются и привычки, - подытожил Лирольяс.
- Не уверен, - с грустной улыбкой покачал головой Силльвей. – Ведь ни ты, ни ты больше не любите травяные чаи.
Брат и сестра переглянулись.
- Это так, - промолвила Эдельвен.
- И свет солнца стал для вас неприятен.
- И это так, - кивнул Лирольяс.
- Но, ради сумерек, ответь, откуда ты знаешь! – почти моляще попросила Эдельвен.
Силльвей понимающе улыбнулся.
- Вам и вправду нужна моя помощь, о старшие родичи мои, - сказал он.
- Объясни, - резко потребовал Лирольяс.
- Не груби мне, брат, я пришёл поговорить. Я пришёл сюда понять, что с вами случилось, и помочь, если это будет в силах моих. Не ради того я бросил друзей своих и ученика своего, не ради того я пересёк эти земли, чтобы меня здесь так встретили.
- Он не хотел тебя оскорбить, Силльвей, - осторожно сказала Эдельвен.
- Последнее время я стал очень подозрительным, - буркнул Лирольяс.
- МЫ стали очень подозрительными, - добавила Эдельвен.
- Расскажите мне всё то, что случилось с вами с того дня, когда деревня наша была погребена лавиной, - попросил Силльвей.
Близнецы заговорили, перебивая друг друга:
- Ты ушёл в странствия, тебя не было дома тогда…
- Утро только начиналось, светлело…
- Камни!.. На дома и на нас посыпались камни!..
- Мы вместе с мачехой выбежали из дома. Твоя мать хотела найти Силля, он с вечера ушёл к Марлатху и ещё не вернулся…
- Отец лежал на улице, ногу его придавило…
- Инейана осталась вместе с ним, и Силль сказал нам: “Дети, спасайтесь! Башня Марлатха, учителя моего… в ней есть…”
- Вне себя от ужаса, бежали мы к башне волшебника-ирртея, а вокруг нас кричали от боли менее везучие соплеменники. Все они бежали, кто куда, камни продолжали катиться…
- Марлатх был мёртв! Он лежал на пороге своей башни со спокойствием на лице…
- Мы ворвались внутрь, и вход за нами завалило! Я заплакала, потому что смерть казалась неминуемой, но брат сказал, что мы должны не отчаиваться и найти то, о чём говорил отец наш, Силль…
- Мы бежали по длинным и тёмным коридорам, и глухой гул подтверждал то, что камни падают сверху и заваливают башню…
- Мы нашли секрет Марлатха, мы нашли похожий на огромный глаз камень. На чёрной подставке лежал он, скрытый плотной чёрной тканью…
- Я поднял плат, и камень посмотрел на нас. У меня просто душа оледенела…
- Он сказал, что его имя – Око Бездны, и что он может помочь нам спастись отсюда. Но за это…
- Мы согласились! Согласились стать пр;клятыми, хотя тогда ни я, ни сестра тогда не знали, на что это обрекает нас…
- Тер’Анес посмотрел на нас вторично, и я почувствовала, как по очень крутой ледяной горе в полной тьме съезжаю куда-то вниз со скоростью мысли…
- Алое пламя горело во тьме…
- Мы очнулись призрачными, похожими на птиц, существами. Мы улетели из окон башни, унося в когтях Око…
- Начинать пришлось с нуля. Мы отошли как можно дальше от Долины, но остались в предгорьях. Я выстроил замок. Знания о том, как его строить, брались из ниоткуда, порою я не понимал, что творю…
- Мы стали сильнее, много сильнее обычных смертных реттелов…
- Нам не хотелось искать общества других разумных. Нам хотелось прийти в себя, осознать перемены, которые мы приняли…
- Теперь нам нужно подпитывать жизненной энергией себя. Не сразу мы поняли, что для нас это значит…
- А поняв – осознали значение слова “проклятые”…
- Осознание этого было подобно новому рождению. Я смотрела на мир, я поражалась тому, что он стал ярче…
- Ты помнишь, брат, что мы, светловолосые, предпочитаем день и свет дня. Это осталось в прошлой жизни. Теперь мы предпочитаем начинать свой день вечером…
- Я пою свои песни лунам… Я танцую с дождём… Я рисую углём картины… Раньше этого не было!..
- Я частенько отлучаюсь из замка. Я гуляю целыми ночами, да и дни принадлежат мне, если они пасмурны… Я свободен, я счастлив… временами, я боюсь себя!..
- В тихие ночи я взлетаю к лунам. Растворяясь в потоках воздуха, делаясь частью ветра, я счастлива…
- Мы до сих пор не поняли, в кого переделал нас Тер’Анес…
- Главное, Силльвей, мы ещё не сказали главного! Теперь, чтобы жить, нам приходится убивать людей!
- Мы не сразу поняли это, не сразу приняли это, как должное…
- И несколько месяцев умирали от голода, становясь всё слабее…
- Тер’Анес обругал нас и поставил на ноги. Он учил нас быть такими, какими мы стали…
- Мы не реттелы, мы – вайны! Не обладающие жизнью разумные, способные жить неопределённо долгое время…
- Таких, как мы, ещё не было на Орорре. Мы – новая раса, так сказал Око.
- В чём-то мы подобны Ушедшим, которые тоже питаются энергией. Но они – высшая нежить, они способны сами поддерживать своё существование. Мы – только с помощью других.
- Раз в месяц каждый из нас обязан найти и высушить разумного. Энергия жизни переходит нам, тело Отдающего рассыпается в прах…
- Я гляжу в глаза тем, кто встречается мне на пути. Я гляжу внутрь. Я спрашиваю каждого из них: "Станешь ли ты моей жертвой?" Никто ещё не говорил мне “нет”…
- Я говорю тому, кому смотрю в глаза: "Стань частью меня, отдай мне свою силу. Отдай мне свою жизнь!" Никто ещё мне не перечил…
- После перерождения мы стали ближе друг другу. Ещё ближе…
- Да, мы теперь не только брат и сестра. Мы… одна стая!..
- Несколько месяцев назад Лирольяс по ошибке притащил в замок Ушедшего вместо смертного. Но вайны не высушивают Ушедших. Это почти мгновенная смерть для нас... Но Тер’Анес чему-то обрадовался. Он подчинил этого Ушедшего своей воле, и переводил его энергию в то, что могли усваивать мы. Какое-то время нам очень хорошо, сытно жилось…
- Но недавно в замок явился ещё один Ушедший. Не недавно появившийся, как тот, которого пленили мы, а чуть ли не один из Изначальных…
- Тер’Анеса больше нет! Герелл – это имя того, кто явился – одолел его, сломил и запечатал его дух. Мы остались одни, без наставника…
- Они, пожалуй, не стали бы трогать нас – Ушедшие не настолько злопамятны – но они узнали об одной нашей проблеме…
- Силльвей, я жду ребёнка! Да, это будет дитя меня и Лирольяса, дитя новой расы нашего мира, и… я очень боюсь его, Силльвей! Наша кровь смешалась… что если тот, кто придёт в этот мир, будет ещё большим чудовищем, чем мы оба вместе взятые?!..
- Герелл, например, верит в это. Он остался здесь и ждёт его. Ждёт рождения чудовища.
- Я боюсь, я очень боюсь вынашивать ЭТО в себе! Больше всего на свете мне хочется убить проклятое чудище, пока оно не пожрало меня изнутри… но Герелл сильнее меня. Сильнее нас обоих! И он ждёт. Ждёт пришествия в мир этого чудовища!..
- Не будь его, мы давно бы уже избавились от…
- Я не понимаю вас, родичи, - перебил его Силльвей. – Любая жизнь священна. Вы привыкли лишать жизни, но как вы можете судить того, кто ещё не появился?
- Он не должен был появиться, Силльвей, мы просто не убереглись… Он никому не нужен здесь, и я не хочу давать ему жизнь!..
- Ты, привыкшая брать, научись и отдавать; отсутствие равновесия ломает основы мира!
- Научиться… отдавать… - задумчиво повторила Эдельвен. – Знаешь, братик, мне как-то не приходило это в голову. Надо попробовать… как-нибудь потом… Я уже смирилась с тем, что рано или поздно это чудовище… появится… Но мне… временами мне страшно…
- Вижу, что явился сюда не зря, - Силльвей подошёл ближе и положил руки на плечи близнецам. Они, не сговариваясь, уставились на него: со страхом и надеждой. – Я буду с вами, родичи. Буду, пока хотя бы некоторая часть проблем не спадёт с ваших плеч...
- Я рад нашему знакомству, Силльвей, - стена заколыхалась, и оттуда вышел некто в просторных чёрных одеждах, с тёмными волосами и очень бледным и немного острым лицом. Младший брат внимательно посмотрел на новоприбывшего.
- Так ты и есть Герелл, Ушедший? – спросил он.
- Верно, - кивнул тот. – Позволь я также представлю тебе своего воспитанника Маюми, - стена снова заколыхалась, и оттуда вышел – нет, вывалился – паренёк в хламиде зеленоватого цвета, рваной по краям, с тёмными волосами, которые немного отливали малиновым, бездонными глазами и плутоватым выражением рожицы.
- Наста-а-а-вни-и-и-к… - протянул он, с интересом оглядываясь по сторонам. – Ты же обещал меня не будить, пока не придёт время появиться тому чудовищу…
- Маюми, у нас гость, - одёрнул его Герелл.
- О, прошу прощения-а-а… - младший Ушедший, хитро улыбаясь, посмотрел на Силльвея. – Ну-у, здравствуй, младшеньки-и-и-й! Реттел? Я считаю вас забавным народцем. Слишком вы сами себе противоречите для того, чтобы жить спокойной жизнью смертных. Поэтому из вас и лепят нелюдей все кому не лень…
- Маюми, - Герелл говорил спокойно, но некая нота в его голосе звенела отчётливее стали. Воспитанник моментально перевёл взгляд на него и, по-птичьи склонив голову набок, внимательно слушал. – Тебе не приходило в голову, что не всем может быть приятно то, что изволишь им высказывать ты?
- Разве неприятно слышать правду, Наставник? – казалось, совсем искренне удивился Маюми.
- Не более, чем подставлять лицо под летящие в тебя горсти песка.
- Тогда я не понимаю, что не так я сказал!
- И в этом – весь мой ученик, Силльвей, - произнёс Ушедший, обращаясь к страннику. – Шут и немного пророк, он – язва во плоти мира , и никто ещё не уходил целым и невредимым от его убийственно точных замечаний.
- Ты тоже более чем откровенен, Герелл, - вздохнул Силльвей. – Думаю, вы оба по своей воле не согласитесь покинуть замок родичей моих.
- Силльвей, - мягко упрекнул его Герелл. – С такими, как мы, не ссорятся.
- Думаю также, что пока недостаточно силён, чтобы бросить вызов тебе и расе твоей, Герелл. Но я знаю, как мне поступить, - оба Ушедших и близнецы глядели на него с неподдельным интересом. – Я останусь здесь. Но не просто наблюдателем. Я стану… Отдающим.
- Кем? – глаза Эдельвен широко раскрылись.
- Отдающим, - повторил Силльвей; он только что придумал это слово, и оно сразу очень ему понравилось. – Я буду отдавать брату и сестре часть жизни своей всякий раз, как проголодаются они. Так я смогу освободить их от новых убийств.
- Силльвей, не делай глупости! – воскликнула Эдельвен. – Ты не понимаешь, на что обречёшь себя в таком случае. Доноры живут пять… редко – десять лет…
- Силльвей, я не хочу жить за твой счёт, - тихо, но твёрдо произнёс Лирольяс. – Ты – мой брат, а не моя добыча.
- Силльвей, ты хоть понимаешь, кем ты собираешься стать? – хитро сощурился Маюми. – Жизнь твоя в таком случае завершится, ибо с того момента, как впервые отопьют из тебя, до последнего вздоха твоего, не жить будешь ты – но медленно и неизбежно умирать, и смерть твоя растянется на до-о-о-лгие годы…
- Я тоже не одобряю твоего решения, - веско добавил Герелл. – Хотя… это был бы интересный эксперимент.
- Здесь и сейчас не вы принимаете решения, - проговорил бродяга, и холодом отречения веяло от слов его. – Решение принял я. Герелл! Как мне стать Отдающим? Проведи обряд передачи!
- Обними сестру и брата своих, - не пошевелив бровью, молвил Ушедший.
Силльвей подошёл к близнецам. Те встали, и все втроём образовали они тесный круг.
Герелл подошёл ближе. Он двинулся вокруг них против часовой стрелки.
- Сила, что дремлет в тебе, - касание Силльвея. – Готовься отправиться в путь свой по первому зову. К тем, кто не мёртв и не жив, - касание Эдельвен и Лирольяса. – к тем, кто меж днём и меж ночью… Да обернётся правдой изречённое слово моё, да свершится здесь и сейчас воля того, кто добровольно становится Отдающим, да примут его силу те, кому он согласился Отдавать… И да будет так отныне и пока не погасла Звезда, давшая жизнь мне… Да будет так!
Трое разомкнули круг. Силльвей тяжело дышал, близнецы же напротив выглядели отдохнувшими и посвежевшими.
- Свершилось? – спросил бродяга у Ушедшего.
- Да, безумец, твоя воля свершилась, - кивнул тот. – Радуйся этому!
- Ты как будто бы расстроен, - хмыкнул Силльвей. – а меж тем народу твоему не к лицу эмоции. Что скажешь?
- Воздержусь, - вздохнул Герелл.
Маюми тоненько, скрипуче захихикал.
(2) Волчонок
О, гнетущий траур...
Я снова открываю утомлённые глаза,
Моя жизнь стала пустой, и пепел забивает мою глотку.
Прошлой ночью я надеялся и жаждал умереть, но в катарсисе отказано мне.
Эта боль когда-нибудь пройдёт?
Колдовской аромат зимы и запустения, её холодное дыхание порой касается меня.
Моя душа была блёклой полоской горизонта, которую она растянула там вдалеке.
Она есть тьма...
Agalloch, "She Painted Fire Across The Skyline"
Мы – внутри. Сестра отлучилась, пошла заваривать чай. Для меня. Она знает, что я люблю травяные чаи. Сами близнецы предпочитают вина… Немного коробит, что последние годы она обращается со мной, как с куклой. Которую можно покормить, с которой можно поиграть. Наверное оттого, что я не говорю с ней словами, только молчу, улыбаюсь или киваю. Я ни о чём не хочу говорить с близнецами.
Или – не могу?..
- Белка-а-а!
В зал врывается мальчишка и с радостным воплем виснет у меня на шее. Он родился у Эдельвен от Лирольяса и остался жив лишь по странной прихоти одного Ушедшего, потому что близнецы готовы были уничтожить “проклятое чудовище” ещё до его же рождения. Сирота при живых родителях, без имени, но с унизительной кличкой “р;ллан” (“ненужный”, “лишний”), вайн с вечной жаждой, никого ещё не убивший… мне всегда было жаль его. Но, лишённый возможности говорить с близнецами и, тем самым, приравненный к домашнему животному – как я мог заступиться за него? Только подбадривать в особо тяжёлые минуты.
Он зовёт меня Белкой, за цвет волос. Когда-то они, наверное, были чёрными. Но теперь и давно – седые. Это неизбежно при постоянном оттоке жизненной энергии… Я зову его Волчонком. Есть за что.
- Где ты пропадал, Белка?
- Я и сестра провожали Лирольяса, - отвечаю я. Странно, что с ним я могу говорить. Может потому, что он никогда не брал из меня жизненной силы? – Он ушёл охотиться.
- Ясно, - хмурится мальчишка, его короткие, почти прозрачные волосы ерошатся, словно от сильного ветра. Волк топорщит шерсть на загривке…
- Что? Был бы не прочь поохотиться сам? – пытаюсь угадать я.
- Ага, - он смотрит мне в глаза. У самого Волчонка глаза очень странные – тёмные, затягивающие. Колодцы, не глаза.
Близнецы боятся его. По-моему, напрасно. Он вырос бы славным малым, если бы они поладили…
- Я хочу охотиться. Белка, мне поперёк жизни стоят эти марионетки-Ушедшие. Смириться с тем, что принимаешь их подачки – невыносимо!
- О детях заботятся родители, - говорю я. – У тебя их нет. Считай действия Ушедших своего рода родительской опекой.
- Никогда! – сверкнул глазами этот маленький волк. – Они меня презирают и ни во что не ставят! А родителей у меня нет, и не было. Я обязан быть взрослым с первого вздоха, с первого крика!
Он с шумом втянул в себя воздух, словно хотел сказать что-то ещё, но вовремя сдержался. Вместо этого он присел рядом со мной и стал рассматривать свои руки. Запястья обоих его рук окольцовывали широкие тёмные полосы, издалека похожие на браслеты. Ограничители. С ними Реллан не смог бы даже сознательно причинить вред кому-либо из тех, с кем он одной крови. Близнецам, например (а он, думаю, спит и видит, как бы их высушить!). Или мне. Ограничители, поставленные Ушедшим, были залогом существования такого вот нестабильного вайна, неспособного контролировать себя. Думаю, Волчонок прекрасно об этом знал. И – до сих пор не смирился.
- С рожденья на мне эти цепи, - вздохнул он наконец. – Это моё проклятие… да, Белка?
- Рано или поздно ты превозможешь его, Волчонок, - говорю я. – Верь в себя, и будь сильным.
- Я буду сильным, Белка! – тотчас загораются глаза у самого страшного в замке вайна. – Я буду сильнее всех! Когда я вырасту, то стану Волком… и они пожалеют о том, что так обращались со мной!..
- Силльвей! – разнёсся по залу мелодичный голос Эдельвен. – Я принесла тебе чай!
- Илл;ра вернулась! – прошептал мальчишка. – Сив, я пошёл! Видеть её лишний раз не желаю!
Отверженный, он чуть ли не физически не переносил близкого присутствия кого-либо из близнецов. Вот и сейчас Волчонок уже собрался юркнуть в ближайший боковой проход и умчаться в противоположный конец замка, как вдруг чья-то рука, высунувшись из стены, удержала его.
Волчонок оскалился, вполоборота глядя на руку. И он, и я знали, что это мог быть только один из тех двоих Ушедших, что живут в замке столько, сколько ребёнку лет… или, немного дольше?
Обладатель руки наполовину высунулся из стены.
- Маюми! – зарычал Волчонок. – Немедленно отпусти!
- Отпущу, если не убежишь! – захохотал Маюми. – Мне скучно, вайн, развлеки меня!
Ушедшим чужды эмоции. Но этот был результатом эксперимента другого Ушедшего, Герелла. “Экспериментальный образец” был года на четыре старше моего Волчонка, и номинально числился в учениках у Герелла. Который, разумеется, тоже обитал где-то здесь, в замке. Дети подземья, янал;рмы обожают прятаться в камнях, это часть их сути. Мне же эти двое наблюдателей всегда казались чем-то, вроде привидений, которые по статусу положены каждому замку.
Маюми был забавным привидением. Но наши вайны – Волчонок в особенности – тихо ненавидели его.
Тем временем, подошла Эдельвен. Склонившись передо мной, она протянула мне чашку горячего травяного напитка, которую я с благодарностью принял. Сама она села рядом, держа бокал с белым вином в тонких пальцах.
- Отпусти реллана, Маюми, - не оборачиваясь в их сторону ровным голосом попросила она. – И, раз уж ты здесь, покорми его.
- Как скажете, госпожа! – издевательски раскланялся “призрак”, вываливаясь из стены окончательно. – Ну, малыш, иди к папочке!
Я обернулся. Волчонок отчаянно пытался высвободиться из объятий Ушедшего. Бесполезно! Каким бы сильным вайном ты ни был, любой из Ушедших по силе превосходит тебя. Если, разумеется, сами Ушедшие не лгут нам.
- Признай мою силу… прими мою силу!... – нашептывал Маюми стандартную формулу отдачи энергии от того, кто является высшей нежитью (Ушедшие) к тому, кто лишь нежить-потребитель (те же вайны). – Да станет она частью тебя… Прими то, в чём нуждаешься, и будь благодарен!
Выкрикнув последнюю фразу, он разжал руки. Отставив чашку, в последний момент я подхватил падающего Волчонка. Тот вырвался, вскочил на ноги и, затравленно обернувшись, унёсся прочь по коридорам.
- Каков нахал, а? – усмехнулся Маюми. – Хоть бы спасибо сказал, что ли…
- Где Герелл? – быстро спросила Эдельвен.
- Наставник спит, госпожа, - широко улыбаясь, ответил Маюми. – Мне разбудить его?
- Не стоит, - покачала головой Эдельвен.
- Как будет угодно госпоже! – насмешливо раскланялся ученик Ушедшего. – Нужны ли ещё мои услуги? Располагайте мной!
- Твои услуги на данный момент не требуются.
- Ну, что-о ж… Тогда развлеките меня, разумные! – потребовал он.
- Развлечь тебя? – растерялась Эдельвен. – Как? Хочешь, я потанцую под его музыку?
- Нет.
- Хочешь, я нарисую твой портрет углём?
- Нет, - улыбаясь, качает головой Ушедший. – Я хочу, чтобы госпожа ещё немного посушила своего братика. Всё равно, она голодная. Со стороны на это так приятно смотреть…
- Нет, - Эдельвен решительно рассекает рукой воздух. – Лирольяс скоро вернётся, и не с пустыми руками. Не трогай Силльвея!
- Я ничего с ним не делал за всё время своего пребывания здесь! – нарочито изумляется Маюми. – И сейчас ничего не собираюсь с ним делать. Пусть госпожа развлечёт меня. В самом начале мы договаривались исполнять просьбы друг друга. Мне разбудить наставника, чтобы он подтвердил?
- Исполнять разумные просьбы, Маюми, - устало вздыхает сестра.
- Я прошу что-то неразумное? – поднимаются брови у Ушедшего. – Я забочусь о госпоже! Ну-у?
Он посмотрел на меня, озорно сверкнув глазами. И – вновь уставился на Эдельвен. Требовательно. Выжидающе.
- Силльвей, прости меня… - сестра привлекает меня к себе. Я раскрываюсь навстречу ей. Тело холодеет, как это и должно быть при оттоке энергии. Простить? Ты же знаешь, что тебе я всё прощу. Включая собственную смерть, растянутую более, чем на десятилетие. Потому что… если я кого и любил в своей нелепой и несложившейся жизни, так это…
В глазах темнеет. Падаю в пустоту, не успев додумать.
(Чуть меньше десятка лет назад)
Красота покоится там, за запретными деревянными дверьми,
Она необычайна и чиста, глаза увидевшего её кровоточили бы и пылали...
...Она убила себя осенью...
Я разрушитель, я несущий смерть прекрасной заре
Позорным столбом, стужей и легионом умирающих ангелов...
...Я убил себя весной...
Agalloch, "Dead Winter Days"
- Чего ещё боятся вайны? – настойчиво повторил свой вопрос бродяга.
- Морской воды и соли… а больше всего – ветра, дующего от моря, - погрустнев, ответил Лирольяс.
- Значит, горько-солёного ветра… – Силльвей задумчиво передвигал по столу щепочки, которые забыли смести после очередной его работы по дереву. – Как-то странно это получается. Ну, я понял бы, если бы вы боялись того же солнца, или золотистого металла, или красок ярких цветов… Почему – море?
- Тер’Анес когда учил нас быть собой говорил что-то о том, что мы, по сравнению с подобной нам нежитью (что обитает в других, более динамичных мирах), потеряли достаточно многое. Сгладились острые углы. Представляешь, он говорил, что в его мире подобные нам пили кровь своих жертв, чтобы забрать их жизненную силу.
- Это довольно неудобно, - заметил Силльвей.
- Я тоже так думаю. К тому же им было совершенно невозможно выйти под открытое небо днём – свет солнца обращал их в пепел.
- Б-р-р-р!
- Зато они были способны на большее, чем я и Эдель, брат. Каковы вложения – такова и отдача. Но я доволен тем, что стал таким. Тер’Анес смеялся и говорил, что для нашего мирного мира будет достаточно и такой безобидной нежити.
- И где же я имя это слышал – Тер’Анес, Око Бездны…
- Ты не помнишь, Силльвей? – поднял брови Лирольяс. – Это было давно, когда наш отец был ещё мальчишкой, и когда наши нападали на тамшей… то есть этереннахов. Ну, когда у нас в горах появилась эта странная ирртея… волшебница со Срединного континента.
- Ороми… Ррайга, - припомнил Силльвей. – Я помню её. Она пыталась слить племена реттелов и этереннахов в единый род… где-то ей даже это удалось. Предгорья велики…
- Тер’Анес был её врагом, - дополнил Лирольяс, видя что воспоминания уносят брата всё дальше. – У них на родине он был магом из враждебного ей клана (кажется, там эти кланы зовутся Домами), он был одним из тех, кто её сверг!
- Ороми Ррайга была главой клана на своей странной родине, - улыбнулся Силльвей. – Говорят, она поссорилась со своей матерью… вот и ушла искать счастья на чужбине. Странно, что её враги оказались столь настойчивыми, что даже здесь преследовали её.
- Тер’Анес был побеждён и запечатан Марлатхом в Зрячем Камне, - проговорил Лирольяс. – Он пробудился, увидев нас. С того момента нас троих незримо что-то связывает.
- До сих пор? – удивился бродяга.
Из соседней комнаты донёсся вздох, сменившийся стоном.
- Давно это у неё? – спросил Силльвей, который не так давно подошёл сюда из своей башни.
- Да нет, я позвал тебя, когда оно началось, - вздохнул Лирольяс. – Проклятье, почему я не могу разделить эту боль с ней? Ведь мы же с самого детства привыкли всем делиться…
- Может, стоит зайти внутрь? – предложил Силльвей.
- Пока не стоит, - покачал головой Лирольяс. – Сестра сказала, что позовёт нас, когда роды начнуться.
- Нет, мы должны быть рядом, - настойчиво проговорил Силльвей. – Надо быть начеку, чтобы малейшая неточность не отняла жизнь у Эдельвен.
- Хорошо бы мёртвым родился, - мечтательно произносит Лирольяс. – Это решило бы разом столько проблем…
Холодный взгляд Силльвея действует на него лучше пощёчины, и старший брат умолкает.
- Быстро же не обладающие жизнью привыкают ставить жизни прочих ни во что, - бросает младший брат.
- Я не хотел сказать ничего плохого, но от него, ещё неродившегося, воз и маленькая тележка проблем. Рождаясь, он может убить женщину, которую я люблю. Тогда его точно ничто не спасёт!
- Уймись, Лирольяс! – младший брат обхватывает старшего за плечи. – Ты же знаешь, что я не допущу этого.
- Не допустишь… Силльвей?... – серые с красноватыми искрами глаза с надеждой смотрят на него. – Правда?...
- Если даже это дитя окажется смертью – я встану между Эдельвен и смертью, и все останутся живы!...
- Окажется… смертью?.. – тихо рассмеялся Лирольяс. – Знаешь, Силльвей, у нас со времён инициации есть ещё по одному имени. Прозвища, которые мы не особо любим… Сестра – Илл;ра, то есть Белая Дева. Я – Гарх;рт, то есть Тёмный Строитель.
- Гархарт и Иллера… в этом что-то есть! – восхитился Силльвей.
- Не зови сестру по прозвищу, - предупредил его Лирольяс. – Не любит она его.
- Почему?
- Вспомни, брат, кто ещё из Старших носит имя Иллера.
Силльвей смолк. Иллерой, Белой Девой на Орорре звали Смерть.
Стон, долетевший до братьев из соседней комнаты, был куда более громким, чем предыдущий.
- Мы должны быть там. Быть с ней, - настаивал Силльвей. – Пойдём!
Он первым распахнул дверь комнаты. Братья вошли – нет, ворвались – внутрь.
- Лиро… Силльвей… - слабым голосом окликнула их Эдельвен. – Хорошо, что вы пришли… Не хочу… умирать наедине с этим… чудовищем…
- Не говори глупостей! – восклицает Лирольяс. – Ты будешь жить долго, очень долго!
- Но там, внутри, - она проводит рукой по вздувшемуся животу. – притаилась моя… смерть!
- Я пришёл сюда, чтоб встать между тобой и смертью, если таковая осмелится явиться, - решительно произносит Силльвей, выходя вперёд. – Не бойся ничего, Эдельвен! Позволь ему покинуть тебя, выйти наружу… я найду силы, чтобы справиться с ним!
- Ты такой храбрый, Силльвей… - улыбка разрезает бледное, чуть осунувшееся лицо Белой Девы. – Дай мне свою руку… пожалуйста! Сейчас… начнётся!..
Бродяга протянул сестре свою руку. Она судорожно вцепилась в неё. Почти в тот же момент её начало корчить, и Иллера закричала.
Силльвей с удивлением почувствовал вокруг себя холод; холод шёл изнутри Эдельвен, от её плода, и не был тот холод настоящим. “Отток энергии, - понял Силльвей. – Малыш чудовищно голоден, и если он в ближайшие несколько минут не отделится от сестры, я не смогу дать за её жизнь и ломаной медной улыбки… Малыш, иди сюда!” Всеми доступными ему смысловыми средствами Силльвей давал знать малышу, что снаружи теплее, гораздо теплее, чем внутри, что снаружи его ждут с радостью и нетерпением… Ребёнок не верил. За те долгие одиннадцать месяцев, что провёл он в утробе, страх и ненависть тех, кто снаружи, никогда не оставляли его в покое. Даже по ночам, в снах родителей… “Возьми мою жизнь вместо её!” – умолял Силльвей. Но ребёнку такая идея почему-то казалась несправедливой. “Хорошо, малыш, - кивнул Силльвей, остатками воли всё ещё пытаясь сохранить хладнокровие. – Тогда, давай так! Ты выходишь наружу, и я показываю тебе весь этот мир – хороший ли, плохой. Каким увидишь его ты – дело восприятия. Но пока жив я, никто из них и пальцем не посмеет тронуть тебя!”
Ребёнок ещё несколько секунд колебался. Потом, начал продвигаться к выходу. Эдельвен перестала кричать – просто Лирольяс вовремя сообразил встать у неё в изголовье, взять её голову себе в ладони, и перевести на себя большую часть боли. Теперь он стоял, прямой как струна и белый как полотно, и крепче стискивал зубы.
Ребёнок выскользнул из утробы, и Силльвей подхватил его на руки. Быстро перерезав ножом пуповину, он свободной рукой завязал её на ребёнке, потом избавил сестру от плаценты, что вышла следом за рождённым.
Силльвей украдкой вытер лоб. Эдельвен вне опасности! Несмотря на то, что ему становилось всё более и более холоднее, он осмотрел ребёнка и даже похлопал по щеке, чтобы тот наконец издал свой первый крик. Но крика не последовало. Веки поднялись, и бродяга встретился взглядом с существом, чьи глаза были страшнее и глубже глаз Ушедших.
Бродяга начал падать.
Лирольяс подхватил его у самого пола. Силльвей упал на спину, крепко держа ребёнка в руках. Теперь он лежал, глядя вверх, и лицо его становилось всё бледнее.
- Даже не знаю, что и сказать… - улыбнулся бродяга. – Вы в большой опасности, родичи, ибо дитя это способно поглощать энергию родных своих без соприкосновения… Когда он разберётся со мной, я не дам ни улыбки за ваши жизни…
- Ты должен был позвать меня, Силльвей! – раздался голос, и из стены объявился Герелл. За ним – Маюми. – Глупец, на что ты рассчитывал, встречая такого, как он, без защиты и без оружия?
- Во всяком случае, не на твою помощь! – поморщился бродяга.
- Ты не справишься с ним, - покачал головой Герелл, забирая ребёнка из его рук. – Во всяком случае, сейчас.
Герелл внимательно посмотрел в глаза родившемуся и на какое-то время замер. Этот поединок воль длился около минуты. Наконец, ребёнок вздохнул и устало прикрыл глаза.
- Сильный, - с уважением в голосе произнёс Ушедший. – Видно, придётся до поры до времени перейти на крайние меры…
- Убьёшь его? – насторожился Лирольяс.
- Ничего подобного, - со смешком покачал головой Герелл. Силльвей всё так же без движения лежал на полу, похоже, потеряв сознание. – Я запечатаю ваше отродье, он не сможет использовать свою силу, не сможет высушить своих родственников… что, обрадовался? Зря, парень. Любые печати рано или поздно слетают, или же их приходится снимать…
Ушедший взял ребёнка за запястья рук, развёл их в стороны так, что маленькое существо беспомощно заколыхалось в воздухе. И, полуприкрыв глаза, начал что-то бормотать на непонятном языке, больше похожем на перезвон колокольцев. Лирольяс, глядя на это сбоку, увидел, как красноватым свечением зажёгся "третий глаз" Ушедшего. Ребёнок задёргался, пытаясь вырваться, закричал словно бы от нестерпимой боли и, вдруг обмякнув, повис в руках, что держали его.
- Вот и всё! – усмехнулся Герелл, разжимая руки. На запястьях младенца остались две чёрные, словно выжженные полосы. – Подержи-ка его, Лирольяс. Ну, ничего не чувствуется?
Старший брат с ребёнком на руках стоял, вслушиваясь в свои ощущения.
- Ничего, - с удивлением вымолвил он. – Словно обычный ребёнок смертной расы. Как тебе удалось совершить такое, Герелл?
- Меня готовили и к такой ситуации, - уклонился от прямого ответа Ушедший. – Хочешь, я рассмешу тебя, парень? Тер’Анеса вы с сестрой в качестве вайнов ну никак не устраивали. Он тоже ждал его, - кивок в сторону ребёнка. – После его появления вы оба неизбежно стали бы обузой и превратились из охотников в добычу.
- Что изменилось от того, что ты заменил Тер’Анеса? – бесстрастно поинтересовался Лирольяс.
- Хотя бы то, что ты, твоя сестра и ваш неуёмный младший братец всё ещё находитесь в мире живых, - усмехнулся Герелл. – И будете находиться в нём ещё какое-то время… ну, хотя бы до тех пор, пока ребёнок не вырастет и не сорвёт с себя мои оковы… Какое же имя дашь ты сыну, вайн?
- Не сын мне это чудовище! – оскалился Лирольяс, всовывая ребёнка обратно, в руки Ушедшему. – Никогда не признаю одним из нас я его, никогда не добьётся моей благосклонности он!
- Стрелы твои однажды вернуться к тебе же, - покачал головой Герелл. – Он станет платить вам ненавистью за ненависть, презрением – за презрение.
- Да будет так! – облегчённо выдохнул Лирольяс, чувствуя как права и обязанности отца спадают с него, как листва с дерева осенью.
- Ты глуп, вайн! – усмехнулся Маюми, это были его первые слова, произнесённые за текущий день.
Воспитанник Ушедшего приблизился к Силльвею и, присев рядом на корточки, погладил его по волосам.
- Надорвался, бедняга, - с насмешливым сочувствием вздохнул он. – Как думаешь, он выживет, наставник?
- Поручаю его тебе, - бросил Герелл, не оборачиваясь. – Сделай так, чтобы этот смертный ушёл из замка. В ближайшие несколько лет он будет лишь помехой.
- Ну-ну-у! – рассмеялся Маюми. – Я хотел пообщаться с ним.
- Я сказал – на несколько лет. Почему бы потом ему не вернуться?
- Я понял тебя, наста-а-вни-и-к, - кивнул младший из Ушедших.
Лирольяс с тревогой переводил взгляд с одного на другого.
- Что вы собираетесь делать? – спросил он.
- Немного разгрузим твоего братца, - расхохотался Маюми. – Он, поди, устал уже с вами обоими возиться! – ухватив бродягу за ногу, он поволок его прочь из комнаты.
- Да как ты… - Лирольяс, кинувшийся было с кулаками на насмешника, был остановлен поистине каменным захватом Герелла.
- Держи! – Ушедший без церемоний сунул ему в руки ребёнка. – Иди, устрой его куда-нибудь. А я буду приводить сестру твою в чувство.
Упоминание о сестре мигом остудило пыл Лирольяса, и он безропотно вышел из комнаты через другую дверь.
- Как в плохом театральном представлении смертных, - скривился Герелл, убедившись, что кроме него и вайн;ллы в комнате никого не осталось.
Глаза Эдельвен медленно открылись.
- Я… жива?.. – спросила она, явно сама ещё не веря в это.
- Ты жива, - кивнул Герелл. – И братья твои живы. И ребёнок…
- Не говори мне о нём! – закричала она. – Дай забыть… весь этот кошмар…
- Увы тебе, кошмар твой только начинается, - невесело усмехнулся Ушедший.
(3) Ушедшие
Камень ждёт моего падения
На могилу, которую я вырыл себе сам.
Птицы щебечут свои реквиемы.
Пожалуйста, передайте мне свою мудрость, чтобы я мог лететь в небесах,
Над золотом морей к моим замёрзшим землям вечной ночи.
Agalloch, "Of Stone, Wind And Pillor"
- Просыпайся, - сказал мне голос Герелла. – Очнись и участвуй в беседе.
Открываю глаза. Знакомое место. Перекрёсток двух узких переходов, давно заброшенных, кстати говоря. Даже Волчонку неизвестно это место. Я и сам, будучи в здравом уме и ясной памяти, никогда не мог его найти. Может, Ушедшие проносят меня сквозь стены?
- Герелл, - сказал я. – Это ты сделал так, что я не могу разговаривать с братом и сестрой?
- Я, - кивает Ушедший. – А знаешь, зачем? Мне показалось, что если они будут относиться к тебе не как к равному, а как к домашнему любимцу, то ты сможешь узнать и почувствовать больше.
- Зачем? – я его не понимал.
- Тебе пригодится.
Маюми хихикнул.
- Неспроста наши пути пересеклись здесь, в замке, - сказал Герелл, доставая из торбы что-то, похожее на термос. – Я выращиваю чудовище. Реллана. Ты, похоже, проходишь здесь своё испытание.
- Зачем тебе Волчонок? – спросил я.
- Этому миру давно требуется чудовище, - туманно отозвался Ушедший. Дымящееся содержимое термоса он вылил в одну большую чашу. – Сильный, озлобленный зверь. Тот, кто вихрем пройдётся по этой земле, ставшей слишком тихой в последние несколько тысяч лет… Пей, Силльвей! – он протянул чашу мне. – Пока этот этап игры не завершён, ты нужен мне живым.
- Тогда скажи, почему сегодня твой ученик потребовал у моей сестры, чтобы она сушила меня? – спрашиваю я, отхлебнув. О, проклятье!.. Обжигает сильнее расплавленного металла…
- Клинок закаляют многократно, - смеётся Маюми, принимая у меня сосуд и тоже отпивая из него. – Я помогаю проходить тебе испытание, ты до сих пор не осознал этого? Ты сильный, несмотря на внешнюю робость. Впрочем, останешься ли ты сильным – дело твоё!
- Он прав, - кивает Герелл. – Тебе это нужно. Но ты не должен сломаться.
- Поэтому, ты заставляешь учавствовать меня в вашем чаепитии? – интересуюсь я. Чаша обошла круг, и снова вернулась ко мне. Превозмогая себя, отхлёбываю вновь. Лучше бы я умер…
- Это не чай, - качает головой Герелл. – Здесь некоторые составляющие компоненты магмы… минералы, участвующие в жизненных процессах. Тебе известно, что Отдающий, иными словами – донор, при активном использовании одним вайном проживает в лучшем случае пять – шесть лет. А на твоей шее – двое. Ты держишься уже больше одиннадцати лет, Силльвей. Не без моей помощи, разумеется, но дело не только в ней.
- А в чём ещё? – мне стало немного интересно.
- Впереди у тебя – инициация.
- Я стану вайном?
- Хуже. Ты станешь Ушедшим.
Я не выдержал и расхохотался. Слышать такое от самого Ушедшего было по меньшей мере странно, но эти создания обладают весьма и весьма специфичным чувством юмора. К которому я до сих пор не привык.
- Мои догадки не имеют чёткого подтверждения и могут оказаться ошибочными, - продолжал Герелл, не обратив особого внимания на мою реакцию. – Но пока я нахожу слишком много совпадений для того, чтобы не принимать их в расчёт. Возможно, однажды я поприветствую тебя, как одного из нас.
- Вот как… - я отхлебнул из чаши, уже не замечая обжигающий и выворачивающий внутренности вкус этого напитка. – Даже не знаю, что и сказать.
- Ты – донор. А это значит то, что помимо жизненной энергии наши вайны забирают у тебя и эмоции. Впрочем, до этого ты мог додуматься и сам. Испытываешь ли ты хоть изредка какие-либо потрясения, сильные чувства? Или они обходят тебя стороной?
- Обходят, Герелл, - кивнул я. – И, пожалуй, это к лучшему. Иначе, я давно бы уже с ума сошёл от чувства безысходности и от растянутой на долгие годы, но всё более приближающейся окончательной смерти…
- Ты не умрёшь, Силльвей, - серьёзно произносит Герелл. – Но со временем ты пожалеешь об этом. Опустошение на эмоциональном плане предшествует разрушению личности и появлении в мире нового Ушедшего. Так было всегда. За редким исключением.
- Тогда скажи, почему Маюми такое эмоциональное существо? – спросил я.
- Потому что Маюми так и не смог полностью стать Ушедшим, - со вздохом признался Герелл. – Способности он смог перенять, но характер… характер…
- Я – твоя неудача, наставник! – хитро улыбнулся обсуждаемый.
- Не комментируй, - отмахнулся Герелл. – Слушай, Силльвей! Внутрь каждого из нас, Ушедших, при Посвящении вживляется луч, часть той или иной Звезды, породившей нас. У Маюми этот луч сплёлся с солнечным лучом, который был в нём с самого начала! Маюми – частичное воплощение. Аватара Сына Солнца, который пожелал, но не смог сделаться Ушедшим!
- Сын Солнца? Сын Тайллина, Лучистый Энтай? – переспросил я, донельзя удивлённый. – Энтай хотел сделаться Ушедшим?
- Жаль, что у него не получилось, - вздохнул Герелл. – Это дало бы нашей расе такие… возможности…
- Воспитай Маюми и попытайся его приспособить к делу, - посоветовал я, пытаясь отхлебнуть ещё. Не вышло. Заглянув в кружку, я увидел, что напиток закончился. И когда это я успел?..
- Делаешь успехи, Силльвей, - Герелл уголком рта улыбнулся мне. – Это не последний наш разговор. Реллану ты ничего не расскажешь, - он легонько, вскользь, докоснулся до моего лба, и я почувствовал воздействие на себя. Слишком быстрое и неотвратимое… - Спи спокойно, донор. Или побеседуй с Маюми, если возникнет такое желание. До встречи.
Он ушёл в стену. А я вдруг почувствовал себя страшно уставшим.
- Я смогу выбраться отсюда? – спросил я у Маюми.
- Ты уснёшь и проснёшься в своей комнате, - ответил мне тот. – Ты каждый раз одно и то же спрашиваешь!
- Значит, я каждый раз забываю, - пожал плечами я.
- Скажи, Силльвей, - он бесцеремонно растормошил почти заснувшего меня. – Почему ты стал донором у близнецов? Почему ты выбрал смерть?
- У меня было плохое настроение, - пробормотал я, уже проваливаясь в сон. – я чувствовал себя таким никчёмным… Что подумал – пусть лучше они несколько лет будут сушить меня, а не по смертному в месяц… Я… столько жизней спас…
- Ты решил отдать себя ей, потому что она не смогла или не захотела быть с тобой? – усмехнулся этот проныра.
- Для бесполого ты на редкость хорошо разбираешься во взаимоотношениях… - пробормотал я.
- Для тебя ещё не всё в этой жизни кончено, ты рано собрался хоронить себя! Для тебя всё ещё только начинается!
Но я уже спал.
…Сколько можно издеваться, жалеть или испытывать? Рано или поздно, я усну, уйду от вас насовсем. Уйду навсегда.
Разумные, я же люблю… любил вас. Будьте снисходительны…
(Года четыре назад)
...Как всякая надежда, которую я когда-либо лелеял...
...Как каждая мечта, которую я когда-либо знал...
Она уносилась прочь в потоке томления, желания лучшего мира.
От моей воли, из моего горла, к реке, прямо в море...
...Уносилась прочь...
...Угасала...
Вот этот пейзаж.
Вот это солнце.
Здесь на краю света...
Agalloch, "In The Shadow Of Our Pale Companion"
Замок. Дорога приходит с равнин, обегает его и скрывается в предгорьях. Вечера здесь очень тихие.
Двое призрачных крылатых существ, которые давно привыкли начинать свой день вечером, неподвижно зависли над дорогой, часто-часто взмахивая крыльями. По дороге в сторону замка шёл человек. С высоты птичьего полёта тусклым белым пятном смотрелись его отросшие за эти годы волосы.
- Силльвей возвращается?
- Силльвей возвращается.
- Мне жаль, что он вернулся. Мне жаль его. И так все эти годы энергия его по мере надобности оттекала к нам…
- Жаль, что было нельзя отменить принятое им решение.
- Жаль…
- Ему может не понравится то, как мы обходимся с релланом. Брат слишком добр.
- Брат добр, но он должен понять, что по-другому с этим чудовищем не сладить.
- Брат возвращается. Все эти годы я скучал по нему.
- Я тоже…
- Ему у нас понравится. Несмотря на кажущуюся неустроенность жизни, у нас хорошо.
- У нас хорошо… Лиро, все эти годы сквозь мою душу падают листья. Мириады листьев.
- Это всего лишь осень, сестра. Осень, затянувшаяся на неопределённое время…
- Лиро, что если…что если эта осень души вечна и непреходяща, как вечно и непреходяще наше бессмертие?..
Молчание.
- Я вернулся, - улыбнулся бродяга. – Я уходил, но я снова здесь. Как вы? И все ли живы?
- Все, брат, - кивнул Лирольяс.
- Как поживает ваш сын?
Близнецы одновременно и почти одинаково оскалились.
- Не сын он нам! - прошипела Эдельвен. Силльвей отступил на полшага назад – такой сестру ему ещё не доводилось видеть. – Не сын, а мерзкое отродье, равного которому нет на земле!
- Мне стыдно за тебя, сестра, - сказал бродяга и, осторожно обойдя близнецов, углубился в замок. Брат и сестра почувствовали себя неловко, но это быстро прошло.
Он шёл по коридору довольно долго. Ход вёл его вниз, всё глубже. Своей хорошо развитой интуицией, Силльвей пытался почувствовать отверженного, понять, где тот скрывается. “Выходи, малыш, - мысленно твердил бродяга. – Я помню тебя, я хочу посмотреть, как ты вырос. Выходи, будем заново знакомиться!”
- Я не верю тебе, - тихо сказал хрипловатый детский голос, когда он в полутьме проходил мимо одной из ниш.
Силльвей замер.
- Я не верю тебе, - повторил голосок. – Уходи!
- Так ты живёшь здесь, малыш? – улыбнувшись, бродяга присел на корточки рядом с нишей.
- Я не советую тебе звать меня малышом, смертный, - мрачно посоветовал обитатель голоса. – Я гораздо сильнее тебя, и если бы не оковы – справился бы с тобой в считанные мгновения. – в непроглядной тьме ниши тускло блеснули его глаза. – Ты – один из тех, кого словили хозяева замка? Очередная жертва? Тебя решили напугать, отправив туда, где можно встретить меня?
- Я – младший брат хозяев замка, - улыбнулся Силльвей. – Я – Отдающий.
Обитатель ниши, уже кинувшийся было на бродягу, замер, остановив руку с небольшими, но острыми когтями в сантиметре от его горла.
- Как это – Отдающий? – спросил он, заглядывая в глаза и пытаясь найти там обман. – Добровольная жертва, что ли?
- Вероятно, - рассмеялся Силльвей.
- Ты зря смеёшься, - буркнул маленький вайн, убирая руку и отходя в сторону. – Я едва не убил тебя, узнав кому ты приходишься родичем.
- Ты всегда сначала действуешь, потом думаешь? – беззлобно поинтересовался бродяга.
- Всегда, - кивнул тот. – Жизнь – непрекращающаяся охота, и если я расслаблюсь хоть на мгновение – буду убит.
Нахмурившись, он уселся рядом с нишей. Силльвей с любопытством оглядел ребёнка, хоть в полутьме было сложно что-либо отчётливо разглядеть. Мальчику было около шести лет, но говорил он и держался, почти как взрослый. Одет он был в какую-то бесформенную хламиду, которая была ему велика – не иначе, с плеча Маюми. Волосы его были не белые и даже не седые, а какие-то белёсые, прозрачные, коротко, почти под корень остриженные. На руках темнели широкие, будто выжженные, полосы ограничителей.
- Они всё время остригают меня, когда ловят, - вздохнул ребёнок, заметив, что его разглядывают. – В волосах я могу аккумулировать силу… они боятся меня! – едва заметная гордость за себя прозвучала в его голосе. Прозвучала – и тут же погасла.
- Мне жаль, что ты живёшь такой жизнью, - осторожно произнёс Силльвей.
- Мне тоже, - кивнул ребёнок. – Но я ничего не могу поделать. Во всяком случае, пока… Их больше, но я бы справился, я смёл бы их с моего пути… но этот подарочек… - он с тоской уставился на свои руки. – Временами, мне так тоскливо, смертный! Каково это – чувствовать в себе силу, великую силу – и быть отрезанным от неё!..
- Меня зовут Силльвей, - представился бродяга. – Как зовут тебя?
- У меня нет имени, - мальчик уставился себе под ноги, и Силльвей понял, что задел больную тему.
- Они зовут меня “ненужный”, “лишний”… но, клянусь багровыми сумерками, ты не посмеешь звать меня так! – он угрожающе посмотрел на Силльвея.
- Хорошо, Волчонок! – рассмеялся тот.
- Волчонок? – удивился обитатель ниши. – Почему – волчонок?
- Ты – как маленький зверёк, которого зачем-то принесли из леса, поселили здесь и травят, не стараясь понять, - объяснил бродяга. Ребёнок внимательно его слушал. – Загнанный в угол, ты бросаешь вызов всему миру, хотя силы неравны. Это более, чем достойно уважения.
- Ты… ты понимаешь меня!.. – в его страшно бездонных глазах мелькнули искорки радости. – С тобой можно говорить. Но я привык отвечать ударом на удар! Ты можешь звать меня Волчонком. Я же буду звать тебя… Белкой!
- Почему? – рассмеялся Силльвей.
- У тебя совсем белые волосы, - серьёзно сказал ребёнок. – Скоро ты умрёшь.
- Я знаю, - с лёгкой грустью кивнул бродяга.
- Зачем ты по своей воле пошёл в жертвы? – недоумевал Волчонок. – На твоём месте я удрал бы от замка как можно дальше… а ещё лучше, убил бы всех живущих в нём!
- Брат и сестра не хотели убивать живущих, - тихо сказал Силльвей. – Я хотел помочь им выпутаться из этой передряги.
- Они лгали тебе, Белка! Им нравится убивать! Им очень нравится играть со смертными в кошки-мышки! И… они не дают убивать мне, - он с грустью опустил голову. – Они лишают меня удовольствия участвовать в игре и в охоте!..
- Как же ты жив до сих пор? – удивился бродяга.
- Да, действительно, как же я ещё жив с моей-то вечной жаждой? – горько усмехнулся ребёнок. – Раз в два дня меня ловит этот мерзавец Маюми и насильно делится со мной своей энергией. По приказу Герелла, разумеется.
- Насильно делится?
- Я не хочу жить, Белка, - Волчонок внимательно посмотрел на Силльвея, и того словно ожгло пустотой этих глаз. – Я – самый сильный среди них, но я с рождения – пленник. Те, от кого я имел несчастье появиться на свет, не приняли меня в свою стаю. Они презирают и ненавидят меня. Я плач; им тем же. Время идёт, ничего не меняется, и смысла в таком существовании я не вижу.
- Смысл есть, Волчонок, - Силльвей положил руку на плечо маленькому вайну, и тот не стал отодвигаться. – Ты должен жить. Ты вырастешь, ты станешь сильнее. Сильнее себя. Ограничители спадут, когда ты будешь способен контролировать себя.
- Неправда, - ребёнок, не оборачиваясь, покачал головой. – Герелл не отпустит меня.
- Но ты превозможешь его, - настаивал Силльвей.
- Правда? – Волчонок с затаённой надеждой посмотрел на того. – Правда, Сив?
Бродяга только улыбнулся.
(4) Голос
Каждую ночь я лежу,
Пробуждённый от её дрожащего шёпота,
От образов на стенах коридора –
Они пронзают пустой дом далёким криком
В чёрном как смоль лесу моих иллюзий...
С каждым днём глубже моя могила...
Agalloch, "You Were But A Ghost In My Arms"
Вернулся Лирольяс. Он пришёл ночью, вместе с дождём, но сестра спала, и я первым почувствовал его присутствие.
И – вышел за порог.
- Я рад тебя видеть, Силльвей! – широко улыбнулся старший брат. Зрение у него хорошее, и он заметил меня в темноте ещё с подножия лестницы. – Что, не спится?
Брат быстро взбежал по лестнице. Вроде, он пришёл один, но я чувствовал – Лирольяс удачно поохотился и вернулся вовсе не с пустыми руками. Просто не желает демонстрировать это мне. Похоже, близнецы до сих пор немного смущаются того, что несмотря на моё донорство, продолжают высушивать живущих. Но я их не осуждаю за то, что они такие.
- Ты не представляешь, брат, как славно я повеселился! – Лирольяс обнял меня, и я почувствовал такой знакомый отток энергии… Но он быстро отпустил меня, я даже сознания не потерял. Это был глоточек для бодрости… – Сестра спит? Ладно, не буду её будить. Поздороваюсь утром.
Он скрылся во тьме коридора, что вёл к нему в покои, а я, с трудом удерживая себя на ногах, смотрел ему вслед и знал, что он идёт вовсе не к себе, а к Эдельвен, и я даже знаю – зачем… Ненавижу похожие на эти минуты! Сейчас мне кажется, что из живущих в замке я – наиболее лишний и ненужный, я, а вовсе не ребёнок близнецов…
Я давно ушёл бы отсюда. Но что-то держит меня здесь. Если бы ещё вспомнить – что…
- Грустишь? – из стены высунулась голова Маюми.
- Ещё скажи – ревную, - невесело рассмеялся я, без сил сваливаясь на пол. – Тихая ночь… правда?..
- Ты лежишь, с виду такой спокойный и умиротворённый, а в голове у тебя вертится: “Жаль, что Лирольяс не взял у меня чуть больше энергии. Тогда бы сейчас я был в отключке и не думал ни о чём”, - бестактно заметил Маюми.
- Не в первый раз, - отмахнулся я. – Не переживу, что ли?
- Когда ты в первый раз явился к ним, они предложили тебе стать вайном, - напомнил Маюми. – Почему же ты отказался?
- Душа к этому не лежала, - я задумчиво побарабанил пальцами по холодному облицовочному камню. – К тому же близняшки не смогли бы грамотно провести Посвящение.
- Сам догадался, или у Герелла спросил?
- Только что в голову пришло.
- Смешно, но ты угадал! – захлопал в ладоши Маюми. – В мире редко появляются вайны, способные творить себе подобных. Н-е-е-т, вайнов делаем мы, Ушедшие!
- Зачем?
- А мне откуда знать? – взвился этот нестандартный Ушедший. – Чтоб не было скучно, наверное.
- Действительно, - кивнул я, чувствуя, что глаза мои закрываются.
Маюми внимательно посмотрел на меня. Его взгляд пронзил меня, подобно штыку, и сразу мне стало ещё холоднее.
- Ты примешь мою помощь, - беззапелляционно заявил он.
- То есть, я даже не могу отказаться? – попытался улыбнуться я.
- Это не в твоих интересах, - отмахнулся Маюми.
На лбу его тускло-красноватым светом зажёгся странный бесформенный знак. Такой при Посвящении принимают Ушедшие За Тускло-Багровой Звездой Подземья – яналармы (Бестревожные). Тиой (третий глаз) служит им дополнительным органом восприятия мира, если я хоть немного знаю об их расе… Маюми сел рядом и положил мою голову к себе на колени. Я заглянул к нему в глаза и почувствовал, что падаю в бездну…
- Откройся, разумный, впусти меня… - пел Маюми. – Боли не будет, мой свет не должен страшить тебя… Откройся, прими мою силу, как равный… ибо ты почти как один из нас, даже сейчас, даже здесь… Откройся, посмотри на мир моими глазами, ибо все смертные глаза – ущербны… Ну же, сделай этот шаг!
Он пел на своём языке, похожем на перезвон колокольчиков, но я почему-то прекрасно понимал смысл. Я лежал и чувствовал себя семенем в его руках, в руках Ушедшего… Всё новые и новые горизонты разворачивались перед моими закрытыми глазами. Мне было невыразимо приятно так вот покоиться в уютном коконе этого тепла и света и не думать ни о чём, не осознавать себя…
- Думаю, хватит!
Прекрасный сон оборвался. Мне снова стало холодно и зябко. Но усталость прошла. Я встал на ноги и подставил лицо первым лучам солнца.
- Сколько прошло времени? – спросил я у Маюми.
- Время – штука растяжимая, - усмехнулся он. – Пару месяцев в моём карманном пространстве, или несколько часов здесь.
- Пару… месяцев?.. – ошарашенно переспросил я.
- Что такое время, Силльвей? – рассмеялся он. – Время – резина. Я и подобные мне любят играть со временем.
- Я запомню твои слова, - пообещал я. Сознание изнутри словно подновили, очистили от пыли и бережно растёрли все составляющие. Я столько лет живу рядом с Ушедшими и почти ничего не знаю о них…
- Поиграй, - потребовал Маюми. – Поиграй мне! Это утро достойно того, чтобы встретить его песней!
Я кивнул, доставая из заплечного мешка вейолу. С ней я никогда не расставался, это было бы выше моих сил. Марлатх учил меня многому, он хотел, чтобы я стал его преёмником и Хранителем Знаний у нас дома… я же стал просто бродячим музыкантом. Выше головы не прыгнешь?.. нет, я справился бы! Просто душа к этому… не лежала…
Я играл. Песня уносила меня ввысь и далеко отсюда, я отдавался ей полностью, чтобы выпустить в мир. Я уходил в мелодию, которая звучала, оглашая наступление нового дня. Я уходил… как всегда, с надеждой не вернуться…
Но любое чудо рано или поздно кончается. Кончилась и песня – как всегда, неожиданно для меня. Я опустил руки и перевёл дыхание.
- Браво, Силльвей! – раздалось сзади. Я обернулся. Так и есть, близнецы пришли. А вот Маюми уже куда-то скрылся.
Я улыбнулся и чуть склонил голову, приветствуя их.
- Доброго тебе утра! – Эдельвен обняла меня, но не для того, чтобы взять мою энергию, а просто – по-братски обняла. Внутри меня словно что-то оборвалось. Захотелось сказать ей что-то хорошее, тёплое… почему Герелл так подшутил надо мной?! Я…
- Пойдём домой. Я сделаю тебе чаю, и ты ещё поиграешь нам. Если захочешь, конечно!
Она улыбалась, ласково и чуть-чуть – виновато. Я ободряюще улыбнулся в ответ и взял её за руку.
- Ты поразительнейший из смертных, Силльвей! – рассмеялся Лирольяс, беря меня за другую руку. – Но мы тебя любим!
Мы уходим внутрь замка. Я не хочу внутрь. Я хочу спуститься с лестницы и погулять. Но не сейчас… Мне редко удаётся уходить из замка, уходить незамеченным. В основном – в ночи полной луны. С вайнами что-то творится в такие ночи, они перестают контролировать себя и освобождаются. А я – ухожу. Подальше. Не потому, что боюсь. Просто… я слишком долго сижу на одном месте. Засиделся…
- Что это? Стих? Твой стих, Силльвей?
Я улыбаюсь и киваю в ответ. Слова, что выплеснулись на бумагу… я не хотел показывать их никому. В особенности – ей… Но не отбирать же теперь!
Серых туч тоска в глаза незрячие,
Ломаные мысли о покинутых,
Луж – корыт с водой – борта стоячие,
Тёмные провалы окон выбитых…
Она читает это вслух, вполголоса. Этому стихотворению много лет. Я слушаю, и вспоминаю дорогу, по которой шёл тогда. Серую, липкую от грязи дорогу… осень, зябко… Отсутствие даже самой плохой обуви, летняя изношенная одежда… Заброшенные деревни и даже города… Где я был, кем я был… зачем я – был… тогда и там?..
Стон вороны над землёю грязною
На руке – сума, в плечо впивается
Воротилась помощь безотказная –
Отшвырённым эхом отзывается
И стоят везде деревья голые
Ветви их, как кости, сном обглоданы.
За железно-ржавыми заборами
Пустоте бездонной поле отдано…
Я слушаю и вспоминаю почти забытую песнь той дороги. Дороги… У нас в горах никак не могли понять, почему мне никогда не сиделось на месте. Покой есть вечное движение. Иначе и быть не может. Но… нет! Вспомнил! Я убегал от себя, убегал из родительского дома, когда у меня открылись глаза на то, что брат и сестра привязаны друг к другу больше, чем это обычно бывает меж братом и сестрой… И когда я понял, что куда бы не убегал, от себя не убежишь, и я не смогу смотреть на других девушек, пока помню Эдельвен…
Может, поэтому больше десяти лет назад я пришёл в свой дом? В дом, который разрушили… мы?
Только души знают думу тайную,
Говорят друг с другом перезвонами
Колокольчик есть внутри у каждого,
Но звенит всё тише ведь, заглохнет он…
- Зачем… - слова выплёскивались тяжко, будто кровь из не зажившей до конца раны. – читаешь?..
- Ты… можешь говорить?! – её большие красивые глаза ещё больше расширились от удивления.
- Н-не… надо… - с трудом, отдирая слова от языка и нёба, прошептал я. Жёсткий дар Герелла действовал исправно, карая меня за недозволенное. – Не-е… на-по-ми-най…
В глазах начинало темнеть. Ничего, переживу!
- Я понимаю, - кивнула она, беря меня за руку. – Тебе тяжело вспоминать годы твоих странствий. Прости, я больше не буду напоминать тебе о них. Просто, мне стало интересно… Ты прощаешь меня?
Я кивнул и, улыбаясь, посмотрел ей в глаза. Всё в порядке, сестра! Я рад тому, что мне удалось хоть что-то сказать тебе. Хоть что-то…
- Ты пытался превозмочь себя, Силльвей?
- А что? У меня… получилось?...
- Получилось, - бесстрастно кивает головой Герелл. – Но теперь ты будешь умирать быстрее, чем до этого. Ты словно бы прорвал шлюз в плотине, что сдерживала твою жизненную энергию, и теперь она покидает тебя.
- Быстрее… отмучаюсь… - с горьковатой усмешкой шепчу я. – Оставь меня, Герелл, ради ветра потерянных странствий – оставь… Я больше не могу так… слышать обращение к себе, слышать участие… и не быть способным ответить… Быть рядом – и не быть… Оставь меня, я не тот, кто нужен тебе и расе твоей… отойди, дай уйти За Грань тихо и без мучений…
- Ты напрасно молишь о смерти, она минует тебя, - качает головой Ушедший. – Ты напрасно просишь меня о милосердии – мне чуждо оно, как и прочие чувства. Бестревога поставила меня контролировать и направлять тебя, и я буду контролировать и направлять, потому что привык исполнять приказы. Твой путь уже начертан, не тебе спорить с судьбой, мальчик.
- Бестревога?
- Это одно из её имён. Янал;рь, Тускло-Багровая Звезда Подземного Мира. Запомни это имя, Силльвей. Тебе пригодится.
Он смотрит мне в глаза, и меня словно бы затягивает в эту неумолимую стремнину долга и отсутствия. И я понимаю, что жизнь Ушедших – каторга. Неизбежная при любом раскладе.
- Хорошо, - киваю я.
- Бестревога смотрит на тебя, Силльвей. Может, поэтому ты всё чаще чувствуешь, что начинаешь сходить с ума от всей этой безысходности, - он неожиданно улыбается. – Такие, как мы, привыкают выдерживать её взгляд. Привыкнешь и ты. Но пока ты не переродился в подобного нам, я буду помогать тебе.
- Мне всё равно.
- Буду латать твою суть, - усмехнулся Ушедший. – Ты не должен умереть в ближайшие несколько дней…
- А зря!
- Поэтому, стисни зубы и терпи. Когда ты станешь Ушедшим, ты забудешь о том, что такое боль.
Хотелось возразить ему, но силы были на исходе. Герелл посмотрел на меня особенно пронизывающим взглядом, и положил руку мне на лоб. Словно ледяной иглой пронзили меня. И тысячи, нет мириады таких вот иголочек словно бы забрались в каждую часть меня… чтобы там превратиться в когти, и рвать меня изнутри-и… Не помню, кричал ли я. Небо стало чёрным, но потом исчезло. Приблизилось и упало на меня. И мира не стало…
(Года три назад)
Она есть тьма...
Птицей я наблюдал её со своей студёной башни там в небесах,
И, когда она пришла с севера, я слетел вниз и обнял её,
Забрал туда, где снега лежат вечно, она же показала мне леса, где призраки бывают.
Мы были вдвоём в дубовом дворце свободные от смерти и жизни.
Огонь в её очах вспыхнул однажды, и она вырвала душу из моей груди.
С окровавленным сердцем я полетел назад в свою холодную башню,
Чтобы остаться там навсегда и покоиться в омуте смерти веками.
Я зрел приход ночи...
Agalloch, "She Painted Fire Across The Skyline"
- Почему ты так много времени проводишь в нижних ярусах замка, Силльвей?
- Я навещаю своего друга, - улыбнулся бродяга.
- Реллана, да? И как у тебя получилось подружиться с ним?
- Не называй его релланом, сестра, - потемнели глаза Отдающего. – Никогда не называй его так!
- Но кто он, как не реллан? – подняла брови Эдельвен. – Чудовище, не дающее нам жить спокойно со времени своего появления на свет?
- Но кто ты, как не Иллера (Погибель)? – раздалось со стороны коридора, ведущего внутрь. – Давшая мне жизнь лишь затем, чтоб не давать мне покоя, и мучить меня… нет тебе прощения!...
Волчонок стоял, опираясь на дверной проём, и потерянно щурился. Сегодня он впервые за те несколько лет своей жизни осмелился последовать за своим другом наверх, и неяркое освещение зала резало ему глаза. Но глаза его зло сверкали на бледном личике.
- Как ты посмел появиться здесь? – нахмурилась Эдельвен.
- Ты забываешь, что это – и мой дом, Иллера! – мрачно усмехнулся Волчонок.
- Не дом, а тюрьма, о чудовищное недоразумение судьбы, и ты жив лишь пока не представляешь опасности.
- Опасности, ха! Ты боишься меня, о пародия на добродетель, ты ненавидишь меня, о искажённое лицемерием добронравие, ты презираешь меня, не искусная во многих вещах. Берегись меня! Я растержаю тебя, я выпью твою жизнь, я ввергну твою ничтожную душу во тьму неизвестности!
И бесшумнее тени ребёнок исчез. Видно, решил, что на этот раз достаточно высказался.
- Вот, посмотри! – беспомощно развела руки в стороны Эдельвен. – Кто он после этого?
- Вы первые начали ненавидеть и бояться его, - тихо сказал Силльвей. – Кстати, почему мальчик, не общаясь почти ни с кем, строит сложные и красивые словесные обороты?
- Книжек, наверное, начитался, - зевнула Эдельвен. – У нас внизу – библиотека, он часто ходит туда.
- А кто учил его читать?
- Понятия не имею. Но точно что ни я, и ни Лирольяс.
- Вот как, - Силльвей развернулся, готовясь уйти. На лице его, должно быть, так ясно отражалось, что он думает о близнецах в данную минуту, что Эдельвен схватила его за отворот куртки и рывком развернула к себе.
- Силльвей, я понимаю, что ты вправе презирать меня и брата за наше отношение к этому маленькому чудовищу. Вправе! Но, пойми… меня словно что-то отталкивает от него! Один его взгляд будет сильнее, чем десять одновременно взятых взглядов Ушедших! Дети не ведут себя так, как ведёт себя он, дети не растут так ненормально быстро! (в расе белльстеррхов процессы роста и развития были значительно более растянуты с поправкой на их долгую жизнь; двадцать лет приравнивалось к шести человеческим, сорок – к пятнадцати). Он не ребёнок, он – чудовище, принявшее вид ребёнка, скрытное и непостижимое! Мы слишком разные для того, чтобы жить вместе, мы и он.
- Мне жаль Волчонка. Но ещё более мне жаль тебя и брата, погрязших в своём слепом, безудержном страхе, - холодно произнёс Силльвей и, стряхнув с себя её руку, вышел из зала.
- Герелл, отдай его мне! – бродяга стоял перед стеной, и настойчиво стучал в неё кулаком.
- Что-о-о?.. – из стены высунулась заспанная рожица Маюми.
- Позови Герелла, - потребовал Силльвей. – Мне нужно поговорить с ним.
- А зачем звать? – ухмыльнулся Ушедший. – Не ленивый, сам дойдёшь!
Высунувшись из стены, он схватил белльстеррха за руку и резко потянул на себя. Вслед за ним Силльвей исчез в стене.
По ту сторону предметы были расплывчаты, контуры перетекали друг в друга. Воздух был густой и, казалось, даже немного светился.
- То, что ты смог пройти сюда, Силльвей, лишь подтверждает мои догадки, - сказал Герелл. Здесь он смотрелся чёрной бесформенной кляксой. Маюми и Силльвей тоже несколько сменили свои очертания.
- Мы решили уйти, - бродяга не смотрел на переливающиеся очертания измерения Ушедших, не смотрел на смену их и собственного облика. За свою жизнь он насмотрелся всякого и знал, как видеть суть.
- Кто именно?
- Я и Волчонок. Отпусти его, Герелл!
- Это не входит в мои планы.
- Отпусти его!
- Нет.
- Ты отпустишь его, или будешь иметь дело со мной!
- Я-то думал, что ты умнее, - разочарованно вздохнул Ушедший. – Маюми!
Тот кивнул и, хитро улыбнувшись, сложил ладони рук чашей. Поток багрового пламени окутал фигуру Силльвея. Но тот словно бы отряхнулся, пламя стекло с него и исчезло.
- Я ещё могу удивить вас, о Ушедшие! – прогремел голос Силльвея. Он словно бы стал выше ростом, глаза его сделались глубже и пронзительнее.
Герелл и Маюми переглянулись одинаково понимающе. И – атаковали разом.
- Бесполезно! – прогрохотал голос. Силльвей теперь словно бы упирался в небесную твердь. Ушедшие остались далеко внизу. – Ты зря недооценил меня, Ушедший!
- Атакуй ты, - пригласил Герелл, в глубине его глаз что-то коварно блеснуло.
- Изволь! – Силльвей или тот, кем он стал, направил на своего противника палец. Яркий бело-голубой луч света толщиной с волос разрезал воздух… и был полностью поглочен тиоем Ушедшего.
- Что? – атакующий исполин сделал шаг вперёд. Но ноги его подогнулись, не выдержав всей той мощи тела, которую несли, и исполин рухнул наземь. Ушедшие, переглянувшись, направились к нему.
- Всё, как ты и предполагал, наставник, - Маюми, нехорошо улыбнувшись, намотал себе на палец прядь волос поверженного противника и легонько подёргал. – Даже быстрее…
- Луч бело-голубого пламени, - задумчиво произнёс Герелл. – Это значит, что сам он, не осознавая того, смотрит на другую Звезду. На Звезду, которой безразлична его судьба.
- Сиэтал? Хм… Может, так было бы лучше для него?
- Возможно. Но госпожа смотрит на него. Ему не уйти от судьбы.
- Мне не нравится твой фатализм, наста-а-вни-и-к… - зевнул Маюми. – Но пока мне интересно угадывать твои действия и действия тех, кем ты играешь. Ну, Силльве-е-й! – он склонился над ним, всё так же загадочно и нехорошо улыбаясь. – Что скажешь теперь?
Реттел глядел на Ушедших снизу вверх глазами, полными ненависти, и они всё больше и больше заволакивались. Он вновь принял свой обычный облик, лишь глазах его пойманной мухой билась сила. Сила, ищущая выхода…
- Ты надорвался, - бесстрастно молвил Герелл, возвышаясь над ним. – Ты вёл себя неправильно. Играл с огнём и переиграл.
- Моя игра… не окончена!.. – перекатившись, бродяга вцепился в ногу Ушедшего. Тому пришлось приложить немалые усилия, чтобы стряхнуть его.
- Не будь ребёнком, Силльвей, не уподобляйся тому, за кого ты заступился, - покачал головой Герелл. – Веди себя разумно, и сила твоя к тебе вернётся.
- Не… дождётесь!.. – обессиленный и поверженный, бродяга тем не менее снова пытался наброситься на них.
- Наставник, он безнадёжен! – с усмешкой покачал головой Маюми. – Что будешь делать?
- Латать, - вздохнув, Герелл опустился возле поверженного. – Эту фигуру ещё рано убирать с доски.
- Наставник, я считаю, что неэтично говорить в присутствии куклы о том, что она кукла, - заметил Маюми.
- Память того, чью нить я беру в свои руки, подлежит исправлениям, - сказал Герелл.
- Отойди… от меня… - выдохнул Силльвей, широко распахнув глаза.
- Не отойду. Ты сопротивляешься напрасно. То, что совершается – неизбежно, и пытаясь противостоять мне, ты лишь увеличиваешь свои страдания.
- Я… борюсь… не напрасно!..
- Возможно, - хмыкнул Герелл, кладя ладонь ему на лоб. – Смотри на меня и слушай меня, Силльвей! Ты находишься на грани между миром смертных и нашим миром. Ты идёшь по лезвию, ты рвёшь в клочья свою суть. Стоит ли?
Реттел медленно кивнул.
- Ты не можешь назвать себя смертным после того, как сейчас открыто воспользовался силой, что свойственна лишь Ушедшим. Медленно, но верно ты делаешь шаг в сторону. Я помогу тебе выбрать.
- Я не позволю… тебе… подталкивать меня!
- Будешь смеяться, но ты и без моей помощи делаешь шаг за шагом, - усмехнулся Герелл. – Только что ты сделал слишком большой шаг, и подскользнулся. Я протягиваю тебе руку. Возьми её и поднимись на ноги!
- Я… не верю… тебе…
- Пойми, Силльвей – ты мне не нужен. Я протягиваю руку из любопытства. Что скажешь ты?
- Ты лжёшь мне, но это так забавно… - улыбнулся бродяга. Неистовость из его глаз уходила, сменяясь болезненным спокойствием. – Попробуй… одолеть меня… Сейчас это твоё право, право сильного… Но чтобы ты не сделал со мной, я останусь прежним… Не веришь?..
- Не верю. Но я запомню твои слова, - Герелл продолжал смотреть на него, смотреть внутрь. Все три глаза Ушедшего слабо засветились. Силльвей вздохнул словно бы с облегчением. И надолго замолчал.
Разумные, я… любил вас. Будьте… снисходительны…
(5) Сестра
Вот я сижу у огня,
Горькое пламя ликёра греет утомлённый дух.
Я пью один и вспоминаю
Печальную жизнь, следы её памяти.
В этом кубке – яд любви,
Ибо любовь отравляет жизнь.
Опрокинь чашу, насыть костёр
И забудь бессмысленную надежду.
Agalloch, "A Desolation Song"
- Лиро, брат наш совсем плох!
- Я сочувствую ему, но ничем не могу помочь.
- Мы должны помочь ему!
- Но как, сестра? Ты забыла, что мы можем брать жизнь, а не отдавать. И Ушедшие не помогут нам – слишком чужда их сила телам человеческим, слишком высока и чиста для восприятия!
- Я знаю, как… отдать этот долг Силльвею. Я знаю, как… и я совершу задуманное! Выслушай меня, пойми и не смей останавливать!
…
- Что ж… я не стану препятствовать тебе, сестра! Это абсурдное решение, но если тебе станет от этого легче жить и дышать – воля твоя. Но… как отнесётся к этому сам Сив?
Я не слышал этого разговора, потому что в это время на другом конце замка беседовал с Гереллом. По моей же просьбе он рассказывал мне о народе своём.
- Изначально число Ушедших было ограничено. Это вы, Оставшиеся, приходите, откуда вздумается… Назови мне основные расы мира, смертный! – вдруг потребовал он.
- Тайани-степняки, мы, реттелы, живущие в предгорьях, т;мши-этереннахи, обитающие ещё выше, почти на вечных снегах… и ещё эхневери, живущие по ту сторону гор, у моря.
- Верно. Но знаешь ли ты, что испытание Звёздным Светом проходил только твой народ? – сощурился Герелл.
- У нас рассказывали эту сказку, - кивнул я. – Сказку о том, что в давние времена было явлено моему народу две Звезды. Одна из них была Тускло-Багровой, и пришла из-под земли, другая, Бело-Голубая, спустилась с самых высоких гор. И узрели реттелы те Звёзды. И поразились яркости и чистоте света их. И был тот свет так нестерпимо ярок, что многие из нас, не выдержав, закрывали глаза и опускались на землю… Но были и те, кто нашли в себе силы не отвернуться. В ту ночь Звёзды смотрели на них… И часть тех, кто выдержал, пошёл за Тускло-Багровой Звездой Яналарь, а часть – за Бело-Голубой Звездой Сиэтал. В ту ночь разделились мы на Ушедших и Оставшихся…
- У тебя были неплохие учителя, - замечает Герелл. – Всё было именно так, как ты рассказал. Частым гребнём прочесали реттелов, выискивая самых стойких и выносливых, самых малочувствительных… С отобранными индивидами долго работали. Выковывая рабочие инструменты, так сказать.
- Ты был одним из них? – поднял на него глаза я.
- Возможно, - пожал плечами Ушедший. – Мне много раз приходилось менять тело.
- Менять тело?
- Силльвей, мы не рождаемся, мы не растём, как смертные. Звезда, нас породившая, находится в центре нашей жизненной схемы, мы по нитям связаны с ней. Эти связи не обрываются. Вот почему тот, кто инициировал твоих брата и сестру, не смог подчинить своей воле Маюми, - в его голосе мелькнула гордость за ученика. – Вот почему я услышал его зов и явился на помощь. Ушедшие не умирают, но нас тоже можно убить. Бестелесные, мы возвращаемся к Звезде, и она даёт нам новое воплощение. Мы – её отростки, мы – части тела, мы – рабочие инструменты и органы восприятия. Вы, люди, зовёте нас марионетками. Мы зовём вас блуждающими.
- Ваше существование – вечная каторга, - помимо воли шепчут мои губы. – Жить во имя цели, отринув себя…
- Ради тех, кто был до меня и тех, кто придёт после, я отказываюсь от себя, чтобы следовать пути моему, - без тени усмешки процитировал Герелл какой-то древний трактат. – Мы крепим ткани мира, Силльвей. Наш уровень восприятия, та прослойка мира, в которой обитаем мы, слишком хрупка и требует постоянного присмотра. Потому что если мы не удержим Ткань, Лучистая Бездна поглотит весь этот мир.
- Меня ты убедил, - рассмеялся я. – Но большинство разумных вряд ли с тобой согласятся.
- Я знаю об этом, - кивнул Ушедший. – Тысячелетиями раньше мы пытались найти с ними общий язык. Бесполезно. Они считали и продолжают считать нас чудовищами.
- Они не видят дальше своих горизонтов, - попытался подбодрить его я.
- Изредка попадаются смертные, способные видеть дальше обозримого горизонта, видеть сквозь реальности. Мы ищем их. Ищем тех, с кеми можем говорить, и быть понятыми.
- Зовёте их к себе? Как меня?
- Зовём. Чаще всего они отказываются.
- В Ушедшие идут от безысходности, - пробормотал я.
Герелл внимательно посмотрел на меня.
- Это было мимолётное прозрение? – усмехнулся он. – Снова в самую точку. Ты не перестаёшь меня удивлять, Силльвей.
- Такие, как вы ищут странных разумных из-за таких вот мимолётных прозрений, - заметил я. – Вы слишком рациональны, как и положено рабочим инструментам, вам не хватает малой толики воображения…
- Возможно, - согласился Ушедший.
- И я не хочу становиться очередным винтиком в схеме мира, рабочим орудием и существом служения. Я хочу жить реттелом – а если в жизни мне отказано, умереть реттелом! – голос срывается на крик, и Ушедший удивлённо поднимает брови.
- Пожалуй, я рассказал тебе слишком много, Силльвей, - делает выводы он. – Что ж… Я понесу за это ответственность. А ты… Посмотри на меня! – приказывает он, и я смотрю в его глаза, они затягивают меня в себя. – Пусть знание о том, что ты – возможный кандидат в Ушедшие, уснёт в тебе! Пусть ощущение неотвратимости покинет тебя и больше не тревожит. Ты будешь помнить и знать лишь то, что мы подпитываем тебя в качестве компенсации за твоё донорство. Согласен?
Я киваю, слабо шевельнув головой.
- Засыпай!
Но проваливаясь в сон, я видел тускло-багровый свет, разлившийся в чёрном воздухе. И незнакомый женский голос, рассмеявшись, тихо молвил: “Спи, Хъ;лла!”
Кто это был?
- Силльвей!
Ночь. Безлунная тихая ночь. Я не люблю бодрствовать в такие ночи… почему ты пришла сюда, сестра?
- Я пришла вернуть долг, Силльвей!
Какой долг, Эдельвен? Я непонимающе смотрю на сестру. Она склонилась надо мной, её глаза похожи на звёзды.
- Твоя жизнь, Силльвей… Ты отдал, ты отдаёшь её нам с братом, хотя большой нужды в том нет. Ведь мы… продолжаем убивать живущих, - её глаза странно заблестели. – Брат, пойми – нам это нравится! И охотиться, и жить полноценной жизнью, не такой скучной и серой, как у этих обывателей. Лир многого не говорил тебе… я тоже молчала. И я хожу на охоту, и… Я вовсе не тот идеальный образ, который ты долгие годы носишь у себя в сердце, я – чудовище!
Улыбаясь, я покачал головой. Для меня ты по-прежнему остаёшься белым горным цветком, сестра, прекрасным цветком, аромат которого – смертелен…
- Я не могу вернуть тебе той жизни, что мы пили из тебя. Но… Я могу её компенсировать! Я рожу тебе сына, Силльвей, ребёнка, чья судьба не столь фатально сложится!
Что-о?...
- Не отговаривай меня, я давно всё обдумала! И Лирольяс не против. Иди ко мне, Силльвей, и пусть в эту ночь никто из нас не терзается чувством вины!..
Она прижимается ко мне и, растворяясь в свете её глаз-звёзд я чувствую, как мне становится тепло… впервые за всю мою жизнь.
(Около года назад)
Я зрел приход ночи...
Она взывала ко мне словно река теней,
Я убежал глубоко в леса,
Чтоб Солнце отыскать, я взывал к ней...
"Я не хочу быть позабытым. Я никогда не хотел быть человеком".
НИКОГДА!!!!!
Agalloch, "She Painted Fire Across The Skyline"
- Куда это ты собрался, Силльвей?
- Я… ухожу, - не оборачиваясь, бросил бродяга.
- Позволь спросить тебя – почему? – хитро сощурился Маюми.
- Потому что… ухожу… - Силльвей явно не был склонен вдаваться в подробности своего решения. Его шатало, выглядел он крайне истощённым. – Хватит!..
- Но, если мне не изменяет память, ты сам завязал этот узел, - недобро улыбнулся Ушедший. – Ты сам придумал себе игру в Отдающего…
- Дело вовсе не в этом, - перебил его Силльвей. – Не в этом… Ветер в мешке… не удержишь… Я должен или уйти… или перестать быть ветром, что равносильно смерти!.. И…
- И ветер последние десятилетия не покидает твоей головы, Силльвей! – рассмеялся Маюми. Разговор происходил на вершине лестницы, что вели из замка вниз. Ушедший сидел на перилах, легкомысленно болтая ногами, а музыкант без сил опустился прямо на облицованный гладкими камнями пол.
- И ещё вот что, - не обращая на насмешку внимания, продолжал бродяга. Утомление на его лице боролось с решимостью: - Я хочу… вспомнить в очередной раз, что мир не заканчивается здесь, у порога нашего дома. Мир необъятен…
- Мир необъятен и непостижим, - с готовностью закивал Маюми, спрыгивая с перил и наклоняясь над ним. Глаза смотрели в глаза. Музыкант попытался вырваться от этого цепкого, расчётливого взгляда, но куда там! Маюми, улыбаясь, заговорил:
- Представь себе – ты вприпрыжку спускаешься с лестницы! Летний безоблачный день только начинается. Леса, окружающие замок, темнеют вдали, на горизонте можно различить горную гряду. Тебе как-то особенно легко в это утро. Ты идёшь и чувствуешь – ноги вот-вот оторвутся от земли, и ты воспаришь в безоблачное, тёплое и ласковое летнее небо!
- И я воспарю… - с отрешённой улыбкой шепчет Силльвей. Глаза его начинают подёргиваться мутной пеленой. – Ветер… зовёт!..
- Ветер зовёт, и на его крыльях ты уносишься в туманную необозримую даль! – закончив фразу, Маюми ловким движением руки закрыл его полураспахнутые глаза. И проговорил со смешком:
- Как же мало иному разумному нужно дать, чтоб он почувствовал себя счастливым! Ну-ну! Наставник, это уже не твоя школа – это мои разработки! Посмотрим, кто кого переиграет!
Силльвей спал. И во сне – был наедине со всем дорогим ему миром. С каждым годом он спал всё чаще, а просыпался всё реже положенного. А проснувшись – пытался уйти. По-настоящему.
Часть вторая.
Повезло!..
(1)
Я реллан. У меня нет имени, кличка ненужного тянется за мной через всю эту короткую и мрачную жизнь. Мне немногим больше десятка дет, но временами я чувствую себя таким старым… Сирота при живых родителях, вайн с вечной жаждой, ещё никого не убивший, я ещё до рождения считался чудовищем. У меня не было детства. Я сам лишил себя этой привилегии. Я слишком рано понял то, что для того, чтобы выжить и возвыситься над прочими – нужно быть взрослее их, хитрее их, мудрее их… и не давать волю чувствам своим, когда нужно выждать и затаиться.
Когда я окончательно понял это – оковы мои спали с меня…
- Остановите его! Кто-нибудь, остановите его!!!
Кричала Эдельвен. Лицо её, и без того обычно бледное, побелело ещё больше, хотя это казалось невозможным, волосы растрепались.
Она стояла у открытой двери. За ней начинался коридор, что спускался в нижнюю, подземную часть замка. Вайнелла недвижно замерла рядом с дверью, не переступая её порога, и пристально вслушивалась, стараясь уловить малейший шорох, самый тихий отзвук оттуда. Но всё было тихо.
- Что происходит? – из стены напротив двери явился Герелл, невозмутимый и бесстрастный как всегда. Следом за ним кубарем выкатился его воспитанник.
- В работавшей без перебоев системе случился кризис, наста-а-вник! – ехидно возвестил Маюми.
- Помолчи. Мне хотелось бы услышать всё из первых уст, - даже не обернувшись в его сторону, молвил Ушедший. – Говори! – обратился он к Эдельвен.
- Наше чудовище… реллан… - Белую Деву трясло, но, тем не менее, выговаривала слова она разборчиво. – Кажется, он… выходит из-под контроля!.. Печати… вот-вот слетят!..
- Ты чувствуешь их? – поднял брови Ушедший. – Чувствуешь это?
- Ещё бы не чувствовать!.. – с нервным смешком кивнула та. – Ведь по насмешке судьбы кровные родичи мы…
- Почему это началось? – спросил Герелл. – Ты можешь объяснить?
- Я могу! – раздалось слева. Ушедшие и Эдельвен обернулись. В проёме дверей, что вели наверх, стоял Лирольяс. – Я могу объяснить, - повторил он, подходя ближе. На осунувшемся лице его лихорадочным блеском горели запавшие серые глаза. – Всё просто! Брат наш Силльвей окончательно перестал подавать признаки жизни. Никто из нас не чувствует его и не может сказать, жив ли он. Вот реллан и решил, что мы – подчёркиваю, все здесь собравшиеся – убили Силльвея.
- Глупость какая-то! – поморщилась Белая Дева. – За кого он нас принимает?
- Может, за чудовищ, какими вы оба и являетесь? – с самым невинным видом предположил Маюми.
- Замолчи! – вспыхнула Эдельвен.
- И пока мы с вами здесь сидим и обсуждаем сложившуюся ситуацию, реллан, я думаю, уже вышел на охоту, - подвёл итог Лирольяс. – Он будет мстить!
Все четверо переглянулись: вайны – с нескрываемым испугом, а Ушедшие – деловито, прикидывая наиболее вероятный план действий. Игра начиналась…
(2)
Я реллан. Словом "ненужный" они определили меня по отношению к себе ещё до появления меня в этом мире. Те, кто породили меня. И в самом страшном сне язык мой не повернётся назвать их родителями. Всю жизнь свою они убегали от ответственности, покуда не сделались чудовищами. Но я по их мнению – больше, чем кто-либо другой под этими проклятыми небесами, заслуживаю имени и славы чудовища.
Белая Дева и Тёмный Строитель.
Близнецы.
Они бояться меня, и боялись всё это время. Кто бы объяснил – с чего всё это началось?
Близнецы стали вайнами.
Я им родился.
Комментировать нечего.
- Я пойду вниз, - сообщил Герелл. – Вы, двое, - обратился он к близнецам. – Советую пойти вам в те покои, где уснул бессрочным сном наш друг Силльвей. И не отходить от его тела дальше, чем на два шага, пока всё не закончится.
- Ты хочешь сказать, что… - расширились глаза у Лирольяса.
- Да, - кивнул Ушедший, не дослушав вопрос до конца, но угадав его. – Некое поле, что распространяет вокруг себя тот, кто всё дальше и больше отходит от мира живущих, мешает вам и Зверю ощущать его присутствие. Это – ваш шанс на спасение, о предназначенные в добычу, - он позволил себе улыбнуться. Краем рта.
- За… что?.. – бледнее обычного лицо Эдельвен; руки судорожно сцеплены.
- Время платить по счетам… - хрипло выдохнул Лирольяс.
- Действительно, время, - согласно кивнул старший Ушедший. – Пора.
Подойдя к ступеням лестницы, ведущей вниз, он обернулся.
- Если Зверь окажется сильнее – наблюдение за ним останется на твоей ответственности, Маюми.
- О-о, если ты думаешь, что я по своей воле выйду из игры… твоя проницательность тебя покидает. Наста-а-вник… - губы младшего растянулись в привычной недоброй усмешке.
Герелл ничего не ответил на это.
Он уходил вниз.
…имя, Звезда, имя… кто я? Мир расплывается… перед закрытыми веками. Встать… я должен встать… уйти отсюда…должен!.. Имя, Звезда!.. День сейчас или ночь? Кто я?... И кто эти двое… рядом?.. Стоят они – выходит, я лежу…Очень похожие… брат и сестра?.. Кто знает… я не помню их. Я и себя не помню… как в тумане прежняя жизнь моя… или её и не было?.. Встать…
- Вижу, печати слетели с тебя, Зверь Хио, - голос Ушедшего был ровным.
- Мне нравится это имя. Но не думай, что ты придумал его!
Сжав руки в кулаки, подросток-вайн стоял, перегораживая проход. В глазах его читалась нескрываемая злоба и усталость.
- У тебя нет причин ненавидеть нас, Зверь Хио, - произнёс Ушедший Герелл. – Пойми наконец – отторжение со стороны твоих, более неполноценных сородичей было необходимо для становления и развития тебя, как личности…
- Это вы убили его.
- Что? – не понял тот.
- Это вы, Ушедшие, убили Силльвея, - голос Волчонка заметно подрагивал от ярости. – Позволили близнецам высушить его, хотя эти отродья и без того были сыты. Ненавижу вас!
- Силльвей жив, - усмехнувшись, покачал головой Ушедший. – Он лишь отключился от окружающего мира. Когда его организм восстановится, он очнётся.
- Нет, - глаза Волчонка были сухими и колючими. – Не лги, спасая свою шкуру. Он мёртв – и вы все заплатите за это!
- Эдельвен носит под сердцем дитя Силльвея, - напомнил Герелл. – Он любил свою сестру. Ты не пощадишь и её?
- В первую очередь, - коротко и зло усмехнулся Волчонок. – Она виновата больше других в том, что Белка… что Силльвей закончил так. Если б его не тянуло к ней… Но ребёнок не виноват. О нём я позабочусь. А ты умрёшь сейчас!
Маленький Волк широко раскинул руки в стороны, будто бы желая обхватить пространство вокруг себя. Зрачки его от напряжения расширились. Герелл почувствовал, что вокруг него образовался некий незримый кокон, отделивший его от энерготоков мира. Одновременно с этим собственная энергия Ушедшего, основа его не-живого существования, начала перетекать к Хио.
- Я не враг тебе, - на лице развоплощающегося Ушедшего не было ни тени страха, ни вообще каких-либо эмоций.
- Ты хуже, ты – манипулятор, - дёрнул щекой Волчонок. – Инструмент тех, кто рук марать не желают. Убирайся к своей хозяйке, будьте вы оба прокляты!
Герелл ничего не ответил ему. Его силуэт становился всё прозрачнее, пока не исчез совсем. В расплывающихся чертах лица внимательный наблюдатель уловил бы чувство исполненного долга.
Но Волчонку было не до того. Его трясло и чуть ли не выворачивало наизнанку поглощённой чуждой энергией. Прислонившись к стене, он ждал, пока ему полегчает.
- Крепко же тебя обидели эти бяки, малыш! – с издёвкой посочувствовал знакомый голос. И две руки, высунувшись из стены, крепко обхватили его за талию.
- Пшёл прочь! – Волчонок рванулся из захвата. Да так сильно рванулся, что выдернул из стены Ушедшего Маюми. Отцепившись, тот шмякнулся на каменный пол и сидел там теперь, с плутоватым выражением рожицы почёсывая бока.
- Ты одолел Герелла… можешь не гордиться, малыш. Наставник ушёл без сопротивления, - насмешливо блеснули глаза Маюми. – Госпожа призвала его – вот он и ушёл отсюда. Воспользовавшись яростью твоей. Так было быстрее всего, ибо убить Ушедшего трудно, - Маюми шутливо развёл руками.
- Ты всё сказал? – Волчонок медленно подошёл ближе, возвышаясь над ним. – Так отправляйся вслед за ним!
- А смысл? – Маюми вскинул руки, упреждая энергетическую атаку. – Уничтожив и меня, ты ничего не выиграешь. Ты потеряешь много сил… а пока будешь приходить в себя, близнецам хватит и ума, и сноровки избавиться от тебя, малыш.
- Они не посмеют! – яростно сверкнули глаза Хио. – Они трусы!
- И загнанная в угол крыса способна укусить, - зевнул Маюми. – Впрочем, дело твоё… Кстати, уничтожив меня, ты лишишься того источника энергии, за счёт которого существовал все эти годы.
- Теперь мне твоя подпитка не понадобится, - медленно покачал головой Волк, пристально глядя на Ушедшего. – Теперь я волен охотиться сам. Сам…
Развернувшись, он медленно зашагал к двери, к лестнице наверх.
- Почему ты не уничтожил меня? – звонко полюбопытствовал Маюми, с интересом глядя ему вслед.
- Ты тоже манипулятор. Но не рабочий инструмент, как Герелл, - не оглядываясь, оскалился Волчонок. – И ты учил меня читать. Существуй пока…
Тяжёлые его шаги вскоре стихли.
…имя… какое у меня имя? Кто я?.. Дайте вспомнить… хотя нет, дайте встать… Прошлого не существовало, и будущего не предвидется. Почему?.. Я…
Имя…