Придя со второй смены ЧГ (часовой границы, вид пограничного наряда) и отоспавшись, я узнал, что в целях "перевоспитания" поставлен рабочим по кухне. "Кусок" зашёл на кухню и злорадно сообщил, что это он постарался, что будет спецом загрёбывать: приходить и проверять, чтобы всё горело золотом, как котовые помидоры.
Чего это он ко мне, дембелю, такой неравнодушный был?
Видимо никак не мог забыть, как я, рядовой, его уличил при начальнике заставы и замполите в незнании кое-каких правил устава, единых для ВСЕХ военнослужащих, а именно: в присутствии военнослужащих выше тебя, резкого "куска", по званию и должности - рта не раскрывать вообще, без спроса на разрешение для этого. И уж тем более не командовать зайти в канцелярию "как положено". А мне было не влом нигде ни разу трижды зайти-выйти, пока майор наш не сообразил, что это старшина заставы ему "грубит" самым наглым образом, а не "борзый" рядовой.
Ну и по мелочи там: хотел на меня пропажу не моего камуфлированного бушлата повесить. Тоже не вышло: не на того напрыгнуть решил за здорово живёшь, потому что я - с "Пайки", а на этой заставе традиционно учили, как по уставу себя в обиду не давать и отстаивать своё честное имя, чтоб как ни старались, запятнать и подвести под монастырь - не получалось.
Так что в ответ я ему лишь невербально усмехнулся, отвернулся и продолжил приём пищи как был во "шиваре" на зимнее исподнее и штанах-хабэ.
А на следующие "пограничные" сутки, согласно Боевого расчёта, я, по словам довольного как слон начальника нашей заставы, должен был в первый раз заступать дежурным по заставе. Я вам не скажу за весь личный состав, хоть он и не очень велик, но видимо многие с нетерпением и, затаив временами дыхание, ждали этого небывалого события, куда там да хотя бы утонутию Атлантиды к примеру.
В общем, сижу на подоконнике, скучаю, с философско-олимпийским спокойствием озирая послеобеденную груду грязной посуды в мойке. Хочется себя чем-то полезным занять, покурить например. Ан, облом - некурящий. Вот ведь невезуха.
Тут заходит Волоня, "годок" мой, и даже более чем однопризывник: так же как и я - "пайкинец"! Подходит, берёт за "шиварь" и... потянул молнию вниз!
Я опешил, говорю:
- Тебе на службу "утеплитель" надо?!
Он мне, как-то непонятно глянув, вкрадчиво эдак:
- Не-е-е-е-е...
Я, в крайнем изумлении:
- Ты чего делаешь?!
Он:
- Пожди-подожди, щас узнаешь...
И - цоп меня за ворот зимнего тельника да как рванёт!!!
Я, ещё не веря, но уже чувствуя головокружение от приступа дикой радости, спросил внезапно севшим голосом:
- Это что же...
Волоня, посмотрев на клочья, как художник на удавшееся полотно, кивнул улыбаясь и поздравил.
И тут я, сам того не ожидая от себя, запрокидываю голову и строго вертикально вверх издаю.... хм, короче говоря нечто звуковое так, что почему-то на всей заставе вдруг установилась ТИ-ШИ-НА!!!
Тут заходит "кусок". Ёлы-палы, какая разительная перемена: весь такой слащаво-приторный да масленный, хоть сейчас на хлеб мажь завместо масла, говорит эдак радостно: мол поздравляю и всё такое.
Я ему подмигнул заговорщически:
- Так чего там про золотые помидоры, таищ старшина?
Тот рот разинул - не ожидал. (А я - злопамятный. Есть такой грех.) Подумал он и захлопнулся. Видимо сказать ему было - нечего.
И вышел я мимо него с кухни.
Состояние какое-то полупьяное-полуневменяемое, ходил как ёжик в тумане зигзагами по территории "Омана" и народ пугал, периодически испуская в декабрьское небо, э-э-э, нечто вокальное. Разобравшись в чём дело, меня поздравляли, хлопали по плечам и спине, а я как этот, папуас - в разорванной пластами и клочьями рубахе зимнего исподнего и холода не чуял совсем.
Не помню, как оказался в главном помещении заставы и почему стал курсировать спятившим маятником туда-сюда, туда-сюда между столовой и ближним кубриком, где моё персональное лежбище находилось. Мимо открытой вовнутрь двери ленкомнаты. А там какой-то подполковник чего-то задвигает эдак сурово, жёстко и назидательно: бу-бу-бу. И я сообразил, чего это главное помещение - словно вымерло: приехал с Отряда некто и личный состав, не занятый службой или неотложными хозработами, собран в ленкомнату - внимает, ага.
Прохожу в очередной раз, уже миновал дверной проём, как мне в спину - рык "двухпросветного":
- Это кто там шарится по коридору?!
Я иду себе дальше.
- Это дембель, товарищ подполковник, позвонили ему только что, - охотно пояснили сразу несколько заинтересованных голосов.
Сразу, как по волшебству, раздалось нормальным тоном:
- Да? А ну тогда, кхм, ладно... Дверь закройте только.
Дверь закрыли.
Дальше склад, туесок дерьма, густо замешанного на хамстве от жены НЗ (начальника заставы), поставленной им на должность каптёра..
В смысле туесок?
А пришёл на склад получать своё и - опа: нет среди прочего, привезённого с "Пайки", зимних парадных перчаток! Положенных к парадной форме по уставу между прочим. Спросил, слегка недоумённо: где? Получил хамский ответ: самим надо. И ухмылку. Правильно: мало того, что каптёр - женщина, так ещё и супружница начальника заставы. Не стал связываться, плюнул и ушёл со склада.
Последний ужин на заставе. Хоть убейте - не помню, что ели.
После я и ещё один мой "годок" во всём дембельском, сидим в ленкомнате, смотрим с остальными какой-то видеофильм. Кому на службу скоро - спать ушли.
Две "сработки" на правом фланге за первую половину ночи и оба раза - такое странное чувство, будто бы тебя уже нет на заставе: все, кроме нас двоих и резерва с дежурной сменой, умелись на границу, а мы почему-то сидим в ленкомнате. Как посторонние!
Потом застава поднялась в третий раз, провожать по традиции дембелей. Как раз вторая смена ЧГ уходила на границу. Выпал первый снег и братья наши были в зимних маскхалатах поверх шапок, бушлатов и стёганных штанов. С ними первыми попрощались, пожелали им, как принято у пограничников, удачи и чтобы "...она осталась нетронутой и чистой - Контрольно-Следовая Полоса."
Выстроились ребята "угольником" на плацу под фонарём. Идёшь вдоль строя, жмёшь руки, обнимаешься, произносишь какие-то слова и тебе что-то говорят. Затем, когда оба попрощались со всеми, подходят по двое к нам, руки крест-накрест, садимся и нас несут с плаца до ступенек-всхода вровень с задним бортом "66-го", по ступеням вверх заносят и аккуратно опускают в кузов. Последние напутствия, мы уселись, "дипломаты" - на колени. Начальник заставы заглянул, спросил: "Ну, готовы?" Кивнули.
Он исчез, хлопнула дверца кабины. "Газон" зафырчал, газанул раз-другой, водила призыва Ноябрь-88 бибикнул дважды, крикнул что-то про: "Держись, чтоб не сдуло, поезд отходит!" и - застава, плавно-плавно стронувшись с места, стала всё быстрей и быстрей уплывать назад, во тьму. Тут же жарким ознобом накрыло ощущение огромной радости и в то же время... защемило сердце, от непонятной тогда тоски...