- Я подарю тебе орхидею.
- Не нужно!
- …
- Нет, правда, не нужно, Герой! Я не люблю цветы.
- Но ты всегда любуешься ими. Я же вижу! Я наблюдаю за тобой! А ты – за цветами!
- Да, ты права. Ты права. Я всегда наблюдаю за цветами. За пионами, которые кивают мне головами в садике, за васильками и ромашками, которые нежно касаются колосьев в поле… За хризантемами, которые тянут ко мне свои игольчатые листья, распространяя вокруг себя мой любимый запах… Запах снега. Ты чувствуешь?
- Но сейчас осень!
- Да. Зима приходит в платье из хризантем. В любое время года они пахнут зимой, а в ноябре – особенно…
Герой долго стоит у окна, заложив руки за спину и сцепив пальцы замком. Он может стоять так часами, мой Герой. Или совсем без движения, или покачиваясь едва заметно – с носка на пятку, с носка на пятку… О чем он думает? Я никогда не спрашиваю. Глаза Героя теперь отличаются от неба цветом. Небо хмурится, сереет, рвется на части клочковатыми тучами… Глаза моего Героя неизменно голубые, нежного цвета августовского неба, лепестков незабудок, ночного снега…
В ноябре хризантемы пахнут осенью. Я должна была родиться зимой, а родилась – осенью. «С опережением графика», - как говорила мамочка. Раньше я не понимала, как такое могло случиться, но потом, когда я стала старше и прочувствовала запах хризантем, мне все стало понятно. Когда осень шагает по городу, по полям и рекам, когда небо и земля становятся одного цвета – грязного, хризантемы пахнут оскорбительно-свежо и остро. Сказать, что этот запах мне нравится, значит умолчать правду. Он возбуждает меня… Когда Герой выходит на улицу и говорит, что пойдет «дышать осенью», я ощущаю тонкий укол ревности. Мне кажется, Герой идет дышать хризантемами, которые растут у меня во дворике, но мне об этом не говорит. Роман Героя и цветов сложно себе представить, настолько они разные… Однако, для Героя не существует ни правил, ни ограничений. Если ему захочется завести роман с моей хризантемой, он сделает это… Вопрос, что думает по этому поводу хризантема, остается открытым.
На цыпочках, чтобы не потревожить мысли Героя, я выхожу в осенние сумерки. Мои цветы всегда преимущественно белого цвета. Я не люблю красных роз – они слишком банальны. Я опасаюсь тигровых орхидей – они слишком ко многому обязывают. Я робею перед фиолетовыми гладиолусами – уж очень они брутальны… Мои цветы не продаются у метро и на вокзале, и вряд ли когда-нибудь будут продаваться кем-то кроме бабушек (из серии «бабушка-божий-одуванчик»), возникающих в неожиданных местах, и никогда не возвращающихся туда. Мои цветы - это нежные нарциссы (ведь каждый из нас немного Нарцисс, не так ли?), это наивные ромашки (а вдруг нам захочется погадать – просто так, не искушая судьбы), трогательные незабудки (которые появились совсем недавно, чтобы напоминать мне глаза Героя, когда он слишком долго отсутствует) и – непременно – хризантемы. Их белые звезды видны даже в дождливой серости. Мои маленькие маячки…
Я никогда в жизни не видела моря, кто-нибудь может в это поверить? Нет, правда, я никогда в своей жизни не касалась воды, не видела далекой полосы, разделяющей море и небо, не отслеживала росчерки высоколетящих чаек… Я не вдыхала его сладковатую пьянящую горечь, не погружала тело в воду, не ныряла… Я не знаю, какое оно – настоящее море. То море, которое я знала – всегда неподвижно, ведь даже самые талантливые картины недвижимы. То море, которое я знала, не имеет запаха – ведь даже самый искусный режиссер, самый талантливый оператор не могут, не научились еще передавать запахи... Море в кино не пахнет. Море на маринах – не движется. Это море не вызывает во мне трепета, я не люблю то, что не движется. Наверное поэтому я так привязана к моему Герою… Море, описанное мне Героем, чуть более живое, яркое, впечатляющее, но все равно… не то, не так. Если человек много путешествует, со временем восприятие событий и окружающей действительности притупляется. Мой Герой никогда подолгу не остается на месте. Такова сущность героев, такова суть моего Героя. Он всегда уходит – это вызывает во мне грусть. Он всегда уходит, чтобы вернуться – это дарит мне надежду. Ведь возвращаться – намного важнее, чем уходить. Как существует разница между явлениями «идти от» и «идти к», так и здесь… Можно просто уходить, а можно уходить, чтобы возвращаться… Пока судьба благосклонна ко мне, и мой Герой уходит, чтобы вернуться.
- Почему ты уходишь?
- Так нужно…
- Можно я пойду с тобой?
- Но куда же я буду тогда возвращаться? Ведь сейчас я знаю, что должен вернуться, так как ты ждешь меня… Я вернусь сюда, здесь мой якорь.
- С тобой сложно спорить.
- Не спорь. У тебя много забот впереди…
Не в моих правилах спрашивать, куда уходит Герой. Наверняка у него есть свои дела, которые необходимо делать, вопросы, которые необходимо решить, подвиги, в конце концов, которые необходимо совершать. И при чем тут, спрашивается, женское любопытство. В тот самый февраль, когда Герой появился в моей жизни, в тот самый март, когда он в ней остался (или задержался?), я совершила таинство. Вспомнив то, чему учила меня бабушка, я привязала себя к Герою. Я сотворила обряд Уз, результатом которого стало мое крайне обострившееся чувствование Героя. Если в его странствиях по мирам, по другим странам или просто по городу, с ним что-то случалось или всего лишь могло случиться, я это чувствовала. Сотворенные Узы похожи на тонкие струны или на блики паутины в солнечном свете. При кажущейся хрупкости, они прочны как ничто другое. Если Герой грустит, я это слышу. Если Герою нужно перевязать раны, я найду его по звону наших струн. Герой не знает про Узы, да и не нужное это для него знание. Достаточно того, что чувствую я. Хорошо ли спал, доволен ли собой, не гоним ли призраками прошлого, не заплутал ли в своих многочисленных мирах, доволен ли, скучает, злится?....
Создав узы, я поняла своего Героя еще больше. Он не может не уходить…. Нет, конечно, можно встать в дверях, забиться в истерике и попросить его остаться, сославшись на возможность мучительной смерти от разлуки. И он останется. Но каждая подневольная минута будет стоить ему мира, каждый вынужденный день будет стоить ему части чего-то важного, не имеющего подходящего слова для описания… Я не смею задерживать Героя. Ведь Герои должны уходить…. Чтобы возвращаться. Чтобы целовать белокурые головки детей, с кажущейся небрежностью дарить диковинные перстни и достойно принимать заботы, вышитые платочки и поцелуи. Герой всегда уходит, чтобы вернуться туда, где он Герой. В том мире, где Герой перестает быть Героем, он никуда не девается… Такое загадочное раздвоение, если угодно. В том мире он пьет стакан красного вина за ужином, смотрит телевизор в гостиной или кулачные бои в трактире, поет в дУше и жалуется на погодные условия. Я счастлива, что я не в том мире. И пусть возможность скорой разлуки, которую никогда нельзя предсказать наверняка, царапает меня своими острыми коготками… Но у меня есть Герой. Он стоит сейчас в доме, смотрит в окно, но не видит ни меня, ни моих звездно-белых хризантем. Его глаза обращены в один из миров, где нужна его помощь, или присутствие, или просто – участие. Мой Герой уйдет сегодня, я чувствую нотки расставания в горьком аромате хризантем. Но мой Герой вернется, обязательно вернется – не успеет ноябрь смениться декабрем… Для меня пройдет несколько дней или недель, для него – лишь миг… или целая жизнь. Я никогда не знаю, как идет время в мирах Героя. Герой говорит, что Вечность едина – для всех миров, разнится лишь только ее движение. Иногда он возвращается румяным и веселым, иногда, после его похождений, мне приходится с грустью пересчитывать появившиеся седые волосы в его роскошной шевелюре.
- Светловолосым не так страшна седина, - улыбается Герой тогда, но улыбка его грустна, и мое сердце разрывается от невозможности постоянно быть рядом с ним. Быть всегда рядом с Героем – это значит не бояться нового, не пугаться движения, не страшиться того, что ждет тебя за поворотом, в новом мире, после пробуждения... или после того, как твои веки смежит сон. Для этого нужно родиться Героем. А я – всего лишь Дана.
- Ты – моя Дана. Дана для меня. Дана, - на свой манер произносит мое имя Герой, и в груди у меня теплеет.
Я перебираю волосы Героя и думаю о своем наряде. Я задумала осеннее платье. Оно будет белым, как острые листики хризантем. Оно будет ослепительно белым, как первый снег, выпадающий в моем дворике всегда в ноябре – на мой день рождения. Оно будет осенним, потому что я сошью его из лепестков цветов – своих любимых цветов. Осень забирает теплое дыхание лета с собой. Цветы зябнут, клонят головки все ниже и очень скоро скрываются под снегом, под ледяной корочкой, о которую так просто порезать губы – если решить неосторожно поцеловать ее. Я часто целовала ледяную корочку на цветах… до тех пор, пока не узнала Героя. Теперь вместо режущего льда у меня есть горячие губы Героя. И я больше не чувствую вкуса собственной крови в поцелуе.
Этой осенью я решила не ждать своевременной смерти цветов. Я решила ускорить ее, дав им вторую жизнь. Когда Герой вернется, я буду ждать его в новом платье…
Вернувшись в дом, я не нахожу там Героя. Свет приглушен, на столе стоит лишь подсвечник с пятью толстыми свечами - самое теплое и домашнее освещение из придуманных человечеством. Под медными ножками подсвечника – записка, а рядом с ним – небольшая бутылочка темного стекла.
Я не спешу читать. Пройдя по комнате, я ловлю носом остатки запахов. Ароматы, сопровождающие Героя, живут со мной еще какое-то время. Запах кожи, духов, ветра, дальних дорог и нежности… Нежность особенно сильна в нашей спальне – когда Герой уходит, я стараюсь дышать там вполсилы. Чтобы не опьянеть, и чтобы запах не иссякал как можно дольше… Чтобы, засыпая, ощущать присутствие Героя в моей жизни еще острее.
Подбрасываю в камин несколько поленьев, беру со стола листочек и сажусь в кресло.
«Моя нежная Орхидея, моя дорогая Дана, моя любимая… Мне пора, но я не буду отсутствовать долго. Наш малыш не успеет вырасти. Он даже не успеет появиться на свет, он даже не успеет выбрать тебя своей мамой - ведь я вернусь очень скоро. Чтобы смотреть, как меняется твой взгляд, как меняешься сама ты… Улыбаться, видя, как ты капризничаешь. Спешить исполнить твои милые прихоти и желания, гладить тебя по голове и животу… Ждать вместе с тобой, когда случится чудо, и ты ощутишь в себе новую жизнь. Еще совершенно незнакомую, но уже окончательно связанную с тобой. Это может быть через неделю, а может – через год. Никогда не нужно торопить события, никогда не следует подгонять малыша. Ведь у него тоже свой Путь. И, как ты справедливо заметила когда-то, путь не откуда, а куда. К нам…»
Мне приходится прерваться… Малыш… Я и сама еще не до конца осознала то, что когда-нибудь это произойдет. Малыш… Размышляя о белокурых головках детей, я не думала о них применительно к себе. Но сны, но реальность, но предчувствия и ощущения говорят обратное. Герой, как ты мог догадаться так быстро? Быстрее меня… Герой, что еще скрывается в тебе – помимо сотен миров, тысячи жизней, миллиона тайн и возможностей?
«…Ты настолько сильно хотела ребенка, что он будет у тебя. Вопреки законам физики, химии и прочим – осознанное желание, если оно очень сильное, сбывается. Твое желание – истинно, и я предвижу его исполнение. Да, кстати, Дана, не стоит верить в то, что узы – односторонни. Когда ты волнуешься за меня, ищешь меня мысленно и в своих снах, устаешь или радуешься чему-то, я слышу тебя. Возможно, не так хорошо, как ты меня, но все же. Узы – это Взаимность, разве ты не знала?»
Узы – это Взаимность… Как же я могла забыть об этом? Ведь это так логично… НО логика никогда не была моей сильной стороной… Бабушка… Бабушка что-то говорила… «То, что истинно – всегда взаимно», - как-то так звучали ее слова. Моя связь с Героем, мои ниточки-паутинки-узы – они искренни, они выстраданы, сотканы с любовью и … Ну конечно, как же я могла забыть…
За окном начинает накрапывать дождь, и его умиротворяющее постукивание по крыше дома, по веткам вишен и яблонь, заставляет меня улыбнуться. «Малыш… Герой… Феврали и Дороги… Ожидания и Возвращения…»
«Я знаю, что ты с интересом смотришь на бутылочку, но еще не открыла ее, моя послушная Дана. Не спеши выпускать на волю ее содержимое. Я вернусь очень скоро, но не настолько быстро, чтобы ты не успела создать свое осеннее платье. Осеннее платье Даны… Боже мой, как это звучит!… Как шелест листьев, кружащихся в хороводе. Как шепот дождя по стеклу, пишущего твое имя, мое имя и объединяющего их невероятно красивым значком легато… Осеннее платье Даны. Оно должно быть белым – как листья хризантем. Оно должно подчеркивать твою невинность, нежность твоей кожи и алый цвет губ. Но чистый белый цвет очень скоро будет сливаться со снегом – когда его нападает столько, что наш маленький дворик скроется под его одеялом. Поэтому в бутылочке – то, о чем ты так мечтаешь: море… Не пролей! Не рассыпь, ведь там не только море, но еще камешки и песок со дна моря, совсем немного... и ракушки маленькие, я их называю белым золотом. Это самое ценное, что у меня есть на сегодняшний день, и я хочу, чтобы ты встречала меня в новом платье, украшенном этими драгоценностями. Ты сумеешь найти им применение, я знаю. До скорой встречи, целую тебя, моя Дана. Не мерзни, моя хрупкая Орхидея. Думай о своем Герое, чтобы он смог услышать тебя – через узы, через границы миров, через сны и явь. Если ты будешь меня ждать, как ждешь всегда, я вернусь очень скоро.
Твой Герой.»
Мне не хочется хандрить, как это бывает обычно, когда Герой уходит. Конечно, я скрываю это желание даже от себя – ведь он всегда возвращается, мой Герой. Но сегодня мне не грустно. Я знаю, что у меня очень мало времени до новой встречи с Героем. Мне нужно заняться платьем. Осенним платьем Даны, в котором я буду ждать моего Героя. Возвращайся скорее, пожалуйста.
И береги себя…
Дана