"о, молодые генералы
своих побед....." (с)
Куда ни кинь, везде какой-то unhappy end сплошной. Если в традициях Голливуда счастливые финалы (ну, во всяком случае, раньше так было всегда, а теперь – почти всегда), то в традициях современной прозы непременно обратное. Кому-то страшно жить, а мне – страшно писать. Вдруг рука поддастся носящемуся в воздухе намерению уничтожить всех главных героев, а может – прихватить парочку второстепенных… Я не хочу так. Не хочу…
Персонажи, созданные мной, мне близки как никто другой, наверное. Они выстраданные, как детки, рожденные в муках. Они придуманные, до мельчайших деталей вычерченные – как Галатея Пигмалиона, четкие - как элементы античных Греческих портиков и неуловимые как… как предсонные мысли – когда еще не заснул, но и в яви тебя уже нет. Тогда-то и приходят самые важные, самые оригинальные и невероятные мысли в голову.
- Ладно, ладно, я завтра запишу Вас, - отмахиваюсь я. Мне слишком сложно заставить себя подняться с постели, шагнуть из-под одеяла в прохладу комнаты с вечно открытым окном. Бремя возраста, пусть и не очень солидного, накрепко держит меня в постели, шантажируя возможной простудой, ледяным полом и быстро выветривающимся в мое отсутствие теплом одеяла.
- Мы хотим сейчас! – жужжат мысли, но их придавливает последний козырь – завтрашний ранний подъем.
Глупо в тридцать лет говорить о перипетиях взросления, старости и о том, как «было раньше». Но все же… все же… Было иначе! Я точно помню, что было. Вставала, будучи разбуженной рифмами или просто красивыми образами… Вставала, стараясь не разбудить маму, светила себе зажигалкой и в ее нервно дергающемся пламени записывала чем подвернется на чем подвернется то, что не давало покоя. Это было как долгожданный кислород, после задержки вдохов-выдохов. Это непременно влекло за собой краткое чувство опустошения, усталости и – мгновенное падение в сон. Меня не волновал ни пол, ни сон, ни завтрашняя работа. Рифмы стояли во главе угла. Рифмы и слова перекрывали собой невымытые окна и дарили мне голубое небо даже в пасмурную погоду. Рифмы и слова заменяли собой сон ранним промозглым утром и явь, ту, которой мне хотелось, во время очередного разноса на работе. За неявку, за опоздание, за витание в облаках….
Где же потерялась я? Я та, другая…. Не вынашивавшая мысли и рифмы подолгу, как щенная сука, а рассыпающая их вокруг себя, как делает это сеятель зерна – перекрестясь перед действом. Меня засосало в водоворот офисных белых воротничков, накрыло волной премий, бонусов, офис-менеджеров и ежеквартальных отчетов, оглушило командировками, собачьими бегами, дураками и умниками… сбросило вниз по карьерной лестнице, ведущей вверх… Какофония и алогичность – вот моя сегодняшняя жизнь. В большей степени профессиональная, нежели личная. А жаль, как же жаль….
Мне хочется отыграть все назад, даже не в начало моей жизни…. Не в начало этой моей жизни, а пару жизней назад… пару или тройку…. Крутануть бы колесо судьбы, против хода часов, вопреки ходу времени – где остановится, там и сойду.
- Ваш билетик?
- Простите, я не успела купить…
- Что же делать будем, м?
- Давайте я выйду на первой же станции…
- Неужто?
- Слово чести!
Слово чести в моей сегодняшней жизни мало кого убеждает. Но там, куда я направляюсь, ему верят. Там, где я хотела бы остаться, слово чести просто так не дают. Это вам не разменная мелкая монетка, липкая от пирожкового варенья – захотел, оставил себе, захотел выбросил или вон нищенке кинул на землю, пусть подбирает! Слово чести там – как фамильный герб, как флаг над собственным домом из белого камня. Попробуй изобрази на нем что-нибудь неподобающее – многим поколениям потомков потом не отмыться будет.
- Слово чести, - говорю я, и кондуктор, кивнув, отступает.
Станция ли, полустанок, или просто табличка с полустертым названием местечка посреди поля, около железнодорожного полотна – неважно. Я сойду.
- Куда ты? Садись уж. Тут и жилья-то никакого нет….
- Благодарствую. Но – слово Чести.
Я спрыгиваю в траву и мгновенно пьянею. Запахи лета… Стараясь ничему не удивляться, я вдыхаю их полной грудью. Удивительно, в городе, откуда несколько часов назад вышел мой поезд, царит слезливый октябрь, а тут – однозначно август! Орут цикады, земля распространяет теплый нежный запах, а небо глядит на все это широко открытым голубым глазом.
- Удачной Дороги, - произносит кондуктор в отходящем уже поезде. Я киваю и поднимаю на прощание руку. Мы больше не увидимся, я знаю.
Поезд протяжно гудит и совершенно бесшумно удаляется в неизвестном мне направлении судьбы. По мере его движения, мне открывается то, что лежит по другую сторону рельс. То же кажущееся бесконечным поле, те же колосья, гордо несущие в себе полноту зерен… и ты. Я сразу узнаю тебя, но вовсе не потому, что у меня как-то особенно развита интуиция или предчувствие.… Хотя, нет. Без предчувствия не обошлось – иначе, зачем бы я сошла на самом первом полустанке, покинула состав судьбы и оглянулась, чтобы увидеть, что же там, с другой стороны дороги?
Итак, поезд скрылся в колосьях, между нами только две серебряные змеи рельс, промасленные шпалы и – воздух августа, самой его середины, когда тления осени еще не заметно в воздухе, но зато в избытке – ароматов трав, воды, неги и до конца не реализованных желаний. Ты – мой Герой, и я знаю это так же твердо, как собственное имя.
Герой... как я и ожидала, твоя осанка изумительно правильна. Я автоматически выпрямляю спину и задерживаю дыхание. Ты прекрасен, мой герой… Френч подчеркивает стройность твоей фигуры... Френч серого цвета… ведь кажется, так это называется? Куртка из плотной серой ткани, с элементами шерсти. да, наверное шерсть хорошей выделки.... с чем-то еще. Воротничок стойка, заставляющий держать голову горделиво поднятой. Рукава с двумя пуговицами - прямые, до середины ладони, и четыре накладных кармана, в которые не очень-то что-нибудь положишь, так подогнана курточка. А под воротничком - белоснежный шарф.
- Такой, чтобы на нем ярко отпечатывались капли столь любимой тобой крови... – неожиданно произносят мои губы. Я пугаюсь и скорым добавляю:
- Не Вашей! Моей.
Мои опасения напрасны. Вы будто не слышите меня. Возможно, дело в расстоянии или легком ветерке, который, запросто подхватив мои слова, унес их куда подальше и выбросил, наигравшись, в высокую траву.
Ваши волосы встревожены ветром, и им никак не успокоиться. Они - будто продолжение Ваших нервов, Ваших мыслей, Ваших чувств. Они всегда в движении и почти никогда – в покое. Они предвкушают дробное капельное приближение дождя, грядущий вязкий и пронзительный скандал, оглушительную и горькую катастрофу соседней страны и мой близкий уход. Кровавый в своем безмолвии, яростный в своей легкости, трагический в своей простоте….
И Вы знаете об этом, о, мой Герой. У Вас, как и у меня, предчувствия развиты так, что Вы успеваете пригнуть Вашу гордую голову прежде, чем начнется перестрелка. Вы все знаете, для того и белый шарф - неосознанно - надели. Вы предвидели, что придется промокать кровь, скоро бегущую по моим плечам из разбитой так некстати головы. Ну что же поделать, если я часто не смотрю по сторонам и вечно куда-нибудь вваливаюсь… Сейчас я тоже не смотрела по сторонам, я смотрела только на Вас, во все глаза, каждой клеточкой, каждым ударом сердца направляясь к Вам. Вы дарили мне ответный взгляд – полный нежности, с тысячей вопросов, с миллионом обещаний и … с нарастающим страхом.
- Мой Герой, - улыбнулась я и шагнула в Вашу сторону.
- Нет! – донеслось до меня будто из-за стены. Вы подняли руки, будто хотели остановить меня, но этого уже не потребовалось. Я почувствовала, будто мое тело разрывает тысячей снарядов, сотней объемных бомб…
- Герой мой, - прошептала я, уже лежа на спине и глядя, как острые верхушки колосьев царапают небо… звук этого царапания больно отдавался в голове, лоб словно корябали чем-то острым и изогнутым, наподобие серпа, изнутри…
- Простите…- шепчу я, и от такой глупой ситуации мне хочется плакать. – Эта рана не смертельная. просто очень маркая.....
Такие раны очень кровоточивы, это верно. Я помню это хорошо. Из предыдущего раза, когда я пыталась встретиться со своим Героем, ускорить время, обмануть судьбу и пробраться безбилетником на корабль Судьбы. Я неслась по трапу, не видя под собой ничего, чтобы сказать ему, своему Герою: как я рада, что этот день мы сумеем провести вместе.
Уже сойдя на берег, я не заметила люка, распахнутого прямо у схода с трапа. Три метра глубины, ощерившейся металлическими краями уступов и бетонной жесткостью пола внизу слизнули меня, будто я никогда и не ступала на этот берег. Будто я никогда не бежала по трапу на встречу со своим Героем. С тобой...
…Тишина.
Размазанные изображения на стенах, колосья превращающиеся в диагональные полосы каких-то чудовищных расцветок, а затем – в ровно-белый цвет.
Удивление от того, что мне не больно, а потом - ощущение крови, толчками покидающей мое тело, голову. Силы оставили меня…
- Не твоя это судьба, деточка, - воркует голос у меня над головой. С трудом я открываю глаза. Боль дергается в голове и пускает корни в шею, плечо и грудь. – Не твоя это судьба, ты поспешила, моя хорошая, - приговаривает нянечка, обтирая мне лоб холодным полотенцем. – Ну ничего, сшили, перекроили, будешь как новенькая.
- Где он? – выдавливаю я.
- Кто, душенька? Кто, данушка моя?
- Где… мой… герой?
Слова колют мне рот как десяток ежей, мне сложно, очень сложно говорить, но не спросить я тоже не могу.
- Где… он?
- Все будет. Всему свое время. Сейчас – время сна, - улыбается нянечка. – Остальному еще не время.
Я закрываю глаза. Я закрываю глаза и вижу Вас. Я вижу Вашу улыбку и то, как вы в прощальном жесте подняли над головой руку. На Вашей шее больше нет белого шарфа – я знаю, он безнадежно испорчен. Глупо биться головой о время и пытаться опередить ход Судьбы. Сколько раз я не пробовала, дело всегда заканчивается травмами разной степени тяжести. Хорошо еще, что память не пропала, как бывает иногда….
….И простите мне этот дурацкий шарф. Я знаю, Вы его любите, мой Герой. Но, может быть, отстирается? Как только меня выпустят отсюда – а они не посмеют держать меня здесь снова полгода – я займусь его стиркой! Надеюсь, отстирается, а если нет, я подарю Вам другой шейный платок. Не для слез - вразрез примет - платки, мол, дарить нельзя. И не для крови – ни Вашей ни моей не дОлжно быть больше.
Я подарю Вам платок, потому что шелк - это единственное, что может просочиться из одной жизни в другую. Параллельные прямые не пересекаются. Мы можем только любоваться друг другом издалека, разделенные рельсами, летом и промасленным запахом шпал.
Вы будете смотреть на меня и улыбаться. Вы вспомните, что я – есть.
А я отмечу, что бордовый цвет подаренного мной платка Вам очень к лицу, мой Герой. Надо же, бордовые оттенки не меняются – даже при переходе из одной параллели в другую. Каким бы болезненным он ни был.
……….
30.08.2007