Утро нового века

Егор Бард








УТРО НОВОГО ВЕКА

(Ролики – тоже транспорт)




















                2005 год
                г. Москва
       «Никогда не флиртуй с преподавателем»
                (Тема домашнего задания студентов МГУ)


Глава 1.


Раннее утро раннего сентября. Солнце уже достаточно высоко, и всё ещё греет. Леночка Тимонина, очаровательное создание, чуть ли не вприпрыжку бежала на занятия. Каждое утро её распирала гордость, она – студентка МГУ, утёрты носы всем родственникам, а заодно и подругам, поступившим в первый год после школы. Юрфак! Престижнейший факультет престижнейшего ВУЗа! Было от чего скакать юной девушке, которая была к тому же, напомним, вполне хороша собой.
У входа её вновь поджидал парень из её группы, долговязый Жора со смешной фамилией Махагони, который тщательно скрывал от всех, что был девственником, и который «положил на неё глаз» ещё на установочной сессии, а теперь маниакально преследовал. Был он прыщав, худ и неказист. Да и одет был в соответствии с модой десятилетней давности, и ездил, как и она, на метро. Многие другие её сокурсники приезжали в университет на иномарках, щеголяли шмотками из бутиков и пять раз в неделю посещали ночные клубы. Правда, эти только и говорили, что о своих машинах и джинсах, и совсем не обращали внимания на неё, Лену. Ну, почти совсем.
Впрочем, её саму не интересовал никто. Никто из её ровесников.
Первый человек, с которым она столкнулась, явившись летом сдавать вступительные экзамены, был Фридрих Лаврович Доманский, которого она, двигаясь, как всегда, на повышенной скорости, чуть не сбила с ног, едва переступив порог университета.
- Кто такая? – нарочито строго спросил  её тогда Доманский, и она ничего лучше не придумала, как сказать: «Леночка». Мужчина улыбнулся, сказал: «ну-ну», и пошёл своей дорогой. С тех пор, видя её время от времени в коридорах университета, он всегда улыбался краешком губ, а она опускала глаза в пол, но всё равно эту улыбку каким-то образом видела.
Фридрих Лаврович, в прошлом следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры тогда ещё СССР, был мужчина поджарый, но солидный. С сединой на висках, большими голубыми глазами и суровыми носогубными складками. Преподавал он «Криминалистику» и «Прокурорский надзор». С первого дня девушка влюбилась в преподавателя, который свои предметы у неё ещё даже не читал. Она в своих фантазиях гуляла с ним по подземным этажам «Охотного ряда», ездила на дачу, каталась на его скромном «Опеле» по городу. Иногда она даже раздевала его мысленно, но краснела от одной мысли об этом, и позволяла себе такие мечтания только когда оставалась совсем одна. И даже в эти моменты дальше обнажённого торса ничего позволить себе не могла.
Как относился к ней мужчина её мечты, Леночка определить не могла. Он улыбался всегда, улыбался именно ей, но всегда в одинаковой степени – ни больше, ни меньше. Как отдание чести у военных, козырнул и пошёл. Она с ним даже не здоровалась, равно, как и с другими преподами, которые не читали предметов её курса. Лишь в последнее время стала смотреть ему прямо в глаза, желая увидеть хоть что-то. Однако ей было не под силу разгадать таинственную улыбку, сочетающуюся с абсолютно отсутствующим взглядом. Она с нетерпением ждала пятое октября – День Учителя. Она всё решила, она подарит ему золотую монету, которую ей самой подарил папа, который с ними, правда, не жил. Её отец был заместителем управляющего одного из филиалов Банка Москвы, и ему вручили монету на недавно прошедшем юбилее банка. Она была уверена, что подарок придётся по вкусу, так как от кого-то из студентов услышала, что Доманский как раз коллекционирует монеты.
Прошло две недели. Тридцатого сентября, в пятницу, староста группы, Коля Шмаков, рыжий усатый парень, уже отслуживший в армии, объявил о проведении вечеринки. Провести мероприятие решено было на даче Игоря Мельникова, сына известного бизнесмена. Дача, со слов Игоря, была соответствующей, то есть шикарной. И в полном их распоряжении почти на три дня. Приглашены были все, за исключением двух человек – уже упомянутого Жоры, которого в группе прозвали «Антижор» ввиду крайней худобы, а также Нины Ивановой, дурнушки и зубрилки, которой дали более уважительную кличку – «Внучка Маркса». Знания из этой девочки так и пёрли, она стаскивала на себя внимание преподов на всех семинарах  и лекциях, но была слегка «не от мира сего», кроме учёбы не интересовалась ничем.
Узнав о тусовке, и что его не берут, Жора «вывернулся наизнанку», но добился приглашения. Он просто подкупил сокурсников, сказав, что привезёт пять литровых бутылок «Red Label». Это сработало.
Тимонину не хотела отпускать мама, которая воспитывала её одна, и у которой она была единственным ребёнком. Помогла тётка Ирина, мамина сестра, сказав: «Девочке скоро девятнадцать, а ты её всё к юбке пристёгиваешь», и ещё массу аргументов.
Выехали на шести машинах, сплошь иномарках, среди которых было даже два джипа. Дача, а вернее трёхэтажный особняк, расположенный на Рублёвском шоссе, приветливо встретил золотую молодёжь. Ворота открыл мужчина неопределённого возраста, с лысой, как шар, головой, одетый в синий комбинезон и клетчатую байковую рубашку. Представился он коротко: «Петрович». Был немногословен, и очевидно крепок. Узловатые руки торчали из закатанных рукавов рубашки, ворот у этой рубашки был не меньше пятидесятого размера. Одна из самых «весёлых» девиц, Юлька Грудицкая, увидев дачного работника, томно сказала:
- Вау! Какой мужчина!
- Тебе ли, рыжая, не всё равно какой мужчина! – прокомментировал её возглас Шмаков. 
- Это кто из нас ещё рыжий! – фыркнула Юлька, и пошла в дом, виляя маленькой попкой, обтянутой потёртыми джинсами, едва держащимися на бёдрах.
Была она действительно не особенно рыжей, но близко к этому. Главное не это. Она была чрезвычайно стройной и имела просто великолепную грудь, казалось – приклеенную от другой женщины, что мгновенно бросалось в глаза. Она всегда носила глубоко декольтированные кофточки, зачастую без лифчика. Того и гляди, её груди выпрыгнут прямо в глаза зрителю. А ещё она была слегка озабоченной. Меняла парней, как перчатки, причём главной задачей девицы, вероятно, было не само по себе совокупление, а непосредственно флирт. Она добивалась благосклонности мужчин моментально, походя, не прикладывая особых усилий. Дальше они её уже мало интересовали. Естественно, не все. Раз в неделю девушка «влюблялась», о чём чувственно повествовала своей подружке Анечке Пичугиной, а потом всё повторялось сызнова. Все её новые друзья уже попытали счастья, почти все были отвергнуты, и теперь относились к слабостям Юленьки с неприкрытой насмешкой, постоянно переиначивая как нарочно подобранную фамилию.
Сейчас женская часть коллектива разбирала многочисленные пакеты с провизией, мальчики подносили всё новые и новые. Еды набрали столько, что хватило бы на роту вышедших из окружения бойцов. Спиртного, и того больше. Несчастный Антижор, носился с картонной коробкой, в которой цокали бутылки с виски, и не знал, куда её пристроить.
- Ты долго будешь путаться под ногами, Антижор?! – спросил его Сергей Клушин, курчавый парень, довольно высокий, хотя всё равно на полголовы ниже Жоры.
- Я не знаю, куда поставить ящик, - оправдываясь, сказал тот.
- А я думал, ты хочешь пробегать с ним три дня, а потом увезти домой, - криво усмехнувшись, сказал Сергей, вызвав одобрительный смех у  всех, кто это слышал.
Жора ещё потоптался минут пять, и поставил коробку там, где стоял, почти посредине холла.
Примерно через час совместные старания увенчались успехом. На террасе был накрыт роскошный стол, Коля колдовал у мангала, рядом с крыльцом, нравоучительно объясняя секреты приготовления настоящего шашлыка. Он был старше остальных, рыжий Коля, поэтому часто позволял себе именно такой тон.
Сергей разлил в рюмки водку и предложил выпить за «удачный старт, за них – студентов МГУ, за дружбу, которая родилась за прошедший месяц». Его перебила Анечка:
- Мне кажется, ещё рано за дружбу. Ведь только-только познакомились. Давайте выпьем за прекрасную погоду. За волшебное «бабье лето»!
Анечка была симпатяшкой, но скромницей. Умная девочка поступила самостоятельно и училась прекрасно. Ей странным образом удавалось быть душой компании, не позволяя при этом ничего лишнего. Из всей компании настоящим другом она считала только одного человека – Ивана Парфёнова, который стоял сейчас с гитарой рядом со Шмаковым. Он был мужской половиной «души компании», впрочем, как было во все времена с ребятами, владеющими музыкальными инструментами, голосом, и чувством юмора. Вот и сейчас Иван, едва прозвучали последние слова Ани, запел по собственный аккомпанемент:
- Снегопад, снегопа-а-ад! Если женщина про-о-осит, бабье это её-о-о… теребить не спеши-и-и.
- Ваня! Ты, как Ржевский, вечно всё опошлишь! – возмутилась Анечка, засмеявшись, впрочем, вместе с остальными.
Никого больше не интересовало, за что пить. Делать это стали все вместе, парами и тройками, галдя, смеясь и активно закусывая. Леночка была вначале вся в задумчивости, но, выпив немного, разошлась и теперь веселилась вместе со всеми. Она даже, вопреки себе самой, поднесла рюмку Николаю, единственному, занятому делом, и даже засунула ему в рот кусочек сыра, так как у того руки были заняты.
Вскоре поспели шашлыки, о чём староста оповестил свою группу воплем, похожим на крик Тарзана. Иван, взяв в руки сразу несколько шампуров, поднялся на террасу, приговаривая «цып, цып, цып», и все действительно налетели на мясо, как подрощенные бойлеры на зерно.
Выпив, выпив, а потом ещё раз выпив, компания стала разбиваться на более мелкие группки. На диване-качелях разместились два худых парня, каждого из которых звали Артём. Один был в придачу к худобе ещё и низкорослым, вследствие чего он стал Тёмой Маленьким, а его приятель Тёмой Большим, хоть и был обычного роста.  Этих учёба интересовала постольку поскольку, они часто «забивали» на занятия, предпочитали носиться на машинах по Москве, из одного ночного клуба в другой. Вокруг неразлучных друзей крутилось ещё несколько таких же парней, а также и две девушки, Лана и Катя. У ребят водились деньги, они проповедовали определённый образ жизни, и это притягивало целую толпу халявщиков, как магнитом. Впрочем, сын хозяина дачи Гарик тоже был именно здесь. Называли их, в том числе и они сами себя, «колбасёрами». Другие, уже знакомые нам Сергей, Коля с Ваней, Аня с Юлей, Леночка и, даже, Жора, представляли лагерь «умников», и тоже не возражали.  Конфликта между лагерями не было, «умники» незлобиво подтрунивали над «колбасёрами», правда, как и друг над другом, а «колбасёры» всё «имели ввиду».
В конце концов, Ванины рулады надоели, и все потребовали музыку. Гарик вдвоём с Иваном пристроили колонки в окнах второго этажа, врубили диск «R.N.B. Collection» в режиме нон-стоп, огласив округу ритмическим громом и собственным визгом, вызванным композицией «50 Cent», первой же группы на диске. В едином порыве соединились все прибывшие на отдых, музыка и водка сделали своё дело. Всё шло прекрасно. Довольны были все без исключения. Кроме, разве что, соседей по даче в диаметре пятисот метров. Сомнительно, что хоть кто-то из них смог заснуть. Тем не менее, никто не явился со скандалом, дело было привычное. В другой раз запросто могли разгуляться сами соседи. Здесь никто ни на кого не жаловался.
После танцев решили поужинать. Хотя и обед то не прекращался. Как-то сами собой однополые группки стали разбиваться на разнополые пары, дом был большой, и было где разбрестись.

Глава 2.

Далеко не все проснулись утром, около полудня, с кем-нибудь рядом. Та же Анечка строго блюла свои принципы. Жора–Антижор страдал от неразделённой любви к Леночке. Сама же Леночка спала вдвоём с образом своего кумира.
Постепенно преодолевая помятость лиц, одежды и мозгов, молодые люди стягивались на кухню. Мальчики вяло ковыряли вилками остатки вчерашней роскоши, девочки пытались сделать то же самое, но не могли преодолеть себя, и, кривясь, клали объедки назад в тарелки. На помощь пришёл крепкий духом Шмаков, пояснив, что от этой болезни есть лекарство. Он принёс из машины пиво, оставшееся с вечера нетронутым. Мужская часть вновь оказалась впереди, дружно присосавшись к горлышкам с живительной влагой. Переведя дух, Ваня изрёк:
- То, что староста назвал болезнью, на самом деле является эпидемией. Поэтому я советую девушкам не пружиниться и тоже принять микстуру.
- Точно, - сказала Юля, - пока ещё не всё лекарство вылакали.
С этими словами она принялась лечиться, налив, правда, пиво в стакан. Она же первая нашла в себе силы приступить к разделению остатков закуски на «нетронутое», «ещё пойдёт» и «помои». В-общем, дело пошло. Кто-то стал мыть посуду, кто-то убирать со стола, кто-то вновь накрывать на стол. Только Ваня с Серёжей затянули грустную песню из репертуара «Beatles», знакомую всем поколениям. Спустя часа три всё повторилось по кругу. Опять загремела музыка, теперь это были ставшие популярными восточные мотивы, девочки интенсивно завертели задними карманами на джинсах. Подтянутые животики зияли пупками, половина из которых были украшены пирсингом. В полумраке холла смотрелось вполне возбуждающе.
«Колбасёры» смотрели на все эти движения с лёгким презрением, кто-то из них извлёк из кармана пакет с травкой, и они отправились с этим делом на веранду. По другому повели себя «умники», Сергей, а за ним и Иван вступили в круг и выдали пародию на танец живота. Это вызвало у девушек гул одобрения, и парни пошли дальше. Стриптиз! Гул одобрения перерос в визг восторга и через две минуты они остались в одних трусах. Дальше дело не пошло, но когда они по очереди условно оттягивали друг другу резинки, якобы заглядывали внутрь, а затем, закатывая глаза к потолку, выдавали томное: «О-о-о!», девушки не жалели ладошек для аплодисментов. Самое смешное случилось, когда к ним пристроился Жора. Он, бедолага, от жадности налакался привезённого им самим виски, великолепно сдобрив «старые дрожжи». Реально пьяный, он вышел в круг, двигаясь, как циркуль с ослабленными болтиками. Ну, вот-вот сломается. Снять с себя он ничего не смог, так как сначала запутался в рукавах рубашки, а потом, расстегнув ремень, потерял брюки, и рухнул на пол с грохотом разрушенной карапузом башни из деревянных кубиков. 
Его пожалели. Коля поднял парня, и даже закрепил на талии брюки, которые без ремня просто не держались. Бедный Антижор, его так «нахлобучило», что он не мог остановиться. А тут ещё Леночка, вновь повеселев под пивными парами, вышла в круг и стала его «заводить», шевеля перед ним всем, что может шевелиться. Парень совсем рехнулся, стал «ловить» её руками, вспомнив давно забытую игру в «ладушки». Девушка выворачивалась прямо из-под рук, вызывая всё новую и новую порцию смеха.
Как бы там ни было, всё хорошее приходит к концу. Закончился и второй вечер отдыха. Мелкими группами, в-основном, по двое, ребята вновь стали разбредаться. Тем более, что уже незаметно наступило три часа ночи.
Жора, уснувший прямо в кресле, около камина в холле, неожиданно для самого себя проснулся через час после того, как уснул. В голове его продолжала звучать забойная музыка, особенно старались бас-гитара и басовый барабан. Лупили прямо в виски. В ушах звякал «чарлик». Затылок пилили изыски диджейского пульта. Жора поднял руку, чтоб потрогать больную голову, и с удивлением обнаружил, что в руке у него бутылка, в которой плещется виски. Граммов пятьдесят. Он попытался улыбнуться находке, но лишь осклабился. Щёки тоже почему-то болели. Опрокинув в себя содержимое бутылки прямо из горлышка, Жора поперхнулся, закашлялся, стал чихать. Часть знаменитого американского напитка вышла носом в сопровождении Жориных соплей, он, едва шевеля руками, вытер это безобразие с лица краем подушки-думочки, лежавшей рядом. Волосы неопытного алкаша, и так не знавшие расчёски, сейчас торчали ирокезом, массивный нос распух, а губы напоминали вареники с вишней – такие же толстые и фиолетовые. Словом, тот ещё видок!
Виски упало в желудок, согрев Жору изнутри. Ещё через полминуты вновь приятно закружилась голова. Перед ним всплыла картина танца с Тимониной. Себя, глупо хлопающего руками-граблями, он не видел, зато услужливая фантазия живо нарисовала извивающееся Леночкино тело, как красная тряпка перед быком качались в сознании торчащие под маечкой соски.
Жора встал. Не с первого раза, но встал. Его «штормило», но цель была определена, он пошёл бродить по дому в поисках Лены. Злому року было угодно, чтоб ему повезло. В первой же комнате, это был кабинет Мельникова-старшего, он обнаружил её. Мечту всех своих тайных помыслов. Леночка спала на кожаном диване в натопленной комнате, махровая простынь сползла на пол. Девушка разметала во сне волосы, руки и груди. Теперь он видел их воочию. Майка не мешала ему видеть то, что было под ней. Трусики-стринги только возбудили парня, он уже не раздумывал что делать. Сел рядом и пристально посмотрел на свою возлюбленную. «Почему нет?» - спросил он сам у себя, - «Все уже давно разбились по парам, и никто не стесняется». «Чем я хуже?» - последнее, что он подумал. Он провёл своей крупной ладонью по гладким девичьим ногам, на секунду замер, перенёс руку через прикрытый белым треугольничком лобок, и запустил лапу под майку.
Девушка проснулась. Она не сразу поняла, что происходит, но дошло до неё довольно быстро. В свете луны за окном она хорошо разглядела похотливый взгляд и почти звериный оскал. Только затем сообразила, что вспотевшая лопатоподобная ладонь сжимает её правую грудь. Леночка дёрнулась, чтобы оттолкнуть насильника, попытавшись одновременно закричать. Не удалось ей ни то, ни другое. Вторая скользкая ладонь придурка Жоры плотно закупорила её не только рот, но и нос, прижав к подушке так, что порыв прошёл совершенно безрезультатно. Она замычала и принялась царапать грудь и плечи начинающего маньяка, но уже через две минуты затихла, так как перекрытое дыхание отбросило её в бессознательное состояние. Антижор был, конечно, неказист. Но жилист и крепок до крайности. Он, уже не соображая совершенно ничего, подчиняясь лишь животному инстинкту, да накопившемуся желанию, взгромоздился на девушку, к которой ещё вчера относился так трепетно, и вошёл в неё, не обращая внимания на почти не мешавшие трусы. Лицо её он давно отпустил и после первых же фрикций, она очнулась, заорав протяжное: «А-а-а-а-а!». Жора бросился целовать её, приговаривая: «Не надо, не надо», теперь она задыхалась от запаха перегара и нечищеных зубов.
Закончилось всё довольно быстро. Ставший мужчиной, Жора встал и понял, что только сейчас Леночка стала женщиной. До сих пор торчащий его «корень зла», штаны изнутри, а также трусики девушки были в крови, казавшейся чёрной при свете луны. Девушка медленно опустила руку, подняла с пола простынь и условно прикрылась. Из глаз её одна за другой катились слёзы. Она давно думала о дефлорации, но тайно от подруг гордилась своей девственностью, мечтая когда нибудь преподнести её, как подарок, тому, кого любила она.
Крик её даром не прошёл. В кабинете включился свет. Вошёл Иван, а за ним Николай. Чтобы понять, что случилось, много ума не надо было. Иван вмиг стал бледным, а Коля, напротив, покраснел до корней волос.
- Надень штаны, - почти шёпотом сказал Иван, - ты что, скотина, наделал?
- Я… А я… - залепетал Жора, а потом напустил наглости в глаза и поднял голову, - а что?
Вместо ответа он получил великолепный, профессиональный апперкот. Ваня был кэмээсом по боксу. Ноги ставшего за пять минут преступником парня оторвались на секунду от пола, а потом он рухнул с грохотом на пол, ударившись ещё и головой, от чего потерял сознание.
- Что будем делать? – тихо спросил Николай.
- Что будем делать, Лена? - перевёл вопрос Парфёнов,  а потом догадался спросить, - ты как, вообще?
Девушка молча отвернулась к спинке дивана, слёзы покатились из глаз ещё сильнее. Однако, плакала она молча.
- Я позову девчонок, - сказал Шмаков, и удалился. Через пять минут вернулся с Юлей и Аней.
- Выйдите все отсюда! – сказала приказным тоном «пушистая» Анечка, ставшая вмиг серьёзной и властной, - и уберите это дерьмо.
Парни послушно вытащили волоком Жорино тело, закрыли за собой дверь. Что говорили девушки своей подруге, что она им отвечала – осталось неизвестно. Через полчаса Аня вывела Лену, завёрнутую в простынь. Мимо Ивана с Колей, сидящих за столом, а также пришедшего в себя Жоры, сидящего прямо на полу, молча провела её в душ. Юлька остановилась и сказала:
- Она не будет заявлять. Только два условия, - она с важным видом загнула пальцы, - во-первых, об этом не узнает никто, кроме тех, кто уже знает. Во-вторых, этот урод, - она ткнула указательным пальцем в Жору, - уходит из МГУ. А ещё лучше – свинтил бы из Москвы, - добавила она явно от себя.

Глава 3.
 
  Когда все проснулись, то, конечно же, заметили перемену в настроении своих товарищей, но добиться никто ничего не смог. Даже Серёжа, который был Ваниным другом. Настроения не было не у кого, как-то, не сговариваясь, начали собираться.
Все мечты и надежды Леночки рухнули. Она не явилась в понедельник на учёбу, а когда на следующий день пришла, то впервые, увидев в дальнем конце коридора Доманского, спешно свернула в сторону. На лекциях она была подавленной, конспект не писала, в перерыве между парами, сказала Юльке с Аней, что уходит домой. И ушла.
Прошёл октябрь, наступили холода, мама, которой она тоже ничего не объяснила, выкроила на шубку, впервые вызвав с того дня улыбку. Леночка всячески избегала столкновений с мужчиной, о котором мечтала ещё так недавно. При мысли о мужчинах у неё мгновенно всплывал перед глазами пьяный слюнявый Жора, его потнючие лапы, вонь изо рта и боль, раскалывающая её изнутри. В конце концов, учёба её наладилась, лишь поведение стало другим. Она никогда не смеялась, не ходила с девчонками в кафешку, довольствуясь мамиными бутербродами, и категорически отказалась от участия в следующей вечеринке. Однажды, в середине декабря, ей не удалось улизнуть от столкновения с Доманским. Они встретились «нос к носу» и не смогли сразу разойтись. Девушка дёрнулась пару раз вправо и влево, затем резко отошла в сторону, и, не поднимая головы, попыталась уйти.
- Лена! – будто выстрел в спину прозвучал его голос.
Оказывается, он запомнил её имя. Она остановилась, как вкопанная, но не повернулась. Он сам подошёл. Аккуратно приподнял её лицо за подбородок, едва прикоснувшись прохладными пальцами:
- Что с тобой? – мужчина даже чуть-чуть присел, чтобы заглянуть ей в глаза.
Лицо его не выражало сочувствия или любопытства. Не было в нём и отеческой заботы, что, в принципе, можно было бы ожидать, учитывая разницу в возрасте. Большие умные глаза выражали настоящее, искренне желание узнать то, о чём он прямо и просто спросил.
- Зачем Вам? – Леночка посмотрела, наконец, ему в глаза прямо. В горле у неё мгновенно образовался комок жалости к себе самой, и крупная слеза повисла на некрашеной с того самого дня реснице.
- Мы можем поговорить? – ответил он вопросом на вопрос, - во сколько ты освободишься?
- В четыре, - ответила Леночка, даже и не думая, что фактически согласилась на неформальную встречу.
- Договорились. Я буду ждать тебя на Главной аллее, на скамейке, - сказал Доманский безапелляционно, аккуратно сняв с ресницы так и не упавшую слезу.
Он ушёл, а она стояла на месте ещё около минуты. Затем перешла к окну, села на подоконник, и просидела так, глядя на кружащиеся в воздухе снежинки, минут пятнадцать.
Отсидев в полной прострации последнюю пару, автоматически конспектируя лекцию по «Теории государства и права», Лена спустилась в гардероб, оделась, и, не застёгивая куртки, пошла на Главную аллею. Мужчина ждал её. Причём, именно ждал, и именно её. Он не занимал себя чтением газеты или ещё чем-нибудь, даже размышлениями. Он смотрел в её сторону с того самого момента, как она появилась на дорожке, и не отрывал взгляда до подхода к нему. Когда она поравнялась со скамейкой, Доманский встал, усадил вначале её, галантно взяв под локоток, а потом присел вполоборота сам, неотрывно глядя девушке в лицо.
Прошло около пяти минут молчания, которое почему-то не было тягостным. Лена просто сидела рядом, и было ей спокойно. Она не испытывала трепетного волнения, не испытывала страха. Не испытывала радости, что вот, она сидит рядом с ним. Не испытывала гадостного чувства, какое бывало в отношении всех других мужчин после случившегося на даче. Ничего. Просто спокойствие.
- Что с тобой случилось, Лена? – повторил Доманский свой вопрос.
- Зачем это Вам? – тоже повторилась она.
- Это нужно тебе, - сказал он, помедлив, - что-то ведь произошло, это ясно. А поскольку ты не можешь прийти в себя уже давно, то произошло что-то серьёзное. Так?
- Так, - ответила Лена. Она сама удивилась, почему не отмахнулась от него, как от всех остальных, которым говорила «всё в порядке».
- Так расскажи.
- Я не могу понять две вещи, Фридрих Лаврович, - она достала варежки и натянула на руки, которые стали подмерзать, - Первое, зачем Вам нужно это знать. А второе, почему я должна это Вам рассказывать.
- Знаешь, Лен, - он закинул ногу за ногу, - ты права. Наполовину. Ты не обязана мне рассказывать. Ты вообще ничем мне не обязана. А вот знать мне это нужно для того, чтобы помочь. Я увидел в тебе перемены. Сразу, в тот же день, когда ты в первый раз, увидев меня, сбежала. И потом тоже. Корю себя, что не подошёл раньше, пока сегодня не столкнулись. Как тогда, помнишь, в первый раз?
Девушка в этом месте едва заметно улыбнулась, а он продолжил:
- Если честно, я тоже робел. Ну, так вот. Перемены в тебе явно в сторону знака «минус», а, следовательно, тебе нужно помочь. Разреши мне.
- Вы «робели»? Я должна «разрешить»?! Странные разговоры. Зачем я вообще Вам сдалась?
- Ты любишь меня? – неожиданно спросил он.
Девушка вновь опустила взгляд. Пропавшая, было, робость, моментально вернулась на своё место, усилившись многократно. Тем не менее, с первой секунды общения она категорически не хотела ему врать.
- Теперь не знаю, - едва слышно ответила Лена, причём, совершенно честно.
- Я тоже не знаю, - в тон ей ответил Фридрих Лаврович, - только я и раньше не знал. Ты обратила на себя внимание сразу, но есть два непреодолимых фактора, не позволяющие думать о чём либо. Я старше тебя. Больше, чем в два раза. И я твой преподаватель. Точнее, скоро буду им. На третьем курсе.
- Ну, не всегда эти факторы бывают непреодолимыми, - заговорила вновь осмелевшая девушка, - а могу я понимать Ваши слова, как признание в том, что я, по крайней мере, Вам нравлюсь?
- Да, - ответил он, не задумываясь, - очень нравишься. Только давай не будем об этом.
- А мне интересно! – настаивала она. Глаза её при этом заметно просветлели, - я точно знаю, что некрасивая. По крайней мере – ничего особенного.
- Внешняя красота – это дело вкуса. Я ведь тоже не красавец, и два раза не мальчик, а чем-то же зацепил тебя, - увидев, что девушка слегка вздрогнула, - он улыбнулся, - зацепил, не спорь. Только теперь всё же не об этом. Расскажи, что у тебя случилась, очень прошу.
Лена потупилась. Он настаивал, и ей не хотелось ни врать, не отказывать. Но и рассказывать ей тоже не хотелось. Тем более ему. «Рассказать то, что постеснялась рассказать собственной маме?! Никогда!» - подумала девушка, и… стала рассказывать. Всё. По порядку.
Она говорила медленно и тихо. И не плакала. Фридрих Лаврович мрачнел на глазах. На лбу образовалась глубокая складка, яркие глаза побледнели, и стали похожими на две ледышки,  зрачки стали маленькими и злыми.
- Где сейчас этот Махагони?
- Не знаю.
- Ладно, я сам с этим разберусь.
- Я же ни о чём не просила, - голос девушки дрогнул. Вероятно, ей снова захотелось плакать.
- Не переживай, Лена. Твоё имя останется незапятнанным, - несколько патетически сказал Доманский. Если бы не его глаза. В глазах преподавателя сверкнул дьявольский огнь. Студентка вновь опустила глаза, и поёжилась. Ей стало не по себе. Праведный огонь в глазах мужчины, которому она запросто, без нажима, выложила свою драму, испугал её саму.
- Можно я пойду? – неожиданно спросила она, вставая.
- Зачем спрашивать, здесь мы на равных, - Доманский тоже встал.
Лена пошла, а вернее сказать, побрела, по аллее. Она беззвучно плакала, но выдали её вздрагивающие плечи. Услышав хруст снега за своей спиной, она дважды махнула рукой. Он не стал её преследовать. Он лишь стоял, провожая девушку взглядом, потом развернулся и пошёл в сторону университета.
Фридрих Лаврович ощутил сразу несколько разных эмоций. Здесь была нежность к юному, беззащитному созданию. Было страстное желание помочь. Был справедливый гнев нормального мужчины, не приемлющего насилие. И ещё одно – профессиональный зуд. Он, как охотничий пёс, уловил запах дичи верхним чутьём, и готов был намотать десятки километров, преследуя добычу.
Не откладывая в долгий ящик, он достал мобильный телефон, и набрал номер своего друга, полковника милиции Романова, который до сих пор работал на Петровке начальником отдела тяжких преступлений.
- Андрей, привет! Это Доманский, - сказал он в трубку.
- Федя!!! – искренне обрадовались «на том конце провода», - тысячу лет тебя не слышал! Как дела? Или случилось чего?
- Случилось. Надо встретиться. Как можно быстрее.
- Через два часа на старом месте устроит? У меня сейчас тут целая толпа оперов, совещаемся по одному делу.
- Устроит. Короче, в девятнадцать тридцать. Давай, не сильно там пуши своих оперов.
- О’кей, до встречи.

Глава 4.

В назначенный час друзья встретились у памятника на улице Крупской. Владимир Ильич с Надеждой Константиновной, застыв в бронзе, сидели на лавочке в начале аллеи. Фридрих Лаврович и Андрей Владимирович присели чуть ниже, в серединке, предварительно пожав руки, и похлопав друг друга по плечам.
- А жмёшь всё также, как будто тебе вместо ладони динамометр подсунули, - сказал Доманский, разминая кисть правой руки, - ну, как дела, сто лет тебя не видел?
- Это у тебя, Феденька, по ходу, появились дела, - ответил Романов, закуривая, - поперёк лица написано: «Андрюха, у меня проблемы».
- Андрюха, у меня проблемы, - эхом повторил Фридрих Лаврович, - точнее, не у меня лично, а у одного хорошего человека.
- Сколько ей лет? – блеснул интуицией Андрей, хитро улыбнувшись.
- Как догадался?
- Тоже написано на лице. И потом, сколько я тебя помню, проблемы со слабым полом у тебя возникали периодически.
- Здесь немного другой случай. Да, не дыми ты на меня! – он замахал руками, - девочка, первокурсница. Елена Тимонина. Её в конце сентября изнасиловал один подонок. Она не заявляла, и сейчас не хочет огласки. Но психическое состояние её таково, что если его не наказать, она так в себя и не придёт. Я так полагаю.
- Фамилия подонка есть?
- Есть, - он достал из внутреннего кармана сложенную вчетверо ксерокопию анкеты.
- Махагони. Георгий Анастасович.  Он грек, что ли?
- Написано «украинец», но ты же сам понимаешь.
- Так. Мать уроженка Мариуполя. Ну, точно грек, там их полно. Довелось мне там как-то побывать, когда работали серийного убийцу. С баптистами тамошними знаком. Так-так. Та-а-ак. Ясно. Ну, что, сведений немало. Какой нужен результат?
- Грубая примитивная месть.
- Побить? Опустить? Грохнуть? – Романов сделал глубокую затяжку, - может, поставить на бабло?
- Андрей! – Фридрих сделал круглые глаза.
- Слушай, Федь, ты можешь чётко сформулировать, чего ты хочешь?
- Найди его для начала…
- О’кей. Найдём. Как у тебя то дела? - спросил он, встал, и сказал без всякого перехода, складывая бумажку и кладя в карман, - слушай, давай по пиву. За встречу.
- Я за рулём.
- У меня тоже не вожжи. Кружка пива не помешает, помнится в универе, ещё без корочек, ты смелее был.
- А помнишь тот «Москвич-412», один на троих?
- А Киселёву ты, кстати, давно видел?
- Давнее, чем тебя…
Так, предаваясь воспоминаниям, друзья двинулись пешком в сторону Ленинского проспекта с целью посидеть в каком нибудь кафе. Упомянутая Киселёва Людмила Васильевна была их третьим закадычным другом. Первых два курса между парнями шла борьба за её сердце, однако вскоре успокоились оба, отчего дружба стала ещё крепче. Троицу знал весь факультет, они были неразлучны. «Следствие ведут «РоДоКи»  называлась однажды заметка в стенгазете их курса, когда они втроём вывели на чистую воду своего первого настоящего жулика. Парень из соседней группы воровал всё подряд, от авторучки до денег и документов. Грёб всё, что плохо лежит. Люси, Люська, Люсинда, так тогда они называли доктора юридических наук Киселёву Л.В., ныне директора «Института криминологии и судебной психологии», придумала сделать засаду. Просверлили дырку в смежной стене гардероба и комнаты, где технички складывали инвентарь. Дежурили по очереди, пропускали лекции напропалую. Именно в тот день, когда в засаде сидела Люси, жулик с громкой фамилией Чернышевский попался. Он как раз «пригрел» понравившиеся ботинки, висевшие в мешочке рядом с чьим то пальто. Разъярённая Киселёва, крепкая девчонка, выбравшись из засады, набросилась на тщедушного парнишку, выхватила мешок с обувью и стала лупить им несчастного по голове. Подоспела техничка, а затем ещё несколько человек. Еле оторвали. Воришка зачем то требовал прокурора, а Люси верещала: «Я тебе тут и прокурор, и милиция, и судья!» Активные комсомольцы пытались даже привлечь Киселёву за хулиганство, но когда в комнате Чернышевского, в общежитии, по инициативе Доманского и Романова обнаружили авторучки связками, деньги пачками и целую коробку прочей мелочёвки, признали героиней.
- А давай позвоним Люське! – предложил Романов, - когда ещё повод будет встретиться.
- Давай, - согласился Доманский, - чует моё сердце, поеду я нынче домой на такси.
Она с радостью согласилась. Умница и пятёрочница, она единственная догадалась сразу приехать на такси. Не виделись, как выяснилось, четыре года. Особенно отразилась на даме. Именно дама, солидная, в деловом костюме, с холёной причёской и в очках, вошла в кафе. Размер костюма был, пожалуй, не меньше пятидесятого.
- Батюшки светы! – не сдержался Андрей, - Люсинда! Ты?
- Я, едрёна мать! – ответила почти басом Людмила Васильевна, протягивая руку Доманскому, а Романову свернув кукиш, - хрен тебе, Андрюшенька, опять так сожмёшь, что я мигом в комнату для девочек попрусь. Знаю я тебя!
- Людмила, я ведь уже даже отвык, что ты такая матерщинница, - улыбнулся Фридрих, - но… всё такая же красивая!
- С кем же ещё поматеришься, как не с вами, охламонами! – она хлопнула кулаком правой руки по ладони левой, - а насчёт красоты… Знаешь, Федя… Иди в жопу! Давайте пиво пить, что ж вы мне не заказываете? А ещё лучше, водку, а!
- А что я говорил, Андрюха!? -  воскликнул Фридрих, будет мой «Опель» стоять на Крупской до завтра.
- Ты всё на той же «Астре» катаешься?
- А ты?
- «Фольцваген Пассат», последняя модель! Зверь!
- Оба отдыхаете, мальчики, - скривив губы, сказала Людмила. Порылась в сумочке, и небрежно бросила на стол связку ключей с брелоком, на котором красовалась знакомая трёхлучевая звезда в кружочке.
- Ух, ты! Какой, когда? - Андрей взял в руки связку.
- Четырёхглазый, в прошлом году. Как никак сороковник мне бабахнул, одни вы звонками отделались.
- Я же был в командировке, на Севере! – возмутился Андрей, перебив её.
- А я болел… - пролепетал Фридрих.
- Да знаю я, ладно, проехали. Короче, муж подарил, - она сделала паузу, - Ты потому десять лет на одной тачке, Федька, что семьи у тебя нет! – пригвоздила она.
- Так три раза же пробовал, Люд! – округлил он и без того большие глаза, - три дочки, блин, по штуке от каждой.
- А не надо перебирать харчами! – Людмила воткнула руки в бока, - Я за кого вышла замуж? Верно, за мясника из нашего гастронома. А теперь он кто? Сами знаете кто.
- Такие мужья не всем достаются… - задумчиво сказал Доманский.
Андрей задрал брови и так замер. Людмила «хрюкнула», схватилась ладонью за рот, и стала хохотать, захлёбываясь.
- Ты ж сам… это… слышь, ты ведь сам мужик, Федь! – выдавила из себя она.
- Тьфу ты! Ну вас, я не это имел ввиду, - оправдывался Фридрих.
В таких разговорах просидели уже два часа, их предупредили, что через полчаса кафе закрывается.
- Фридрих, Людмиле то можно рассказать? Как никак мы втроём «РоДоКи», - посерьёзнев после очередного весёлого воспоминания, сказал Андрей.
- Думаю, да. Главное, что не растреплется. А, Люси?
Женщина в ответ лишь махнула в его сторону рукой, и сказала: «Слушаю, что стряслось?». Романов поведал ей историю пострадавшей девушки.
- Даже и не знаю, чем могу помочь, - сказала она, - но если надо что, звоните, помогу, чем смогу.
Переместившись на улицу, троица успокоиться не могла. В ночной палатке купили по две бутылки пива, вернулись на аллейку, на улице Крупской, и прохаживались, и присаживались, и ещё по бутылке взяли, и разговаривали, и смеялись. Всё вспомнили, что знали. Романову и Киселёвой уже названивали, волновались. И лишь Доманский, поёживаясь в воротник драпового пальто, вдруг загрустил.
- Федя!!! – пьяным, но строгим голосом, сказал Андрей, - отставить! Будешь киснуть, я тебе тресну! – в этом месте он смешно икнул.
- Отдача не замучает тебя, супермен? – спросил Фридрих, вяло улыбнувшись.
В этот момент подъехал шикарный «Lexus», из него колобком выкатился муж Людмилы, Константин. Бывший мясник приближался к когорте российских олигархов, но с друзьями жены был знаком лет двадцать, а потому был с ними прост, как всегда:
- Здорово, пацаны! – пожал он им по очереди руки, - чегой-то засиделись вы сегодня.
- Привет, Костик! – Романов что есть силы сжал ему руку, тот втянул сквозь зубы воздух, и присел.
- Блин, Андрюха! Ты когда-нибудь бросишь свою дурацкую привычку?!
- А ты не расслабляйся! – засмеялся Андрей.
Они распрощались, Романов пообещал Доманскому отзвониться, как только будет какой-нибудь результат.

Глава 5.

- Черноскова и Нестерова ко мне! – сказал полковник Романов, и отпустил кнопку селектора.
Через пятнадцать минут в кабинет вошли два коротко стриженных бравых парня. Один был одет в чёрный костюм и чёрную же футболку, другой, белобрысый, в изрядно вытертый джинсовый костюм с драными коленками и в красную футболку с чёрным пауком на всю грудь.
- Что у тебя за вид, Макс? – поморщился Романов.   
- Гхм, я это… я в образе, товарищ полковник, мы с Лёхой после обеда к наркоманам на Пражский рынок собрались. По двойному убийству на Сумской.
- Ты ещё ширнись для пущей убедительности с ними. Алекс, почему то, одет нормально.
- Так базарить-то я буду.
- Ладно, проехали. Тут вот какое дело…
Романов извлёк ксерокопию анкеты Махагони и сжато поведал суть дела.
- Для начала установить. Где он, чем занимается, окружение и так далее. Двойное с вас не снимается. Удачи, парни.
- Андрей Владимирович, - впервые заговорил Алексей Черносков, - у нас ведь помимо двойного, ещё отдельное поручение от следаков по тем цыганам, плюс сейфы в СМУ-19, там тоже сторожа замочили.
- Я что, ваших дел не знаю, Лёш? – Романов посмотрел тем самым взглядом, после которого ничего хорошего для подчинённых не начиналось, - это на Севере, в службе безопасности у Абрамова, вы могли заниматься одним, потом другим, а то и вообще «Ваньку валять». А здесь, это вам не там. Сами просились в Москву? Извольте вкалывать.
- Есть вкалывать, - не очень бодро ответил Черносков, вставая, - разрешите идти?
- Ещё раз - удачи.
Опера вышли из кабинета, Максим забрал у Алексея бумажку, и сразу стал читать. Они уже начали работать.

* * *

Леночка проснулась с настроением на удивление бодрым и приятным. Встала легко, подошла к зеркалу и сразу себе понравилась. Следов сна на лице не было, белки глаз беленькие, волосы блестят. Будто и не спала она вовсе, или уже успела привести себя в порядок. Она обтянула футболку на груди, увиденным осталась довольна. Улыбнулась, развернулась к зеркалу спиной, обтянула подол  футболки на попе. Потом и вовсе задрала её. Вид собственных ягодиц тоже порадовал её. Отойдя от зеркала, девушка, слегка касаясь, погладила любимый цветок под названием «дерево жизни», стоящий на подоконнике, полила из графина. Выглянув в окно, обнаружила яркое солнце и прекрасную погоду, в отличие от серой мозглоты последних дней. Всё этим утром было прекрасно. Тем не менее, нужно было принимать душ, завтракать и ехать в университет. В ванной, под колючими, но такими бодрящими струями душа, она вновь оглядела себя. И снова осталась довольна. Извечные мамины сосиски с картофельным пюре из хлопьев, сегодня не раздражали. Кофе показался даже вкусным.
Что же вдруг произошло? Лена вспомнила вчерашний разговор с Доманским на Главной аллее. Он ведь почти сказал, что она ему не безразлична! А она ему вывалила всё, что случилось на даче. Зачем? Девушка нахмурила брови. А плевать! Пусть будет, что будет. Она же ведь вообще хотела наложить на себя руки, что уж теперь, хуже не будет. Испортить себе настроение её так и не удалось, она набросила на плечо кожаный рюкзачок, и чуть ли не вприпрыжку направилась к метро.
Войдя в аудиторию, она громко сказала: «Всем привет!», чего давно уже не было. На неё взглянули удивлённо. Подошла к Юльке с Анечкой и спросила как дела.
- Тебе с самого начала рассказать? Или только последние дела? – иронично заметила Юля, оглядывая её с ног до головы, - у тебя то что стряслось, сияешь вся, как финка у Маугли.
Юля была мастерицей находить совершенно неожиданные сравнения, но её насмешливый тон не сбил Лену с толку.
- Что, плохо?
- Да нет, прекрасно, - вмешалась Анечка, - просто как-то неожиданно, что-то произошло. Ну?
Тимонина сама не могла бы объяснить, что с ней и зачем она это делает. Но прямо сейчас, безо всякого нажима, она вывалила девчонкам то, что хранила в глубочайшей тайне не один месяц.
- Он вчера со мной разговаривал!
- Кто? – спросила Юля, изо всех сил пытаясь скрыть заинтересованность.
- Что «кто»?
- Кто «он»? О чём разговаривал?
- А-а-а… Фридрих Лаврович! – она перешла на шёпот, - сам пригласил на Главную аллею. Почти что сказал, что я ему нравлюсь!
- Фридрих… кто? – не поняла Аня.
- Доманский, - ответила Юля вместо Лены, - препод по  «Прокурорскому надзору», на третьем курсе будет у нас.
В голосе Юльки уже звучало осуждение, а Аня сделала круглые глаза:
- Но он же старый! – прошипела она.
- Ну, не такой уж и старый… - смягчилась Юля, - но он препод, и уже седой. Ты давно в него сама-то втюрилась?
- Летом… - Леночка слегка растерялась, - на экзаменах.
- Ну, подруга, ты даёшь! – воскликнула Анечка, - о чём же вы там беседовали?
- Про это… Ну, про тот случай на даче, - Лена совсем потупила взор. Настроение всё-таки начало портиться.
- Ничего не понимаю, - Аня замотала головой. Она считалась самой умной, и поэтому хотела разобраться сразу и во всём, - Он тебе нравится, ты ему нравишься! Зачем ты рассказала ему это!
- Он сам попросил. Настаивал. Говорил, что я сама не своя.
- Зато теперь ты «своя», - опять сыронизировала Юля.
- Между прочим, психотерапевт он, видимо, неплохой, - заступилась Аня, - за один сеанс вылечил нашу «несмеяну». Теперь-то ты чего поникла?
- Не знаю, - ответила Леночка, и действительно поникла.
- Расслабься, - тронула её за руку Аня, - романа ещё никакого нет. А если и будет – не ты первая, не ты последняя.
- А что он собирается делать, - спросила вдруг Юля, - Жоры-то в универе нету?
- Не знаю, - повторилась Лена, - мы об этом не говорили.
- М-да, - заключила Аня, - ладно, пошли, девчонки, а то опоздаем на «Историю политучений».
На лекции к Тимониной вновь вернулось хорошее настроение. Вылилось оно в мощную работоспособность, она конспектировала, как пулемёт. Всё, что доносилось с кафедры, было для неё понятно. В конце концов, он у неё есть, решила она. И подружки знают, что он есть. А это приятно. О дурных последствиях ей думать не хотелось. И она не думала.

* * *

Макс и Алекс, лихо лавируя между машинами, пробирались по Варшавке к Пражскому рынку. О задании Романова они не забыли, но и не встретиться с наркоманами тоже не имели права. Те могли испугаться и больше не пойти на контакт, а информация от них поступала всегда важная. И, что самое главное, всегда достоверная.
Вдруг у Алексея завибрировал карман, он достал мобильник и передал его Максу, так как сам рулил. Тот «подакал», сложил трубку и вернул напарнику:
- Шеф звонил, сказал заехать в ближайший отдел, там на факсе от него ориентировка.
-  Это на Чертановскую надо. Ладно, заскочим, - Алексей свернул вправо.
В дежурной части представились, седой майор им молча протянул трубочку факсовой бумаги.
«16 декабря 2005 года в период с 23.00 до 23.30 неизвестным была изнасилована, а затем убита гр-ка Тутова Мария Николаевна, 23-х лет. Преступление совершенно в доме потерпевшей на Фрунзенской набережной-15, на лестничной площадке. Смерть наступила в результате удара по голове тупым тяжёлым предметом, не исключается сильный удар кулаком. Возможного подозреваемого видели супруги Литвиновы, живущие этажом ниже потерпевшей. С их слов, это молодой мужчина очень высокого роста с крупным носом, на лице прыщи. Нижняя часть лица подозреваемого была закрыта шарфом. Одет в чёрную куртку, чёрную вязаную шапочку, чёрные брюки».
К тексту прилагался фоторобот. Нарисованный бездарно и искажённый факсимильной связью.
- Так, так, - сказал Алексей, заканчивая читать, - всё, как обычно. Эти чёрные вязаные шапочки уже просто достали. А вот рост, нос и прыщи – это уже хорошо.
- Это замечательно, - подтвердил Макс, - а что ты имеешь против шапочек?
Алексей взглянул на голову Макса, одетую в чёрную шапочку:
- Против шапочек? – он помолчал секунду, - ничего. Ты догадался, зачем шеф просил забрать эту бумажку?
- Большого ума не надо. Чувак похож на Махагони.
- М-да… Ладно, погнали на Пражский, опоздаем.

* * *

Леночка поставила точку и захлопнула тетрадь. Улыбка сама собой блуждала на её лице. Она выбежала из аудитории, и не пошла глазеть в окно, как делала это последние несколько месяцев, а отправилась по коридору в сторону преподавательской в надежде увидеть его. Ей повезло. Доманский вышел из кабинета, будто почувствовал, что она рядом.
- Здравствуйте, Фридрих Лаврович! – сказала она радостно, хотя и довольно тихо.
- Здравствуй, Лена, - он даже не улыбнулся, ни чуть-чуть, - как твои дела? Я вижу, сегодня ты гораздо веселее.
- Да, - только и смогла ответить она, не зная что говорить дальше.
Они простояли около минуты, молча. Доманский пару раз поздоровался с проходящими мимо, как раз между ними, людьми.
- До свидания, - сказала девушка, повернулась и ушла.
- До свидания, - ответил мужчина. Постоял ещё немного, глядя ей вслед, и пошёл по своим делам. Теперь он думал о ней. Он понял, что вчерашний разговор дал мгновенный положительный результат. Понял он и другое. Он дал девушке какую-то надежду. И сам думает о ней. Думает сейчас, не видя её, чего раньше с ним не было. Здравый смысл подсказывал ему, что сейчас самое время остановиться, не дать событиям развиться, перерасти в роман, который, как водится, вылезет наружу, станет достоянием гласности и причиной её отчисления и его увольнения с работы. Несмотря на то, что коммунистическая мораль давно устарела, преподавательскую этику никто не отменял. А порядки в МГУ были более чем строгие.
С другой стороны, думал он, девушка при отсутствии привычных признаков красивой внешности, действительно очень симпатичная. Фигура – так просто великолепная. А главное, в ней чувствовалась чистота натуры. Отсутствовала присущая современной молодёжи напускная грубость и крутость. Она была несвоевременно женственной, тонкой, настоящей. И ещё, чувствовал он, она нуждается в защите. Ему вдруг захотелось посмотреть её личное дело, интуиция подсказывала, что у неё нет отца.
Доманский направился в секретариат. «Если у неё нет отца, - размышлял он на ходу, - то вполне вероятно этим и объясняется её тяга ко мне… Если так, то это плохо. Или хорошо? Ладно, не будем пороть горячку, ещё ничего не случилось. И если бог мне даст ума, то и не случится», - подумал он напоследок.
Убедившись в своей догадке, Фридрих Лаврович пошёл на лекцию. Теперь он выглядел отрешённым, погружённым в себя. Сделав усилие, он встрепенулся, и приступил к работе.

Глава 6.

Прошло два с половиной месяца. Прошёл Новый год и Татьянин день. И день святого Валентина тоже. А юг и центр Москвы лихорадило оттого, что уже шесть девушек были изнасилованы и убиты. География преступлений определялась названиями станций метро – «Проспект Вернадского», «Юго-Западная», «Университет». Девчонки перестали передвигаться самостоятельно. Работники милиции «стояли на ушах». Тем не менее, с периодичностью в неделю-две появлялся новый труп, ставший таковым из живого человека вследствие «удара по голове тупым тяжёлым предметом». Нельзя сказать, чтобы народ был в панике. После пышного расцвета терроризма трудно было кого-то удивить. Тем не менее, было шесть разбитых горем семей, целая толпа родителей, дрожащих за своих девочек, и не меньшая толпа проклявших всё на свете оперов, участковых и следователей, уставших от работы в режиме усиления.
Черносков и Нестеров перерыли всё вверх дном в поисках Махагони. Полной уверенности, что это он, быть не могло, но слишком много совпадало. Внешность. Точно известный факт по меньшей мере одного изнасилования. Таинственное исчезновение из квартиры, где он жил с матерью, проводницей железнодорожного состава. Они изучили судьбу этого человека от рождения и до того дня, как он пропал. Пропал сразу по приезду с той злополучной дачи.
Усыновлённый одинокой женщиной в ясельном возрасте, Жора вырос в атмосфере довольно строгих правил. Мать постоянно внушала ему, и внушила таки, что главное в его жизни – это учёба. «Ты должен вырваться из той нищеты, в которой прожила я всю жизнь», - говорила она ему. Мальчик учился на одни пятёрки и окончил школу с золотой медалью. Стены комнаты, где проживал Жора с мамой, были увешаны грамотами и дипломами за различные, в том числе спортивнее, достижения. Любила сына женщина безумно, и всё, что могла, отдавала ему. Она приучила его проводить время в школе, либо дома, за уроками и чтением книг, которые она ему покупала, отдавая, порою, последнее.
Сыщиков поразил тот факт, что в комнате их однокомнатной квартиры, где было выделено место для шикарного компьютерного стола и двух книжных шкафов, из спальных мест стоял только диван-кровать.
- Где спал Георгий? - прямо спросил Алексей.
  - А что ж? И со мной. Нет, я понимаю, что мальчик взрослый, но он всегда ложился к стеночке и так спал до утра. А я уж тут, с краю. С утра ить вставать, завтрак Жорику, то сё… - она вновь собралась зарыдать, что делала уже неоднократно.
- Успокойтесь, - буднично сказал Макс, - у него были девушки?
- Что Вы! – женщина всплеснула руками, - Жорик был примерный мальчик. Ничего такого…
Затем она всё-таки разрыдалась. Понять её было можно. Лелеяла чадо, как могла, спать клала с собой до двадцати лет, а тут на тебе – отличник и медалист, студент и примерный весь такой, исчез в неизвестном направлении и несколько месяцев не появляется. Ей не стали показывать ориентировку с фотороботом, очень похожим на её Жорика, а газет она не читала. Поэтому «утка» что ищут парня только потому, что пропал – вполне проходила. Да и не совсем это была «утка». Действительно, пропал человек.
* * *

Роман Доманского и Тимониной, преподавателя и студентки, сорокалетнего мужчины и девятнадцатилетней девушки, всё-таки родился. Вернее, пока только лишь «зародился». Медленно, с пробуксовкой, но движение из пункта «А» в пункт «Б» навстречу друг другу началось. Новый год Фридрих Лаврович провёл в обществе семьи Романова. На Татьянин день, когда весь университет «ходил на головах» и с разрешения ректора злоупотреблял медовухой, он увидел её, одиноко стоящую в конце коридора, ведущего в актовый зал. Подошёл.
- Здравствуй, Лена! – он щедро улыбнулся, - с праздником тебя!
- Здравствуйте, Фридрих Лаврович… - она улыбнулась скромнее, но глаза  предательски засияли.
- Почему ты не со всеми?
- Мне там не интересно, - ответила девушка, задумавшись на мгновение. Подумала ещё несколько секунд, и добавила, - там нет Вас.
- Ух, ты! – он опять улыбнулся, а потом вдруг стал серьёзным, - я не спрашиваю, что ты хочешь этим сказать. Я всё понимаю. Может, тебе стоит немного оглядеться? Вокруг столько молодых парней. Среди них есть очень неплохие, талантливые, симпатичные. Многие довольно не бедны…
- Не надо! – перебила она его, - я тоже всё понимаю. Только не надо меня учить. Я же ведь Вас не напрягаю… То есть, не компрометирую.
- Прости… В действительности, я просто боюсь. Честно. Я за себя боюсь. Боюсь, что не устою перед соблазном.
- Но…
- Не перебивай, пожалуйста. Ещё я боюсь за нас. Боюсь за то, что будет, если начнётся…
- А давайте выпьем! – неожиданно выпалила Леночка, сверкнув глазами. При этом она достала из-за спины, где всё время разговора находились её руки, бутылку медовухи, - я её стащила. Она полная.
Доманский на секунду нахмурился, но затем рассмеялся. «Она полная» прозвучало совершенно по-детски.
- Давай! – неожиданно согласился он, забрал у девушки бутылку, спрятал во внутренний карман пиджака, и озорно, по-мальчишески, оглянулся.
Они направились в сторону центрального выхода. Лена посмотрела на него сбоку, и зашептала сквозь зубы:
- Бутылка оттопыривается, а там сейчас охрана, перепрячь… те.
- Ох, да чего уж там, - он махнул рукой, - говори «ты»… не при всех, конечно. Вот что, зима хоть и тёплая, но она зима. Давай в гардероб, а я к себе. Одеваемся и встречаемся на нашей скамейке, идёт?
- Идёт! – лицо девушки просто сияло.
- У меня там, кстати, и закусь имеется.
Они разошлись и встретились через десять минут. Там, где состоялся их первый разговор. Сели на скамейку, помолчали минуты две, а потом, не сговариваясь, засмеялись. Доманский достал бутылку и выдернул пробку:
- Слушай, а ведь стаканов-то нет!
- Ой! Что же делать?
- Гхм. Гулять, так гулять. Ты когда-нибудь пробовала из горла? Ну-у, из горлышка пить?
- Не-е-ет, - глаза девушки округлились.
- Это же слабый напиток. Будешь? – он протянул ей бутылку.
- После Вас.
- «Тебя».
- После… тебя.
Фридрих Лаврович навыков не утратил. Запрокинув бутылку, он присосался к ней, как горнист к своей трубе, сделал несколько крупных глотков и протянул бутылку Лене.
Та повторила движение, однако захлебнулась, и сладковатая жидкость потекла по подбородку. Она закашлялась, и он, полуобняв её, легонько постучал ладонью по спине. Всё произошло невольно, автоматически, но это были объятия, он впервые прикоснулся к ней, и смотрела она так, что до него дошло – он обнял её. Убрав руки, он потупил взор, но тут же опять поднял глаза. Как ни странно, но именно она пришла на помощь:
- А где обещанная закуска?
- Ух, ты, ёлки-палки! – Доманский суетливо залез в карман пальто и извлёк полиэтиленовый пакет с двумя пирожками.
- Домашние… - абсолютно верно определила Лена.
- Это Маринка, жена моего друга, иногда передаёт, - в голосе звучал налёт оправдания, - у них сын Ромка. Немного моложе тебя. На мотоцикле гоняет, вот… завёз с утра.
- Так у… тебя, нет жены?
- Нет.
- Странно, - она пожала плечами, - в наше время, такой человек. Один?!
- Я обыкновенный человек, - Фридрих Лаврович опять вернулся в свой возраст, избавляясь от временного приступа растерянности, - и потом, я был женат. И не раз…
- А сколько? – в глазах Лены светилось неприкрытое, и совсем не праздное любопытство.
- Три, - Доманский вздохнул, решив вывалить всё сразу, - и ещё у меня три дочери. Старшей двадцать два.
- Здорово! Это же старше меня. А Вы… ты. Ты так классно выглядишь!
- Это субъективно. Я седой. У меня морщины.
- У тебя красивая седина. А морщин совсем чуть-чуть. И они тоже красивые. У тебя.
Ей понравилось называть его на «ты». А он, хоть и сам её просил об этом, всё равно замечал. Это резало ему слух.
- Давай ещё выпьем, - предложил он.
- Давай, - ответила Лена, окончательно осмелев, - а пирожок дадите? То есть – дашь?
- Ой, ну конечно! Зачем же я их взял, - при этом он отдал ей оба, а сам опять припал к горлышку.
Так, с двумя пирожками, они допили бутылку. То ли старинный напиток,  то ли ещё что ударило им в голову, но уже через полчаса они смеялись над всякой ерундой, он рассказывал ей анекдоты и смешные случаи из жизни, которых у него в запасе было великое множество.

Глава 7.


  - Привет, Кислый! – Макс пожал руку худощавому смуглому парню со шрамами на правой щеке и на лбу, - потрещим?
- Конечно! – деланно обрадовался парень. Шрам в центре его лба стягивал брови «домиком», поэтому кличка «Кислый» подходила к нему, как нельзя лучше.
За полчаса Кислый выдал всё, что знал о своём окружении. Он был наркоманом со стажем. Кроме того, он попросил ещё раз показать фоторобот парня, подозреваемого в совершении серии изнасилований и убийств. Напряг оставшиеся извилины, и выдал, что видел этого человека в мясных рядах на Черёмушкинском рынке. Хотя и не уверен.
Тем не менее, это было что-то. Макс подошёл к спортивной БМВ, где его поджидал Алексей.
- Погнали на Вавилова, кажется, наш маньяк там пашет мясником.
- Это Кислый выдал?
- Ну да.
- Кислому верить…
- Я не понял, Лёха. У нас есть выбор?
- Да ничего, поехали.
Алексей тронулся «с буксой». Прижатая к земле, юркая машина рванула с места и помчалась, лавируя в не слишком густом потоке. Двигаясь неестественно резко, со стороны она напоминала радиоуправляемую модель.
- Куда летим? – спокойно спросил Максим, - у нас что, мясники разбегаются?
Алексей, ни слова не сказав, сбросил скорость, и дальше поехал, ничем не выделяясь из общей массы самодвижущихся экипажей.
Прибыв на крытый рынок, как водится, ничуть не медленнее, чем в том режиме, который выбрал изначально Алексей, они прошли в мясные ряды. Увидели подозреваемого сразу. И сразу же, у обоих одновременно, закрались сомнения насчёт его причастности.
- Слышь, Макс, мне кажется, что это не он.
- А я готов поспорить на сто баксов! – запальчиво начал Макс, а затем неожиданно добавил, - что это не он…
Дело в том, что мясник один обслуживал целых два ряда. С первой секунды, стало известно, что зовут его Петром, и что он просто душа разношёрстного коллектива мясных рядов.
- Петруха! – кричала одна из торговок, - изобрази мне вырезку для постоянного клиента.
- Петенька! – тут же вторила ей другая, - принеси филейку от Петровны, скажи – для моей профессорши.
И так далее. И тому подобное.
Мясник выполнял все просьбы, что называется, с радостью и бегом. Он не отшучивался от нагловатых женщин, только улыбался и махал топором. Движения его были точными, в высшей степени профессиональными. Последняя фраза ещё больше подлила масла в огонь сомнения сыщиков:
- Ох, Петька! – визгливо выпалила седовласая розовощёкая тётка, - будь я помоложе, отбила бы тебя у твоей Марии. Заграбастала бы вместе с киндерами.
Итак, этот человек не только не вписывался в портрет убийцы и насильника с первой же секунды, но и был женат на Марии, которую знали на его работе, и был отцом. И не одного ребёнка. Тем не менее, Алексей с Максимом решили, что после восьми вечера «проводят» мясника домой, чем чёрт не шутит. По крайней мере, внешность мужчины один к одному совпадала с описанием и фотороботом. А это не так уж мало. До закрытия рынка ещё было время, и напарники решили заглянуть к местному участковому.
- Да вы что, мужики! – с ходу возмутился тот, - это же уникум – Петька Петров! Золотой человек, душа всего района, не только рынка. Кстати, он знает, что похож на этого урода. Знаете, что он сказал, когда я ему показал фоторобот?
- Ну? – сложил руки на груди Макс.
- Ничего не сказал. Улыбнулся и пожал плечами. Вот так вот.
- Ладно, капитан, не суетись. Не обидим мы твою «душу района». Проверить то всё равно надо, согласен?
- Согласен, конечно, - участковый почесал затылок, - только это всё равно не он.
* * *

Доманский с Тимониной стали встречаться чаще. Замечательным предлогом, несмотря на весь трагизм, служило то, что он отвозил её до дома с точки зрения безопасности. Несколько раз они ездили в магазины, один раз он робко пригласил сходить на новый фильм в «Ашхабад», а она с радостью согласилась. На сеансе никто из них не позволил себе ничего, лишь поминутно они косились друг на друга, иногда их взгляды встречались, и самая тёплая улыбка рождалась на каждом лице. Лишь Юля с Аней, ближайшие подруги, знали об этом. Девушки честно молчали, и «страшная тайна за семью печатями» до сих пор оставалась таковой.
Восьмого марта, рано утром отправившись по просьбе мамы в булочную, Леночка обнаружила в почтовом ящике открытку. Холодок пробежал по её телу, когда поняла она, что это от Жоры. Он поздравлял её, снова извинялся, а также писал: «Никогда в жизни я сам себе этого не прощу. Я любил тебя, и продолжаю любить. Жить с этой виной очень трудно. Скажи, что хочешь этого, и меня не станет».
Её помыслы были направлены совсем в другую сторону. А потому, она была уверена, что обязана показать открытку Фридриху. Что и сделала на следующий день, несмотря на то, что понимала – она снова напоминает ему о том, что с ней было.
Опытный следователь по достоинству оценил эпистолярные способности Жоры, но мгновенно забыл о тексте, переключившись на адрес абонента: «Чукотский автономный округ, Билибинский район, посёлок Кепервеем».
- Да-а, - протянул Доманский, - вот почему его никто не может найти.
Леночка, и не подумав взглянуть на штемпель, удивилась:
- Ты знаешь, где он?
- По крайней мере, примерно, - преподаватель разъяснил студентке одно из основных действий юриста – чтение документов, - извини, Ленуся, - мне надо позвонить.
Он отошёл в сторонку и связался с Романовым, сориентировав его в направлении поиска.
- И ещё, - сказал он напоследок, - там сейчас Серёга Лысенко прокурором. Помнишь, такой мощный парень из Рязани, учился на курс моложе нас? Да, так я могу ему позвонить, чтобы пробил по своим каналам. Надо?
- Знаешь, Федь, не стоит, - ответили на том конце, - у меня два опера пашут – горячие чукотские парни. Я думаю, им не повредит охладиться в знакомых местах. Кроме того, есть отдельное поручение по «рыжим маслятам», абсолютно загубленная мокруха, заодно пускай отработают.
- Каким ещё «рыжим маслятам»?
- Да крендель один, с прииска Комсомольский, придумал золотые пули лить.
- Как это?!
- А он в службе безопасности прииска работал. В командировку летал, кто его проверяет? В Касимове золотые пули сбрасывал, возвращался с обычными.
- И кого замочили?
- Так его же. Причём, кому сплавлял, уже сидит, молчит, как рыба об асфальт. Этот труп, а кто ему в этом помог – не ясно.
- Ладно, Андрюха, - подвёл черту Доманский, - дерзай. Пока.
- Ты ещё не бросил его искать, Фридрих? – тихо спросила Елена, взяв его под локоть, - может, ну его?
- Не волнуйся, лапушка, разберёмся, - улыбнулся он, а потом снова нахмурил брови.

Глава 8.

Прошёл месяц. Максим с Алексеем вернулись из командировки, из аэропорта сходу направились к Романову на доклад.
- Махагони и в Москве не блистал. Не мужскими, не, вообще, человеческими достоинствами, - не спеша произнося слова, говорил Алексей, - энциклопедия вместо башки – это да. Теперь он опустился вовсе. Работает истопником в котельной, там же и спит. На голом матрасе в бойлерной. Не пьёт совсем. Говорит, что тогда на даче напился единственный раз в жизни. Короче – чмо. Хотя и жалко его.
- Из посёлка он никуда не денется, - вступил в разговор Максим, - мы там работали с начальником райотдела, пообещал стопроцентную сохранность субъекта. Да и трудно оттуда незаметно смыться – все как на ладони. Кстати, начальник знает Вас, и передавал привет. Халиуллин его фамилия, подполковник.
- Да ты что! – Романов растянулся в улыбке, - Наиль?! Сто лет его не видел.
- Да, Наиль Нургалиевич. Отличный мужик, - Макс поднял большой палец, - отказа не было ни в чём. Гостиница, питание, сауна…
- Так, так, - полковник сдвинул брови, - сауна, девочки, водка лужами.
- Не-е, Андрей Владимирович, - Макс изобразил «ботаническую» застенчивость. Работа, прежде всего.
- Да ладно! Был я в Билибино, не надо мне рассказывать. Короче, у парня стопроцентное алиби?
- Угу, - кивнул головой Алексей.
- Хорошо. С одной стороны. С другой, он всё равно виноват перед одним человеком. Ну, это мы сами разгребём. Но, это ведь и плохо!
- Почему плохо? – спросил Алексей.
- А потому, парни, что маньяк и убийца гуляет по Москве. Держит в страхе два округа, а мы с вами не ухом, как говорится, не рылом.
Оба сыщика потупили взор. Отношения с шефом у них были, скорее, дружеские, но на работе этому отражаться он не давал.
- Мы делаем всё, что можно… - сказал, не очень то уверенно, Макс.
- Нет! – отрезал полковник, - если бы вы делали всё, что можно, то уже поймали бы. И вот ваша главная ошибка. Не надо довольствоваться общением друг с другом. Где взаимодействие с операми «на земле»? Где работа с агентурой? Девять сообщений за всё время! В конце концов, давно пора запустить «подставы». Метод дедовский, но почему нет? «Значитца так», как говорил один известный сыщик по имени Глеб, старый план вы отработали, хорош топтаться на месте. Завтра мне на стол новый план. И творческий подход. А сегодня отдыхать! Всё ж таки в воздухе болтались десять часов. Вопросы есть?
Вопросов не нашлось, Макс и Алекс отправились отдыхать. Прямиком в «Шпильку». Хотелось отдохнуть не только душой.

* * *

Юленька Грудицкая выглядела очень эффектно. Мартовское тепло позволило ей это. Кофточка с глубоким декольте не оставляла сомнений насчёт основного достоинства девушки. Джинсы прикрывали только совсем уж интимную часть. Крохотная курточка - нараспашку.
Ей уже было наплевать на все разговоры о маньяке. Люди привыкают и не к такому. Сегодня началась весенняя сессия, она получила сходу «отл.». Была горда и полна уверенности, что заслужила достойный отдых. Анька, тоже отличница, но совсем уж запаренная на учёбе, эту её затею не поддержала, поэтому Юля вышагивала одна. Шла она, звонко цокая каблучками, в ночной клуб «Шпилька», где работал один из её знакомых, слегка голубоватый бармен Серёжа Верюк. Он был болтун и сказочник, этот Серёжа. Имел массу знакомых девушек и взрослых женщин, периодически всем отзванивался и так поддерживал отношения. Юльке тоже нравилось с ним общаться. Он не напрягал, и говорить с ним можно было на любые темы.
А ещё, как это не странно, ей нравилось в стриптиз-клубе потому, что там она не так ярко выделялась, как в любой другой компании. Полуголые официантки, раздевающиеся танцовщицы – вот кто был объектом внимания мужчин, которых здесь было не меньше восьмидесяти процентов. Иногда ей, несмотря на общепринятое мнение, хотелось спокойно посидеть, расслабиться, и чтоб никто не приставал. Однако, здесь срабатывала обратная реакция. Мужчины, мужики и мужланы, они устроены так, что, насмотревшись голых девиц, и нащипавшись голых задниц по цене один щипок – сто рублей, они, в конце концов, обращают внимание на «скромную» девушку у стойки бара, потягивающую «Лонг Айленд айз ти». И они подходят, и заводят разговор. И получают отказ. Категорический.
Вот тут-то с мужиком и происходит самое главное. Он начинает распускать перья, бить копытом, рыть носом землю. А ещё размахивать кошельком. Всё. Спёкся Колобок. И тут уже сотенные купюры – не аргумент. Хочешь большой и чистой любви? Не скупись, Колобок.
И вот сидит Юленька, взгляд то ли томный, то ли усталый. Ни на кого не смотрит. Вроде бы. Краем глаза замечает одинокого танцора – высокого гибкого брюнета. Он танцует отрешённо, и, как и она, кажется эдаким «сам в себе», ни на кого не обращающим внимания. Движения у танцующего точные и красивые. Явно видна школа бальных или спортивных танцев. Только это не конкретный танец, он фантазирует, сам сочиняет переходы и сочетания движений. Не обратить внимания на него нельзя. Яркие вспышки делают его пассы рваными, абсолютно скрадывая неточности, если они, конечно, вообще, есть. Оставшаяся в одних стрингах стриптизёрша ревниво поглядывает на него с высоты подиума, змеевидные движения парню удаются лучше, хотя и шеста у него нет.
Юля больше не может притворяться и смотрит на него без отрыва. Неожиданно танцор поворачивается к ней лицом, у девушки что-то подпрыгивает внутри. Парень поразительно похож на их Антижора, сбежавшего в начале учебного года, после мерзкой выходки на даче. Присмотревшись, она делает вывод, что сходство видно лишь первоначально. У этого нет тех гадких прыщей, которыми Жора Махагони отпугивал даже самых непритязательных девушек. Нос и губы тоже крупные, но не такие безобразно большие. Широкие брови делают его похожим на Бутусова, её кумира в четырнадцать лет. «А он ничего…», - автоматически думает Юлька, непроизвольно проведя рукой по своей причёске.
Он тоже увидел её. В этом можно не сомневаться. Одновременно её увидели два крепких парня, которые вошли только что. Коротко стриженные, с уверенным, даже дерзким, взглядом. Они сели за столик в глубине зала. «Спортсмены», - подумала Юля, а потом решила: «Нет, скорее всего, менты. Уж больно держатся нагло. Особенно тот, блондинчик».
Тем временем, музыка сменилась. На подиум вышла новая девушка, одетая в пеньюар с опушкой, а «Бутусов», как она назвала его про себя, подошёл прямо к ней. Даже походка у него была танцующей.
- Привет, - он облокотился на стойку бара, повесив лицо прямо перед ней, - ты одна?
Вблизи стало видно, что у него совершенно необыкновенные глаза. Цвета кофе с молоком, в неоновом свете они светились изнутри. Смоляные ресницы, круто загнутые в уголках глаз, обрамляли эти глаза, и всё вместе это выглядело так красиво, что далеко на задний план ушли полноватые губы, большой нос и тяжёлый подбородок.
- Я одна, - ответила девушка, и вполне гордо добавила, - и очень этим довольна!
- Не ври, пожалуйста, - он сказал это так мягко, что обидеться было невозможно, - это полчаса назад ты была этим довольна. А сейчас уже нет. Как тебя зовут? – он достал облегчённый «Давыдофф», предложил ей сигарету. И она взяла.
- Юля, - ответила она, затягиваясь, - а…
- А я Слава, - не дал он ей задать вопрос.
Девушка улыбнулась, а он продолжил «читать её мысли»:
- Это из-за бровей, - он тоже улыбнулся, - но ведь они ещё не были такими, когда меня так мама назвала. Верно?
- Да, верно. Выпьешь что-нибудь?
- Ты хочешь меня угостить? – удивлённо спросил Слава, подняв свои замечательные брови.
- А вот этого не дождёшься! – Юля шутливо надула губки. Именно, слегка надутыми, они выглядели наиболее аппетитно. Она знала об этом.
Они продолжили болтовню обо всём и ни о чём одновременно. Ничего необычного.
Однако, другого мнения были те двое. Крепкие парни за столиком в глубине зала. Они на несколько секунд раньше Юльки увидели лицо танцора. И им оно не понравилось. Не сговариваясь, они заказали безалкогольное пиво и креветки. И пусть с настоящим пивом этот напиток роднило только название, они решили быть трезвыми. От подходивших несколько раз к ним вихляющихся девиц, Алекс и Макс отшучивались, ссылаясь на испачканные креветками руки. Не щупали грудей, действительно красивых, которыми те колыхали прямо перед носом, и ничего не засовывали в трусы. В конце концов, от них отстали. Не интересно.
Часа через два такого сидения, за, казалось бы, праздной болтовнёй, они попросили счёт. Успели совершенно точно. Парень с девушкой у стойки тоже засобирались. Рассчитался за всё он, положив на барную стойку тысячную купюру, и сделав жест «сдачи не надо».
Серебристый «Опель» на стоянке дважды квакнул, приветственно моргнув всеми фарами. Галантно открыв дверь, Слава усадил свою новую знакомую на переднее сиденье. В двадцати метрах позади двое уселись в маленькую БМВ. В этой машине разгорелся нешуточный спор.
- Если мы сейчас его не остановим, можем получить ещё одну жертву! – злобно шипел Макс.
- А если остановим, то ничего не предъявим, - спокойно отвечал Алекс, - у нас даже образца спермы ни разу не нашли.
- Но есть же эти… Литвиновы, кажется. Они видели его в первый раз.
- Они видели человека. Но не факт, что именно преступника. Свечку не держали. Их показания – косвенные, и то дохлые, - Алексей тронул машину, - а тут возможность взять на горячем.
- Но она же – не подсадка! – Макс в машине стал говорить громче. Даже очень громко, - мы не имеем права!
- Что, понравилась девочка? – иронично спросил Алекс.
- Блин, Лёха! При чём тут это! «Понравилась – не понравилась». Для этих целей полно самбисток в школе милиции.
- Ты этих самбисток видел? Ни рожи, ни кожи.
Так, продолжая спорить, они двигались вслед за «Опелем», соблюдая все правила конспирации. То есть, фактически уже работали по плану Алексея. Он был старшим в их паре, напарника слушал, но соглашался не всегда, и принимал решения сам. Правда, и отвечал тоже. Сам.

Глава 9.

Доманский высадил Тимонину около её дома. Вечер выдался на удивление тёплым, и он не уехал сразу домой. Оставив машину, они пошли прогуляться в небольшой парк с прудом, куда уже прилетели две крупные утки цвета спелого персика, которые теперь хозяйничали около домика на воде. Фонари отражались в водной глади, и глаза отдыхали. Перед приездом домой они около двух часов катались по ночному городу, Садовому кольцу и Тверской улице, где от буйства рекламных огней, подсветок, неона и мерцающих стробоскопов уже рябило в глазах. Леночка без умолку болтала, словно хотела выговориться за несколько почти молчаливых месяцев. Она рассказала всю подноготную своей семьи и ближайшего окружения. Фридрих ловил себя на мысли, что ему всё это, как ни странно, интересно.
- Они, наверное, хотят есть, - неожиданно сказала она.
Он задумался на секунду, а потом, сказав «Пойдём!», потянул девушку за собой. Буквально за углом светилась вывеска «Продукты 24 часа», Фридрих купил целый батон белого хлеба.
- Ты хочешь что нибудь? – спросил он у Елены.
- Если можно… плавленый сырок, - смутившись, ответила она.
Доманский улыбнулся, вернулся в торговый зал и принёс упаковку «Виолы». Они возвратились к пруду. Половину батона скормили уткам, а вторую съели сами. С плавленым сыром. Он опять веселил её, она звонко смеялась. Доманский чувствовал, в буквальном смысле – всем своим организмом осязал, как его годы таят на глазах, настолько мощным был прилив сил и энергии. Сегодня впервые он почувствовал в ней женщину. Перебегая дорогу, девушка взяла его за руку, и сердце его запрыгало в груди с такой силой, будто готово было впрыгнуть, пробив грудную клетку. Кроме того, Леночка не переставала его удивлять своими знаниями. Не академическими, а жизненными. Она рассуждала по-взрослому о многих вещах, и понимала всё, что он говорил. Особенно было поразительно то, что она хорошо разбиралась в музыке его молодости. Девушка легко подхватывала разговор на эту тему, сыпала именами групп и исполнителей, а главное – датами, когда те или иные композиции были в состоянии хитов. В конце концов, она сказала:
- Извини, Фридрих, мне очень не хочется уходить, но всё равно пора.
- Ты можешь называть меня Фёдором, лапушка, как мои друзья.
- У тебя такое редкое и красивое имя. Можно, я буду говорить «Фридрих»?
- Конечно.
- А как звали твоего отца?
- Почему звали? Он жив и здоров. Так и зовут его – Лавр.
- Интересно. А откуда твои корни?
- Я думаю, из Польши. Но все мои предки жили в Москве.
Они повернули в сторону дома, несколько минут шли молча.
- А можно мне тоже спросить, - сказал Доманский. Лена кивнула, и он продолжил, - сколько лет твоей маме?
- Тридцать девять. А что?
- М-м-да, - проговорил он.
- Не волнуйся, пожалуйста, - девушка взяла его за руку, и он вновь почувствовал собственное сердцебиение, - я совсем не чувствую, что ты старше. Вернее, почти не чувствую. А когда вспоминаю об этом, то наоборот, мне кажется, что это я хуже. А ты… Ты такой! – глаза Леночки засияли, отражая фонари.
Он нежно сжал её ладошку. Остановил. Взял руками за щёки и пристально посмотрел в глаза. Лёгкий порыв, и мужчина остановился, отвернувшись.
И тут она сама повернула его к себе:
- Фридрих, - полушёпотом сказала она почти по слогам, - ты что? Что с тобой?
Он всё молчал, и тут она, поднявшись на носочки, поцеловала его в губы.

* * *

Алексей продолжал преследование. Он дважды терял серебристый «Опель», и дважды находил снова. И к лучшему. Не такая уж неприметная у него была машина. Наконец преследуемый автомобиль свернул в арку глухого двора. Алекс припарковался у тротуара, не заезжая. Затем они с Максом, стараясь держаться в тени, вошли во двор. Огромный мусорный контейнер с надписью «САТП» стоял посредине двора, задняя часть «Опеля» виднелась за ним. Ничего не оставалось, как использовать это вонючее укрытие. Макс бесшумно извлёк из оперативной кобуры ствол, который хронически носил со снятым предохранителем и патроном в патроннике. Алекс поставил один кулак на другой и сделал скручивающее движение. Макс кивнул головой и спрятал оружие. Хлопнула дверца, и за контейнером раздались голоса:
- Юльчик, почему ты мне не веришь, разве я похож на человека, способного врать?
- Я никому не верю, особенно мужчинам, - игриво отвечала Юлька, - сказала «нет», значит «нет»!
- Ну, дай хотя бы телефон.
- Телефон! Да ты с ума сошёл, Славик! Не отдам я тебе свой телефон.
- Ну, ё-моё! Я имел в виду номер телефона, ясно же…
- Вот и выражайся, чтоб было ясно.
В темноте было видно, как они оба достали мобильные телефоны, и парень списал номер. Макс и Алекс многозначительно переглянулись. Означало это только одно – это не поведение маньяка. Маньяка и убийцы.
Тем не менее, они дождались до конца. Парень ещё немного посюсюкался, и отпустил девушку домой, даже не поцеловав. Он сел в машину и уехал, так и не заметив наблюдения.
- Да-а, - протянул Макс.
- А ты боялась… - процитировал Алекс блатную песенку.
- Может, он отложил её «на потом»?
- Не думаю. Ему и сейчас ничего не мешало.
- Чертовщина какая-то! Студент, мясник, танцор. Все похожи друг на друга, примерно одного возраста, и явно не то, что нам нужно.
Они побрели к машине, молча уселись и закурили. Молчали минут пятнадцать, не меньше.
- Слушай, - заговорил Алексей, - помнишь слова шефа о творческом подходе?
- Ну.
- Давай обратимся к творчеству. Как учил нас великий вождь, важнейшим из искусств для нас является… что?
- Вечно ты пружинишься, - посетовал Максим, - ну, кино.
- Точно. И не просто кино. Какой у нас с тобой любимый жанр?
- Ну, кинокомедия, - Макс тяжко вздохнул. Любил Алекс порой тянуть «кота за хвост».
- Ну, вот. А теперь думай, лысая твоя башка.
- Сам-то не лучше, - огрызнулся Макс, подпёр подбородок, и, хоть и нехотя, но начал думать. Мыслительный процесс никак не отражался на его лице, но его напарник знал, что он усиленно думает. Сам Алекс смотрел на него и самодовольно улыбался. Прошло ещё пятнадцать минут. И вдруг лицо Макса просветлело.
- Бли-и-н! – он выровнялся на сиденье и хлопнул кулаком правой руки по ладони левой, - «Шырли-Мырли»! Ты думаешь, что они братья?!
- А почему нет? – ухмыльнулся Алекс, - по крайней мере, это можно отработать.
- Прикольно, конечно, но уж больно неправдоподобно.
- Жизнь, Максимка, порой преподносит такие сюрпризы, что ни один сценарист не придумает.
- О’кей. Завтра приступим. А сейчас по домам, уже сил нет. Отдохнули называется.
- По домам? – смешно сморщил нос Алекс. Глаза его выражали надежду на что-то другое.
- А что? – спросил Макс, хотя уже догадался, чего хочет друг.
- Может, хотя бы…
- В Химки, - закончил за него Макс.
- Угу, - Алекс закивал головой с таким выражением лица, будто это не он предложил, а его с трудом уговорили.
Машина к этому времени была уже заведена, и сорвалась с места, будто курица, получившая пинка от домовитого хозяина. Не прошло и тридцати минут, как они промчались почти через весь город на славную «Ленинградку», где и получили, наконец, искомое расслабление. Причём, совершенно бесплатно. Использовали, так сказать, служебное положение.

Глава 10.

И вновь наступило утро. Нахальное солнце разглядывало Леночку, спящую на софе в любимой позе – разметав по постели всё, что можно, и сбросив одеяло на пол. Наконец ему надоело разглядывать едва прикрытые футболкой прелести, и оно нацелилось ярким лучом прямо в глаза. Девушка поморщилась, прикрыла глаза руками, сладко потянулась и проснулась. Повалявшись ещё минут пять, пытаясь спрятаться от надоедливого луча, она встала.
Неожиданно её посетила мысль, что она счастлива. Она снова не сомневалась, что любит Доманского. Она ему тоже нравится, в этом она была уверена. Какие были у него глаза, когда она его поцеловала! Теперь ей нужно быть очень красивой. Вспышка энергии, Леночка помчалась в ванную. Наскоро приняла душ, не забыв полюбоваться собой в большом зеркале. В белом махровом халате с крупными голубыми бабочками, она стала бегать по квартире, одновременно готовя завтрак себе и маме, собирая конспекты в свой кожаный рюкзачок, распечатывая на принтере вопросы билетов к очередному экзамену, и накрашиваясь.
Её мама, проснувшись от шума, крайне удивилась. Леночка проснулась сама! Леночка готовит ей завтрак! И, главное, что? Сосиски!
Девушка, пробегая мимо, чмокнула мать в щёку:
- Привет, мамулечка!
- При-вет… дорогая, - ответила опешившая женщина, - ну-ка сядь.
- Ну что? – капризно сказала Лена, остановившись. Улыбаясь, но не присаживаясь.
- Что с тобой?
- Ничего, - девушка увидела, что ей не верят, - ну, правда, мам, всё хорошо. Пойдем, сосиски есть.
Они сели за стол, Лена уплетала за обе щёки нелюбимую еду. Мать подозрительно косилась на неё.
- А-а-а! – вдруг сказала она, - я поняла. Ты влюбилась. Да?
- Ну, мама! – возмутилась Леночка, тем не менее, не отрицая догадки.
- Кто он? – строго спросила мать.
- О, боже! – закатила глаза дочка, - конь в пальто!
- Не хами! – ещё строже сказала та, - кто он?
- Ох, мама! – Лена подпёрла щёку кулаком, - я сама ещё ничего не знаю. Не приставай ко мне, пожалуйста. Ладно?
- Не ладно! Ты знаешь, что в районе действует маньяк! Я должна знать, с кем ты связалась! – женщина перешла на визг.
- Мама, - неожиданно спокойно и миролюбиво ответила Лена, - я могу тебя на сто процентов заверить – он не маньяк. А больше ничего не спрашивай. Ну, пожалуйста. Я потом тебе всё сама расскажу.
Светлана Сергеевна, так звали мать Леночки, замолчала, а из обоих глаз у неё выкатилось по крупной слезе. Она не была истеричкой, и не смогла развить скандал с дочерью. Однако, она была в шоке от того, что её единственная детюшечка влюбилась. А материнское сердце подсказывало ей, что тот, кто покорил дочуркино сердечко, ей не понравился бы. Он уже ей не нравился.

* * *
Романов выслушал доклад двух своих «лучших сыщиков без диплома», как сам их называл, без тени улыбки.
- И что собираетесь делать с этими «ширлями»? Вы же в курсе, что вчера обнаружен седьмой труп?
- Уже в курсе. Собираемся проверить всю подноготную. От седьмого колена, - сказал Алекс, - если наша догадка верна, то, может быть, отыскать настоящих родителей, а через них - четвёртого  «ширля», как Вы говорите.
- Всё это здорово, - он помедлил, - а может и пустышка. Вот вы опять, ухватили идею за хвост, и тащите. Я что говорил? Агентурная работа. Взаимодействие с райотделами, не одни же вы ловите этого маньяка. Может у людей какая ценная информация есть. Развёрнутый план давайте. Доклад каждый вечер. Можно по телефону.
Парни ушли, а полковник вспомнил времена, когда был простым опером и плевался всегда, когда начальство требовало от него планы. На день, на неделю, на месяц. Улыбнулся своим мыслям и стал набирать номер генерала Кружилина, заместителя директора ФСБ, с которым вчера был на совещании у мэра, и которому прямо там, на совещании, поручили курировать дело серийного убийцы.
- Александр Владимирович! Добрый день, Романов… Нет, новостей особых нет, но есть одна идея. Не моя, пацаны мои придумали…
Он в двух словах изложил суть дела, генерал понял его сразу.
- Послушай, Андрей Владимирович, у меня есть ребята. Вернее сказать, мужики. Трое. Везучие, до невозможности. Давно я их не тревожил. Год почти. Правда, одного из них здорово потрепали на последнем задании в Париже*, думал, мне его жена голову отвернёт. Ну, да ладно. Предлагаю для начала совместное совещание, ты как?
- Я то «за». Только что уж греха таить, сработаются ли «наши» да «ваши»?
- Ну, уважаемый, на это смотреть, так и не жить вовсе. Когда соберёмся и где?
- А ведь послезавтра суббота. Может, ко мне на дачу. Шашлыков поедим, в неформальной обстановке всё обсудим…
- Минуточку, - Кружилин покопался в ежедневнике, - годится! Только я тебе перезвоню ещё, надо с ними связаться.

* * *

Саныч, Вадим и Тимур, трое закадычных друзей, да четвёртый, Зафар, муж их подруги Жанны, которую называли они просто сестрой, сидели в баре под названием «Синий бар», и наполняли себя пивом. Зафар, работавший командиром экипажа «Ил-76» в авиакомпании «Мальцев и сын», размахивая руками, повествовал на неважном русском о своём последнем полёте в африканскую республику Гана.
- А Марина, старшая стюардесса, ну, вы её знаете, тянет удочку, а акула тянет на себя. Она орёт, а мы стоим все, руки так держим, - он сложил руки на груди, - и смотрим.
- Так чего ж она не бросила удочку? – спросил Вадим.
- В том-то и дело! Дура потому что. Или жадная.  Короче,  минут  десять  орала

* Е. Бард, «Дело врачей»

она, чуть в воду с пирса не упала. А удочку не бросила. Ругала нас почём зря. Вытащила акулу всё-таки. Здоровая, метра полтора, - он развёл руки во всю ширь, - и тут подходит негр, и говорит по-английски, что акулу надо отпустить. Десять долларов только за то, чтобы поймать. Забрать нельзя. Как же она плевалась. Матом этого негритёнка обложила, а с нами на обратном пути не разговаривала.
Все начали смеяться, и вдруг у Зафара вытянулось лицо. Он сидел лицом к двери и только один увидел, что в бар вошла Жанна. Вид у неё был очень воинственный.
- Счастливчик! Ё-моё! Опять вы мне мужика с пути сбиваете!
Тимур, а обратились именно к нему, резко встал и развернулся. Жанка была уже рядом и грозно смотрела на него снизу вверх. Выше он был почти вдвое.
- А чё я?! – Тимур развёл руками.
- Потому что ты главный пивосос! Ему завтра «старт» проходить, а сегодня он накачивается, как в последний день перед смертью!
- У нас отменили рейс, Жанчик! – оправдываясь, сказал Зафар, - садись с нами, дорогая, - он подвинул ей стул от соседнего стола, и сел сам, - а умирать мне ещё рано.
- Уверен в этом?! – грозно спросила Жанна, однако присела, - закажи мне лучше «Дамский каприз», а то будет в самый раз.
Только теперь девушка улыбнулась и подставила щёки для поцелуев.
- Да, Жанка, испортила тебя жизнь в России, - сказал Вадим, - а ещё – общение с нашими жёнами.
- На вас если не рычать, Задумчивый, вы на голову сядете за пять минут.
Вдруг у Саныча заиграла мелодия вызова на телефоне. Он взглянул на определитель и округлил глаза, сказав только: «Вау!».
- Да, Александр, добрый день.
Он оглядел удивлённые лица друзей, кивнул головой, а потом продолжил:
- Точно. Да. Все вместе, - Саныч многозначительно взглянул на Жанну, та уверенно кивнула головой, - и Жанетта ваша тут. С Зафаром. Да. Дела хорошо, работаем… Нет, прямо сейчас пиво пьём, но дело идёт. Да, да. Мы теперь к своему автосервису ещё трубогибочный цех пристроили, делаем обвесы на иномарки. На «ура». Расходятся, говорю, на «ура». Можем Вам… ну, не надо так не надо. У Вас-то как? По-прежнему, это значит хорошо. Да, в наше время. Спасибо. Передам. Ага, теперь о главном… Ну, понятно, просто так Вам уж и не позвонить… На пикник?! В эту субботу? Чего вдруг, и куда? Кто такой Романов? Ах, главный сыщик… Ну, я не знаю, поговорить надо. Да, я обязательно перезвоню. И обязательно передам. И Вам тоже тут все кивают. Пока.
- Вот так вот, парни. Господин Кружилин про нас вспомнил.
- Чего вдруг? – спросил Тимур.
- Так ведь не говорит! На дачу зовёт в субботу. К главному сыщику Москвы.
- Это неспроста, - промолвил Тимур.
- Да уж, даже без твоей интуиции понятно, что-то Кружилин мутит.
- Так мы едем? – вернул Саныч разговор в нужное русло.
- Тебя же, Толстый, первого Нелли не отпустит, - вмешалась Жанка.
- Да, когда он в последний раз на каталке из командировки вернулся, она его чуть не прибила. Букетом.
- Вспомнила бабка… - пробурчал Саныч.



Глава 11.

Дача Романовых не блистала роскошью. Правда, вместо привычного одного домика стояло целых два. Почти одинаковых. Деревянных, полутораэтажных. А ещё очень большим был сам участок, соток тридцать пять, не меньше. Его жена, Марина Владимировна, директор одной из средних школ, была замороченной своей работой, но большой любительницей активного отдыха. Сейчас она в саду накрывала на одну половину достаточно длинного стола, ей помогал сын Роман, кудрявый пятнадцатилетний парень. Сам Андрей Владимирович раздувал угли в мангале, готовил, как он это называл, «постель» для будущего шашлыка. Мариновал шашлык он по-особому, в томатном соке с мякотью. Заготовлено было ни много, ни мало – двенадцатилитровое эмалированное ведро.
- Кажется, едут, - сказал зоркий Роман, указав пальцем в сторону автострады на горизонте.
- Ух, ты! – удивлённо произнесла хозяйка.
Они, конечно, ждали гостей. Но количество машин их удивило. Равно, как и их качество. Андрей, бормоча про себя, стал перечислять. Спортивная «БМВ» его сыщиков, а за ней - «Линкольн-Навигатор», «Мерседес-Гелентваген», «Лексус RX-300», «БМВ-745», «Мерседес-230 SL», «Опель-Астра» и одна скромная «десятка». Такой парад-алле удивит кого угодно, тем более, что сомнений быть не могло – едут к ним.
- Господи, Андрюш, у меня же еды не хватит! – как-то горестно сказала Марина, и безнадёжно опустилась на табурет.
- М-да, - произнёс Романов, вытер руки в вафельное полотенце, - ладно, без паники, пойдём встречать.
Через две минуты кавалькада прибыла к дому, подняв клубы пыли. Первыми вышли Черносков и Нестеров, в одинаковых спортивных костюмах, одинаково стриженные под «ёжик». Они первыми вошли в калитку, невольно разведя руки, мол, они тут не при чём. Далее вышли из своих машин Тимур с женой и дочкой, Вадим с женой и сыном, Саныч с женой и двумя детьми, Александр Кружилин с женой, Людмила Киселёва с мужем, Фридрих Доманский с Леночкой Тимониной, Анечкой Пичугиной и Юлечкой Грудицкой, Жанна с мужем Зафаром и Даша Морозова с другом Геннадием.
Андрей, обладавший феноменальной зрительной памятью, совершенно автоматически мгновенно посчитал, что к нему во двор вошло двадцать четыре человека. Однако, делать было нечего, он начал знакомиться с теми, кого видел впервые, и представлять свою семью. На это ушло не меньше двадцати минут, он запомнил, как кого зовут, а разбираться, кто есть кто, и кем кому приходится, оставил на потом. Сразу после знакомства развеялись волнения Марины. Гости начали выгребать из машин столько продуктов и спиртного, что всё, что происходило, можно было бы назвать свадьбой, но никак не пикником. На территории дачи стоял «Фольцваген» самого Романова и устраивать из участка автобазу не стали. Благо, прямо напротив был участок, купленный кем-то, но без забора и построек, заросший бурьяном. Там все и выстроились. Дружно в ряд.
Постепенно каждый занялся каким-нибудь делом. Кому ничего не досталось, бездельничал. В первую очередь, это были дети, которые все были между собой давно знакомы и уже носились по улице, играя в какую-то лишь им одним понятную игру.
За ними шла молодёжь, усевшаяся дымить в беседке. Юлька узнала ребят, но виду не подала. Начала пружиниться в своей манере, подталкивая периодически Аню, мол, не зевай. Та, напротив, демонстративно зевала, но с любопытством поглядывала на великана Тимура, в руках у  которого шампур смотрелся зубочисткой. Леночка глаз не сводила со своего Фридриха. Она была впервые на людях с ним, необыкновенно гордясь этим, хотя и сидела рядом с подругами.
Надя и Дуся, стоя у калитки, о чём-то без умолку трещали. Они были подругами с детства, но наговориться им было, явно, не суждено. Нелли стояла рядом, но в разговоре участия не принимала, наблюдая за детьми.
Тимур присоединился к Андрею, обсуждая тонкости приготовления мясных блюд. Саныч забрал нож у Марины и продолжил нарезать салат из овощей, причём его ловкость в этом деле превысила умение хозяйки минимум в два раза. Татьяна Дмитриевна набилась ему в помощники.
Сама Марина стала протирать и расставлять посуду. Вадим организовал музыкальное сопровождение. Поймал во всех автомобилях одну и ту же волну, получился целый оркестр.
Жанка что-то выговаривала Зафару, Дарья с Геной, наоборот, ворковали в глубине сада, куда их отправили к колодцу мыть фрукты.
Тем не менее, не прошло и тридцати минут, как всё было готово. За столом Романов сказал:
- Что-то я не пойму, Алекс, вы знакомы с людьми генерала?
- Так это же те самые, Андрей Владимирович, помните, мы рассказывали, на Севере ловили шпионку.*
- Ах, вот даже как! Да, действительно, Земля круглая. А главную причину сегодняшней встречи вы знаете?
- А вот об этом, полковник, - перебил его Кружилин, - давайте поговорим чуть позднее, если не возражаете. Узким кругом, так сказать. Вот только закусим, как следует. Очень уж у вас всё вкусно.
Все действительно уплетали с удовольствием, наелись довольно быстро, сразу начали галдеть. Всё, как обычно. Наши люди.

* * *

- Значит так, мужики! – начал Кружилин, - я тут самый старший, и позволю себе начать.
- Здесь ещё и дамы, - поправил Романов.
- Дашка с Жанкой? – Александр прищурил один глаз, - они офицеры. Кстати, давайте, действительно, познакомимся конкретнее. Генерал представил всех своих людей, начиная с себя, с фамилиями, именами-отчествами, и званиями. Также он представил полковника, с которым был знаком уже несколько дней. Тому осталось представить только старших лейтенантов Черноскова и Нестерова, не забыв сказать, что это «лучшие сыщики без диплома».
- И, наконец, козырная карта, - улыбнулся Кружилин, - господа «везунки», наши вольноопределяющиеся. Юрий Александрович, он же Толстый, стреляет быстрее, чем думает. Вадим Викторович – он же Задумчивый. Неподвластной техники для него не существует. И Тимур Игоревич – Счастливчик, именно он чует врага нутром, явление уникальное и малоизученное. Все трое дерутся, как львы, особенно Тимур. Понятно почему, - Александр смерил сидящего напротив Тимура взглядом. Когда в этой команде присутствуют капитан Жантэмер и майор Морозова, я затрудняюсь назвать задачу, которую они выполнить не смогут.
- Я предлагаю пригласить Киселёву и Доманского, - вставил Романов, - когда-то мы тоже были командой. Фридрих – бывший следователь, важняк.
- Не возражаю.
Позвали Людмилу Васильевну и Фридриха Лавровича, представил их полковник  со  всеми  научными  степенями.  В  его  тоне совсем чуть-чуть,  но всё же

* Е. Бард, «Север».

присутствовало недовольство и напряжение.
Однако все были готовы слушать, генерал сделал паузу и продолжил:
- Дело на первый взгляд простое. Маньяк. Все смотрят телевизор, читают газеты.  Всё это уже бывало, но на сегодняшний день погибло семь девушек. Просвета не видно, и на совещании в мэрии от нас с полковником потребовали… Именно – потребовали, самых решительных действий. У сыщиков есть интересная версия, которую назвали «Шырли-мырли».  Все видели фильм, и помнят главную идею. Однако, зацикливаться на этом не стоит. Вариантов два. Работать параллельно, делясь информацией, и работать в команде. Предлагаю обсудить, и выбрать тот, который эффективнее. Главное – результат.
- Говорить всем можно? – спросил Макс, подняв указательный палец. Увидел, что генерал кивнул головой, - мы нашли уже троих. Одного начали отрабатывать. И теперь вмешивается ФСБ, и, как обычно, снимает сливки…
- Молодой человек, - сказал Кружилин на удивление мягким голосом, но по ходу речи распаляясь, - повторяю – гибнут люди. Молоденькие девушки. О каких сливках может идти речь? Неприязнь между милицией и разведкой давно перестала быть скрытой. Но мы, здесь и сейчас – живые люди. И плевать, что я генерал, а Вы – старший лейтенант. Нам вместе нужно найти этого му…, - он осёкся, - преступника, и надрать ему, извиняюсь, жопу!
- Докладывай, Алекс, - вмешался Романов, - что вы выяснили?
- Георгий Махагони взят его матерью из детдома в трёхмесячном возрасте. Усыновлён. Информация насмерть засекреченная, но она раскололась сама. Призналась даже, что пока ждала очереди, чтобы взять ребёнка, есть даже такая очередь, то носила подушку под платьем, чтобы соседи видели, что беременна. Она предпочла насмешки над матерью-одноночкой, как она сама выразилась, лишь бы не догадались, что Жорик не родной сын. Кстати, мы сказали ей, что её сын жив и найден.
- Дальше, - сказал Романов.
Дальше продолжил рассказывать Нестеров, была у этой парочки такая манера:
- А дальше мы пошли в роддом. Там бабушка в регистратуре плевать хотела на наши удостоверения и молчала, как партизанка целый час. Однако её молоденькая сменщица оказалась не такой стойкой. Сама она свидетельницей не была, но знает от коллег, что около двадцати лет назад какая-то бомжиха сдала трёх мальчиков подряд, с периодом меньше года. Пришлось обратиться к Каверину, начальнику следственного управления, за официальным запросом в архив по этому уголовному делу. Однако, наступила суббота, и вот мы здесь. Запрос у Алекса в кармане. Всё.
- Я добавлю, - сказал Андрей, - бомжиха сдала в роддом трёх мальчиков. Трёх. Лучшие сыщики на сегодняшний день нашли всех трёх. Не факт ещё, что это они, но процент вероятности очень большой. Кукушка плодила клонов. Условно они названы «студент», «мясник» и «танцор». Студент на Чукотке, и у него стопроцентное алиби. По крайней мере, в отношении официально признанных потерпевших. Мясник – золотой человек, как показала первичная проверка, а танцор имел реальную возможность проявиться под патронажем Макса и Алекса, но повёл себя, как джентльмен. Даже на простого приставалу не потянул. Я считаю, что этих двоих отработать «от корней», как и Махагони, следует, но по быстрому. После чего передать седьмому отделу, пусть топают, вдруг всё же это они. Но главный упор предлагаю сделать на поиск четвёртого. Да. Согласитесь, что роддомов в Москве тьма, не факт, что крольчиха всех детей сдавала только в один. В конце концов, могла просто подбросить в подъезд, никакой регистрации.
- Очень важно, - вступил в разговор Доманский, - установить её саму. Кукушку, крольчиху, бомжиху, как говорит Андрюха. Никто лучше её нам не расскажет, сколько одинаковых мальчиков произвела она на свет. Почему мы теперь говорим о четырёх, вдруг их пять? Скорее всего, у них также и один производитель, раз они так сильно похожи. Для полноты следствия нужен и он тоже.
- Я вот чем могу помочь, парни, - сказала Людмила Васильевна, - чтоб вам не париться со слежкой и отработкой пустого материала. У вас есть все основания для допроса этих, как их, блин, танцора и мясника. Тащите ко мне в институт, у нас разработан нешуточный детектор лжи. В течении часа смогу ответить, стоит заниматься человеком, или можно извиниться и отпустить.
- Детектор лжи? – усмехнулся Кружилин, - в своё время, когда мы ещё назывались по-другому, много было у нас разных машинок. И судеб поломали немало.
- Это не то же самое, - уверенно сказала Киселёва, - к тому же мы не КГБ!
Александр хмыкнул, но не ответил на этот выпад ничего.
- А насчёт разных машинок, - докторша наук улыбнулась, - лирическое отступление. Федька, - она кивнула головой в сторону Фридриха, - тогда ещё зелёный следак, тоже придумал детектор лжи. Пацанов колол по какой-то краже. Обычные совковые весы, на одну чашу он ставил коробку из-под обуви с надписью «правда», а на другую точно такую же с надписью «враньё». Снизу две верёвки сквозь столешницу, и две петли для ног на конце. Заводят мальчишку, он то чувствует, когда тот врёт, вот и тянет нужную половину.  Зачем париться на тонкие психологические ходы, правда, Федь.
Все рассмеялись, а Людмила добавила:
- Главное, вы бы видели его рожу в этот момент! Я часто была у него в качестве педагога на допросе малолеток. Обязаловка. А этот… Эркюль Пуаро, блин!
- Давайте вернёмся к нашим баранам, - сказал Вадим, - которые из бомжихи, как из ларца, одинаковые с лица. Я слышу здесь об официальных, оперативных, там, следственных, и даже психологических методах. Но это всё не про нас. Принимать решение, конечно, вам, господа с большими звёздами, но мы «везунки», и у нас свой метод. Его величество случай. Я предлагаю всё же раздельную работу. По крайней мере, чтобы мы были в автономном режиме. Всё, что найдём, если повезёт, достанется вам. Нам ничего не нужно. Руки-ноги размять. Ну, и мозги, у кого есть. Верно, братья?
- Ага, - в один голос ответили Саныч и Тимур, синхронно кивнув головами, чем рассмешили всех присутствующих.
- Я согласен, - сказал генерал.
- Я тоже, - быстро согласился полковник.
- И ещё одно, - вновь усмехнувшись нерушимой вражде, сказал Кружилин, - вот этим двум красоткам, конечно, не по двадцать, - у Жанны с Дашей на лицах появилось одинаковое возмущённое выражение, - но если они захотят, то так себя нарисуют, что юные будут, как говорится, отдыхать. Чтобы справиться с каждой из них, потребуется, минимум, пять маньяков. Поэтому, прикрытия им не требуется, достаточно, чтоб имели связь друг с другом и работали неподалёку. Лучших подсадных уток вам не найти.
- Ясно, Дашка, - сказала Жанна, - мы с тобой старые подсадные утки! Хорошо, хоть не гусыни, Александр Владимирович!
Романов, едва заметно улыбнувшись, изучающе посмотрел на подчиненных генералу дам. Он не знал всех их подвигов и возможностей, но имел намётанный глаз. «Будь у меня ещё и такая парочка, я бы горы свернул», - подумал он.
- Я думаю, всё ясно? – сказал Доманский, первым встал и сделал шаг в ту сторону, где находились оставленные ими остальные отдыхающие.
- Федя! – позвал Андрей, - задержись на секунду.
Все стали вставать и возвращаться к своим, а Романов спросил сквозь зубы:
- Ну, и какая из трёх твоя?
- Андрюха!
- Колись, - настаивал тот.
- Ну, брюнетка, - нехотя ответил Доманский.
- Там две брюнетки. Гм? – тут он изобразил руками большую грудь.
Доманский отрицательно помотал головой и Романов состроил недовольную физиономию. Ему тоже, как и всем, кто видел подруг вместе, Юлька понравилась больше. Он даже махнул рукой, и направился вслед за остальными.
- Эй, - зашипел вслед Фридрих, - у нас ещё ничего нет, не вздумай…
- Дурак, что ли? – сказал Романов, полуобернувшись, и не сбавляя шаг.
После совещания веселье развернулось с ещё большим размахом. Съели и выпили ещё такую же партию снеди. Стали разбредаться «по интересам». Лучшие сыщики не отходили от трёх будущих юристов, Юлька не сводила глаз с Тимура. Такого большущего красавца у неё ещё не было. Тимур направился в их сторону, Юля сделала полшага вперёд, но он прошёл мимо, вежливо улыбнувшись, и остановился перед Аней.
- Анечка! Я бы сказал, что у вас есть старшая сестра, если бы не знал, что ту девушку зовут также. Вы очень похожи на…
- Вполне вероятно, - перебила его Анечка, - у меня действительно есть сестра, она на два года старше, и её тоже зовут Аней.
- И работает она главным бухгалтером у профессора Цукермана?
- Точно. Вы знакомы?
- Да, немного. Но почему?..
- Вы удивитесь ещё больше, но нашу маму тоже зовут Анной. Папа её так любил, что обеих дочерей назвал в честь жены. Глупо, конечно, но…
- Не глупо, - защитил Тимур незнакомого папу, - скажем, своеобразно. А почему любил, он что?..
- Нет. Он живёхонек. Просто потом, - девушка резко посерьёзнела, - он полюбил больше всего на свете Балтийское море. И бросил всех своих Ань.
- Извини… - Тимур прикоснулся к плечу девушки и отошёл в сторону.
Юлька проводила Тимура презрительным взглядом. «Здоровый, неотёсанный грубиян!», - решила она для себя, не обмолвившись с человеком ни одним словом. Так её проигнорировали впервые.
Вадим собрал вокруг себя всех детей, он вынул из багажника радиоуправляемую модель самолёта, и под визг детворы и «ух, ты!» взрослых запустил её в воздух.
Саныч подошёл к Андрею, который настраивал гитару, сидя на пеньке у мангала, выяснил всё, что тот мог рассказать о совершённых преступлениях.
- Я что-то не до конца понял, как вы работаете? – спросил Андрей.
- Да никто этого не может понять, если честно. Даже мы сами. Ну, есть какие-то навыки, но в-основном – нездоровое везение. В этом весь фокус. Так получилось.
И тут он, насколько можно кратко, рассказал Романову о всех приключениях, которые выпали на их голову за последние несколько лет.
- М-да, - промолвил Андрей, - интересно. Хотя и неправдоподобно.
- Ты не веришь?
- Нет, верю. Только очень смахивает на кино.
- Кино порою меркнет, - как-то обычно, без выпендрёжа, сказал Саныч, - ну, что, споём, что ли?
- Давай. Какую?
- Подожди, - Саныч положил руку на струны, обернулся, - Счастливчик!
Тимур, не подходя, мотнул головой, мол «что?». Саныч показал рукой жест «игра на гитаре», тот выставил вперёд ладонь, сказав губами «сейчас», и принёс свою гитару из машины. Нашли общий язык гитаристы довольно быстро, подстроились, заиграли. И хотя Романов был, скорее, ровесником Саныча, общих идолов от музыки тоже нашли. «Воскресенье» и «Машина времени», Высоцкий, Цой, Лоза. К ним постепенно подтянулись и стар и млад, а когда пришёл черёд петь «Изгиб гитары жёлтой…», хор был уже дружный, и вполне стройный. Неожиданно красиво вступили Татьяна и Марина, жёны, как бы то ни было, соперников российской правоохранительности. Они обнялись, и чистыми голосами брали на себя слова «качнётся купол неба…»
«А ведь наш шеф с этим Романовым станут друзьями», - подумал Тимур. Вечерело. Но никто не собирался уезжать. Трезвых не было. Особенно постарались Саныч и Вадим. Тимур отстал от них ввиду занятости рук гитарой. Вадим выдавал в предзакатном небе такие пируэты, что, в конце концов, сел прямо на дорогу и передал пульт Роману, сыну хозяина дачи. Мальчишки по очереди стали гонять самолёт, девчонки требовали «и нам тоже».
Взрослым нашлась своя забава. «Мужские игры на свежем воздухе», - иронично заметила Нелли. Армрестлинг, называют это американцы. В стороне не остался никто, кроме Тимура. Он благодушно наблюдал, болел за своих, потом нежно отомстил лучшим сыщикам, которые побороли и Вадима, и Саныча. А затем произошло удивительное. Он стал бороться с Романовым. Ростом не больше Вадима, Андрей был ещё худее, причем значительно. Рядом с Тимуром смотрелся просто заморышем. Поэтому и начал бороться Тимур с лёгкой улыбкой. Андрей же был непроницаем, никаких эмоций не выражало его лицо.
Когда с первых секунд борьбы Тимур понял, что противник, сжавший его кисть словно тисками, вполне серьёзный, он стал медленно добавлять усилие, задрав правый рукав на плечо. Посредине плеча, от бицепса до трицепса, красовался глубокий розовый шрам. Андрей тоже не спешил, и довольствовался тем, что не давал сдвинуть свою руку ни на сантиметр. Тимур перестал улыбаться, и резко выбросив энергию, попытался начать завершающую, победную фазу. Не тут то было, в то же мгновение прошёл встречный вектор усилия, и руки остались там же, где и были. Началась серьёзная борьба. Все стихли, только борющиеся пыхтели, покраснев.
- О, господи… - тихо сказала Марина. Стоящая как раз рядом с ней Дуся, просто сощурила глаза.
Прошло не менее пяти минут. Глаза у мужчин сделались красными, со лба в глаза тёк солёный пот, который нельзя было убрать, чтобы не нарушить правила. Они одновременно перестали смотреть на собственные руки, пристально уставившись друг на друга.
- Завязывайте, парни… - тихо сказал Саныч.
Андрей едва заметно улыбнулся, Тимур ответил тем же. Одновременно они ослабили хватку и прекратили бой. Каменные мускулы величиной с яблоко, да плюс сплошные сухожилия, вполне доказали, что могут противостоять могучим, не меньше шестидесяти сантиметров в окружности, рукам. И хотя аплодисменты достались обоим, Тимур был заметно расстроен. Он не привык к ничьим.
Романов хлопнул его по плечу и протянул ладонь для рукопожатия. Он впервые не сдавил протянутую руку. Они посмотрели друг на друга, а потом обнялись и похлопали друг друга по спине. И вновь прозвучали аплодисменты, за примирение.
Совсем стемнело, зажгли фонарь над столом. Марина с Татьяной и Нелли стали носить чай и сладости, молодые девчонки убирали со стола объедки и бутылки, Надя с Дусей пошли укладывать детей спать. Геля в окружении брата и Романа восседала в беседке.
Мужики собрались у затухающего мангала. Курящие закурили, и зашёл мужской разговор – машины, работа, политика. Ничто не сближает людей лучше шашлыков, водки, свежего воздуха и этих вот разговоров. И уже после того, как Марина увела женщин спать в гостевой дом, они всё стояли, и всё говорили.
- Господи, - сказала хозяйка дачи, - а ещё говорят, что женщины болтушки!

Глава 12.

На следующий день прошло ещё одно совещание. Селекторное. Кружилин позвонил «везункам», спросил о планах. Саныч, Тимур и Вадим были у себя на работе. Полгода назад трое друзей открыли в «тридцать первом» шиномонтаж, затем пристроили автомойку и сервис, а совсем недавно купили в Германии трубогибочный станок и наладили изготовление тюннингового обвеса на джипы из нержавеющей трубы. Большой проходимости не было, но в каждом дворе у них в посёлке было по иномарке, а кое-где и не по одной, так что на хлеб хватало.
- Сможете поработать то? – спросил под конец Александр, - вы ж теперь бизнесмены.
- Не волнуйтесь, - ответил за всех Тимур, - работа кипит. Наше постоянное присутствие не обязательно.
- Ну, давайте тогда, удачи. Звоните, если что. Кстати, девчонки сегодня вечером уже выходят на тропу войны.
- Может всё-таки их прикрыть? – спросил Саныч.
- Давайте не будем суетиться, - Кружилин откашлялся, - всё нормально. И всё под контролем.
К ним в офис, как они называли единственный кабинет на втором этаже сервиса, вошла Нелли. Пришла она, в-основном, проведать сына, которого Саныч привлёк к работе в свободное от учёбы время. Парню нравилось, и он с нетерпением ждал лета. Чтобы не надо было ходить в школу совсем. 
- Ну, что? – Нелли уселась в свободное кресло, - наша песня хороша, начинай сначала?
- Так мелочёвка же совсем? – развёл руками Саныч.
- В Париже тоже была мелочёвка.* Только у тебя теперь шрам на всё брюхо, -она сделала паузу, - нет, я поражаюсь! Вся милиция города полгода в мыле, и не могут найти одного урода. Вы его сейчас, конечно же, найдёте, кому нибудь что-нибудь прострелят, и всё опять чики-пики.
- Но…
- Я даже спорить не хочу. Делай что хочешь, Толстый. Я устала бороться.
- И ты туда же. Толстый! Муж я тебе всё же.
- Муж, не спорю. Только за последний год к своей замечательной фигуре ты добавил так много нового, что вполне оправдываешь свою кличку. Ладно, парни, я поехала на свою любимую работу, будь она трижды… в порядке. Вот, тут пирожки для Саньки.
- Он стесняется кушать что то особенное. Хочет, как вся бригада.
- Ничего страшного. Они с яблоками, съест. Вы тоже угощайтесь. На всех хватит. И даже на бригаду.
Она пошла на выход, бормоча: «Придумали тоже: бригада! Полтора землекопа…»

* Е. Бард, «Дело врачей».
- Ну, и чего? – спросил Тимур, засовывая в рот последний пирожок.
- Как обычно. Поехали кататься, - ответил Вадим.
- Пое-е-едем, красо-о-отка, ката-а-аться! – вывел руладу Саныч, засовывая авторучку во внутренний карман куртки.
- Блин, Толстый! Побереги мои уши! – скривился Тимур.
- Майн гот! Какие мы нежные!
- Ух, ты! Вспомнил тётю Стефу!* - Тимур и Вадим дружно рассмеялись.
Возить вызвался Вадим, Тимур уселся рядом. Саныч пошёл дальше. Он не сел на заднее сиденье, а лёг. И уснул. Ну, задремал.
Заметили друзья это только при выезде на Рублёвское шоссе.
- Стареет наш Саныч, - негромко сказал Тимур, - спит на ходу. Всю ночь дрых, и опять вырубился.
- Да-а, - согласился Вадим, - хороший дом, хорошая жена. Что ещё нужно, чтобы достойно встретить старость.
Они оба тихонько засмеялись. Саныч же, не поднимая головы, пошевелил усами, и приоткрыв один глаз, хрипло произнёс:
- Эй, супермены! Сейчас встану – обоим покажу такую старость, не обрадуетесь.
- Тихо, Задумчивый, - сказал Тимур, - а то наш крепыш проснётся, и начнёт нам показывать свою старость.
Вадим засмеялся, а Саныч подпрыгнул и вцепился Тимуру сзади в шею. Обхватить её ему, конечно же, не удалось, но встряхнул голову он ему славно. Тимур предпринял попытку сунуть ему кулаком, но это ему не удалось по причине крайнего неудобства. Саныч тем временем энергично потёр ему уши. «Ах, ты!» взревел Тимур и стал выворачиваться, пытаясь достать противника, прячущегося за подголовником его сиденья. Достать до ушей Саныча он не смог, схватил его одной рукой за ремень, а другой стал тереть ему нос. Саныч заорал, и, так как не мог убрать здоровенную ручищу, дотянулся до ушей и стал тереть их гораздо сильнее, чем в первый раз.
Вадиму стало не до смеха, салон его машины был в опасности, он дважды «крякнул» спецсигналом и заорал:
- Вы что охренели, жеребцы молодые! А ну, хорош!!!
- Стоп! – Саныч откинулся на сиденье, продолжая прикрываться от вездесущих рук Тимура, - как ты сказал? Молодые?
- Да, молодые. А ещё – жеребцы!
- Неважно. Главное – молодые. Будем считать, что это извинения за «старость»… Да, отстань ты! – Саныч оттолкнул руку Тимура, который по инерции ещё пытался его зацепить.
Между тем, «Мерседес» выскочил на МКАД и резко, по диагонали занял левый ряд.
- Давай, Счастливчик, - сказал Вадим, - включайся в работу. И хватит ворочаться, как слон, пока всю машину не развалил изнутри.
- Хорошо бы пивка, - Тимур хлопнул в ладоши, и потёр их друг об друга, - для повышения уровня трудоспособности.
- Потерпи. Где будем в город то въезжать?
- Давай на Ленинский.

* * *

Жанна с Дарьей чистили пёрышки. Утки, так уж утки. Превращение из офицеров ФСБ в девиц не очень тяжёлого поведения впечатляло. Кравченко поруче-

* Е. Бард, «Север».
но было их прикрытие. Геннадий наконец-то решил вопрос с переездом в Россию, безоговорочно был принят на службу в ФСБ с восстановлением выслуги лет и воинского звания. Их роман с Дашей Морозовой давно перестал быть достоянием узкого круга. Более того, Геннадий, получивший однажды от «везунков» кличку Гвидон, не имея жилья в Москве, припеваючи жил в Дашиной однушке, ведя, как говорят юристы, совместное хозяйство. Он был очень приветливый и мастеровитый, никому из соседей не отказал в мелкой помощи. За это они в нём не чаяли души, а бабульки с лавочки не скупились на эпитеты – «очень хороший», «замечательный», и даже «золотой». И только по одному поводу они, сокрушаясь, качали головами – уж больно худ.
  Сегодня, собираясь на задание, он ревниво смотрел на свою возлюбленную, которая из строгой и почти непроницаемой, на глазах превратилась в стопроцентно доступную девицу. Одно успокаивало – Жанка выглядела ещё хлеще. Не обратить внимания на то, что получилось из Жанны, было невозможно. Совершенно условная юбка, декольте чуть ли не до живота.
Однако, именно таким образом выглядели все жертвы маньяка, не проститутки, но стиль одежды крайне фривольный. Вот девчонки теперь и изгалялись.
- Хорошо, воробышек, что тебя не видит Зафар, - сказал Гена, когда ему, в конце концов, разрешили войти в комнату.
- Он в Африке своей любимой, - ответила девушка, - и это правда, хорошо.
- М-да, - сказал Гена, подойдя к окну. Он автоматически начал просматривать окружающую местность на предмет возможной опасности.
- Расслабься, милый, - сказала Даша, тронув его за плечо, - всё будет о’кей.
- Возьми с собой нож, - ответил Гена, оборачиваясь, - Ой-ёй! – воскликнул он, увидев вновь свою девушку.
Та начала накладывать макияж. «Всё-таки каждая может из себя сделать это» - подумал он, а ещё подумал: «А так, чуть привыкнуть, ничего. Красиво… Даже очень».
Ему пришлось маяться ещё около часа. «Последние штрихи» на лицах девушек заняли самое большое количество времени. Тем не менее, к восьми вечера, во сколько и нужно было, «утки» были готовы к «вылету».
- Ну, что, уточки мои подсадные, идём? – спросил замучавшийся ждать Гена.
- Кря! – сказала Даша.
- Кря-кря! – вторила ей Жанна.
Все трое рассмеялись, спустились вниз и уселись в Жанкину «десятку».

* * *

Не дремали, тем временем, и романовские опера. Они установили,  что «танцор», оказавшийся «в миру» Вячеславом Беловым, также, как и Жорик Махагони, был усыновлён. Усыновители, работники дипломатического корпуса, проживали в одной из сталинских высоток, помногу лет бывали в разных местах за границей, кое-куда брали с собой и сына. Мальчик учился в балетной студии, обладатель нескольких почётных званий по бальным танцам. В настоящий момент учится в театральном и мечтает стать киноактёром. Знаменитым. Тест у Киселёвой дал отрицательный результат. В том смысле, что ни с какого бока парень на преступника не тянет. По возрасту, он был ровно на год старше Махагони. День в день.
Иная судьба досталась Пете Петрову. Он оказался старше Славы чуть меньше, чем на одиннадцать месяцев. Мамаша действительно размножалась стремительно. Родившись с какой то серьёзной родовой травмой, он усыновлён не был, попал в детдом, где получил и фамилию и имя. Не мудрено, что он, ко всему, был ещё и Петровичем.    Ощутимо отставая в развитии, он с лихвой компенсировал это невероятной добротой и трудолюбивостью. Его все любили в детдоме, где он с детства помогал поварам на кухне, обожали потом в мясных рядах. Жилья своего он не имел, но зарабатывал неплохо, снимал комнату, и ещё оставалось. Год назад Пётр женился на скромной девушке, Машеньке из табачной палатки на том же рынке, которая совсем недавно родила ему двойню. Был он этим и горд, и счастлив, и махал топором с удвоенной силой, стараясь заработать как можно больше. Его тоже подвергли испытанию на детекторе лжи, результаты были не такие уверенные, как у его брата, но Людмила Васильевна пояснила, что это объясняется его замкнутостью и молчаливостью.
В том, что Петя, Слава и Жора родные братья, сомнений также не осталось. Сыщики установили всех акушеров тех лет, одна из которых до сих пор принимала малышей в той же больнице. Сомнений быть не могло. Гораздо сложнее было  с их мамашей, не говоря уже об отце. Во всех случаях «крольчиха» поступала в роддом без паспорта, ни адреса, ни места работы никто не мог назвать даже приблизительно.
Ещё сложнее было с четвёртым. В данном роддоме он рождён не был, никто из братьев о его существовании не знал. Равно, впрочем, как и о существовании друг друга.
В порядке обмена информацией всё это практически сразу узнавал Кружилин, за ним Дарья с Жанной, дальше – «везунки». Последними узнавали жёны «везунков», а зря. Нелли, жена Саныча, по работе сталкивалась с разными людьми из театрально-телевизионного бомонда, ей и пришла в голову интересная идея.

* * *

Раиса Ивановна не помнила своей фамилии. Откликалась всю жизнь на «Райку», хотя и было ей за пятьдесят, а выглядела на все восемьдесят. Родилась она под землёй, в катакомбах московской канализации, в семье так называемых «кротов»*. Промышляли они кражами и были даже счастливы, но однажды её, семилетнюю девчушку, засунули в форточку, чтобы открыла квартиру изнутри, сработала сигнализация, и, странным образом прибывшие вовремя работники милиции, её схватили. Дальше - приёмник-распределитель, детдом, побег, опять распределитель, воспитательно-трудовая колония, возвращение и «прописка» в чащобах Лосиного острова. Там бомжевало много разночинного люда, девчонку в первый же день изнасиловал человек, который был на пятнадцать лет старше её, и которого все звали Колян. Потом он её накормил первосортными отбросами, и стала она бегать за ним, как собачка, вполне резонно решив, что стала его женой.
Теперь Райка сидела в хорошо протопленной землянке, и ела настоящую тушёнку, целый ящик которой притащил ей совершенно древний тщедушный старикашка, в котором узнать грозу всего бомжатника Коляна, было совершенно невозможно. Несмотря на примитивные, почти первобытные, или даже животные отношения, он продолжал по-своему заботиться о ней. Два месяца назад Колян принёс чёрно-белый «Рекорд». Молодой бомж Эдик, с синюшным опухшим лицом, который жил в шалаше по соседству, залез тогда на дерево и соорудил антенну. Теперь Эдик сидел рядом с ней, тоже жевал тушёнку, запивая водкой прямо из горлышка.
Эти люди смотрели телевизор. Шла душевная передача «Жди меня», где актёр Кваша, мастерски подавая материал, соединил в студии трёх родных братьев, похожих друг на друга, как две капли воды.  Почти.  Присутствовала и мама Жорика


* Е. Бард, «Экскурсия».
с фотографиями сына, и родители  Славы.  Секрет  усыновления Махагони был  всё  равно  раскрыт. Дипломаты давно сами рассказали сыну об усыновлении. Петя так и был сиротой, теперь с неприкрытым удивлением узнал, что у него есть братья, а также где-то, возможно, есть мать.
Настоящие слёзы текли из глаз по обе стороны экрана, а ведущий, с присущим ему артистизмом, дожимал:
- Мама! Где бы ты ни была! Кто бы ты ни была! Откликнись! Посмотри, мама, какие выросли парни! И они сами, и люди, их воспитавшие хотят видеть тебя!
Далее титрами шли телефоны и адрес телестудии на улице Королёва под бурные аплодисменты зрителей.
Райка оторвалась от бутылочного горлышка, её слезящиеся глаза сощурились и ещё сильнее увлажнились. Трудно сказать, что шевельнуло её нутро – преждевременная старость, пьяный угар или глаза Игоря Кваши, проникновенно взывающие с экрана. Она узнала своих детей, которые теперь были ненамного моложе, чем их отец Колян в те годы, и носили сейчас его тогдашнее лицо.
Она встала, и пошла. Все тропы Лосиного ей были известны, и через несколько часов она вышла на МКАД, где тут же угодила в милицейский УАЗик, а потом в «обезьянник». С трудом удалось ей убедить дежурного дать возможность позвонить. Номер телефона врезался ей в пропитую память намертво. Через пятнадцать минут о звонке знал Кружилин, через двадцать минут – Романов, а через час десять в отделение примчались Алекс и Макс, тут же начав беседу с «крольчихой», как величали её по этому уголовному делу.
План Нелли сработал безупречно.

Глава 13.

Развесёлая троица каталась уже третий день. На этот раз за рулём любимого «Лексуса» был Саныч. Хуже от этого ему было только в одном – нельзя пить пиво. В чём себе совершенно не отказывали его друзья, пристроив за водительским сиденьем целых три упаковки «Холстена». Одну упаковку Саныч считал своей, и поэтому тяжко вздохнул, когда Тимур, видимо не считавший также, распечатал и её.
- Блин, и долго мы так будем кататься! – возмутился Саныч, глядя как Тимур вскрывает очередную бутылку, действуя пальцами, как открывалкой.
- Не переживай, Толстый, - ответил Вадим с заднего сиденья, - ничего в мире не проходит даром. Скоро количество перерастёт в качество.
- Скоро качество перерастёт в «некачество»! – огрызнулся Саныч, - когда я начну вам биотуалет искать.
- Я вытерплю, - самоуверенно ответил Тимур.
- А я и под деревцем управлюсь, - вторил ему Вадим, - как говорится, пусть лучше совесть лопнет, чем мочевой пузырь.
- А о деле никто не хочет подумать, - не унимался Саныч, - три дня бензин палим! В Париже Счастливчик в первый же день взял след.
- Я тебе что, пёс охотничий?! – возмутился Тимур.
- Ну, что ты! Пёс просто отдыхает…
- За пса ответишь…
- Отвечу, отвечу. Всё равно, давай-ка нюхай.
- Вчера, когда я рулил, ты не особо возникал.
- Потому что пиво пил. Я от пива всегда добрею, - сказал Саныч голосом почтальона Печкина. Хотите анекдот, - продолжил он без всякого перехода. И, не дожидаясь согласия, рассказал: «Почтальон Печкин говорит: «Теперь я сразу добреть начну. Раньше я почему злой был? Потому что у меня на велосипеде сиденья не было…»»
Вадим громко засмеялся, а Тимур остался непроницаем. Более того, он вдруг ушёл в себя.
- Что с тобой? – обеспокоено спросил Саныч. Тимур молчал, глядя перед собой, - ты не заболел? Эй! – Саныч помахал перед лицом Тимура ладонью.
- А… Что? – спросил тот, «спустившись на землю».
- Ничего. Какого ты застыл?
- Ве-ло-си-пед, - по слогам произнёс Тимур.
- Ты меня пугаешь, Счастливчик, - Вадим просунул голову между сидений, - что «велосипед»? У Печкина седушки на велике не было, понял?
- При чём тут Печкин? – Тимур взглянул на них обоих, нахмурив брови, - этот чувак ездит на велосипеде… Кажется.
- Какой чувак?! – вспылил Саныч, долбанув Тимура кулаком по колену, - ты можешь по нормальному хоть что-нибудь сказать?
- Больно же, ё-моё! – опять «проснулся» Тимур, - что тебе надо? Я же объясняю – этот человек, кого мы ищем, ездит на велике по… - он опять вдруг ушёл в себя на несколько секунд, - по… э-э-э… по Можайскому шоссе! Фуф! Вот…
- Ну, наконец-то! – Вадим откинулся на сиденье, - ясновидец хренов! А то мямлит чего-то там, уплывает куда-то…
- А если не нравится, купи себе ясновидящего робота! – Тимур окончательно стал самим собой, - а у меня кнопочки нету. Пива лучше дай ещё.
- На, заслужил! – он передал Тимуру две бутылки.
- Две то зачем?
- Мне одну открой.
Тимур открыл голыми руками одну за другой две бутылки, они с Вадимом в очередной раз присосались.
- Двигай на Можайку, Толстый, - уверенно сказал Тимур, допив очередные триста тридцать грамм пива, не отрываясь от горлышка.
- Что, именно сегодня?
- Так это… вчера уже прошло.
- Шутник, - полупрезрительно сказал Саныч, тем не менее, заложил крутой вираж, пересёк две трамвайные линии и рванул в обратном направлении.

* * *

Доманский, сидя на диване у себя дома, обнимал Тимонину за плечи, а у той из глаз медленно катились слёзы. Она впервые пришла к нему в гости, вечер начинался очень романтично, но на свою беду они включили телевизор на первый попавшийся канал, и нарвались на передачу «Жди меня» в тот самый момент, когда на весь экран показывали фотографию Антижора, которую держала в руках его мать. Они поневоле досмотрели передачу до конца, и Леночку подвели нервы. Вернулись все пережитые эмоции, смешались с жалостью, ловко вытащенной из души ведущим передачи, и, как не странно, с тем ощущением счастья, которое пришло с прикосновениями ладоней Фридриха к её плечам.
- Давай больше не будем смотреть сегодня телевизор, лапушка?
- А что будем делать? – сказала она, улыбнувшись влажными глазами.
- Ну… пойдем, погуляем! Уже совсем тепло.
Девушка прижалась щекой к его руке, которая до сих пор лежала на её плече, пристально посмотрела в его глаза, а потом тихо - тихо сказала:
- Поцелуй меня… пожалуйста.
Мужчина молча взял лицо девушки в ладони, внимательно посмотрел по очереди в каждый глаз, нашёл их прекрасными и поцеловал. В оба. По очереди.
- У тебя теперь губы солёные, - счастливо улыбаясь, сказала она, - можно?
Он молчал, и она поцеловала его в губы. Вернее, просто прижалась своими умеренно пухлыми, алыми от волнения, юными губами к его действительно солоноватым, слегка колючим по окружности, и довольно твёрдым губам.
Глаза Леночки были прикрыты, на блестящих ресницах ещё висели две бусинки слёз. Он всё видел. Потому что смотрел. И то, что видел он, ему невероятно нравилось. Он был влюблён. Теперь это стало ясно. В очередной раз влюблён. «Только бы ты была моя! Только бы ты была последней!» - крутилось у него в голове.
- Пойдём, лапушка, - Доманский нежно отстранил девушку, - у нас с тобой всё впереди. Я верю в это.
- Мне так нравится, когда ты говоришь «лапушка»! – с восторгом сказала Лена, - а как мне можно тебя называть? В смысле – ласково?
- Ну, я не знаю, - он развёл руками, - сама придумай. Что-нибудь … из души, из сердца.
- Ладно, я потом придумаю! – она совсем пришла в себя, - пошли гулять! Только мне бы зайти переодеться. Не могу же я с таким шикарным мужчиной идти рядом в джинсах! – при этом Лена сделала такие глаза, что Фридрих не понял, шутит она или нет.
- Я завезу тебя. Переоденешься, а потом пойдём пешком в Воронцовский парк, согласна?
- Да…
* * *

Юля с Аней пережили трудный день. Сегодня был экзамен по «Теории государства и права». Профессор Раскатов Р.В.  лютовал:
- Придя в МГУ летом прошлого года на экзамены, вы были зелёные и трясущиеся абитуриенты! Первого сентября превратились в розовощёких и нахальных первокурсников! А в мае – вы уже забуревшие болваны!!! Как вы смели явиться на экзамен, не открыв ни учебника, ни моих лекций?!... – и всё в таком духе.
Сдали экзамен только три человека. Аня, Юля и Иван. На «хорошо». Ну, и «внучка Маркса» - на «отлично». Остальные огребли «неуды», начались звонки родителям и другим «сильным мира сего», полетели бумеранги. Через два часа Рудольф Владимирович оказался «на ковре» у ректора, своего старинного друга, тоже профессора, доктора юридических наук Далакишвили А.Г.
- Рудик, - мягким баритоном молвил тот, вытирая платочком, пот с почти лысой головы, - мы не самые последние в этой жизни, но звонят такие люди! Что ты там устроил на первом курсе?
- Ай, Амиран! – эти такие люди, а точнее их детки, обнаглели в конец!  Главное ведь даже не в этом. В этой группе одна треть – круглые балбесы, я про них молчу. Никакие папины кошельки их не спасут, сами сбегут. Но ведь остальные – нормальные ребята, есть просто очень умные. Просто в наглую не выучили! И что делать?
- Ну, теперь пусть, конечно, пересдают. Но на будущее, я тебя очень прошу, хоть чуть помягче, а… Ну, одна - две «двойки», что ли. Ну, не всю же группу.
- А если…
- Не надо! Не надо «если»». Делай, что хочешь, но…пойми, садовая голова! Если двойки у всех, значит что-то не так у преподавателя. «Не могут быть все неправы» - вот их лозунг, - ректор, как всегда, когда начинал горячиться, сбивался на лёгкий грузинский акцент, хотя родился на Украине, а всю жизнь прожил в Москве.
Вот такая серьёзная обстановка. А Юлька и Анька считали себя героинями. Под не очень добрыми взглядами однокашников. Иван подвёз их до метро, спросил:
- Какие планы, умницы?
- Заслужили прогулку, - ответила Грудицкая за двоих. Анечка округлила глаза, а Юля твёрдо сказала, обращаясь уже к ней, - зас-лу-жили! В Воронцовский пойдём, сто лет не были.
- Ну, давайте. Аккуратней там. Маньяки, придурки, так и шныряют кругом.
- Уже больше месяца тишина, - сказала Пичугина.
- То-то и плохо. Затаился! Голод сильней у него теперь… А не было информации, что поймали?
- Не-е-ет, - сказала Юля, - по крайней мере, я не слышала.
- Ладно, Ванюш, езжай, - Аня кивнула за его машину, - а то скоро тут пробка будет.
За машиной Парфёнова собралось около десятка единиц различной техники.

* * *

- Был у меня четвёртый мальчик, - давала показания под запись на диктофон бабка Райка, - родила я его то ли в Нарофоминске, то ли в Можайске, не помню. У Коляна там какое-то дело было, сходняк, что ли.  Помню, что в кафе они собирались, называется «Полгоры». На всю жизнь запомнила, избил он меня тогда здорово. Брюхатую избил, сука…
- Не ругайся, старая, - сказал Макс, - запись в суде будут слушать. Дальше.               
- Дальше… А дальше я родила. Возле мусорных баков, рядом с кафе. Последнего мальчика своего. Там и оставила. Маленький такой. Может, недоношенный?
- Может быть, - ответил Макс на этот почти риторический вопрос, - что потом?
- Так… это, я и не знаю что потом. Может, помер. А может, нашли люди добрые. Да выкормили. Я ведь сама тогда едва выжила. Кровища из меня сочилась дня два. Колян, козёл старый, на пинках меня вынес на улицу. Потом, правда, приголубил. Ваты в дырку мою напихал…
- Тьфу, блин! – Алексей встал, достал мобильник и вышел из кабинета, - Алё, с полковником Кавериным соедините. А это – старший лейтенант Черносков из убойного. Спасибо. Игорь Владимирович, добрый вечер. Мы нашли маму наших «ширлей». Допросили. Нет, только на аудио. Вот спасибо! Так мы её тут, в дежурке оставляем. До свидания!
Алекс заглянул в кабинет, увидел Макса, подперевшего щёку кулаком так, что она закрывала правый глаз. Бомжиха болтала и болтала без умолку, вырывать из неё правду «клещами», слава богу, не пришлось. Алексей поманил друга пальцем, бабка и не заметила, что из слушателей у неё остался только диктофон. Вместо оперов за стол сел усатый сержант милиции, которому поручили дослушать тётеньку до конца и передать конвою, который пришлёт следственное управление.
- Что-то очень блевать хочется, - сказал Макс, - не первый раз с этим элементом, но тут что-то совсем противно. Слушай, давай пошерстим треугольничек, который на карте у тебя нарисован. Какое-то дурное предчувствие у меня.
- Ну да, патрулей же мало на усилении, - сказал Алексей, прикуривая.
- Тебе трудно, что ли? Хочешь, я сяду за руль?
- А и хочу! – Алекс улыбнулся, - отдохну хоть немного.
- Ну, поехали. Что там у нас в самом центре треугольника?
- Воронцовский парк.

* * *
- Ну, и где начнём сегодня ловлю «на живца»? – спросил Геннадий, сворачивая с Ленинского проспекта на улицу Новаторов.
- А вот, парк какой-то слева, - ответила Жанна, - место тихое, опасное. Деревьев моих любимых, опять же, полно.
- Это Воронцовский парк, сестрёнка, - подсказала Даша.
- Ну, я ещё не такая москвичка, как ты, - ответила та, - давай, Гвидоша, тормози.
Геннадий остановился.
- Значит так, - он обернулся к сидящим на заднем сиденье подругам, - ёлки-палки, во что ж вы себя превратили! Ну, ладно. Короче, я буду недалеко. Биперы у меня в разных карманах. Старайтесь не перепутаться, если что. Ты – слева, ты – справа. Удачи!
Девушки вышли.
- Дашунь! – окликнул Геннадий.
Она обернулась и увидела, что он тянется к ней губами.
- Ну, что за сантименты, Ген! На работе, всё-таки.
Тем не менее, она сделала шаг назад, поцеловалась и догнала Жанну.
Перешли дорогу они вместе, войдя в парк, сразу разошлись.

* * *
- Вот он! – воскликнул Тимур, когда машина едва пересекла МКАД, выехав на Можайское шоссе. Фары «Лексуса» на секунду вырвали из сумрака двигающегося по встречной полосе одинокого велосипедиста.
- Блин! И где я тут развернусь! – воскликнул Саныч.
- Не суетись, Толстый, - сказал Вадим, - развернись, где сможешь. Он, всё же, на велике, догоним.
- Точно он, Счастливчик? – спросил Саныч.
- Точнее не бывает.
- Ну-ну… - он вдавил педаль в пол, мощная машина рванула с дикой скоростью, и Саныч проскочил поворот.
- Ты не можешь без этого? – спокойно спросил Тимур.
- Сейчас вернусь, - Саныч включил заднюю скорость и, проехав, пятясь, около полукилометра под возмущённые сигналы лихачей, развернулся.
Теперь он вновь поехал на предельной скорости.
- Да не топи ты так, а то сейчас проскочишь врага. Или собьёшь на хрен.
- Всё будет пучком, - ответил Саныч, но скорость сбавил.
Догнал велосипедиста он уже на территории города. Тот ехал, не сбавляя темпа, одетый в спортивный костюм и кроссовки. Плестись за ним было бы подозрительно, он обогнал велосипед и тормознул у первой табачной палатки. Вышел из машины, и подошёл к светящемуся окошку, кося правым глазом вдоль дороги.
- Вам каких? – не выдержала молчания продавец.
- Я не курю, - не впопад ответил Саныч.
- Чего встал тогда?! – тут же стала грубить она, - загородил окно только!
- А у тебя тут очередь, да?! – так же «вежливо» ответил Саныч, - жвачки дай.
- Какой? – тётка скрестила руки на груди и раздула ноздри.
- «Орбит», тётя. Без сахара!
Всё это время он не смотрел на продавца, а то бы увидел, как она ест собственные губы от злости, чуть ли не дым из ушей валит. Взяв упаковку жевательных подушечек, Саныч протянул десять рублей. Подождал ещё немного.
- Ну, чего ещё?
- Э-э, сдачи.
- На, блин! – тётка с треском припечатала к лоточку для мелочи пятидесятикопеечную монету, - а то обнищаешь часом!
Тут мимо довольно быстро проехал ожидаемый велосипед.
- Себе оставь, - весело улыбнулся Саныч, - разбогатеешь!
Он лихо прыгнул в кабину, бросил рычаг коробки передач на «D» и плавно тронул, протягивая жвачку Тимуру:
- Пожуйте, пацаны. Добрая тётя попалась, - и продолжил преследование.

Глава 14.

Фридрих, галантно держа Леночку под руку, вышагивал по аллее парка. Последние без малого пять лет он жил совершенно один, не позволяя даже мимолётных флиртов. После фиаско с последней своей женой, он сам себе дал такую клятву – не влюбляться. «Одному проще», - решил тогда он. Сейчас он снова был влюблён, рядом, мерно цокая каблуками, шла совершенно юная девочка, и трепетные чувства переполняли его.
- Так хочется мороженого, - тихо сказала Лена.
- Не уходи никуда с этой аллеи, ладно.
Она кивнула головой.
- Я сейчас, моя лапушка, - Доманский отпустил её руку и бодрым молодецким шагом пошёл в поисках желаемого лакомства.

* * *

Аня с Юлей издали увидели преподавателя, гуляющего с их подружкой Тимониной. Сейчас они шли поодаль, «мыли им кости» и без умолку смеялись. Увидев, что препод молоденьким козликом куда-то ускакал, они взялись гадать о причине.
- Я думаю, Ленка, чего-нибудь попросила купить, - предположила Анечка.
- Мороженое, небось, - проницательно заметила Юлька, - что она ещё может попросить. А важная идёт, как космонавт.
- Ну, да, дорогая. Уж ты бы попросила чего-нибудь посущественнее.
- Естественно! – пожала плечами Юля, - чего мелочиться-то.

* * *

- Смотри, Макс, - видишь, две девчонки впереди, во-о-н под тем фонарём.
- Ну, ничего, прикольные.
- Это те, которые на даче были у нашего полковника, не узнал?
- Нет, - Максим пригляделся, - точно, они. Классно, Лёха, знакомиться не надо. Догоним?
- Не спеши. Вдруг они не одни.

* * *

Даша присела на скамейку, закинув ногу на ногу. Вынув из сумочки мобильный телефон, она включила свой любимый тетрис и стала складывать кубики, одновременно косясь по сторонам из-под накрученной чёлки. Уже два потенциальных кавалера «клевали» на неё. Однако, они даже приблизительно не были похожи на фоторобот и живых «ширлей»,  Морозова отшивала их стандартным: «Я жду молодого человека».
Жанна не спеша шагала по тропинке. К ней ещё никто не «прицепился». Однако косились на неё вовсю. Впрочем, сама она тоже «стреляла» глазами во все стороны. Народу было немного, и контролировать ситуацию ей было легко.

* * *

Преследуемый велосипедист двигался, не снижая скорости, по улице Кравченко. За ним полз чёрный «Лексус». Саныч включил только подфарники, но, скорее всего эта мера предосторожности была лишней. Парень ни разу не обернулся. Он пересёк Ленинский проспект и, миновав огороженную территорию кадетской школы, свернул в Воронцовский парк. Саныч остановился.
- Ну, и чего? – спросил Тимур.
- За мной, Счастливчик, бегом! – сказал Вадим, выпрыгивая из машины.
Не раздумывая, Саныч и Тимур побежали за своим другом. Тот целенаправленно подбежал к пункту проката роликовых коньков. Стояла небольшая очередь, но Тимур, который всё понял, всех оттеснил, не очень то вежливо извиняясь. Через пять минут они уже мчались на роликах по центральной аллее. Велосипедиста не было.
- Разъезжаемся! – скомандовал Вадим, когда на их пути встретилась круглая клумба с расходящимися в разные стороны дорожками. При этом сам он двинулся прямо. Саныч и Тимур, не сговариваясь, покатили вправо и влево.

* * *

Всеволод Найдёнов, воспитанник Можайского районного детского дома, привычно крутил педали своего единственного имущества – пятискоростного полуспортивного велосипеда. Он не смог бы ответить, что его сегодня привело в Воронцовский парк, так же, как и раньше не смог бы объяснить своего появления в других тенистых местах, где он нападал на красиво одетых девушек, насиловал и убивал. Сейчас он не видел и не слышал вокруг ничего. Его глаза выхватывали из окружающей среды лишь гуляющих молодых особ женского пола.
«Вон две! Нет. Двое - это слишком» - он промчался мимо Ани с Юлей.
«Ещё одна неплохая» - он даже притормозил, - «Тоже не годится, какой то мужик идёт к ней с мороженым» - Тимонина и Доманский тоже остались позади. Он свернул налево.
«Так, вот одна сидит. Красивая!.. А это кто там, напротив? Опасно!» - он свернул с асфальта на укатанную тропинку.   
«Ух, ты! Вот она!» - у него в голове бешено застучал пульс, - «Маленькая, сиськи здоровые, морда красивая. Класс!» - он остановился и спешился, бросив велосипед в траву.
* * *

Жанка увидела, что в какой-то момент вокруг неё стало совершенно безлюдно. Боковым зрением она отметила только парня на велосипеде, который слез с него и бросил в траву. «Странно…» - подумала она, и буквально чутьём поняла, что велосипедист движется к ней. Она не успела нажать кнопку бипера, справа мелькнула тень. Девушка пригнулась и покатилась по траве в сторону нападавшего. Он перелетел через неё и тут же встал на ноги.
«Надо убегать…» - подумала Жанна, - «Иначе не поверит». Она побежала. Но не на освещённую аллею, а наоборот, в заросли деревьев. Теперь она уже нажала кнопку. Геннадий и Дарья услышали сигнал одновременно. Бросили взгляд друг на друга, и тут увидели огромного роллера. На коньках тот был больше двух метров.
- Тимур! – крикнул, узнав, Гена, и сделал жест рукой. Тот поравнялся с ним, - Жанка работает врага, - крикнул на бегу и вместе с Дарьей углубился в лес.
Тимур выхватил мобильный и включил кнопку конференц-связи:
- Задумчивый, Толстый! Ко мне, он проявился.
Жанна, практически не останавливаясь, взбежала по толстому стволу дуба. Именно взбежала, остановившись у первой ветки.
- Иди сюда! – закричала она, - поиграем!
Маньяк понял, что здесь что-то не так. Он развернулся, в несколько скачков добрался до своего велосипеда, и, впрыгнув в седло, выехал на асфальт. Он всё же успел увидеть бегущих к нему Дарью и Геннадия. Поэтому помчался в другую сторону. В считанные секунды он доехал до перекрёстка двух парковых аллей и растерялся ещё больше. С трёх сторон в его сторону двигались на роликах трое мужчин. Мгновенно оценив их возраст, Найдёнов резонно решил, что это тоже погоня. Удвоив скорость вращательного движения тренированных ног, он проскочил, и резко свернул на протоптанную тропинку. Не проехав и десяти метров, опять свернул. И столкнулся нос к носу с Алексом и Максом.
- Опаньки! – воскликнул Макс.
Останавливаться было поздно, и преступник рванул напролом. Опера интуитивно отступили вправо и влево, а он, проезжая, совершенно незаметно для Макса, обрушил ему на голову мощный кулак. Охнув, парень осел. Голова упала на траву, в правой руке откинулся ПМ, который он уже успел выхватить из оперативной кобуры. Алексей, не глядя на друга, рванулся догонять велосипедиста. Он уже догадался, что это и есть искомый маньяк. Сходство с братьями было стопроцентным. Однако тот крутил педали так резво, что расстояние резко увеличивалось.
По диагонали пересёк велосипедист асфальтовую дорожку. Тут он увидел ту самую парочку, с мороженым.
Увидев, что за быстро крутящим педали велосипедистом, бежит ни кто иной, как один из «лучших сыщиков» Романова, Доманский бросился наперерез, но не успел, велосипедисту вновь повезло, и он поехал дальше, в сторону большой клумбы. Здесь, не спеша, как неотвратимый рок, выехал на роликах, Вадим. «Поеду влево» - решил Найдёнов, но в ту же секунду с левой дорожки также медленно выехал ещё роллер, на полторы головы выше первого.
«Чёрт!» - велосипедист резко затормозил, со свистом и заносом заднего колеса.
Саныч, нелепо двигаясь на роликах по укатанной, но всё же мягкой, тропинке, увидел Макса, пытающегося поднять голову, и мычащего. За Санычем также некрасиво на шпильках бежала Дарья.
- Дашка, лечи его! – бросил Саныч на ходу, схватил лежащий рядом с Максом пистолет, и выпрыгнул на асфальт, едва не упав. Тут перед ним встала картина – Доманский замер с поднятыми кулаками слева, за ним метрах в десяти перепуганная Леночка. Ещё дальше, сзади, выходят из кустов Анечка и Юля. Посреди аллеи на велосипеде, поставив одну ногу на асфальт, стоит, озираясь, маньяк. Справа от него Генка, а из-за деревьев подтягивается Жанка. Вдалеке, у клумбы, справа и слева стояли Тимур и Вадим.
- А-а-а-а!!! – заорал Найдёнов на весь лес, развернулся и попёр на своём велосипеде прямо на Саныча. Тот спокойно поднял руку с пистолетом, но его цель только набирала скорость, идя, фактически, на таран.
- Нет, Толстый. Не-е-ет! – взревел Тимур, и зашуршал роликами по асфальту. За ним устремился Вадим.
Расстояние резко сокращалось. Выстрел прозвучал как-то странно громко. Как из мортиры. Велосипед будто наткнулся на бетонную преграду, подпрыгнул  задним колесом вверх и накрыл седока.
Он ещё пытался встать, но запутался, и вновь упал. Ноги под рамой почему-то перекрестились, а брюки намотало цепью. Подъехали Вадим и Тимур, подняли его на ноги. Дёргаться было бесполезно. Он и не дёргался.
Подошёл Доманский, присел. Покрутил переднее колесо, обнаружил в ободе дыру, засунул в неё палец, и покачал головой.
А последним подошёл Макс. Рядом с ним  шла Дарья. Подойдя вплотную, Макс посмотрел преступнику в глаза, а затем неожиданно отвесил такой удар в челюсть, что если бы Тимур и Вадим его не держали, он бы сделал сальто.
- Вот так вот! – сказал Макс, - потом обвёл глазами всех присутствующих, которые, не торопясь, подходили к месту задержания, - или я не прав?

* * *

Далакишвили и Раскатов сидели за приставным столом в кабинете ректора. Напротив, глядя в столешницу, сидел Доманский.
- Ну, и что будем делать, Фридрих Лаврович? – спросил ректор, как обычно, протирая лысину платком. Мягкий взгляд карих глаз и густой бархатный голос не смягчали серьёзность вопроса.
- А что надо делать, Амиран Григорьевич? – Доманский поднял глаза, - я знаю правила, и знаю Ваши права. Меня интересует только одно – откуда стало известно?
- Дорогой мой! – вступил в разговор Раскатов, вставая и вышагивая по кабинету, - не Вам объяснять, что стукачи были всегда. Что они есть везде. И что никогда от них не избавиться. Как же Вас угораздило?
- А вот об этом мы говорить не будем, - Фридрих посуровел, - выносите вердикт без воспитательной работы. Я не мальчик.
- А ведёте себя, как мальчишка! – повысил голос Раскатов, - если Вам наплевать на себя, на неё, и на университет, тогда действительно стоит прекратить разговор!
Доманский резко встал, пугая противника шевелением желваков на скулах:
- Мне не безразлично. Ни одно, ни другое, ни третье. Если можно не исключать девушку – буду благодарен. Для неё – это судьба. А я не пропаду. Хотя тоже очень жаль.
- Жаль ему… - буркнул Раскатов, - головой думать надо! Нет, ведь умница, прекрасный преподаватель, молодой ещё…
- Вот! – перебил его Доманский, - Вы сами сказали – «молодой». Конечно, всё относительно. Но попробуйте понять, это не флирт, не разврат какой-нибудь! Вы… Эх! – он махнул рукой и сел. Лицо его сделалось каменным.
Ректор вертел головой от одного к другому, а потом положил ладонь на бумажку у себя на столе:
- Так, мужики, - он сделал паузу, - письмо подмётное, а значит, и реагировать официально я не обязан. По крайней мере, пока. Оставайтесь, если всё серьёзно у вас. Может, на свадьбу позовёте… лет через пять. Только, ради бога! – он приложил руку к груди, - тихо. Тихо… Господи, как же я устал.