1.
Захар ехал на работу. Полулежа в кресле рейсового автобуса, приятно обдуваемый прохладным, кондиционированным воздухом, он грезил, напоминая слепого сурдопереводчика – его губы беззвучно артикулировали знаменитые пушкинские строки: “Прозрачный лес вдали чернеет, и ель сквозь иней зеленеет, и речка подо льдом блестит”. Ему плавно представлялся он сам с инеем в бороде, посреди избы, пахнущей горящими дровами, в казачьей офицерской форме с газырями, стоящий рядом с большим чемоданом, в который “бабы” (жена и две его дочери) укладывали “водку, гармонь и лосось”. В глазах его стояли слезы прощания с семьей, которую он решительно покидал по двум причинам: первая – дочери отказались ходить в церковь и срезали косы, вторая – сегодня утром жена ехидно посоветовала ему научиться открывать холодильник, обреченно подбирая с пола усыпанные осколками продукты и то, во что превратились ее косметические средства. При этом она, сбросив для удобства халат и совершенно не замечая вызванный к себе супружеский интерес, мстительно информировала любившего порядок и учет Захара о стоимости каждого уничтоженного предмета…
Захар судорожно сплел ноги и задвинул их под автобусное кресло, не имея сил избавиться от навязчивой картины ее отшлифованного, как морской камушек, тела с каракулевой, будоражащей тенью внизу живота. Он вспомнил стыд и унижение, через которые он опять вынужден был пройти, не устояв перед соблазном и предательски забыв о христианском долге и смирении. “Прощай!.. Прощайте!” – сдавлено пролепетал он, брезгливо скорчившись, точно увидел очередной спам со ссылкой на порносайт. Наспех недоупотребленную, жену, (которая, словно гордый индейский вождь, молча отвернулась от покрывшего себя позором индейца), сменили мерзко остриженные дочери, лицемерно уговаривавшие его остаться. Однако надменный офицер с капризным лицом Захара, только странно располневшим, как у любимого им солиста ансамбля “Любэ”, притопнул ногой, перекрестился и патриотично заорал: “Комбат йо комбат, йо комбат!! Бабы! Водка! Гармонь и лосось!…В Москву, в Москву…”
Внезапно на дорогу выскочил кенгуру. От резкого торможения Захара тряхнуло. Он очнулся от грез, стал грустно смотреть в окно. Воздух вблизи разогретой дороги преломлял рафинированные легковушки, пролетающие мимо автобуса с плотно прикрытыми от жары окнами. За пять лет пребывания в Австралии он так и не привык к левостороннему поведению – автомобиль водить не решался, улицу переходил, испуганно и деликатно озираясь, испытывая дискомфорт, как будто пытался левой рукой писать справа налево. Между пальмами знойно мерцал океан, облепленный, как насекомыми, неутомимо карабкающимися серфингистами.
– Надо уезжать, – твердо сказал себе Захар, – пропадут дочки в этом пляжном безбожье. Enjoy and relax!!!! – бараны с лицами улыбающихся манекенов! Страна с застывшим запахом фруктовой жвачки…
“Morning, mo-o-o-rning, mo-orning, мо-о-ня, моня”, – дружно блеял Захар заходящим в лифт сослуживцам, соблюдая утренний ритуал обмена счастливыми улыбками. В ожидании своего этажа пассажиры лифта смотрели вверх, напоминая пингвинов, торжественно высиживающих заветное яйцо, и завистливо провожали взглядом выходящих из лифта, как уже облегчившихся.
Наконец и Захар добрался до своего прозрачного бокса. Клавиши компьютера, облепленные полустертой кириллицей, дробно засуетились под его пальцами – надо было успеть до начала работы послать письма и просмотреть закладки московских сайтов.
“…известная своими патриотическими песнями группа «Любэ» даст 10 концертов в крупных городах России: Новороссийске, Подольске, Ростове-на-Дону, Волгограде, Омске, Тюмени, Ижевске, Белгороде, Липецке, Воронеже. Открытый 30 октября концертный тур группы завершится концертом 3 декабря в Белгороде. На сегодняшнем концерте в Новороссийске присутствуют Дмитрий Рогозин, а также депутат от Краснодарского края Сергей Шишкарев и другие члены блока "Родина". В некоторых городах к Николаю Расторгуеву присоединятся другие лидеры блока, в том числе Сергей Глазьев. «Каких-то конкретных песен про наш блок в программе не значится, – уточнил помощник Дмитрия Рогозина, лидера избирательного блока «Родина». – Но все песни группы и ее солиста Николая Расторгуева очень близки нам и нашим избирателям….
Участники коалиции народно-патриотических сил “РОДИНА”:
Российская партия труда; Партия "Созидание"; Партия "Евразия"; Народно-патриотический союз молодежи; Российская традиционалистская партия; Партия российских регионов; Партия Национального Возрождения "Народная Воля"; Социалистическая единая партия России ("Духовное наследие"); "За Русь Святую"; Социально-либеральное объединение"; Движение "Союз"; "Социал-демократическая ассоциация РФ"; Движение "Родное Отечество"; Председатель Международного объединения кинематографистов Николай Бурляев; Председатель "Фонда героев Советского Союза и Героев России" полковник Валентин Полянский; Председатель "Российской ассоциации студенческих профсоюзов ВУЗов" Олег Денисов; Всероссийское общественное движение "Союз православных граждан"; Народно-республиканская партия России; Партия "Национально-патриотические силы России"; Федеральная лезгинская национально-культурная автономия; Жанна Бичевская, народная артистка России, глава Союза православных женщин; Российский Коммунистический Союз Молодежи; Национальный Демократический Союз Молодежи; Национальная Ассоциация Специалистов Государственного и Муниципального Управления; Союз Молодых Социал-демократов; Конгресс Русских Общин (КРО); Профсоюз Научных и Инженерно-Технических работников; Совет Общества Купцов и Промышленников России”…
“Родина! Еду я на Родину! Пусть кричат: уродина! А она нам нравится! Спящая красавица…” – пробубнил Захар из какой-то другой песни то ли “Любэ”, то ли еще кого-то…
2.
Вадим приехал попрощаться с отцом и застал его за обычным делом – он сидел за столом, сервированным алюминиевой полулитровой кружкой крепкого чая пополам с водкой. Кружка была уже почти пуста. От трубки отца шел сырой дым, как от залитого костра. Глаза, отрешенно направленные в сторону и вверх, как бы выражали приходящую с годами уверенность в том, что чудо следует искать внутри, а не снаружи. Рот, покореженный изделиями случайных слесарей-дантистов, криво подрагивал, издавая звук парикмахерских ножниц. Мощные и красивые руки на фоне довольно хилых и узких плеч и бурый цвет морщинистой кожи делали его похожим на удачно состарившегося рака. Вадим был твердо уверен, что имя сыграло немалую роль в характере отца. Его звали Атос Саскович по моде 20-х годов, когда новорожденных в Якутии нередко называли в честь литературных героев. Как и его тезка, отец был постоянно пьян, при этом ловок, жилист, силен, храбр и предан своему королю – товарищу Сталину. Еще в школе Атос превратился в Атсос, а с годами имя-отчество отца преобразовалось в общеупотребительное – Атсосич. Он стал неразговорчив и изумительно лаконичен – все свои чувства и мысли он упаковывал в комбинации из четырех слов : “Золотко”, “Так”, “На х” и “Ео!”. “Золотком” он называл все, что имело положительную окраску – олень, водка, Советская власть, ружье, пенсия, лодочный мотор, чай, бинокль, дети, клеенчатый плащ, папиросы, латунные гильзы, бейсболка, зубные протезы, собака и иные согревающие душу вещи. “На х” – было антонимом “Золотка”: милиционер, комары, квитанции, самолеты, картонные гильзы, обогатительная фабрика – все, что вызывало сомнение, опасение, пренебрежение, презрение. “Так” означало что-то принятое к сведению, достойное внимания и обсуждения. “Ео” могло обозначать все что угодно – чаще всего удивление, азарт, негодование или реакцию на нечто неожиданное, например, появление рыбнадзора или крысы.
Атсосич отрешенно взирал на стену, где находился вышитый на холсте и полинявший Вождь народов. Под холстом была подпись: “Там, где бег олений, северные огни цветут, о коммунизме, о Марксе, о Ленине заговорил якут” (Турсун-заде). Вокруг гнездились фотографии и вырезки из газет и журналов. Одна из цитат была аккуратно обведена двойной рамкой и констатировала: “По своим размерам Якутия превосходит Францию, Австрию, ФРГ, Италию, Швецию, Англию, Финляндию и Грецию, вместе взятые!!!”. Три восклицательных знака были пририсованы Атсосичем. Среди прочего была на стене и недавно принесенная Вадимом распечатка из Интернета:
“Якуты – сибирские евреи, а так как они (евреи) себя считают избранным народом, то почему бы нам, сибирским евреям, не верить в исключительность своего народа? У русских тоже есть вера в свою исключительность – как носителей истинной православной веры. Наш народ по-настоящему возродился с началом Революции. А бандитов, кулаков и вредителей жалеть нельзя. Их правильно уничтожали.
Если кого-то убивают, то не просто так, значит, он в чем- то все-таки виноват, просто мы об этом не знаем. Не надо все драматизировать. Репрессий в Якутии вообще не было”…
Услышав Вадима, Атсосич молча достал с полки вторую кружку и приготовил еще две порции того, что безусловно относилось к душевным и добротным вещам.
– Золотко? – вопросительно проскрипел он.
– Ну, давай на прощанье, – покорно согласился Вадим, – я уезжаю.
Они чокнулись и выпили, закусив морошкой, размешанной в твороге.
– На х? – после некоторого молчания невозмутимо отреагировал отец.
В Москве деньги платят, – объяснил Вадим.
– Так! – согласился отец, снова перевел глаза на портрет, задумался, потом встал, достал из тумбочки старый нож для разделки оленей и вручил его сыну:
– Золотко, – объяснил он, и подытожил: Ео!
Это был тот самый нож, которым отец однажды чуть не зарезал директора школы, когда узнал, что над Вадимом издеваются ученики и подсмеиваются учителя, принимая искренность и честность его мальчика за слабоумие.
Вадим обнял отца, накинул рюкзак и зашагал к пристани. Скоро он услышал знакомый звук хомуса* – отец грустил по нему, как будто изношенный оперный бас полоскал простуженное горло. В этом массивном, хриплом, заунывном бульканье слышались и дребезжащее “Золотко”, и удивленное “Ео”, и презрительное “На х”. Вадим остановился и замер на ветру, напоминая истукана с острова Пасхи, лицо его исказила одеревенелая улыбка, похожая на оскал убитого зверя с прощальным проблеском почти прикрытых глаз, ноздри жадно ловили знакомый с детства, будоражащий запах реки, студеного ветра и печного дыма …
3.
“Наконец то Россия начинает отходить ото сна”, – твердо начал свой тост Захар, укоризненно глядя на расслабленных (в связи c юбилеем компании) своих новых коллег, увлеченных винно-водочными этикетками и обильно расставленными по столам деликатесами. “Предлагаю встать и поднять бокалы за великое будущее России, которая, я уверен, скоро вновь обретет Силу, Веру, Достоинство, Офицерскую Честь и избавится от власти Золота и Лжи! За простой и добрый Российский народ, за Православие!!” – взволнованно перекрестившись, закончил Захар, торжественно выпивая вместе с 2-3 другими вскочившими от растерянности сотрудниками.
Предыдущие тосты о процветании и благополучии были локальными и масштабировались в пределах фирмы и ее клиентов. Недоумение от такой неожиданной тирады породило недолгую тишину, какая бывает, когда мимо проносят чужого покойника.
– Давайте придушим патриота, – предложил кто-то добродушно, – если его вовремя не остановить, он чего доброго заставит нас и дальше пить стоя и кричать ура, отважно шевеля скулами и угрожающе крестясь. Прошу заметить: православие не единственная религия в России. Россия!.. Россия?! … Откуда столько пафоса?? Россия – это большой детский сад со скрипящими качелями, кастрюлей сизого киселя и кучей поломанных игрушек, воняющих дезинфекцией. В этом детском саду есть, разумеется, “красный уголок”, где вместо прежнего гипсового вождя и граммофона, стоят компьютер, телевизор и иные подарки крупных и мелких спонсоров. Называется этот уголок – Москва. Нам случайно повезло – нам разрешили украшать “красный уголок”. За это мы живем, пьем и едим, почти как спонсоры. Противно, конечно, но все-таки лучше, чем: “Я, ты, он, она – вместе целая страна, вместе – дружная семья”, а “Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди”. И все это “сиськи-масиськи” (систематически то есть).
“Вот именно: России нужен вождь, которого, к сожалению, нет, поэтому нет и будущего, – энергично подхватил тему Вадим, решивший, что и ему , как новому сотруднику компании, уместно предъявить свое мнение, – железная дисциплина, порядок и справедливость – вот что нужно России! Зачем, например, якутам, евреям или татарам офицерская честь и зачем нужны офицеры? C кем воевать? Работать надо и не врать без нужды. Только Вождь, такой как Сталин, способен вернуть все отобранное у народа и восстановить дружбу и равноправие наций в составе прежней Великой России”. “Вы тут в Москве…” – попытался продолжить Вадим, но вдруг прервался, почувствовав, что глаза окружающих превращаются в бинокли, повернутые к нему задом наперед, а сам он, быстро уменьшаясь, становится далеким, туманным и лишним, как дремучий звук варгана на веселой свадьбе. Вадим залпом допил свою водку и угрюмо замолчал…
В застолье наступил идеологический перерыв. Два новых сотрудника, выдавленные общим вежливым отчуждением, переместились в коридор.
– Не врать – это верно! – скорбно ухмыльнулся Захар, обращаясь к Вадиму. – Однако, всех вождей – от Емельяна Пугачева до нынешнего чекиста, тоже поклонника усатого вождя – объединяет неистребимая склонность к бесстыдному, лицемерному и наглому вранью! И знамениты они все своим тщеславием, корыстью и душегубством! Любовь к Родине, вера в Бога, культурные, семейные и моральные традиции, духовное воспитание молодежи, активная гражданская позиция, воинская сила и доблесть, справедливое, выбранное народом правительство – только это может нас спасти, а не привнесенная богатыми и ловкими евреями страсть к быстрой наживе и циничным, заумным рассуждениям.
Оставшись наедине с этим сбежавшим из Австралии чудаком, который был болезненно симпатичен ему своим беспомощным, старомодным упрямством, Вадим (тоже в общем- то сбежавший из далеких краев) испытывал какое-то злобное воодушевление, усугубленное выпитой водкой.
– Народ! Выборы! Доблесть! – брезгливо передразнил Вадим. – Народ ничего толкового выбрать не может. Страна слишком большая, а народ в массе своей ленив, доверчив и туп. Ты тоже тупо все на евреев сваливаешь. Евреи опять во всем виноваты! На рынках таджики виноваты?! На стройках – турки, украинцы и молдаване?! На полях – узбеки?! В производстве и торговле – евреи, вьетнамцы и китайцы?!! А русские – ходят с флажками на демонстрации, голосуют, протестуют, агитируют в надежде на очередного доброго царька! Вот такие идиоты, как ты, и побегут голосовать за благородных депутатов, попов, бездельников-офицеров и “русскую идею”! При Сталине народ пахал, строил и делал научные открытия, не разбирая национальностей и сословий, а если начинал копаться в этом, то, извиняюсь за реминисценцию, начинал копаться в Беломорском канале…
Вадим темпераментно продолжал аргументировать свои взгляды, а Захар почувствовал, что уже устал от этого навязанного ему очевидными обстоятельствами, подвыпившего “якутского интеллигента” без всякого уюта на лице. Из зала, где продолжался банкет, зазвучала громкая музыка, послышался казенный хохот затанцевавших пар. Голос Вадима ушел на задний план и стал чем-то вроде беспомощно скрипящей колхозной радиопередачи…
–… Чего молчишь? Ты согласен? – вопросительно и резко закончил Вадим…
– Не хочу я спорить с тобой, – с досадой ответил Захар. – Надоел ты мне. Советская власть – это смерть… Хотя, может быть, для тундры она и подходит…
Ухмыльнувшись, Захар предательски побрел к танцующим сослуживцам.
Вадим обескуражено застыл на месте. Он вдруг отчетливо увидел глумливые лица школьников, считавших его придурком за его дотошность и прямоту, потом по-охотничьи сосредоточенное на директоре лицо отца, вынимающего нож из-за пояса, потом бросившихся к нему людей и, наконец, себя – с лицом отца, презирающего их …
Кровь со смертельной стремительностью, бордовой пеной вытекала из надрезанного горла Захара. Трудно было поверить в реальность происходящего – будто снимался эпизод телесериала. Захар находился в объятиях коллег, пытавшихся зажать перерезанные вены. Девушка, минуту назад танцевавшая с ним, выла беспомощно и изумленно. Двое добровольцев яростно избивали ногами связанного убийцу, непроницаемо рычащего на полу. Лицо Захара стало приобретать чистые, детские черты. Он беспомощно висел на сочувствующих руках, глаза его стали большими и темными, ресницы удлинились, губы по-детски обиженно дрожали, как будто годы стремительно понеслись вспять, оставляя за горизонтом исчезающий в дрожащем австралийском зное полупрозрачный силуэт недолюбленной жены…
“Игрушный волчик зайчика игрушного задрал, исполнив мой приказ, – а я рыдал”!
• Хомус, или якутский варган, – музыкальный инструмент, представляющий собой изогнутый специальным образом металлический пруток с вибрирующей пружинистой пластиной.