Разложив, как обычно, все необходимое, он начал писать:
Довожу до вашего сведения, что гражданин Кириаш В.Л., проживающий по адресу Курбатовский пер., д. 2А, кв. 6, 24 января сего года в период стояния в очереди за хлебом в булочной № 39 по адресу Б. Грузинская, д. 25, рассказал рядом стоящему гражданину еврейской национальности (фамилия пока не известна) анекдот про очередь, издевательски высмеивающий советский строй. Кроме того, раньше Кириаш говорил о притеснении евреев при приеме в институт, имея в виду своего сына Григория, не поступившего в институт. Кириаш также против экономии электричества в местах общего пользования и назло никогда не гасит свет, уходя из кухни.
Патриот
Патриот по фамилии Затухов высунул язык, обслюнявил и пальцем прогладил конверт. Адрес никогда не менялся и был заготовлен на пачке конвертов заранее. Через три дня комната гражданина Кириаша освободилась, но семье Затухова она не досталась. Эта была уже пятая попытка. Органы, разумеется, знали своего корреспондента, но благодарить почему-то не спешили. Комнату дали Этому, но дали как-то странно, потому что в квартире Этот очутился утром на кухне в полосатой пижаме с полотенцем на плече. Он вышел из своей комнаты так, как будто жил в ней всегда. Сказал всем «здрасте», подмигнул растерянному Затухову и стал обстоятельно чистить на редкость красивые зубы.
Соседи слегка окаменели, и у всех одновременно пригорело что-то из еды.
В образовавшемся дыму Этот куда-то делся. Через полчаса Этот вышел из своей комнаты в виде врача – в халате, белой шапочке и с металлической коробкой со шприцами. Он вызвал всех соседей на кухню, тыча им какой-то документ, уполномочивающий его делать поголовную прививку. В документ поверил только Затухов, сразу узнав в нем знакомые формулировки и резолюции. Прививка, согласно документу, делалась посредством укола в зад. Этот начал с Затухова – всадил шприц чуть выше его хилой задницы, да так, что у Затухова от боли парализовало горло, и он не смог даже заорать. Однако когда полегчало, он никому не сказал о необычайной болезненности укола, с удовольствием предвкушая ощущения остальных. Между тем, Этот вдруг передумал продолжать прививки и еще раз как-то странно подмигнул Затухову.
Этот объяснил свой странный поступок просто: он сказал, что прививка действует только на тех, кто в нее верит, и публично поблагодарил Затухова за доверие к медицине. Остальных соседей он легкомысленно пожурил за проявленную недалекость и удалился к себе...
Ночью Затухову стало плохо – у него невыносимо заболел зуб. Это был зуб мудрости, который, как известно, растет на протяжении всей жизни, но у Затухова он только начал пробиваться в 52 года. Удивительнее всего, что зуб стал пробиваться не во рту, как полагается, а на месте давешнего укола. Боль была жуткой настолько, что не помогла ни выпитая бутылка водки, ни компрессы, ни мази – ничего. Затухов выл, стонал, метался, ползал по полу, таращил глаза, матерно ругался и проклинал Этого. Все усугублялось тем, что жена Затухова осмотрев место, где прорезался зуб, и потрогав его пальцем, вместо сочувствия и помощи стала издеваться над ним, обзывая растущий зуб хвостом, и при этом нагло хохотала.
Утром постучался Этот – в своей мерзкой пижаме и в белой врачебной шапочке. Он неспешно осмотрел больного и, выразив сочувствие, вручил заранее заготовленный бюллетень. Прошедший день ничего не изменил, за исключением того, что зуб заметно подрос и странноватым бугорком торчал сзади. К середине следующей ночи Затухов взмолился, в буквальном смысле взмолился. Поскольку настоящих молитв он, как человек партийный, не знал, то просто молил Всевышнего о пощаде. К утру “больной” перестал что-либо соображать и тихо плакал. Зуб уже прорезал сзади штаны, изогнулся наподобие бивня и, судя по обилию трещин и царапин на мебели, а также по выражению лица жены Затухова, стал серьезной помехой в быту. Губы Затухова трепетали и иногда из них доносился покаянный шепот, в котором, к своему изумлению, жена Затухова среди прочих жалостных слов угадывала фамилии прежних соседей.
Вечером неожиданно явился Этот в прежнем медицинском халате, но без шапочки – с обнаженной бритой головой. Он посмотрел на почти неживое, смирившееся лицо Затухова и вдруг скинул халат. В руках у Этого очутился длинный нож, а сзади зашуршали крылья. Жена Затухова опрокинулась. Этот легко поднял Затухова и со словами «...и приказал Господь Бог отрубить ему хвост, чтобы стал он человеком» ловко выполнил приказание и исчез...