Когда терпение кончилось, я молча ушел. Просто оделся и ушел. Мне нечего было объяснять и незачем. Я вдруг понял, что я нездешний и что свободы мне не достичь никакими разговорами и объяснениями. Мне стало казаться, что люди, окружающие меня, постоянно врут: врут, смеясь и горюя, удивляясь и негодуя, приказывая и подчиняясь, приветствуя и прощаясь, объясняясь в верности и любви и ненавидя, – врут бесконечно, нудно и скучно! Тогда я замолчал, перестал спорить, доказывать, убеждать – внутренне взбесился последний раз, погас, тихо прикрыл дверь и ушел.
Прошел почти год. Внешне я сильно помрачнел. Лицо обветрилось и взбороздилось. Я стал легким и подвижным. Я стал человеком-дворнягой. Меня знали носильщики и уборщицы всех вокзалов, я помогал банщикам убираться и за это бесплатно мылся. Я приходил к закрытию ресторанов, и мне давали что-нибудь, иногда очень вкусное и жирное. Днем я бродил, думал и курил, курил без конца, в основном окурки. Страх давно пропал, и внутри меня поселились покой и счастье. Я пропускал время сквозь себя, как дым сигареты – не спеша и с наслаждением. Мне незачем было говорить – и молчание приятно растворялось в моих размышлениях, а размышления превращались в рассказы и картины и сами звучали и светились внутри меня причудливым образом, вызывая восхищение во мне и становясь непонятными.
Когда наступил сильный мороз, я устал, выпил водки, упал, замерз и умер. Потом я увидел, как кто-то, стаскивая с меня мою куртку, прочитал выпавшую из кармана бумажку, прочитал и отупел, еще раз прочитал: «когда-то капли дождя облетали огонь моей сигареты...», испуганно оглянулся, бросил куртку и быстро побежал.
Я рассмеялся и побрел дальше ...