- Мам, я чуть-чуть не успеваю: ты их встретишь сама? А я следом подъеду, я уже сейчас выезжаю!
Испугалась: как же она сможет – сама? С трудом удерживая выскальзывающую из руки телефонную трубку, нерешительно спросила:
- А ты надолго задержишься, Андрюша?... как я... – и недоговорила, замолчала, чтобы сын не услышал подступающих слёз.
- Нет, совсем чуть-чуть; они уже звонили, через минут десять будут у тебя. Мама, ты не волнуйся, просто покажи им квартиру, а дальше – я сам буду разговаривать. Я уже еду, я быстро!
- Не надо быстро, Андрюша, - испугалась за сына, - я их встречу, встречу! Не беспокойся...
Нина Ивановна положила трубку, медленно присела на диван, оглядела разорённую беспорядком квартиру: узлы, стопки книг, кастрюльки и тарелки на полу... Да так и замерла, ожидая звонка в дверь.
Трудно было представить, что эти неизвестные люди, которые сейчас зайдут в дом, будут хозяйничать в квартире. Выкинут ненужную мебель, обдерут стены и полы, завершая уничтожение ЕЁ квартиры, ЕЁ дома, ЕЁ жизни...
Звонок грубым треском оборвал мысли. Заторопилась, суетливо зашаркала ногами, дрожащей рукой нащупала замок.
- Здравствуйте! Мы посмотреть квартиру, - уверенно-требовательным голосом сказала тёмноглазая холёная женщина.
- Заходите, пожалуйста... проходите, - неловко отступила, пропуская покупательниц.
- Извините, но по телефону мы разговаривали с мужчиной...
- Это сын, он сейчас приедет... Проходите, смотрите.
Сейчас казалось, что всё совсем не страшно: подумаешь, показать квартиру! Нина Ивановна даже улыбнулась, заспешила, легко (как если бы ей приходилось продавать свою квартиру каждый день) повела рукой:
- Две комнаты, это – гостиная, там – спальня. Смотрите.
Покупательниц было двое. Первая, «холёная» - немолодая красивая женщина, по-хозяйски уверенно прошлась по квартире, оставляя за собой ароматный след. На лице её появилось брезгливое недовольство и, выдавая истинный возраст, выступили скрытые густой косметикой глубокие морщины.
- Да тут нужен капитальный ремонт! – громко объявила она, бросила презрительный взгляд на приготовленные к переезду вещи и требовательно добавила, - кухню покажите!
- Да, конечно, смотрите, - негромко сказала Нина Ивановна.
Вторая женщина, чуть моложе, жёлтоглазая и тихая, осторожно обходила узлы и коробки, и почему-то старалась не смотреть Нине Ивановне в глаза.
- Господи! – раздался эхом усиленный голос «холёной» из кухни. – Сколько лет тут окна не мыли?!
Нина Ивановна помолчала, под пристальным взглядом покупательницы тихо ответила, мол, несколько лет назад, когда ещё муж был жив, а сейчас... Но «холёная», не дослушав, оборвала:
- Давайте посмотрим ванную.
Нина Ивановна терпеливо, иногда прикрывая глаза, отвечала на бесцеремонные вопросы; с каждой минутой чувство унижения становилось всё невыносимее и горше.
Она увидела свою квартиру чуждо-наглыми глазами: грязь, запустение и нищета.
Безысходно отвечала на вопросы, внутренне молясь, чтобы скорее приехал Андрюша. Отвечала, словно отдавала себя, свою жизнь на растерзание; каждая фраза давалась с трудом.
- Но ваш сын-то приедет?! – тёмные глаза покупательницы впились в неё, требуя ответа.
- Да, да... сейчас, подождите немного...
Как же хотелось, чтобы они, наконец, ушли! Нет, нельзя – надо дождаться сына, пусть покупают, пусть ему будет полегче...
Нине Ивановне хотелось плакать, но она понимала, что надо вытерпеть. Прижав парализованную руку к болящей груди, она поискала взглядом, куда бы сесть и поняла, что стульев уже нет, что сесть теперь можно только в комнате, на диван.
- Послушайте: у меня такое впечатление, в этой квартире никто не жил! – «холёная» повысила голос и возмущённо округлила глаза. «Тихая» опустила голову и почти неслышно выдохнула.
- Я... живу... – с трудом выговорила Нина Ивановна, чувствуя, как знакомая беспомощная слабость отнимает все силы.
- Нет, ну почему так грязно-то?! – не унималась «холёная».
Нина Ивановна задохнулась, губы задрожали, не подчиняясь; она пыталась что-то сказать и не могла. Собрав все силы, очень тихо, стараясь не расплакаться, она начала отвечать:
- Мой муж... лежал три года парализованный... у меня... после операции... грудь мне отняли, был инсульт, - слёзы тихонько сползали по морщинкам, но голос окреп, - рука теперь не действует. Сейчас сын к себе забирает, ему так легче будет – ко мне-то, через весь город, не наездишься... А у них только что родился второй ребёнок, Оленьке и так забот хватает... Андрюша на двух работах работает, чтобы...
Неожиданно «тихая» коснулась её плеча:
- Не плачьте, пожалуйста...
Жёлтые глаза открыто смотрели в глаза Нины Ивановны, и она поняла, почему «тихая» всё время прятала взгляд – ей было стыдно и больно. Но тёплая просьба только подхлестнула слёзы.
- А что такого я сказала?! Ну, извините, если я вас обидела! – недовольно, с возмущением, заговорила «холёная», - я же просто спросила! Очень грязная квартира! Как будто здесь никто не живёт!
Нине Ивановне стало стыдно, что её так обидело это «просто спросила»; стыдно - что она не смогла сдержаться и расплакалась. Утирая слёзы рукой, пробормотала:
- Андрюша сейчас приедет...
«Тихая» подошла к карандашному портрету, ещё висевшему на простенке с выцветшими обоями:
- Интересный портрет... Это... ваш сын?
Нина Ивановна кивнула, подошла к неровно висящему портрету, поправила, провела рукой по запылившемуся стеклу:
- Да, это Андрюшенька рисовал.
- Автопортрет? – мягко улыбнулась «тихая», - Он художник?
- Да, он закончил худ-граф. В школе сейчас работает, учителем, - этот портрет она любила больше всего: он напоминал маленького Андрюшу, с припухлыми губами и ясным, ласковым взглядом.
- А где у вас гараж? В объявлении было написано про гараж и сарай! – перебил голос «холёной».
Нина Ивановна заторопилась к окну:
- Вот, смотрите: видите ворота? Это въезд в гаражи.
- Подземный? – удивилась покупательница.
- А сарай – вон там, подальше... Видите, на стене что-то нарисовано? Это муж когда-то нарисовал: туда ленивые соседи мусор выбрасывали, чтобы до мусорки не идти, так он нарисовал огромную свинью и подписал: «Ты же человек, а не свинья!»
Нина Ивановна заулыбалась воспоминаниям.
- Интересный человек был ваш муж, - ответно улыбнулась «тихая».
- Да, он заслуженный учитель, эту квартиру нам дали, когда он...
Нина Ивановна замолчала: она вдруг вспомнила, что продаёт квартиру; что больше никогда не сможет смотреть в это окно. Никогда не сможет увидеть тот сарай, гараж...
Полочки, сделанные мужем... возрастные отметины на косяке двери... ковёр, по которому начинал ползать Андрюша... кухня, которую они вместе обклеивали клеёнкой... – всё это уже никогда нельзя будет потрогать, увидеть, почувствовать...
Вернулась слабость, боль. Выступили слёзы, Нина Ивановна закрыла глаза, пытаясь их остановить: сейчас приедет Андрюша, расстроится, если увидит, что она плачет.
Она услышала его раньше, чем распахнулась дверь: сын, его лёгкие шаги. Вот он привычно входит в дом, по привычке вытирая обувь о ненужный сейчас половичок; он улыбается... и она потянулась к нему навстречу, заулыбалась ответно: «Андрюшенька...»
- Здравствуйте. Уже посмотрели? Мам, ты... – он поцеловал Нину Ивановну, увидел следы слёз и изменил вопрос, - ...собираешься потихоньку?
Повернулся к покупательницам, немного скованно заговорил:
- Извините, мама к переезду готовится, а у нас с женой квартирка маленькая, мало что поместиться сможет. Поэтому такой беспорядок.
- Мы посмотрели, - уверенно заговорила «холёная», изогнув точёные брови, - а почему так дорого?! Квартира ремонта требует!
- Понимаете, - начал объяснять сын, - если мы продадим по этой цене, то сможем заплатить за долевое...
- Это понятно, – не захотела дослушивать покупательница. - Но почему...
Нина Ивановна слушала и не слышала разговор: она не сводила глаз с родного лица. Андрюша рядом - и боль прошла, и ей хорошо и спокойно; он сможет, он всё уладит, он договорится.
Конечно, он всё понял, родной – вон как напряглось его лицо; он всегда чувствовал, когда ей было плохо...
Заметила на себе взгляд «тихой»: она по-доброму улыбалась, наблюдая за нею и сыном. Рядом с сыном Нина Ивановна почувствовала себя такой защищённой, что даже тихонечко спросила:
- Вы сёстры?
- Да, - шёпотом ответила «тихая».
- Как вы не похожи, - покачала головой.
- Да, - подтвердила та, – хоть и родные. Мы очень много лет прожили далеко друг от друга.
- Родные...
Замолчав, она смотрела, как Андрей разговаривает с покупательницей; не понимая, вернее, не слыша слов, по выражениям лиц она пыталась догадаться: состоится сделка или нет.
Андрей увёл покупательниц осматривать гараж и сарай, успокаивающе кивнув ей напоследок.
Нина Ивановна бессильно опустилась на диван, через пару минут спохватилась, с трудом поднялась, чтобы посмотреть в окно, на Андрюшу.
Она стояла у мутного стекла, прижав здоровой рукой недействующую к груди, смотрела на сына – легко шагая, жестикулируя, он что-то объяснял покупательницам.
Сейчас ей было почти всё равно – кто будет жить в её квартире, что станется с мебелью и вещами, лишь бы... Слёзы всё текли и текли.
Дрожащей рукой перекрестила сына: «Господи, пусть у него получится... пусть ему будет полегче...»