О том, что утром будет нечто из ряда вон выходящее, знали все. Незримую границу Калмыкии теплоход пересёк где-то в половине шестого утра. И тут же на безмятежной утренней глади появилась моторка… вторая… третья… уже десяток…. Лодки догнали теплоход и неслись вровень с ним, как индейцы, приступом берущие поезд в фильме-вестерне. На воде сложным рисунком пересекались крупные волны от движущегося теплохода и более мелкие – от моторок. Лодки, в каждой из которых сидело 2-3 дочерна загорелых рыбака, преимущественно калмыки, прыгали на этих водяных «ухабах», как цирковые скакуны, перегоняли друг друга, «подрезая» перед самым носом. С главной палубы, где мы стояли, видно было содержимое лодок: в них, как бревна, лежали огромные осетры, белуги, сомы… Невозможно было поверить своим глазам, видя такое! Синхронизировавшись с ходом нашего судна, «индейцы», как и положено в вестерне, стали на ходу перепрыгивать на борт; несколько успокаивало то, что цели у них были сравнительно мирные: рыбу продать. Огромный, с человека, осётр шел за 300 рублей. Пару гигантских сомов, которых с трудом втащили на палубу, повариха купила за 50 рублей. Покупала преимущественно команда: у пассажиров не было возможности сохранить осетрину: на всех был один-единственный крошечный холодильник. Команда находилась в преимущественном положении. На вопрос, не разрешат ли положить в «промышленный» холодильник хоть пару килограмм, с металлом в голосе отвечали «Нет!». Ну что ж, у каждого свой бизнес. По крайней мере, теперь мы поняли, почему на нашем «Комарно», которое на второй же день было негласно переименовано в «Кошмарно», команда с самого начала относились как к нам, пассажирам, как к досадной помехе. Главное – дойти до Цаган Амана, затарить холодильники – и скорей бы обратно, вверх по матушке по Волге…
Шестисотграмовую банку икры я купила за сумму, эквивалентную 18 долларам. А тем временем рыбаки-браконьеры уже с меньшим энтузиазмом скакали с борта в лодку и назад, и, наконец, под прощальное: «Бери, а? Дёшево отдаю!» - одна за другой лодки с недопроданной рыбой стали покидать «Комарно».
- А куда они денут то, что не продали? – спросила я кого-то из команды.
- Тут же в воду выбросят. Рыба им не нужна, не купили её - и не надо. Им главное – икра, - ответил тот.
- А что же их рыбоохрана не ловит?
- Их? Да у них у каждого по калашу под банкой, сунься к ним! А то ещё - рыбу в воду, и всё, катаемся, мол.
Печально, но факт: осетровое стадо Каспия, а вместе с ним самый дорогой и самый престижный в мире продукт – чёрная икра, то богатство, каким никогда не обладала ни одна страна мира, роскошный символ России княжеской да купеческой, сегодня практически полностью уничтожено. Уничтожено нами же самими. Не так давно (скажем, в Отечественную войну) Россия вылавливала до 20 тысяч тонн осетровых в год. При Брежневе – 10 тысяч тонн. Ещё 2 года назад чуть-чуть не дотянули до 2 тысяч. В 2000-м году суммарный улов 4-х прикаспийских стран (кроме Ирана) составил 700 тонн. Правда, по данным Каспийского НИИ рыбного хозяйства (КаспНИРХ), браконьерами за тот же период выловлено порядка 10 тысяч тонн. Ну да ничего, недолго браконьерам резвиться: по прогнозам специалистов, если дальше дело так пойдет, через два года каспийское стадо осетровых прекратит своё существование.
Справедливости ради надо сказать, что не только браконьеры повинны в падении численности осетровых. Еще в 60-х годах люди впервые увидели осетров, всплывших брюхом вверх после аварийного сброса с Волгоградского химкомбината. Но это была сиюминутная гибель, очевидная и поддающаяся учёту. А как измерить ежедневное, медленное, длительное воздействие токсичных веществ? Отдельно взятая особь от этого, как правило, не умирает, но её потомство уже менее жизнеспособно, и так по нарастающей. В 80-х годах у осетров была обнаружена миопатия – болезнь, сопровождающаяся расслаблением мышц. Тело осетра становится мягким, его можно продавить пальцем на несколько сантиметров. Понятно, что внутренние мышцы так же теряют тонус, и икрометание исключается. От такой рыбы получить потомство нельзя, да и не надо. Кстати, первое потомство белуга, например, дает в возрасте 16-18 лет (прямо как человек!). Только до этого детородного возраста ей ещё дожить надо.
Период борьбы против загрязнения окружающей среды в нашей стране счастливо совпал с остановкой 90% предприятий. Волей-неволей вода в Волге (а, соответственно, и на Каспии) стала почище. Но стране (точнее, уже странам – России, Азербайджану, Казахстану) надо было как-то выживать, и тут выручить могли только нефтедоллары. Есть технологии «нулевого цикла», позволяющие исключить загрязнение моря при добыче нефти. Но нефтяным компаниям (за редким исключением) не до того. Азербайджан традиционно сбрасывал и сбрасывает все отходы нефтедобычи в море, и морская вода вблизи нефтепромыслов содержит десятки ПДК нефти, а оттуда эта нефть помаленьку расплывается по остальной акватории. А тут еще подъём уровня Каспия, в результате чего наземные скважины на побережье Казахстана оказались под водой со всеми вытекающими (простите за невольный каламбур) последствиями. Какие уж тут осетры? Как говорят в КаспНИРХ, рыба и нефть несовместимы. И выбор нашего (не только российского) общества всегда будет в пользу доллара в руках, а не осетра в море.
В лихую годину, когда человек становится на грань выживания, он все менее способен думать, так сказать, о вечном. Голодное брюхо много к чему глухо, не только к учению. Ведь часто браконьеры-исполнители, непосредственно вылавливающие осетров, просто не имеют иного источника существования. Простой пример: недавно я побывала в одном из прибрежных поселков, который затапливался и впредь будет затапливаться каспийской поднимающейся водой. Меня удивило множество строящихся частных домов, тем более, я знала о том, что для людей, пострадавших от наводнения, были построены квартиры в городе. «А что они там будут делать? – ответили мне, - они рыбаки, и здесь у них есть работа».
Главные деньги, конечно, оседают не в тех лодках, пусть даже и с автоматами под банкой. Дело в том, что у простых браконьеров « с рук» килограмм икры – долларов 30. А официальная цена на мировом рынке - 3 тысячи долларов. Общеизвестно, что любая мафиозная «цепочка» дает самую малую прибыль исполнителю и самую большую – верховному организатору любой подобной деятельности, будь то наркотики, заказные убийства или что вам угодно домыслить. А схватить за руку такого организатора, который лично как бы ничего и не делает – не просто трудно, а почти что невозможно, тем более для тех органов, которые занимаются ловлей браконьеров. Тут ФСБ надо, однако…
Не хочу, чтобы у читателя сложилось впечатление, будто я хочу так представить дело, что с браконьерами никто и не борется. Есть органы рыбоохраны, есть милиция, и даже морские пограничники подключились к «отлову» браконьеров. Есть километры отобранных сетей и десятки конфискованных плавсредств. Возможно, если бы не усилия этих служб, то уже сейчас никаких осетров бы на Каспии не было.
А также если бы не усилия тех, кто разводит и выпускает осетровую молодь - «Севкаспрыбвод» и его отделения. Но деятельность эта достаточно сложная, к тому же выпущенные на волю мальки зачастую погибают.
Возможно, рыборазведение оказалось бы (да и было в свое время!) очень эффективным средством восполнения рыбных запасов Каспия, когда бы не были так могущественны два «естественных врага» осетра – браконьер и нефтедобытчик.
А впрочем, что на других кивать. Сами-то мы каковы? Ну, купила я банку этой, хуже чем ворованной, икры. Ну, съели мы ее, вкусная икра была. Остальные, кто был на теплоходе, тоже покупали. Что мы, счастливее стали от этого? Что, не могли обойтись без этой икры?
Так нет же, поддержали браконьеров материально.
Вот и выходит, что происходящее сегодня истребление осетров осуществляется с нашего – общего! – молчаливого согласия и соучастия…
2001