Я стояла на остановке в 5 утра. В черном осеннем пальто. Но на дворе-то, черт побери, зима, поэтому мне было чертовски холодно. Я понимаю, что девушке с двумя дипломами, один из которых филологический, не полагается употреблять производные от слова черт два раза в одном предложении, но мне на это, пожалуй, плевать. Вы уж меня простите.
Так вот, почему я в осеннем пальто, спросите? Денег не было. А пальто было. Выбора не было. А пальто было. Поэтому я мерзла, чертовски мерзла! Зато я выглядела такой тоненькой и маленькой в этом черном пальто.
Мне это нравилось. Все к лучшему. Даже когда нету денег на зимнее пальто, это к лучшему. Потому что в осеннем я маленькая и тоненькая.
Что я делала на остановке в 5 утра? Черт знает. Сейчас я уже не помню. Но догадываюсь, что, вероятно, я дожидалась транспорта. Опасливо скребла по карманам, предполагая, что на такси мне не хватит. Справедливо предполагала, пожалуй. Но, так или иначе, на улице не было ни души. Никто не ковырял гололед зимней резиной.
А я, маленькая и тоненькая, стучала зубами и припоминала, что из моей требухи может воспалиться от этого чертового холода.
Я бы расплакалась, наверное, если бы пробыла там еще минуту. Я чувствовала, как мутится мой жалкий разум.
Но тут рядом со мной притормозил фургончик. Убогий и потрепанный, такой же как я!
Он был с правым рулем. Я была левша. Забавно. Водитель попытался опустить стекло, но оно застряло на середине своего пути, быть может, последнего. Дядечка высунул нос в морозную пустоту и пробормотал нечто совершенно нечленораздельное. Мои телепатические способности меня не подвели, я догадалась, что он предлагает подбросить. Рядом с ним, в кабине, было место, но он отправил меня назад, в грузовой отсек этой чертовой развалюхи.
Мне было наплевать. Честно.
Я забралась в темное нутро сего транспортного средства и принялась дышать на замороженные пальцы. Куда он меня повезет, зачем - мне было наплевать. Водиле, похоже, тоже. Он не потрудился уточнить, куда мадемуазель держит путь. Впрочем, я больше была похожа на потасканную ****ь, а не на мадемуазель. Притом на полоумную *****. Простите.
В фургончике пахло мокрой шерстью и темнотой. Нечто ткнулось влажным носом мне в коленки. Собака! Черт побери, собака! Вы знаете, я люблю собак. Псина потянула меня в другой конец фургона, ближе к водительской кабине, предусмотрительно отделенной от этого чертова бункера решеткой. Наверное, это было неспроста. Но, как я уже сказала, наплевать.
Пригнувшись, я, вслед за собакой, пробиралась к подобию сидения, которое узрела в уголке, прямо за спиной водителя. Пока я преодолевала этот нелегкий путь мелкими шажками, меня угораздило наступить на кое-что мягкое, и, видимо, живое. Кое-что сдавленно зашипело, машина совершила неожиданный кульбит, я стукнулась башкой и шлепнулась на сидение, смачно чертыхнувшись в унисон с водилой.
Под крышей фургона загорелась голая лампочка, похожая на висельника. Я невольно зажмурилась, а когда открыла глаза, увидела, что помимо собаки, машина полна другой живности. Это были какие-то толстые облезлые животные с огромными прекрасными глазами и топорщившимися в стороны ушками. Несмотря на угнетенный вид, эти твари были прекрасны!
Я принялась разглядывать их и эту тачку, которая везла меня черт знает куда, и тут я увидела такое...! Я даже взвизгнула, ей богу! И мгновенно меня бросило в пот, хотя минуту назад я была готова упасть в холодный обморок.
Вместо колес у автомобиля были эти звери! Нет, я серьезно! Они бешено перебирали лапками по асфальту, и мы двигались вперед с весьма приличной скоростью. Километров восемьдесят в час точно делали. Потом я даже подглядела на спидометре - 78 километров! Специально для вас, мои маленькие любители точных цифр.
В ответ на мой перепуганный вопль водитель заржал, а пес подошел ко мне вплотную и положил голову ко мне на колени. Это было так... Особенно... Я чуть не расплакалась, правда. Я про пса, а не про водителя, если что.
Это, кстати говоря, был пойнтер.
Я гладила собаку. Мужик за рулем молча вел свою груду гнилого металла.
А мне было наплевать, слышите? Наплевать!
Только зверьков, которые скребли когтями по асфальту, было жалко. Хотя они, кажется, не особенно страдали от своей участи.
Мы приехали. Это был дом, такой же дрянной, как этот чертов фургон и мое поганое настроение. Водила вылез из кабины и закурил. Я тоже была не прочь выбраться из этой затхлой железяки, ибо меня мутило и кружилась голова. Нет, меня не укачало. Меня вообще никогда не укачивает в транспорте! Никогда!!! Слышите?! Ни в каком транспорте! Просто мне стало дурно от всего происходящего.
Так вот, я хотела было встать, но для этого нужно было спихнуть с колен голову пойнтера. Это показалось мне кощунственным действием, посему я продолжала недвижно сидеть в уголке.
- Выметайся оттуда! – проорал мужик.
Я вздохнула. «Даже не знаю, что ответить на такое беззастенчивое гостеприимство», - подумала я, маленькая и тоненькая, обнимая собаку. Пес, казалось, задремал.
Водитель распахнул дверцы фургона, уставился а меня и захохотал:
- Чертов кобель! Его бабушка согрешила с единорогом, голову на отсечение даю!
- Где же мой топор? – пробормотала я в сторону. Но сей бравый муж то ли сделал вид, что не слышал моего едкого замечаньеца, то ли и вправду был туговат на ухо.
Он обратился ко мне:
- Ты девственница?
Этот вопрос… Он не то что бы не понравился мне… Нет. Он просто застал меня врасплох.
- Вообще-то, сначала полагается спросить что-то вроде «Как тебя зовут, деточка?»
- Мне наплевать как тебя зовут.
- Взаимно, - соврала я. На самом деле, мне было дико интересно, кто он такой и как его зовут. Ибо я наконец-то разглядела его. А он, кажется разглядел меня. И преобразился. Снял старомодную шляпу и галантно раскланялся:
- Я – охотник на манулов, - представился, типа. – А теперь – выметайся.
Манулы – это, видимо, те звери, которыми был набит кузов.
- Но я не могу двинуться с места, пока на моих коленях лежит голова вашего прелестного охотничьего пса! – отмазалась я. Мне не хотелось уходить, и на то у меня было множество причин.
Но мое возражение оказалось хрупким, как хрустальный рог королевы. Охотник свистнул, и пес рванул прочь от меня.
- Выметайся, - повторил он снова.
Теперь мне пришлось выполнить его настойчивую просьбу.
Я вышла на свет божий, выпрямилась, зевнула, потянулась.
Охотник смотрел на меня так, будто сейчас подмигнет и предложит расписаться кровью на квитанции о получении вечной молодости.
Куда это он меня привез? Место, кажется, знакомое. Да. Я уверена, я бывала здесь в детстве. Детство у меня было странное. Да и место это… Брррр, ребятки. Мне опять стало холодно, может быть то не зима, а Охотник виноват. Он разглядывал меня будто ружье перед покупкой. Врезать бы ему по брутальной физиономии. Привез меня черт знает куда, вокруг ни души, какие-то покосившиеся одноэтажные домики, а вдалеке и вовсе какой-то постапокалиптический пейзаж. Говорила мама, не садись в машину к незнакомым дяденькам, даже если они пообещают тебе шоколадку, трон тридесятого царства и вечную любовь. А этот ничего и не обещал – сама прыгнула, два раза звать не пришлось.
Впрочем, не думаю, что мне придется об этом пожалеть. Давайте я лучше вам расскажу про Охотника.
Это был такой холодный и большой тридцатипятилетний мужик. Нет, не мужик. Мужчина. С морщинками вокруг глаз и губ. С обветренной мордой и выцветшими глазами. Как будто в них долго-долго капал дождь и сточил до основания весь цвет. Мне даже представилась такая картина: вот он лежит, безмолвный и бездыханный, с раскинутыми в стороны руками, с настежь открытыми глазами, и туда капают то большие как море капли, то маленькие, как иглы. И в каждой этой капле тонет крупица его синевы и исчезает, исчезает... Как будто он плакал наоборот. Представляете? Я и сама чуть не расплакалась, настолько правдив был этот мираж.
Волосы его были какие-то серые, длиннющие и спутанные, как паутина. Мышиный король, подумалось мне. Мне иногда и не такое думается, глупости любят мою душу. И зубы тоже серые. Нет, на самом деле они, наверное, были вполне себе нормальные, но из-за волос я видела серыми и их. Высокий, выше меня на голову, не меньше. И надменный такой, казалось, только потому не задирает нос, что так на меня смотреть будет неудобно, сверху вниз.
Шляпу какую-то старомодную нахлобучил. Вид у нее был агонизирующий, вот-вот испустит дух и обратится в прах, но, черт побери, она ему так шла!
В нем не было харизмы, он был жуток. Особенно в контексте этой абсурдной ситуации.
Знаете, что в нем было самое странное? Вот что: все мужчины с первой минуты пересечения наших дорог для меня делятся на тех, кого мне хочется поцеловать, и на тех, кого нет. А этот… Я не знала, к каким его отнести.
Он отвернулся от меня и пошел к дому, такому же древнему, как его шляпа. Он делал большие шаги, ритмично и плавно, что аж укачивало. Будто только пешком и ходил. У тех, кто ездит, не бывает такой походки.
Я последовала за ним. Зачем? Ну а куда мне еще идти? Как говорил великий французский лис, мы в ответе за тех, кого привозим в чертовы ****я. Пусть отдувается. Я же, в самом деле, не просила его останавливаться, я даже не голосовала, я просто стояла и гибла от холода…
Вы знаете, бывают такие сны, в которых все происходит абсурдно и удивительно, и ты в них будто бы королева бала. Но внутри – ледяная отрешенность. Будто бы не ты, будто бы не с тобой. Будто в любой момент щелкнешь выключателем, стукнешь каблучками красных туфелек, сломаешь волшебную палочку или разобьешь яйцо с чьей-то смертью и воткнешь иглу в свой воротничок… Да не важно, что ты сделаешь, главное, что все тут же канет в небытие, а ты – целая и невредимая, нерастоптанная, нераспятая, вернешься в свой уютный мирок, подальше от этих злых сказок.
Так вот, все происходящее походило на такой сон. Хлопая полупустыми глазами, я, вслед за охотником, приоткрыла обитую железом дверь и протиснулась в домик. Никакой прихожей, никакого коридора – дверь с улицы вела сразу в комнату. Комната большая и с кроватью. Кровать тоже большая. Провисшая, как гамак. Скрипящая, как черт знает что. Но сесть было больше некуда.
Под аплодисменты душераздирающего скрипа я примостилась на этом чуде советского мебельпрома и положила ручки на коленочки, эдакая пай-девочка. А еще, я расстегнула пальто. Хотелось поскорее пропитаться домашним теплом. Пока не выгнали.
За стеной Охотник говорил с человеком о сделке. Они громко торговались, но повышенные тона не разрешили их спора. Охотник не хотел отдавать манулов за бесценок. Наконец они сошлись в цене и вывалились из недр дома в комнату, где я ожидала развязки. Тут-то я и увидела покупателя манулов. Это был мелкий человечек с мокрыми глазами. Он сплюнул на пол и гневно покосился на Охотника:
- А эта что тут делает? – тут на его лице, похожем на сморщенный кулачок, отразилась тень мысли, и он добавил: - Это никак бонус к сделке? Купи манула и получи девку в придачу?
Охотник нахмурился и бросил мне:
- Я же сказал, убирайся отсюда.
Я промолчала. Я не умею отвечать грубостью на грубость.
- Я пойду выгружу тварей, а ты разберись тут со своей девкой! Чтоб духу ее здесь не было. Иначе скормлю котам.
- Ей можно найти применение и получше… - ухмыльнулся Охотник, косясь вслед мелкому человеку. Когда тот хлопнул дверью, Охотник одним прыжком приблизился ко мне и всей своей тяжестью расплющил меня по кровати.
Это было неожиданно, но удивления и испуга я не почувствовала. Да и казалось, что я еще успею хлопнуть в ладоши и убраться из этой мерзкой сказки.
«Душить будет», - подумала.
Но когда Охотник схватил меня за грудь, я поняла, что ошиблась.
Но я не хотела его целовать.
Об остальном и речи быть не могло. Я не боялась, я просто не хотела. И сказала ему об этом. Наивно было полагать, что это его остановит, но осведомить его я была обязана.
- Кричать я не буду, - зачем-то добавила я. Холодно и спокойно.
- Ннну и не кричи… - он стаскивал с меня пальто. Это злосчастное пальто, в котором я выглядела такой тоненькой и маленькой.
Я ударила Охотника сапогом по челюсти, и антикварная шляпа по причудливой траектории спланировала на пол. Охотник на это очень обиделся и снова придавил меня к кровати, яростно хрипя. Я оскалилась, подмигнула ему и рассмеялась. От моего смеха он вздрогнул, как будто я уколола его спицей в зад.
Я часто-часто заморгала глазами и взмолилась:
- Отпусти меня, добрый молодец, я тебе еще пригожусь! – и снова захохотала. Маленькая и беспомощная, я смеялась ему в глаза, в зубы, в душу.
От этого у Охотника, кажется, пропало желание. Он слез с меня, поднял шляпу, но не надел ее. Его длиннющие серые волосы улеглись в соблазнительном художественном беспорядке. Бесцветнные глаза сверлили во мне дыры. Я же, как ни в чем не бывало, лежала на этой кровати, насмешливо глядя на Охотника, и даже не пыталась поправить задранную майку. Затем мне наскучило играть в гляделки, и я попыталась встать. Не так то это было просто сделать, ведь эта чертова кровать в середине провисла почти до пола.
И тогда Охотник подал мне руку.
- Ишь ты, у насильника проклюнулась галантность! – сказала я, принимая помощь.
- Да ты остра на язычок, не только хохотать умеешь… - попытался улыбнуться Охотник, но я то знала, что мой смех свинцом осел в его душе.
Я могла бы добить его, расхохотавшись еще раз, сейчас, но не стала. Пожалела. Глаза и волосы почти одного цвета. Сейчас я должна уйти.
- Постой.
Это он сказал. Хоть я и не двинулась с места. Только подумала.
- Иди сюда.
Это тоже сказал Охотник, хотя я стояла на расстоянии вытянутой руки.
- Иди.
Он сделал шаг в мою сторону. Я метнулась прочь и угрожающе улыбнулась.
- Только не смейся больше… - в голосе этого седого самца проскальзывали умоляющие нотки.
Я кивнула, и он быстро и тихо заговорил:
- Сейчас ты должна уйти. Но ты ведь не хочешь уходить насовсем. Я кое что оставлю тебе.
Охотник достал из кармана толстый черный маркер и встал передо мной на колени. Разгладил рукой майку на моем животе и написал на ней маркером номер. Номер аськи.
- Пиши…
Закрыл маркер крышечкой и убрал в карман. Но на ноги не поднялся.
Тогда я оттолкнула его и ушла.
Дома я надралась как свинья, расставила на подоконнике пустые бутылки и смотрела сквозь них на черное небо. Просила у луны совета и чертыхалась. А потом написала.
Ведь мы в ответе за тех, в чьи души поплевали свинцом.