С руководителем полярной экспедиции «ТрансАрктика 2006» Георгием Карпенко я встретилась в первые дни после завершения этой уникальной полярной экспедиция. Долгий и опасный путь наши отважные соотечественники – Георгий Карпенко и Артур Чубаркин прошли на собачьих упряжках автономно. До них этого не сделал никто!
Другие фотографии экспедиции "ТРАНСАРКТИКА 2006" можно посмотреть здесь: http://foto.mail.ru/mail/janneta2001/308
– Георгий Николаевич, пожалуйста, расскажите нашим читателям о себе, о других участниках экспедиции. Почему в нашей прессе так мало было информации о Вашей экспедиции, и о Вас?
– Может быть, потому что я мало бываю дома? По основной профессии я строитель, строил БАМ. На парусной яхте Урания обошел вокруг Скандинавии, ходил на яхте в Антарктиду, побывал в районах Полярного Урала, Ямала, Таймыра, прошел на лыжах до Северного Полюса, на собачьих упряжках по побережью Чукотки и Таймыра. Мастер спорта по туризму, действительный член Русского Географического Общества и Ассоциации Полярников, Член Союза писателей России. Могу продолжить, но, думаю, этого достаточно. Что же касается моего напарника, его зовут Чубаркин Артур Владимирович. Он врач, на парусной яхте ходил в Антарктиду, участвовал в лыжных и водных походах, ходил на собачьих упряжках. Он тоже мастер спорта по туризму, и действительный член Русского Географического Общества. Постоянно живет в г. Тольятти.
– Георгий Николаевич, чем Ваша экспедиция так уникальна? Неужели за всю историю освоения Арктики никто так и не сумел достичь Северного Полюса на собачьих упряжках?
– Конечно, такие попытки были, и неоднократно. Формально первопроходцами считаются американцы Фредерик Кук и Роберт Пири. Но их экспедиции нельзя назвать автономными. Значительную часть пути с Куком шли эскимосы группы обеспечения. Осуществив заброс, они вернулись на большую землю. Фредерик Кук убивал своих собак, чтобы прокормить оставшихся, питался мясом убитых медведей. И главное, – на обратном пути, дойдя до воды, Кук просто бросил своих собак на льдине. Что же касается Пири, он пользовался устроенными для него складами на всем пути следования экспедиции, сам же ехал налегке. Ну и, кроме всего прочего, сделав серьезный анализ отчетов этих экспедиций, ученые сегодня сильно сомневаются, что Кук и Пири вообще достигли Северного Полюса. Сегодня есть основания предполагать, что исследователи ошиблись в своих расчетах. Все же последующие экспедиции, в том числе знаменитых собачников - Бьерна Стайба, Уолли Херберта, Наоми Уэмура и Уилли Стигера на маршруте регулярно пополняли свои запасы с помощью авиации. В наше время от земли до Северного Полюса автономно дошли лишь три-четыре десятка лыжников. Вот и получается, что ходили многие, а на собачьих упряжках да еще автономно, до нас этого не сделал никто!
– Судя по тому, что мы уже знаем, к покорению Северного Полюса Вы готовились основательно, на протяжении долгих лет. А как Вы стартовали?
– Около 10 дней накануне выхода мы провели в Норильске, готовили собак, снаряжение, продукты питания. Одновременно вели переговоры о заброске нас на мыс Арктический. В конце февраля вертолетом через Диксон мы вылетели к месту старта, и первое, что мы увидели, подлетая, была вода. При южных ветрах в том районе вода дело обычное. Лишь на востоке полынья несколько сужалась. 4 марта мы вышли на лед. Исходные параметры экспедиции таковы: протяженность маршрута 975 км, нас двое, собак – 13, 11 из них – стая ездовых лаек с Чукотки, две собаки с Таймыра. Стартовый груз 560 кг. Нарты классические, эскимосско-чукотские, за ними устойчивая дюралевая лодка, потом еще двое пластиковых нарт. Таким паровозиком мы и выступили. Конечно, собаки были перегружены.
– Ваши первые впечатления, когда вышли на лед, с чем пришлось столкнуться?
– Первые 180 километров до 83° северной широты шли сплошные торосы с небольшими полями. Двигались так: впереди я, на лыжах, а иногда и без них, за мною упряжка, и замыкает караван Артур. Упираемся в торос, останавливаемся, прорубаем путь пешнями. Морской лед довольно слабый, колется быстро. Отстегиваем задние нарты, впрягаемся вместе собаками, перетаскиваем основной груз, потом, уже сами, без собак все остальное. Идем до следующей преграды, и все повторяется. Погода для марта была теплая, температура не опускалась ниже минус 33° по Цельсию, но чаще было минус 25-28° по Цельсию.
После 83° северной широты пошли поля из молодого льда и мелко битые торосы, а потом снова вода. Небольшие каналы переходили с помощью трапов, и до 84° шли относительно без проблем...
А вот в точке 84° 20' вышли к гигантской полынье. Противоположного берега не видно вообще, слева и справа до горизонта вода, и… тонкий лед. Возвращаемся туда, где лед толще, останавливаемся. Вечером связываемся с Питером, с институтом Арктики, запрашиваем ледовую обстановку. Утром получаем ответ: полынья – порядка 240 километров на Восток, и более 70 километров на Запад. Три дня идем на Запад, вдоль полыньи. Лед держит, но опасность настолько реальна, что ее чувствуешь кожей. Интересно, что, прорубая даже большие торосы, при огромной физической нагрузке, устаешь значительно меньше, чем, преодолевая самую маленькую полынью.
Вода – это всегда удар по нервам, она таит наибольшую опасность, – боишься утопить нарты, потерять собак. Да и Северный Ледовитый все время напоминает о себе.
На 86° лед взломан и опять вода, много воды, вплоть до 87° . Много времени и сил тратится на обходы, поиски мостов, переправы. Путь увеличивается многократно. Начался апрель, взошло солнце, но когда мы подошли к точке 87°20', началась глобальная ломка льда. Погода сильно ухудшилась, за весь апрель было всего 5 солнечных дней. Остальное время – сплошная белая мгла, пурга такая, что на уровне вытянутой руки ничего не видно. Идешь вслепую, при этом, постоянно на что-то натыкаешься, куда-то проваливаешься, скорость продвижения крайне мала. И все время знаешь: вода где-то рядом.
Ищешь в этой белой мгле проходы, буквально, наощупь, не зная, что ждет тебя еще через пару метров. Спасало одно: появление большой воды сопровождалось большим сжатием льдов. И. хотя полярники предупреждали что двигаться, в это время нельзя, для нас сжатие льдов было как манна небесная, это была единственная возможность продвигаться вперед.
– Да. Обстановка сложная. Даже для человека. А как же вели себя Ваши собаки, и что , кстати, стало с ним после окончания экспедиции?
– У каждой нашей собаки есть имя, по характеру, по темпераменту они все разные, и я думаю, что значительная доля успеха нашей экспедиции – заслуга наших собак. Опыт показал, что чукотские ездовые лайки более приспособлены к суровым условиям Арктики. Они спят в снегу, в ямке, свернувшись на подстилке клубочком, их заносит снегом, и они легче переносят мороз. Таймырские же собаки оказались более чувствительны. Одна из двух таймырских собак на пятые сутки пути ночью у нас замерзла. Собака была одинока, стая ее не приняла, это была наша первая, и самая горькая потеря. К счастью, единственная. Собаки стали нашими настоящими друзьями, надежными и верными. Делили с нами все трудности. Как и для нас, для них самый большой стресс – вода. Чтобы пройти воду, вожака, пристегнутого карабином, за ошейник, мы передергивали через полынью первым, после чего перетаскивали всю упряжку. Но было всякое. Собаке оказаться в воде также опасно, как и человеку, – мокрая шерсть ломается как стекло. Поэтому, если кто-то из наших псов попадал в воду, мы обтирали его снегом. Со временем, и мы и собаки обрели опыт, стали более хладнокровно относиться к таким моментам, и потом, если нужно было выдернуть нарты на проблемном участке, собаки сами понимали это, мобилизовывались, и делали то, чего от них ждали. А вот торошения, собаки не боялись вообще, хотя льды сталкивались со страшным скрежетом, порой казалось, что почва из-под ног уходит. Стартовали мы поздновато, поэтому вынуждены были спешить. 29 апреля вся авиация с Полюса уходит, к этому сроку мы опаздывали. Вместо положенных 15 км., в день приходилось проходить вдвое больше, и основная тяжесть пути легла на собак. К концу пути они с трудом тащили даже оставшийся груз. Псы сильно похудели, но все выдержали. Пройдя вместе такие испытания, расставаться трудно. Все наши собаки прилетели с нами в Пушкино. Мы их подарим одному православному детскому дому. Ребята за ними будут ухаживать, и ходить в зимние походы.
– Как строился Ваш день? И часто ли Вы звонили домой, в Пушкино?
– Вставали в 7.00. До 10.00 готовили завтрак, сворачивали палатку, готовили упряжку. В 10 выходили, шли до 20.00, делая 15 минутный перерыв каждые 50 минут. В 20.00 останавливались, ставили лагерь, кормили собак, готовили себе ужин. И еще: как бы ты ни устал, каждый вечер надо было уделить время подготовке обуви, чтобы завтра не поморозить ноги. Домой звонили перед сном. Много не говорили, батареи экономили, боялись превысить лимит и остаться без связи. Иногда звонить было просто некогда. Пока идешь, не до разговоров, а когда пришел, нужно как можно быстрее все сделать и спать. Да и подготовиться надо к разговору, мозги-то отмороженные. Одно дело, когда звонишь в Пушкино, домашние тебя без слов понимают, а вот чтобы вести репортаж надо готовиться. Изо дня в день все увиденное укладывается в три слова: небо, торосы, вода, но комбинаций из этих трех слов может быть тысяча. Все, записывали в дневник. Ложились в 24.00. Спали 7 часов. Когда время стало поджимать, спали по 3 часа. Так подошли к 88 , где опять начались жесткие торосы, хотя теоретически в этих широтах торосов быть не должно. Собаки уже не сопротивлялись, верили нам, но и мы шли очень осторожно. Опытным путем выработали тест на прочность льда. Если пешня пробивает лед с трех раз, идти можно. Если лед проламывается с двух ударов, идти нельзя, только в самом крайнем случае. Индикатором 5 сантиметрового льда для нас стали ледяные цветы, – замерзшие кристаллы морской воды.
– Было ли у Вас оружие и часто ли беспокоили медведи?
– Медведи были, людей они не боятся, из-за любопытства подходят довольно близко, принимая нас за нерп. На самый крайний случай карабин нужен, он был. Правда, на выстрел они не реагируют, как и на треск льда. А вот огонь и запах бензина их пугает. Это нас спасало. Медведь охотник, подходит с подветренной стороны, плеснешь бензина и видно, как это ему не нравится. Уходит, недовольный.
– Чем запомнились последние километры перед Северным Полюсом, и как добирались до Москвы?
– Где-то с 88° , шли на пределе сил, в душе надеялись, что начнутся, наконец, поля. Поля появились на 89°, и также быстро закончились, опять непроходимые торосы, и сильнейший встречный ветер. А за три дня до Полюса, лед начинает крошиться. До полюса остаются считанные километры, 70, 50, потом вот уже 30, но идет встречный дрейф и нас все время сносит назад. Теперь, прежде чем остановиться перекусить, сто раз подумаешь, стоит ли. Эти последние километры до Полюса мы прошли фактически по воде, в большом напряжении. Была такая дикая усталость, что, дойдя до Полюса, даже особой радости не испытали. Собаки уснули, так и не дождались кормежки. Вот, собственно и все. Так закончился наш 57-дневный переход на Северный Полюс. Еще полтора суток мы дрейфовали вместе с Полюсом. Подошел циклон, крепко дуло и с ледового аэродрома Борнео нас достать не могли. Когда стихло, вертолет прилетел, нас доставили на Борнео. Через 2 часа прибыл последний самолет со Шпицбергена. Загрузили собак, снаряжение, сняли оборудование на аэродроме, вылетели на Шпицберген, а еще через 6 часов, мы уже летели московским рейсом, и 2 мая были в Москве. Ощущение странное: еще сутки назад были во льдах, каждый метр перемещения в пространстве требовал неимоверных усилий, и вот уже Москва.
– Традиционный вопрос: Ваши планы на будущее?
Говорить об этом рано, но, рассуждая логически, мне кажется, что нам все равно надо идти «Трансарктику». Потому что это давняя мечта, – только представьте: на собаках, автономно, через Северный Полюс в Канаду! Правда, в настоящее время у нас для этого нет ни материальных средств, ни физических сил. Сейчас надо восстанавливаться, и подводить итоги сделанного…