Идёт второй час квалификационного экзамена по карате. Пётр поглядывает на настенные часы в торце спортзала, когда поворачивается к ним лицом. Устал, бесконечно устал. Пол уже мокрый от пота нескольких десятков спортсменов, ожесточённо рубящих воздух руками и ногами. С их рук и ног разбрызгиваются капли влаги, долетая и до него. Прилипает к телу мокрое отяжелевшее кимоно. Он никак не может настроиться, мешают уже сорванная мозоль на большом пальце правой ноги, горящие ступни и скользкий неровный крашеный пол. “Масутатсу Ояма(1) экзаменовал претендентов на чёрный пояс в течение часа, а у нас – полный произвол. Каждый епископ хочет быть святее папы”, – лезет в голову оправдание его малодушия. Принимают экзамен сихан(2) и ещё какие-то представители школы из других городов. Сэнсэй(3) уже несколько раз проходил мимо Петра, когда сихан не смотрел в его сторону, и негромко шипел: “Соберись, Данилюк!” Надо слушать счёт и повторять про себя. Ити – удар, позиция, ни – удар, позиция, сан – удар, позиция... Время как будто остановилось. Надо работать, это повторная для него сдача экзамена. Позор. Уход – блок – удар. Ити – ни – сан. Уход – блок – удар. Ити – ни – сан – си – го – року. Не думать ни о чем, работать, как автомат. Ити – ни – сан – си – го – року – сити – хати – ку – дзю... Постепенно сознание освобождается от мыслей, движения приобретают наработанный автоматизм, силу и точность. При каждом ударе кимоно хлопает как выстрел.
Сихан – здоровенный мужик в кимоно – неслышно босиком перемешается по залу. Хлопнул соседа ладонью по спине: “Довольно!” Бедолага поплёлся на скамейку, для него всё кончилось – провал. В центре зала остаётся не больше двух десятков спортсменов. Петро пока среди них. Следующий каскад упражнений в полную силу, за ним ещё, и ещё…
В начале третьего часа Пётр уже не чувствовал своего тела – его как будто не было, он ощущал себя боевым механизмом без эмоций, памяти и чувств. Слушая команды сихана, Петро рассекает пространство вокруг себя руками и ногами, сокрушая невидимых врагов. Сознание как будто отключилось, в зале есть только он и враги, враги, враги…
К концу пятого часа испытаний после сдачи базовой техники и ката(4) наступил завершающий этап – физические упражнения и кумите(5). Изнурительные отжимания от пола на кулаках, прокачка пресса, приседания и бег с партнёром на плечах. Сихан развязал свой чёрный пояс с двумя жёлтыми полосками и оранжевыми иероглифами, и принялся хлестать им по спинам нерадивых. Петру тоже удалось получить свою порцию. После этой экзекуции осталось шесть человек в центре зала в мокрых и грязных кимоно.
Встали в круг. По команде сихана выходящий в центр спортсмен проводит произвольное кумите со всеми по очереди. Никто не хотел “ломаться”, поэтому все отваляли дурочку, несильно, но звонко шлёпая друг друга руками и ногами.
И вот настало последнее испытание – тамэсивари(6). Разделились на пары. В зал внесли свежераспиленные доски, и сразу запахло сосной. Петро старался не потерять необходимый настрой и смотрел по сторонам, не сосредотачиваясь ни на чем. Напарник напротив уже держит две сложенные доски на вытянутых руках перед собой. Сэнсэй подскочил к нему, проверил, правильно ли тот держит доски, и отошёл в сторону. Сихан командует. Петро автоматически принял боевую стойку, представил, как изнутри образуется мощный вихревой поток, разливается по всему телу и ищет выхода. Он мысленно помог ему, “открыв” правую руку, и сразу с оглушительным криком “Ха!” нанёс удар сейкэн(7) Мгновенно зародившись внизу живота и поднявшись к сердцу, горячий шар стремительно прокатился по руке и через кулак вырвался вперёд. Стук по дереву, как от удара молотком, треск досок и брызги мелких деревянных крошек в лицо партнёра. Эхо от крика раскатилось по залу. Кулак совсем не ощутил удара. Партнёр не удержал половинки расколовшихся досок, и одна, кувыркаясь в воздухе, ударила его прямо в лицо, и сразу из правой ноздри потёк кровавый ручеёк. Все сделали вид, что ничего не произошло. Церемониально по-японски Пётр поклонился партнёру, скользнув в поклоне ладонями по бёдрам до самых колен, при этом глядя ему прямо в глаза. Машинально отметил про себя: “Если б я так дрался за Эйлис…”
Эйлис? Он тотчас ухватился за эту скользнувшую мысль. Кто такая Эйлис? Что с ней произошло, и почему он должен был драться за неё? Эти вопросы сразу прочно застряли в сознании и терзали его во время, когда сихан объявлял результаты испытаний, и когда радостные победители обнимались и хлопали друг друга по спинам, и в течение кратковременного отдыха на скамейке в опустевшей раздевалке спортзала.
Дома после горячего душа Пётр прилёг на диван. Лежал на правом боку, разглядывая выключенный телевизор. Шевелиться не хотелось. Приятная истома растеклась по телу. Пульсировали в кровь стёртые ступни ног. Ощущая, что постепенно тупеет, он размышлял о таинственной Эйлис. Почему эта случайная мысль произвела такой резонанс в его душе?
Вдруг Петро почувствовал колыхание своего тела, послышался треск, как от разрывающейся материи, и он с удивлением обнаружил, что видит телевизор одновременно из двух точек пространства, причём временами это цветное чудо отечественной радиопромышленности становилось полупрозрачным. Такого с ним никогда раньше не случалось. Не успев испугаться, он подумал, что бы это значило, и тотчас ощутил падение, сотрясение и непонятное чувство дискомфорта, которое вскоре постепенно прошло. Размышляя о произошедшем, незаметно для себя Пётр задремал.
* * *
В последние годы эпохи застоя Петро Данилюк, подающий надежды молодой специалист крупного НИИ, выпускник престижного вуза, веривший в могущество математики и преклонявшийся перед кибернетикой, в меру своих сил и способностей прилежно двигал вперёд технический прогресс в деле укрепления обороноспособности советской империи. Он свято верил в непогрешимость идей исторического материализма и неизбежной победы коммунизма в планетарном масштабе, и жизнь ему представлялась широкой дорогой в светлое будущее.
Шло время. Пётр успел жениться и отслужить в армии, вернулся домой с тремя звёздочками на погонах. Родились дети. Отжила свой недолгий век и тихо скончалась перестройка. Жизнь стала круто меняться. Гигантские волны общественных процессов выносили на поверхность не только грязь и дерьмо, как казалось вначале. На прилавках книжных палаток Петро обнаружил массу литературы, ранее при Советах не выпускавшуюся: Елена Блаватская, Лобсанг Рампа, Роберт Монро, Ричард Вебстер, Майкл Ньютон, Раймонд Моуди, Элизабет Каблер Росс…
Необходимо было чётко придерживаться строгого курса самообразования, чтобы не уйти в сторону по ложному пути. Петро читал запоем, впитывая знания, которые при советском строе были недоступны из-за идейной твердолобости правящей коммунистической верхушки и повальной цензуры. Совершенным откровением для него оказалась книга Рампы “Ты вечен”. Прочитав её в первый раз, Пётр ощутил полный душевный разлад: не может быть! Затем перечитал снова и снова. Некоторые вещи, описанные в книге, не вызвали внутреннего противоречия, так как кое-что ему было знакомо с детства. Имея аналитический ум, он никогда ничего не принимал на веру. Испытывая острое желание самому решить вопрос о личном бессмертии, Петро приступил к экспериментам.
Несколько месяцев упорных занятий. Результат – нулевой. Сосущий червячок сомнения уже начал шевелиться в душе. Как-то дома вечером Пётр устроил себе усиленное занятие по атлетической подготовке. В результате смертельно устал. Приняв горячий душ, раньше времени завалился в постель. Лёжа на спине, расположился поудобней и закрыл глаза. Лёгкая истома окутала тело, позволяя проще достичь состояния полного расслабления. И Петро решил не упускать случай. Сначала расслабил мышцы лица, затем кисти рук, предплечья, плечи. Потеряв способность чувствовать лицо и руки, начал расслаблять ноги. Сперва ступни. Потом голени. Затем бёдра. Когда уже невозможно было определить, в каком положении находятся конечности, принялся расслаблять мышцы шеи, туловища и живота. Постепенно он перестал ощущать своё тело и превратился в крохотный шарик сознания. Неожиданно тёмная комната озарилась неярким золотистым светом, который был виден с закрытыми глазами. Петро сделал попытку рывком подняться. Послышался звук рвущейся ткани, и он закачался вверх-вниз, а затем легко взмыл вверх. Мысленно приказал телу принять вертикальное положение и открыть глаза.
То, что последовало далее, потрясло воображение. Комнату заливал мягкий золотистый, словно живой, свет. Петро висел в вертикальном положении под потолком. А внизу с закрытыми глазами лежал тоже он, то есть его тело! У него получилось!! Он свободен!!! Как оказалось, у него есть ещё одно тело, совсем непохожее на то, что осталось в постели. Необъяснимое чувство счастья и лёгкости переполняло его. Мысль работала ясно и чётко. Раскинув руки в стороны и резвясь, как мальчишка, Петро описал “мёртвую петлю” над оставленной оболочкой, затем ещё полупетлю. В верхней точке траектории он задержался, перевернулся лицом вниз и посмотрел на себя, точнее, на лежащее в постели тело. Как только он о нём подумал, то сразу упал вниз, соединившись с ним. На мгновение показалось, что он рассыпался на множество светящихся искр, которые, закружившись в вихре, быстро соединились внутри тела. Петро попробовал пошевелить рукой. Тело не слушалось. Внутри было холодно, сыро и неуютно. Мгновенно его охватила паника – показалось, что он уже умер. Наэкспериментировался на свою голову, естествоиспытатель хренов! Но тут состояние каталепсии прошло, и рука неожиданно двинулась. Какая это оказалась радость – снова почувствовать себя в теле! Живым и невредимым! Не переставая ликовать, шевельнул руками и ногами, затем сел в постели. Спать не хотелось. Пережитое будоражило воображение, всё сложившееся за прожитую жизнь мировоззрение рушилось. Теперь он и сам убедился, что человек – это бессмертная душа, обременённая телом!
Оказалось, что всё, чему его учили раньше, всё, что он принимал за истину – было неправдой. И как это здорово, что было неправдой! Какие горизонты открываются перед тем, кто сумел приоткрыть для себя покров истины! Теперь Петро выстраивал в своем сознании новую для него картину мира, укладывая кирпичик за кирпичиком. Мы живём в огромном мире, созданном до нас и живущем по своим законам. Этот мир живой, и каждый человек представляет собой маленькую частичку единого большого целого. Каждая человеческая сущность – это крохотный элемент гигантской многомерной матрицы жизни, где всё связано и взаимозависимо. Недаром же говорили древние, что Бог внутри нас, и мы живем в Боге. Человечество смертно, человек – бессмертен. Ему становились понятны и близки дошедшие до нас, хоть и в искажённом виде, учения великих пророков прошлого – Иисуса, Будды, Магомета. Но как можно в обществе, не сбросившем с себя оковы материализма, проповедовать те же десять заповедей Христа? Зараза материализма губит человеческие души. Разве материалист сумеет на уровне своей души осознать, например, призыв возлюбить ближнего своего? Предположим, что ваша левая рука поссорилась с правой. Попробуйте представить себе такую нелепую и дикую ситуацию. На чьей стороне вы будете? Наверное, вам дорога как правая, так и левая рука одинаково. В ваших интересах они обе должны жить дружно, в мире и гармонии. Или у вас другое мнение? И если мы все едины, то почему же за несколько тысяч лет существования нашей цивилизации человечество не научилось жить в мире, любить себе подобных?
* * *
Как-то устав от повседневных забот и уже лёжа в постели, Петро решил снова отправиться в ставшее для него привычным астральное путешествие. Быстро расслабился. Дождался, пока не увидит золотистый свет. Но в этот раз что-то пошло не так. Вдруг внутри головы что-то звонко щёлкнуло, и перед ним стали разворачиваться картины событий прошлого…
… Раннее летнее утро. Наверное, часов пять или шесть утра. Недавно рассвело, пока прохладно и свежо, но чувствуется, что воздух быстро теплеет. Высоко в небе беззаботно поют жаворонки. Степь почти уже вся выгорела, стала жёлтой, как волосы Петра. Вдали виднеются перелески и пологие холмы до самого горизонта. Пахнет застарелым потом, кирзой и ружейным маслом. Лёгкий ветерок временами уносит эти ароматы, освежая запахами полыни, трав и цветов. Пётр сидит в невысокой траве на небольшой возвышенности недалеко от дороги вместе с пятью другими бойцами в выцветших, заскорузлых от пота гимнастёрках, пыльных кирзовых сапогах. Хочется есть, его колотит нервная дрожь. Рядом лежит “трёхлинейка” Мосина. Он знает, что в ней всего три патрона, что в подсумке на ремне пусто, и что у других солдат не богаче. И ещё он знает, что эти люди – это всё, что осталось от особого батальона стрелковой дивизии НКВД после недели боёв. Перед ними стоит “сорокопятка” – противотанковая пушчёнка без единого снаряда, развёрнутая на запад. Снова накатилось чувство огромной беды, которое преследует и мучает его все последние дни. Дрожит земля, до них доносится гул моторов. На горизонте клубится бурая пыль, поднимаясь до неба. Острое чувство одиночества и неотвратимости ясно читаемого будущего гнетёт душу. Рядом сидит друг детства, с которым они вместе начинали тянуть срочную. Скользнула мысль о том, что все его родные далеко в сибирской деревушке, и не надо о них беспокоиться. Он отупел и очерствел за неделю боёв и отступления, от бесконечных картин горя и смерти. Друг вполголоса матерится. Петро его не слушает, он и так знает, что того тревожит.
Сзади раздалось тарахтение автомобильного мотора и скрип тормозов. “Штабная “эмка”, – равнодушно отметило сознание. Никто из сидящих не повернулся и не встал.
- Комиссар пожаловал, – процедил дружок и смачно выматерился, умело сплюнув через зубы.
Перед ними возникла ладная фигура в новенькой полевой форме со шпалами в петлицах, планшетом и ТТ в новой кобуре. Комиссар сразу взял было в голос, увидев неуставное поведение подчинённых, но осёкся, видимо, осознав ситуацию. Пётр его не слушал. Что может приказывать обречённым солдатам командир, которого ждёт машина? К чёрту его! К чёрту всех, кто обещал, что война будет на вражеской территории! Комиссара понесло. За Родину и за Сталина. Сзади раздался нетерпеливый гудок, затем ещё. Комиссар не сдавался. Снова тревожные гудки. Шум мотора усилился, комиссар на полуслове махнул рукой и, придерживая планшет, промчался мимо сидящих бойцов к автомобилю.
- Шкуру спасает, падло, – бесстрастно заключил приятель, даже не посмотрев вслед драпанувшему комиссару.
Как только стих вдали шум мотора штабной автомашины, друг Петра выступил с предложением бросить орудие, от которого не было никакой пользы, и идти на соединение с отступающими нашими подразделениями. Всё равно ведь с тремя патронами не повоюешь, а дарить свою жизнь врагу он не собирается. Про них начальство уже забыло – они, по словам друга, уже были занесены в списки геройски павших. Вшестером дорогу не удержать.
Пётр осознавал, что эти речи и тем более предлагаемые действия – преступление, но, действительно, какой должен быть выход? Ещё несколько минут спорили, в какую сторону идти. Петро подавленно молчал. Ему было уже всё равно. Впереди – смерть, у своих – тоже. Как ни крути, а твоя карта бита. Так и не договорившись о маршруте движения, разделились и решили пробираться порознь. Пётр и его друг детства остались вдвоём.
Не теряя времени, сразу двинулись в путь. Необходимо держаться вдали от дорог. Скоро здесь уже будут немцы, надо идти по полям и перелескам. Несколько часов шли быстрым шагом без отдыха и разговоров. Солнце давно уже поднялось к зениту и своими лучами накаляло степь. Гимнастёрка намокла от пота, тоненькие ручейки которого по спине и по ногам стекали в сапоги. Винтовочный ремень уже изрядно натёр плечо. Подошли к окраинам какого-то городка. Судя по единообразию построек, это был городок при воинской части. Улицы пусты. Окна большинства домов распахнуты. Ветерок разносит по улицам множество листов бумаги – брошенный архив местного райкома партии. Молодая женщина сажает на тележку двух маленьких детей. С тележки падают какие-то вещи. Пётр со спутником равнодушно проходят мимо: всё равно этим несчастным уже не уйти.
Городок оказался небольшим. Миновав его, на другой окраине они увидели сидящую на обочине дороги высокую крупную старуху. Несмотря на жару, на ней были надеты синий мужской пиджак и выцветший старый фартук поверх тёмно-синего платья в мелкий белый горошек. Голова повязана чёрным платком. Рядом в пыли стояло ведро с остатками остывшего горохового супа и стопка из четырёх грязных глиняных тарелок. У Петра от этого зрелища заныло под ложечкой, и закружилась голова.
- Мать, накорми, а то мы неделю ничего не хлебавши, – севшим голосом просипел друг.
- Платить будешь? – по-деловому осведомилась старуха. Приятель порылся в карманах галифе и протянул ей руку:
- Возьми, – на ладони тускло блеснули три медяка.
Узловатые крючковатые пальцы сгребли деньги в карман линялого фартука, и старуха взяла из стопки верхнюю тарелку с жёлтыми следами засохшей похлёбки. Чуть зачерпнув половником из ведра, плеснула в неё жидкого супа:
- Жри.
- А чё так скупо? – осведомился друг, брезгливо разглядывая холодное пойло с плавающим по поверхности мелким мусором.
- Сколь дал, на столько и налила, – сварливо буркнула старая карга.
Петро знал, что у него нет ни копейки, но на всякий случай проверил карманы.
- Мать, налей чуток, денег у меня нету. Хошь, я тебе дров наколю? – попробовал он подступиться к старухе.
Старая хрычовка выпрямилась, став при этом ещё крупнее, и, отвернув голову, с интересом принялась разглядывать что-то вдали. Краска хлынула в лицо Петра. Сволочь, кулацкая сука, кровопийца на теле трудового народа! Фашисты на хвосте, а она, падло, последние медяки сшибает! Не сознавая, что делает, он быстро поднял винтовку и, замахнувшись, нацелил удар прикладом в висок старой сволочи. Однако друг успел схватить его за рукав и с силой оттащил в сторону, шаркая сапогами и расплёскивая суп по пыли дороги.
- Не… смей, не… бери… грех… на душу, – произнёс он, заикаясь от только что пережитого страха.
Тёмные круги перед глазами Петра постепенно погасли, но приступ гнева ещё сотрясал его. Бросив тарелку на землю, друг быстро уводил Петьку прочь от старухи.
- Пошли, парень! Плюнь ты на неё, падлу, всё одно суп и так – говно. Ну и чёрт с ней, пусть подавится, сука старая! А мы с тобой и без неё найдём, что порубать. С голоду не пропадём, – увещевал он Петра, крепко держа его за плечи обеими руками и направляя в нужную сторону. Петька послушно шёл, не сопротивляясь и шатаясь, как пьяный.
Долго, очень долго шли по лесу. “Лес не такой, как у нас в Сибири – лиственный и какой-то низкорослый”, – отметил про себя Петро. Они уже потеряли чувство времени. Ныли ноги, хотелось есть. Штык винтовки то и дело цеплялся за ветки деревьев, под ремень у приклада постоянно захлёстывало всякую растительность. Винтовка как будто отяжелела, но бросить её нельзя. С винтовкой ты – боец, а без неё – дезертир. Это осознавалось весьма чётко. От монотонной непрерывной ходьбы и мрачных мыслей Петро совершенно отупел. Солнечные блики на листьях деревьев и редкого подлеска уже утомили глаза. Слышимый сзади шум моторов постепенно обогнал их и затих далеко впереди. И Пётр понял, что они уже оказались в немецком тылу.
Ориентируясь по положению солнца и руководствуясь своим представлением о времени, Пётр указывал направление движения. Школьный друг похмыкивал, но молчал. Вышли к одноколейке. Посовещавшись, скорректировали дальнейшее направление и без отдыха двинулись дальше. Петро чувствовал себя безмерно уставшим, отупело передвигая ноги. Чувство голода постепенно прошло. Беспокоило, как их примут свои. Как дезертиров или как вышедших из окружения?
Не заметив заросшей высокой травой ямы, Петро рухнул в неё плашмя, ударившись подбородком и сильно повредив правое колено. Винтовка с размаху стукнула по затылку и правой лопатке, из глаз брызнули мириады светящихся звёздочек и закрутились в вихре. На мгновение сознание помутилось.
Пришёл в себя, услышав над собой голос:
- … твою мать! Вставай, Иван Сусанин недоделанный! Ну, чё улёгся как коровяк? На том свете отдыхать будем!
Петро с трудом поднялся. Выбрался из ямы, морщась от боли и растирая ладонями быстро распухающее колено.
- С тобой поведёшься – беды не оберёшься, – долетела до него едкая фраза, умело сдобренная матерком. Закусив губу, Петька чуть не заплакал от обиды, как маленький мальчик. Каждый шаг вызывал волны боли, разливавшейся чуть не по всему телу. И он шёл, опираясь на винтовку, стискивая зубы, едва поспевая за своим другом. Приятель иногда оборачивался и беззлобно подгонял матерками.
Солнце уже клонилось к закату, когда они снова вышли к той же самой железной дороге. Прислушались. Тихо, только шелест листвы и отдалённая канонада. Решили перейти одноколейку и несколько изменить направление движения. Друг первым поднялся по насыпи, за ним начал ковылять и Пётр, опираясь на винтовку. Уже он пересёк второй рельс, как вдруг почувствовал сильный удар, и неожиданно для себя поплыл по воздуху. Успел увидеть, как его друг, бросив винтовку и петляя зайцем, несётся в придорожные кусты. Он бежал, пригнувшись и втянув голову в плечи, при этом бестолково размахивая длинными руками. Петра неумолимо тянуло куда-то в сторону и вверх, разворачивая лицом вниз и слегка покачивая, словно детский воздушный шарик. Прямо под собой на насыпи он увидел лежащее в нелепой позе светлорусой головой вниз тело ещё одного красноармейца. Рядом валялась винтовка. Кто это, с ними же не было третьего?! Ещё ничего не понимая и ощущая нарастающий панический страх, Пётр быстро осмотрелся по сторонам.
Прямо на него беззвучно, как в старом немом кино, катилась дрезина с платформой впереди. На платформе среди сложенных мешков с песком так же беззвучно вспыхивал огонёк пулемёта. От блеснувшей в уме жуткой догадки всё его существо сразу сжалось и похолодело, и от осознания того, что случилось непоправимое, в приступе безнадёжного отчаяния он задёргался…
Петро с трудом открыл глаза. Первое, что он увидел, был белый потолок. “Наверное, госпиталь”, – с облегчением подумалось ему. Светло. Повернул голову к свету. Вместе с ним в постели спала совсем молодая русоволосая женщина. Через открытое окно доносился шум мирного города.
Сознание отказывалось понимать ситуацию. Петро силился понять, где он, кто он, и что с ним произошло. Как он здесь очутился? Несколько минут сосредоточенно рылся в своей памяти. Осознание действительности медленно возвращалось. Окончательно самоопределившись в окружающей обстановке и наконец вспомнив, кто он такой, Пётр облегчённо вздохнул.
Ясно, что это был не сон. Весь жизненный опыт говорил о том, что сны – это абсурдные бредни засыпающей памяти, в которой угасают события минувшего дня. Во снах череда сменяющих друг друга событий несётся вслед за неудержимо блуждающей фантазией спящего ума. Но в только что увиденном (или пережитом?) Петро не мог управлять видимой “реальностью”, как это часто случается в обычных сновидениях. Здесь он был полностью подчинён течению событий, и к тому же был не только наблюдателем, но и непосредственным участником происходящего. Видимые картины сопровождались звуками, запахами и тактильными ощущениями, одним словом, это была полная реальность. Всё было очень ярко, правдиво и логично. Такого во снах никогда не бывает.
Петро поднялся раньше, чем зазвенел будильник. Совершенно разбитый, он пошёл в ванную умываться и бриться. Сегодня он испытал гигантское потрясение. Что он видел – картины своей прошлой жизни? Он читал об этом, а также и о том, что в состоянии гипноза такое тоже возможно. На западе даже существует гипнотерапия – это когда врач с пациентом, исследуя прошлые жизни больного, совместно ищут пути разрешения текущих психологических проблем. Припомнил, как много лет назад в детстве они с братьями и соседскими мальчишками играли в войну, бегая друг за другом с водяными пистолетами. Тогда в жаркий летний день, спасаясь от преследователей и направляясь бегом к реке для пополнения “боезапаса”, он точно так же рухнул в заросшую высокой травой яму. Первая мысль, что тогда пришла ему в голову после того, как он пришёл в себя от удара, была о том, что это с ним уже когда-то было.
* * *
Тем временем река жизни текла в своих берегах. Петро был занят вопросами выживания семьи. Поиски временной работы, случайные халтуры. Дети учились, радуя родителей. Всё вроде бы шло своим чередом. Когда выдавалась возможность, он продолжал свои астральные исследования. И вот как-то опять перед ним стал прокручиваться “видеоролик”.
… Пётр снова идет по лесу, сильно прихрамывая на правую ногу и опираясь на винтовку. Он знает, что надо торопиться, но идти тяжело, и каждый шаг дается с болью. В нескольких шагах впереди долговязая ширококостная фигура в выцветшей солдатской летней униформе, с тощим “сидором” за спиной и белесой пилоткой на голове размашисто поднимается по железнодорожной насыпи, придерживая на плече за ремень винтовку с длинным примкнутым штыком…
Ну, нет! Хватит!! С него достаточно!!! Уже зная, что за этим последует, Петро всем своим существом стал сопротивляться, пытаясь выйти из этого “кинофильма”. Вдруг всё вокруг изменилось.
… Разбрызгивая высокими промокшими сапогами тёплую воду, Пётр гнался за своей добычей. Добыча – чернокожий туземец, прячется где-то впереди в кустах. Жарко, влажно и душно. Полный штиль. Бесцветное безоблачное небо. В воздухе жужжат мириады насекомых, многие из которых стремятся напиться его крови. Цепким взглядом охотника Пётр осматривает чахлую светло-зелёную растительность. Где добыча? Солнце нещадно палит, белая рубаха с широкими рукавами расстёгнута почти до пояса, и накрахмаленный кружевной воротник промок от пота. В правой руке он сжимает эфес короткой абордажной сабли, левой ладонью время от времени размазывает по лицу струйки пота. Под ногами чавкает и хлюпает. Вдали слышны крики и улюлюканье компаньонов, загоняющих группу аборигенов в направлении засады.
На мгновение он остановился, чтобы перевести дух, и тут же всем телом почувствовал хрусткий удар сзади в правый бок. Перехватило дыхание, и Пётр закашлялся. Изо рта потекла струйка крови.
“Попали, гады”, – подумал Петро, пытаясь правой рукой вытащить из тела торчащую длинную стрелу. Не получается. Он попытался крикнуть, позвать на помощь. Голос пропал, начался приступ кашля. Шатаясь, Петро стал выбираться на сухое место. Перед глазами появились разноцветные круги, правый бок онемел.
“Стрела отравлена”, – равнодушно отметил Пётр, бросив саблю. Ему вдруг стало всё равно. Он шёл вперёд, покачиваясь и не разбирая дороги. Яркий солнечный день померк, серая пульсирующая пелена со вспыхивающими радужными узорами застилала глаза. Пред его мысленным взором, как живая, возникла картина далёкой родины…
Небольшая пыльная улочка приморского городка. Белый двухэтажный каменный дом с витыми железными решётками на окнах и зелёными деревянными ставнями. Стройная молодая мулатка в роскошном бордовом атласном платье сидит у открытого окна. Она живёт в доме на правах госпожи. В соседней комнате у стола стоит пожилая женщина с суровым, всегда опущенным книзу лицом.
Петро вспомнил, как они вместе ходили по улице, когда приходилось отправляться за покупками: он впереди, мулатка за ним, а позади – старая женщина неизменно в чёрном одеянии. Странная со стороны картина. Но никто не смеялся; все в округе знали бешеный нрав Петра, а также и то, что он был богат.
Он надолго покидал свой дом. Его промыслом была охота на людей в Африке, которых они перевозили через океан на рынки рабов Америки. Правду о делах Петра никто в городке не знал, хотя люди и догадывались, наверное, что большие деньги к нему идут не от честного труда. Но ему было всё равно. По возвращении домой он каждый день ходил в гости к знакомым и друзьям, там веселился вволю и пьянствовал. И когда после увеселений далеко за полночь, едва держась на ногах, он заваливался домой, то замечал, как прекрасная мулатка, сдерживая слёзы, словно тень исчезала в глубине дома. В такие минуты он очень страдал. Ему всегда хотелось быть ближе к ней, но он не мог преодолеть разделявший их сословный барьер. Он всегда помнил, кем была раньше эта женщина. И это сводило его с ума.
С молодой смуглой красавицей он почти не разговаривал, не допускал в свою душу, хотя и заботился о ней, как никто другой. Дома он часто украдкой разглядывал свою мулатку, когда та занималась вышиванием, негромко напевая. Кого она ему напоминала? Почему неприступный и жестокий Пётр совершенно беспомощен перед этой слабой женщиной? Не бывает дыма без огня. Что скрывается в тайниках его памяти, к которым у него нет ключа? Эти мысли доводили его до исступления, и он пил всё больше, и всё меньше было желания сидеть дома. Тогда он торопил компаньонов с отправкой на следующее дело…
Сейчас ему было невыносимо больно от мысли, что он больше её никогда не увидит. Как она будет жить дальше? Видно, не суждено им быть вместе. Глубокое чувство вины и раскаяния за свою душевную чёрствость переполняли Петра. Он вспомнил, как однажды на одном из рынков рабов после продажи партии товара купил эту мулатку.
Изрядно выпив, они с компаньонами весело пробирались сквозь толпы народа, как вдруг его остановил за рукав знакомый перекупщик:
- Дон Диего, не угодно ли взглянуть на мой товар? Посмотрите, для друга отдам не дорого, – и он грубым рывком сдёрнул с молодой худой мулатки подобие одежды.
- Смотрите, дон Диего, если будете хорошо кормить, из этого жеребёнка вырастет добрая кобылка, – довольно расхохотался перекупщик. – Не сочтите, что цена высоковата, дон Диего, на самом деле это совсем дёшево! – заискивающе заглядывая в глаза, вертясь и приседая, точно сизарь перед голубкой, лопотал потный круглолицый и дородный работорговец. – Она пока ещё девственница! Такой товар нынче в редкость!
Петро нехотя обернулся. “Жеребёнок” оказался неимоверно худ. Её тощая, сужающаяся к талии, спина была обезображена вздувшимися багрово-синюшными рубцами от ударов плетью. Тонкая талия вниз круто расширялась, переходя в широкие и неестественно плоские ягодицы. Ёкнуло в груди, и Петро невольно отступил на шаг. Тогда торговец без всяких церемоний схватил мулатку за плечи, грубо развернул и толкнул к Петру.
Словно падающая с неба звезда, в уме мелькнул и тут же бесследно растаял давно забытый образ. Как заворожённый, Петро смотрел на девушку. Костлявые ключицы и плечи. Невероятно тонкие, и от того казавшиеся непропорционально длинными, руки. Маленькая плоская грудь с торчащими терновыми ягодами сосков. Тонкая смуглая кожа, туго обтягивающая проступающие рёбра и выпирающие острые тазовые кости. Впалый плоский живот с неглубокой ямкой пупка. Пониже живота курчавые волосы росли мохнатым треугольником и чёрными завитками спускались в долину промеж длинных тощих ног. Мулатка склонила голову, и густые, блестящие на солнце нечесаные иссиня-чёрные пряди скрыли её черты. Чувствуя непонятный озноб, слегка коснувшись двумя пальцами подбородка, Петро приподнял ей лицо. Полные, искусанные в кровь и в корку запёкшиеся губы. Небольшой, но правильной формы нос с округлыми ноздрями. Приятный овал лица. Высокий лоб и длинные дуги чёрных бровей над большими печальными карими глазами.
Его словно ударили хлыстом. Душа сразу сжалась от боли. Пётр быстро отвернулся, вырвал у торговца из рук одежду и бросил мулатке в лицо. Та успела поймать тряпку и медленно завернулась в неё. На Петра накатил приступ гнева, и от жалости комок застрял в горле. Мулатка напомнила кого-то до боли знакомого. Кого – он не мог вспомнить. Впервые в жизни он ощутил щемящую жалость к человеческому существу.
- Сколько? – хрипло спросил Пётр и дрожащими руками потянулся за монетами. Ему вдруг сделалось страшно, что торговец передумает. Не торгуясь, отдал запрашиваемую сумму. Окружившие их и уже прилично захмелевшие компаньоны во всё горло гоготали, давясь от смеха:
- Диего, зачем она тебе, что ты с ней будешь делать? Ты явно переплатил за неё, эта кляча не стоит таких денег! Ты что, совсем ослеп? Вон вокруг сколько девок, и они все дешевле!
Пётр молча пошёл в гостиницу, по пути выбирая одежду для своей рабыни. Он шёл и боялся обернуться. В голове стучал кузнечный молот. А мулатка, как преданная собака, плелась за ним…
Петро больше уже не мог идти. Кружилась голова, подступали приступы рвоты, онемела вся правая часть тела. Ноги заплетались, становилось трудно дышать. Он больше ничего не различал, кроме окружившей сплошной черноты. Наконец он упал…
Испытывая душевные муки, Петро заметался. Внезапно видимая вокруг картина опять изменилась.
… Холодно. Сыплет мелкий снег. Короткий зимний день скоро сменят сумерки. Пётр едет верхом на лошади. На нём надетый поверх кольчуги кожаный панцирь с нашитыми железными пластинами, заиндевевшими от мороза. На левом боку в такт движениям побрякивает в ножнах меч, за поясным ремнём припрятан кинжал. Замёрзшие кисти рук уверенно держат поводья. Кожаный подшлемник на голове не спасает от холода железа. Кольчужная сетка шлема иногда касается щеки или пробивается сквозь копну длинных чёрных волос и холодком щекочет шею. Однако Пётр почти не чувствует холода. У него легко и радостно на душе: он молод, полон сил и надежд, он недавно принят в войско самого герцога. Не спеша, он движется по лесной дороге. Лошадь время от времени всхрапывает, поводя ушами. Вдали доносятся звуки погони. Похоже, что местный барон опять устроил охоту на лесных бродяг.
Вдруг впереди тёмная фигура в длинном балахоне метнулась с дороги за дерево и притаилась за ним. Пётр попридержал коня. Медленно приближаясь к дереву, он напрягся, правую руку положил на эфес меча, а левой крепче сжал поводья:
- Кто бы ты там ни был, выходи! Именем герцога, выходи! – чуть потянув из ножен меч, Пётр удостоверился, что клинок не примёрз в ножнах, и он сумеет мгновенно обнажить его.
Из-за дерева показалась худенькая фигурка послушника в серо-коричневой рясе, с капюшоном на голове.
- Так ты и есть олень барона, или, может быть, лисица? За тобой идет охота? Хороша же добыча, – развеселился Петро, отпустив меч. Он всматривался в прикрытое капюшоном и плохо различимое лицо послушника. Тот молча смотрел на всадника со страхом. – Не бойся, я не из свиты барона и не причиню тебе зла. Я служу герцогу. Если ты предпочитаешь унести отсюда ноги, то в самое время поторопиться – люди барона скоро будут здесь.
Послушник робко шевельнулся. Петро высвободил левую ногу из стремени и протянул ему руку:
- Залезай!
Мальчишка поднял красную от холода левую босую ногу, с трудом попал в стремя, держась обеими руками за закованную в кольчужный чулок икру всадника, и немедленно был подхвачен и поднят на коня сильной рукою Петра.
- Сзади меня! – приказал он.
Монашек тесно прижался к спине всадника и молча обхватил тонкими руками его талию.
- Но, вперёд! – пришпорил лошадь Петро. Конь всхрапнул, выдохнув клубы пара, и двинулся рысью.
Уже стемнело. Снег прекратился, и небо расчистилось. При свете луны дорога была хорошо видна, и они, не останавливаясь, миновали два поселения. Если их будут искать, то пусть найдут позже. В следующей деревне они остановились у постоялого двора.
Пётр помог своему вконец замёрзшему спутнику слезть с лошади, но он всё равно неуклюже мешком упал под копыта. Спрыгнув с коня, Петро сначала отдал поводья в руки выбежавшего к ним мальчишки-слуги, и лишь затем, презрительно кривя губы, легко поднял лежащего в снегу послушника, сгрёб в охапку и втащил в дом. Осмотревшись в большой и тёмной зале, опустил свою ношу, поставив на ноги, и подтолкнул к огню. Монашек едва передвигал маленькие босые ноги. Пётр помог ему устроиться у очага; нашёл шкуры в углу комнаты и одну набросил мальчишке на плечи. Потом, осведомившись у трактирщика, на чьей земле они находятся, сняв шлем и отстегнув от пояса меч, с облегчением устроился рядом с послушником. Трактирщик принёс вина и горячего мяса. Петро накинулся на еду, поглядывая на необычного спутника. Монашек неторопливо приступил к трапезе. Пётр иронично усмехнулся тому, что его маленький святоша начал есть, забыв возблагодарить Господа. Послушнику мешал капюшон, спадая на лицо. Пётр со смехом откинул его и остолбенел: из-под рассыпавшихся чёрных длинных и густых, как конский хвост, волос на него смотрело хорошенькое девичье лицо.
- Не ожидали, сэр рыцарь?
- …
- Пожалуйста, назовитесь, сэр рыцарь, – попросила девушка.
- Я ещё не рыцарь, я служу герцогу, – чувствуя, что неудержимо краснеет, в смущении промямлил Петро. – Зовите меня Реджинальд. Имя, как и землю, у меня отнял барон. Он убил моего отца и братьев, всю семью. У меня нет имени.
Девушка, отвернувшись, молчала. Затем, глядя прямо в глаза Петру, произнесла:
- Вы не одиноки в своем горе, сэр Реджи, – как будто не слыша объяснений Петра, она снова назвала его “сэром”. – Барон в прошлом году тоже убил мою семью. Землю, которая теперь мне принадлежит по праву, он хочет получить, женившись на мне.
- Так вы и есть дочь…
- Эйлис, леди Эйлис, – представилась удивительная незнакомка.
У Петра похолодело внутри. Он понял, в какую историю влип. От барона пощады не будет. У него много людей, войско по численности скоро превзойдёт войско герцога, земли его ширятся, и повсюду рыщут его соглядатаи. Барон умеет мстить, и у него длинные руки…
- Вы испугались, сэр Реджи? – вдруг вернул его к реальности негромкий грудной девичий голос.
- Нет, – попробовал улыбнуться Пётр.
Дольше, чем полагалось по этикету, он разглядывал в свете огня слегка скуластое, с тонким прямым носом и заострённым небольшим подбородком, лёгким изгибом длинных чёрных бровей и большими серыми глазами с длинными ресницами, лицо. Леди Эйлис тоже смотрела на него, и в её влажных глазах плясали искорки отблесков огня…
… Пётр и Эйлис в сопровождении слуги, шедшего впереди с факелом, в положенное для молодых время покинули свадебный пир, на котором посажёным отцом у них был сам герцог.
Незадолго до того герцог, исполняя волю короля, вёл переговоры с вассалами, верность которых королю уже вызывала законные опасения. На переговоры в замок одного из вассалов короля герцог прибыл с небольшим отрядом, чем и воспользовался коварный барон. Замок после короткого штурма был взят, герцог со свитой попали в плен. Петру удалось бежать после битвы и привести войско герцога к павшему замку. Последовал стремительный и яростный бой. Тяжело раненному барону с кучкой своих сторонников удалось скрыться. Запятнавшие честь пленённые вассалы по приказу герцога были казнены и в назидание другим повешены в окнах замка. Там же, сразу после боя, во дворе, ещё усеянном телами, торжественно при всём войске Пётр был посвящён в рыцари. Герцог отнял родовые земли Петра у скрывшегося стареющего барона и дарствовал их новому законному молодому хозяину. Исполняя в соответствии с обычаем желание своего нового вассала, герцог милостиво дал согласие на брак Петра и Эйлис.
В небольшой зале на втором этаже родового замка, куда доносились звуки веселья гостей, жарко пылал камин. Узкие окна были наглухо закрыты деревянными щитами, не пропускавшими осенние ветры. На стенах горели, потрескивая и чадя, факелы, колышущимся неровным светом тускло освещая праздничное убранство залы. Повсюду висели полотна с геральдическими эмблемами рода Петра, дополненными символами с герба семьи Эйлис. Посреди залы недалеко от огня на огромной охапке соломы были расстелены шкуры. Слуга поклонился молодым и, притворив дверь, вышел.
Эйлис нагишом сидела на шкурах, подобрав под себя ноги и запрокинув назад голову, в улыбке открыв мелкие белые зубы. Она уже не могла смеяться и раскачивалась из стороны в сторону. Перед ней, топчась на соломе, Петро демонстрировал серые мешковатые балахоны для исполнения супружеских обязанностей, подаренные молодым в соответствии с рекомендациями святой церкви. Он комично разглядывал специально проделанные в одеждах отверстия в соответствующих местах. Затем, замёрзнув, стащил с себя уродливый мешок и вместе с Эйлис забрался под шкуры. Они, обнявшись и укрывшись с головой, согревая друг друга, долго шептались, строя планы на будущее…
… Раннее летнее утро. Пётр уже в седле во внутреннем дворе замка. Доносятся голоса людей, занятых повседневными заботами, и чей-то смех с крепостной стены. Кудахчут куры, в загоне хрюкают свиньи. Почти посреди двора, рядом с глубоким колодцем, свалена большая куча соломы, около которой стоит повозка. Конюх держит под уздцы двух лошадей. Лошадь Петра стоит спокойно, уткнувшись мордой в плечо конюха. Другая беспокойно мотает головой, покусывает удила и нетерпеливо роет землю копытами. Из боковой двери стремительно выбегает Эйлис. На ней коричневый с красными узорами длиннополый костюм для верховой езды и длинные кожаные штаны. На непокрытой голове узкий кожаный обруч, украшенный серебром, придерживает распущенные чёрные волосы, ниспадающие до плеч. С улыбкой поблагодарив конюха, она обеими руками взялась за луку мужского седла и, резко взмахнув правой ногой, не касаясь стремени, легко взлетела в седло. Её лошадь, перебирая тонкими ногами и кося глазом, затопталась на месте. Эйлис, пригнувшись к шее лошади, погладив и похлопав её, быстро нашла ногами высокие стремена, повернувшись к Петру, озорно улыбнулась, резким движением головы забросила назад упавшие на лицо волосы. Конюх отпустил лошадей, хлопнул ладонью по крупу коня Петра и свистнул. Лошадь Эйлис, прядя ушами и пританцовывая, затрусила к воротам замка. Петро пришпорил своего коня, глубоко вдохнув свежесть утреннего воздуха.
Лошадь Петра несётся во весь опор вниз по пологому склону большого зелёного холма, сплошь усеянному мелкими жёлтыми цветами. Ветер свистит в ушах; от восторга и осознания возможной опасности падения, если лошадь вдруг оступится, провалившись копытом в кроличью нору, захватывает дух. Впереди, привстав на высоких стременах, прижавшись к гриве лошади, скачет Эйлис, длинные полы её дорожного костюма развеваются по ветру. Она изредка посматривает назад, оборачиваясь через плечо. Боевой конь Петра не поспевает за своенравной лошадью Эйлис. Ветер гонит по холму жёлто-зелёные волны травы и цветов, быстро скрывающие протоптанные копытами следы.
Домчавшись до небольшого пруда около мельницы, Эйлис и Пётр соскакивают со взмыленных лошадей, рассёдлывают их и, укрыв попонами, отпускают отдохнуть. Петро, раздеваясь на берегу, смотрит, как Эйлис входит в воду, расставив руки в стороны, поёживаясь от прохлады и двигая худыми лопатками. Миновав прибрежные заросли кувшинок и лилий, она беззвучно и гибко ныряет, как рыба хвостом, хлестнув по воде ногами. Петро с шумом забегает в воду, останавливается и смотрит, где покажется голова Эйлис, и ныряет в том же направлении. На середине пруда они, перевернувшись на спины, смотрят на огромные белые облака, плывущие по небу…
… Эйлис с Петром сидят на траве недалеко от мельницы и наблюдают, как старый Норманн даёт первый урок боевого искусства их сыновьям-погодкам. Норманн теперь мельник. Он долгие годы служил ещё у отца Петра, и Пётр помнил его с раннего детства. Размахивая лёгкими деревянными мечами, дети пытаются выполнять задание. Их голоса слышны всё громче, затем, побросав “оружие”, они устраивают щенячью свалку. Норманн с напускной суровостью выхватывает из вопящего и катающегося по земле клубка сначала младшего Кэдла и, держа его в охапку, другой рукой отлавливает Эйврила. С двойной ношей он пытается убежать от старшего Уиграма, который с криком и смехом бежит за ним. Пётр и Эйлис смеются. Эйлис теснее прижимается плечом к Петру, наклонив к нему голову, почти касаясь его щеки. У него слегка кружится голова от родного тонкого запаха роскошных чёрных распущенных волос любимой…
… На узкой винтовой лестнице угловой башни замка Пётр в одиночку сдерживает натиск нападающих. В бою уже пали его сыновья и большая часть защитников замка. Замок горит, и порывы ветра заносят в башню удушливый запах гари, который не даёт дышать полной грудью. Петра теснят наверх, где в зале башни находится Эйлис. Скорбь по погибшим детям и чувство вины за их смерти терзают душу. Жизнь для него теряет всякий смысл. Он гонит от себя скорбные мысли – сейчас любой ценой он должен защитить Эйлис – самое дорогое, что у него осталось. Петро дерётся с отчаянием и яростью смертельно раненого зверя. Вся лестница устлана трупами врагов и залита их кровью. Их поганой кровью забрызганы стены и его доспехи. Пальцы рук слипаются от крови, которой обильно запачкано его оружие. В многочисленных военных походах своего сюзерена Пётр научился не отнимать в бою жизнь противника без необходимости. Сейчас же он брал жизни врагов с яростным мстительным наслаждением. Чтобы оспорить своё право решать, кому жить или умереть, он готов был бросить вызов самому Богу или Дьяволу. Око за око, зуб за зуб, жизнь за жизнь. Каждый достигший цели удар отправлял в ад очередную душу. Но врагов слишком много. Как крысы они идут один за другим.
Отбиваясь двумя мечами, Петро с трудом парирует удары. Сходящиеся клинки высекают искры. Глухой звон мечей, лязг железа, хриплое дыхание врагов. Пахнет потом, железом и кровью. Вперёд, скаля редкие гнилые зубы и закрывшись окованным железом большим щитом, отводя назад для удара боевой топор, вылез горбун барона. Петро, отбив алебарду, тянущуюся к его голове, с силой бьёт ногой в щит горбуна. Тот на мгновение теряет равновесие, покачнувшись назад и чуть опустив щит. И тут же Петро левой рукой всаживает клинок прямо в открытый рот. Молниеносно перехватив меч пальцами за эфес, рывком проворачивает его и толкает от себя. Страшно захрипев и обдав соратников фонтаном крови, горбун падает им под ноги, в агонии дёргая руками и ногами. Воспользовавшись секундным замешательством врагов, сложив руки и описав ими круг, Пётр обрушивает удар обоих мечей на голову другого нападающего. Оружие чиркнуло по камню стены как огниво по кресалу, и яркие белые искры посыпались вниз. Быстрее искр упали чёрные от крови клинки. Лопнул шлем, и сталь с гулким треском разбившегося кувшина с вином врубилась в череп до верхней челюсти, горячие брызги крови и мозгов разлетелись по сторонам, попав и на лицо Петра. Выронив меч и звякнув тяжёлой бронёй, наёмник барона рухнул на колени. Быстрым движением словно кузнец, разводящий клещи, Пётр освобождает застрявшее оружие. Поверженный враг, заливая всё вокруг дымящейся кровью, валится на тело горбуна, мелко суча ногами.
Удар алебарды получился скользящим, сбил шлем с головы Петра и сильно повредил правое плечо. Кровь, стекающая с рассечённой головы, заливает глаза. Из последних сил он ведет бой.
Пётр пропустил ещё один удар алебарды по голове. Уже последний в этом бою. Перепрыгивая через Петра и наступая на него, враги ринулись по лестнице вверх. Боевыми топорами они начали рубить закрытую дубовую дверь.
Выскользнув из тела, он проплыл сквозь нападающих и трещавшую под ударами дверь, и проник в залу башни. Эйлис стояла посреди залы, держа в обеих руках длинный тонкий стилет, направив острие к своей груди. От двери полетели щепки, и Эйлис, подняв голову вверх, исступлённо закричала:
- Реджинальд!!!
Петро сверху видел, как она двумя руками попыталась вонзить клинок себе в сердце. У неё не получилось с первого раза, и Эйлис, придерживая рукоять стилета, упала грудью на каменный пол. Из худенькой спины выскочило узкое лезвие, и вокруг него платье окрасилось кровью. По всем её членам пробежала волна конвульсии, и, несколько раз дёрнувшись, тело обмякло.
- Не-е-е-т!!! – неистово взвыл от горя Пётр…
Очнувшись от увиденного, Петро долго не мог прийти в себя. Поднялся, так как уснуть после пережитого уже не удавалось. Пошёл умываться. Его трясло, бил мелкий противный озноб, а перед глазами снова и снова вставали живые картины его памяти. Умудрился сильно порезаться при бритье. Чертыхнувшись, приложил к лицу махровое полотенце. Теперь он знал, кто такая Эйлис, только от этого ему не стало легче. Сейчас он бы отдал всё на свете за возможность вернуться в прошлую жизнь хотя бы за сутки до нападения на замок…
Потом, с годами, Пётр окончательно утвердился в том, что видимые им события прошлого не были сновидениями. По прошествии времени любые, даже самые яркие и эмоциональные, сны забываются. Эти же картины врезались в память навсегда. Во всех деталях. По прошествии многих лет он видел их так же ярко, краски и пережитые эмоции не тускнели со временем. Они часто всплывали в сознании, но теперь ни за что на свете Пётр не согласился бы их забыть.
* * *
Петро Данилюк работал программистом в солидном НИИ оборонного комплекса страны. После краха социализма оборонка, как огромный умирающий динозавр, опрокинувшийся на бок, издавала последние хрипы. Чтобы выжить, приходилось искать различную работу. Днём – работа в НИИ за гроши, вечером – та же работа дома за компьютером, но уже для других заказчиков. Частенько засиживался до четырёх утра, затем короткий сон, и снова работа.
Пётр пытался находить время и для чтения, но сознание уже часто отказывалось от приёма новой информации. Он понял, что достиг предела своих возможностей. Постоянное умственное напряжение требовало срочной разрядки. И он занялся организацией собственной домашней видеотеки. Собирал лучшие произведения киноискусства, в основном прошлых лет. Просматривая в свободное время кинофильмы, он с удивлением заметил некоторую странность. Всё дело было в Грете Миллер, известной в прошлом киноактрисе Голливуда. Фильмы с её участием были неподражаемы. Нет, не сами фильмы (фильмы-то как раз были самой посредственностью), а её героини. Из-за них все эти ленты можно было смотреть снова и снова, даже отлично помня каждую сцену, так волшебно впечатанную светом в киноплёнку. Тогда время будто расступалось, ненадолго выпуская из безжалостных цепких когтей прошлого неясные тени, словно сновидения в горячечном уме тяжелобольного, отчего нежная сладкая грусть вдруг окутывала его, и от непонятной тоски сводило где-то под рёбрами. Может быть, потому Петро часто ловил себя на безумно фантастической мысли, что они с Гретой очень давно знакомы. Внутренне посмеиваясь над своей глупостью, он гнал от себя нелепые мысли.
Что привлекало его в Грете Миллер? Вероятно, не внешние данные. До Элизабет Тейлор или Бриджит Бардо ей было далеко. Шарм? Многим американским киноактрисам прошлого его было не занимать. Однако ещё со школьных лет Пётр помнил, что не в силах выносить взгляда актрисы, направленного с экрана прямо на него. Возникало чувство беспокойства, вины за что-то неизвестное, и Пётр торопливо отводил глаза. Пытаясь разобраться во всём этом, он часто крутил разные фильмы с её участием. Эффект воздействия на его психику был неоспорим. Трезво анализируя ситуацию, он отлично понимал, что это не навязчивая маниакальная идея параноика. На всякий случай порылся в публичной библиотеке, чтобы больше узнать о Грете Миллер. Оказалось, не густо. Родилась в Копенгагене, пережила в юности ужасы фашистской оккупации, после войны уехала в Америку. Снялась в немногих, не более двух десятков, кинокартинах. Наиболее заметными из них оказались лишь пять или шесть. Своей семьи не завела. По окончанию творческой деятельности посвятила себя общественной работе – принимала активное участие в помощи детям стран третьего мира. Вот и всё, пожалуй.
* * *
Жизнь неспешно шла своим чередом без каких-либо потрясений для его семьи. Однажды совершенно неожиданно, чего раньше никогда не бывало, у Петра случился нервный срыв. Без видимых причин. Он не мог сосредоточиться на своей работе, взятая домой “левая” халтура не клеилась, не получалось и чтение книг. Одним словом, всё валилось из рук. Петра стали одолевать сомнения в правильности выбранного жизненного пути, всё чаще он задумывался о бессмысленности своего существования. Его тревожило непонятное ощущение того, что как будто что-то родное и бесконечно близкое, то, о чём он почему-то сумел забыть, неуловимо ускользает от него, оставляя после себя мучительную пустоту беспамятства. В довершение всего появилась раздражительность в общении с людьми, и, чтобы не усугублять ситуацию, Пётр замкнулся в себе. Объясняя внезапно возникший кризис перенапряжением и усталостью, для разрядки Петро решил возобновить давно забытые в суете жизни прежние астральные исследования.
Как-то провозившись с “левой” работой до глубокой ночи и ощущая себя совсем разбитым, Пётр решил, что пора отдохнуть. В ванной перед зеркалом с минуту исследовал свои покрасневшие и разболевшиеся глаза. (Если и дальше будешь сидеть по ночам, то эта работа, в конце концов, тебя доканает). Затем, быстро умывшись, тихонько ужом заполз в постель, стараясь не будить давно уже спящую жену.
Не спалось. Петро неподвижно лежал в темноте, спутано рассуждая о смысле человеческой жизни. Наконец, заблудившись в собственных размышлениях, долго и бездумно разглядывал искрящуюся темноту за закрытыми веками. Вдруг через всё тело прошла волна вибраций, как будто через него пропустили переменный электрический ток. И сразу Пётр ощутил боковой сдвиг астрального тела, словно он соскользнул с дивана. Радостное, когда-то хорошо знакомое и уже основательно забытое, чувство предвкушения предстоящего выхода шевельнулось внутри. Но чтобы торопливостью не испортить всё дело, не включая мыслительный процесс, он лишь одним подсознанием дал команду на выход – и без особых усилий выскользнул из биологического тела. И тут же рядом с собой в комнате увидел человеческую фигуру, лица которой ему не удалось разглядеть. Казалось, что фигура поджидает именно его, невесомо паря в воздухе.
- Тебя ждут, поторопись. Времени почти не осталось, – услышал в своей голове Петро. Ещё не осознавая, что обращение направлено к нему, он уставился на незнакомца. Фигура, как ему показалось, укоризненно посмотрев на него, стала таять в воздухе, пока совсем не исчезла. Потрясённый этим событием, Петро упал назад в тело. Кто или что это было? Чья-то астральная сущность, или, может быть, мыслеформа? Кто его ждёт? Для чего не осталось времени? Если истекает его время, то он ещё не готов, у него впереди столько дел! Надо вырастить детей, непременно хочется знать, как они устроятся в этой жизни, кем станут. Он категорически не согласен!
Утром после беспокойного ночного сна в мрачном расположении духа Петро завтракал, в пол-уха слушая радио. Он размышлял о том, что современная человеческая цивилизация развивается не в том направлении. Естествознание – основа миропонимания, идеологическая база для развития науки, техники, экономики, политики, всех сторон жизни человечества – сегодня находится в глубоком кризисе. Современное естествознание до сих пор пребывает в неведении, как ответить на основополагающие вопросы, например, что такое жизнь, и какое место в ней занимает человек. Что есть человеческое сознание? Большинство учёных доказывает, что человек мыслит с помощью мозга. Враки! Мозг – это просто бортовой компьютер, необходимый для работы тела, как, например, компьютер для современного боевого самолёта. Сознание управляет телом посредством мозга, как пилот самолетом. Сознание – это водитель, который использует тело для выполнения конкретной задачи. Если идти дальше, то сознание вообще находится вне физического тела и спокойно может обходиться без него. Мозг играет лишь роль посредника между физическим телом и разумным личностным “Я” в нём живущем, обеспечивая функционирование высокоорганизованной биологической машины в ограниченных условиях земного существования. Человек вовсе не царь природы, не вершина эволюции, а лишь одна из ступеней, необходимых для развития и совершенствования духа. Держась за свои звания, награды и кресла академиков, представители официальной науки не желают отступать от придуманной ими материалистической доктрины строения мира, в которой они сами запутываются всё больше и больше. По различным причинам, одна из которых заключается в том, что им придётся сознаться в том, что многие годы они уводили человечество от истины, они не согласны принять идеи, что материальный мир является производным от мира духовного и строится на основе структур сознания. Правы были древние, когда утверждали, что видимый мир – это иллюзия. Развивая науку в соответствующем ключе, можно решить все стоящие перед человечеством проблемы.
Чем глубже человек постигает духовные законы, тем более очевидными для него становятся тяжкие последствия их недостаточного понимания. Тогда у него растёт естественное бескорыстное желание помогать другим, поделиться своими прозрениями, чтобы восстановить в мире нарушенную гармонию. А это, в свою очередь, требует изменения взглядов у других людей, что немедленно вызывает противостояние. Но противостояние порождает лишь противостояние. И человек оказывается перед искушением быть втянутым в то же агрессивное соперничество, во вражду, которые и были изначальной причиной утраты духовности и вели мир от одной катастрофы к другой. Таким образом, круг замкнулся.
Какое будущее готовит себе человечество? Человек постоянно ведёт войны в различных уголках земного шара, беспощадно уничтожая себе подобных. За последние сто лет своей технократической деятельности он безвозвратно уничтожил многие виды флоры и фауны. Уже необратимо начался процесс глобального потепления климата, природные ресурсы планеты на грани истощения. Не за горами новые глобальные войны за передел природных ресурсов – за нефть, руду, уголь, леса, чистую воду и воздух. Про духовный уровень развития общества лучше и не вспоминать. Массовая культура выплёскивает на её потребителей мутные волны насилия и разврата, оскорбляя чувства нормального человека. Мораль в обществе не на высоте. Всё решается, как и в прежние времена, с помощью силы, военной или финансово-экономической. Мерило жизненного успеха – золотой телец. “Легче верблюда протащить сквозь игольное ушко, чем богатому войти в царство небесное”, – вспомнилось ему(8). Человек забыл о своём предназначении, он неправильно распоряжается главным сокровищем, имя которому – жизнь. Нашей цивилизацией правят три порока – жадность, зависть и глупость. Большинство людей даже не задумываются над вопросом – кто они такие, и с какой целью прожигают свою жизнь, загаживая планету? Наверное, всему есть свой предел. Терпение Создателя тоже, вероятно, не безгранично.
Размышления Петра о том, что человечество своими руками с азартом приближает Апокалипсис, прервал голос диктора. Тот сообщал о том, что известная в недалёком прошлом под псевдонимом Греты Миллер американская киноактриса Маргарита Мюллер вчера помещена в одну из клиник Нью-Йорка, и что врачи дают неутешительный диагноз.
Петро сидел как оглушённый. “Вот оно, сошлось!” – стучало в мозгу. Сейчас у него уже не было никаких сомнений. Как он раньше не догадался? Он ругал себя за тупость. Теперь он уже знал, что ему надо делать. “Adjuva me, Domine, fac propter magnam misericordiam tuam…”(9) – всплыл из глубин памяти звенящий под высокими каменными сводами протяжный жалобный голос.
- Amen, – благочестиво заключил Пётр, ощутив, как дрожь прошла по всему телу...
* * *
Несколько недель ушло на посещение туристических агентств, оформление загранпаспортов и виз, приобретение авиабилетов. Долгий перелёт через океан. Первый сюрприз ждал уже сразу после приземления. Гид туристической фирмы объявил, что группа вновь прибывших туристов будет поселена в другом, не запланированном отеле. По независящим от фирмы причинам. Дальше от Манхеттена, но зато в более спокойном районе.
Разместившись в отеле, Пётр остался в номере, сославшись на усталость после перелёта. Супруга с детьми поехали осматривать статую Свободы. По телефонной книге Петро принялся обзванивать больницы и частные клиники. Несколько часов, проведённых у телефона, довели его до отчаяния. Сев в кресло и слушая вой полицейских сирен, он устало размышлял, как следует систематизировать поиск. Вдруг его словно осенило. “Ничто в жизни не происходит случайно. Всё имеет свои предпосылки и следствия”, – вспомнил он. Обругав себя за недогадливость, Петро сбежал вниз по лестнице и осведомился у скучающего портье, нет ли поблизости какой-нибудь клиники. Вероятно, у него был такой вид, что тот участливо спросил:
- Вам нужен врач, сэр? С вами всё в порядке?
Успокоив портье, он узнал, что в квартале, где расположен отель, действительно есть частная клиника. Уточнив её телефон, Пётр из своего номера позвонил туда. Но вежливый голос в трубке ответил, что они никому, кроме как полиции, по телефону не дают справок о своих пациентах. Петро положил трубку. В голове пульсировало, внутренний голос говорил, что он у цели.
В номер поднялись приехавшие с экскурсии дети с супругой. Петро сказал, что пойдет прогуляться, и домашние захотели идти вместе с ним. Он торопился и не стал спорить, ответив, что он не против, лишь бы ему не задавали лишних вопросов.
В холле клиники на семейную группу не обратили внимания. После настойчивых попыток получить у администратора ответ на вопрос, может ли Питер Данилюк посетить Маргариту Мюллер, тот, узнав что Питер – простой турист из России и не является её родственником, предложил покинуть клинику, пока он не вызвал полицию.
В растерянности Пётр с домочадцами какое-то время ещё топтались в холле. Вдруг из боковой двери быстро вышел врач в халате светло-салатного цвета и с пластиковой карточкой на нагрудном кармане. Подошёл к охраннику, затем к ним:
- Пойдёмте со мной. Вас уже ждут.
Пётр оторопело посмотрел на него, не веря своим ушам.
- Сэр, вы меня хорошо понимаете? – обратился к нему врач.
- Да, – выдавил из себя Данилюк.
Пригласив всех четверых в лифт, врач нажал кнопку нужного этажа. Обращаясь ко всем сразу, он сказал, что посещение будет недолгим, так как больная находится в очень тяжёлом состоянии, что она недавно пережила клиническую смерть, и врачи не гарантируют, что мисс Миллер сумеет продержаться ещё хотя бы несколько дней. Только огромное желание жить держит её в нашем мире, так как все ресурсы организма давно исчерпаны, и даже приборы, поддерживающие её жизнь, вряд ли смогут сотворить чудо.
Вместе вошли в палату. Врач, подойдя к медсестре и что-то тихо спросив, бесшумно вышел. На высокой подушке Петро увидел сильно постаревшее и осунувшееся знакомое лицо. Его язык онемел. Всё, что он заранее приготовил для этого случая, вылетело из головы. Больная была в сознании и смотрела на вошедших, переводя взгляд с одного на другого. Затем вопросительно тихо произнесла:
- Реджи?
У Петра закружилась голова, холодок прокатился сверху вниз по позвоночнику, и он пересохшим ртом как эхо, ответил:
- Эйлис…
Глаза их встретились, и старая женщина улыбнулась. Петро быстро подошёл к кровати, опустился на колени и взял в ладони её руку. Эйлис с улыбкой, слегка прищурившись, смотрела на него.
Петру многое хотелось рассказать. Рассказать, что он должен был найти её в прошлой жизни, что они должны были встретиться где-то в Европе, но наверху, видимо, что-то не сложилось. Сталин опоздал с началом войны, в результате всё пошло наперекосяк…
Эйлис с улыбкой прервала его:
- Я всё знаю, Реджи…
- Мне нельзя было этого делать, Реджи, – продолжала говорить Эйлис слабым голосом. – Но всё уже позади. Мне сказали, что я уже прощена и теперь я свободна.
Затем, обведя взглядом всё семейство и слабо улыбнувшись, старая женщина негромко произнесла:
- А ты молодец, Реджи. Ты нашёл наших детей, – глядя на супругу, сына и дочь, позвала:
– Уиграм, Эйврил, Кэдл, подойдите ко мне.
У Петра всё завертелось в голове:
- Эйлис, но они ничего не помнят…
- Не важно, пусть подойдут.
Эйлис прикрыла глаза. Она лежала с умиротворённым счастливым лицом, и лёгкая улыбка играла на бескровных губах. Вдруг запищал зуммер одного из многочисленных приборов, окружавших кровать больной. Медсестра, нажав какую-то кнопку, стремительно выбежала в коридор. Быстро вернувшийся врач обратился к Петру тоном, не терпящим возражений:
- Пожалуйста, выйдите, вам больше нельзя здесь находиться. Подождите за дверью.
Вот она, вечность жизни, её бесконечная и извилистая, полная неожиданностей дорога. Страх смерти, желание жить любой ценой, болезни и неумолимая старость – всё это проклятия земной жизни, в которой человек почти полностью отождествил своё сознание со своим немощным, хрупким и таким недолговечным телом. То, что веками искали философы, как оказалось, извечно присутствует рядом с нами. Скитаясь во времени по разным мирам и пространствам, проживая одну жизнь за другой, всегда ли мы помним, кто мы, откуда и куда идём? Что там у каждого из нас впереди? Мы ставим перед собой ложные цели, живём в придуманном мире иллюзий, и в погоне за сиюминутным материальным благополучием и удовлетворением личных амбиций не замечаем, не понимаем и не чувствуем, куда нас должна вести наша дорога. Мы не знаем, всегда ли она у нас под ногами, и не свернули ли мы с неё, не заметив знаков на обочине? И всегда рядом с нами наши попутчики, наши друзья и враги, по иронии судьбы не узнаваемые нами.
Почти час они стояли в коридоре клиники. Реанимационная бригада ещё не выходила из палаты. Наконец дверь открылась, и вышел врач, который привёл их сюда.
- Кто из вас Реджинальд? – устало обратился к ним севшим голосом.
Пётр подошёл к нему.
- Мне очень жаль, сэр… – негромко начал врач, сняв очки и взглянув Петру прямо в глаза. – Но мисс Миллер скончалась десять минут назад…
Словно что-то оборвалось внутри. На глаза навернулись слёзы. Пётр, сжав пальцами переносицу, тихо спросил:
- Она… что-нибудь ещё сказала?
- Она просила передать, что будет вас ждать, сэр, – ответил врач и, тронув Петра за плечо, пошёл по коридору.
* * *
1993 – 2009.
(1) Масутатсу Ояма – известный в 1950-1980-х годах мастер каратэ, основатель школы Кёкусинкай – контактного спортивного карате одного из самых жёстких стилей.
(2) Главный наставник местной школы, здесь – руководитель городской сети секций школы (япон.)
(3) Наставник, здесь – руководитель секции (япон.)
(4) Комплекс формальных упражнений (япон.)
(5) Произвольный поединок (япон.)
(6) Упражнение по разбиванию твёрдых предметов (япон.)
(7) Буквально – область суставов указательного и среднего пальцев руки, сложенной в кулак (япон.)
(8) Евангелие от Матфея, 19: 23, 24: “Иисус же сказал ученикам Своим: истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное; И ещё говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие”.
(9) “Пособи мне, Господи, сотвори по великой твоей милости…” (лат.)