Уходят дни, оплакиваю их,
Как плачут, с кем-то близким расставаясь…
(Елена Нау)
Слезы уже текли мне за воротник пальто.
Болью вспыхивал, рождаясь внутри, каждый вдох, каждый пунктирный всхлип.
Пальцы недоверчиво скользили по бледнеющей его щеке, перебирали тускнеющие волосы, которые еще только утром, казалось, пылали золотом. На его лбу горела неумолимая печать быстро увядающей жизни.
Остро упираясь коленками в кафельные квадраты, дрожу от пробирающих до косточки мрачнеющих мыслей, от наползающих на меня теней. Стоило ли описывать белую дорожку исчезающих самолетных хвостов – вкруг золотого глобуса манящей жизни, ведь сегодня никакая география не была способна спасти угасающую на моих руках фарфоровую жизнь.
Ах, он умирает, уходит, до последнего содрогания пытаясь стиснуть мой локоть, слабо тянет меня ближе, силится улыбнуться, но вымученная улыбка – пугает меня и холодит.
Стеклышками калейдоскопа, разноцветными шарами, вырвавшимися из руки продавца – кружат надо мной наши недосмотренные сны, в которых мы были одеты в белое, смело прикасались к хрустальным клавишам и никого не боялись.
Моя память забрызгана его легкими крылатыми поцелуями, как белая ткань – апельсиновыми брызгами...
И вот он снова рядом – после сотен ночей ожидания, после тысяч шепчущих молитв – рядом в последний раз.
Поднимаю глаза – и всем отчаянием упираюсь в вежливый чистый потолок. Хочу разглядеть звезды, что морозно светят высоко над городскими крышами, выловить в своей памяти хотя бы тонюсенькую ниточку света и подвесить на нее иссыхающую рядом жизнь, но – никак! Как в плотное стекло экспериментальной камеры, бьюсь всем сердцем в мерцающие экраны закрытых дверей, но полуночный коридор отвечает мне только ворчливым гулом. Помогите же, вспомните о милосердии! Обреченная тишина.
Теплое дыхание срывается в слабый кашель. Сквозь слезы бессильно наблюдаю, как снегом под солнечным дождем тает его прекрасное молодое лицо….
Туман обвил меня влажным траурным платком. Поднесла к лицу дрожащие руки, вглядываюсь в переплетение неведомых мне еще судеб на ладонях, тихонько дую на них и молча прощаюсь с отошедшим в безвременье возлюбленным – с Долгим Радостным Днем…