Корреспондента горноозерской независимой газеты “Перекресток” выловили возле скалы под названием Белый камень. Обстоятельства его гибели были странными. Рядом со скалой, на лесной поляне, стояла его вишнёвая «девятка». Место там глухое. Когда рыбаки, которые ловили форель в речке Узе, впадающей в Белое озеро, обнаружили “Жигули”, там все было нетронуто. Хотя дверца машины была приоткрыта.
Артём и Игорь, парни послеармейского возраста, сначала не обратили внимания: ну, стоит машина, мало ли... Только прорыбачив в этом месте часа четыре, они заподозрили неладное: дверца приоткрыта, а к машине так никто и не подошел.
Ребята осмотрели машину, а потом местность вокруг. Утопленника прибило к берегу прямо под скалой. Это был мужчина среднего роста, одет в джинсы и тёмный свитер, на ногах кроссовки. Судя по экипировке, купаться он явно не собирался. Позвонили по мобильнику в горноозерский райотдел и сообщили об этой жуткой находке. Примерно через полчаса старший следователь прокуратуры Архипов с экспертами-криминалистами и оперативниками были на месте происшествия.
Опознание не составило большого труда. Как только тело вытащили на берег, один из оперов – Жора Осадчий – воскликнул:
– Мужики! Да это же Сашка Кузнецов из “Перекрестка”! Два дня назад он заходил в отдел за информацией.
– Чего его сюда занесло? – удивился следователь. – Был бы хоть с удочками...
После тщательного осмотра машины и содержимого карманов, следователь понял, что причину гибели журналиста определить будет трудно.
Напрашивались несколько предположений. Первая версия: смерть связана со служебной деятельностью. Кузнецов писал довольно острые статьи и совсем недавно прошелся по поводу финансовой деятельности фирмы “Динамика” и коммерческого банка “Возрождение”. Это могло кому-нибудь очень не понравиться.
Но вокруг не было следов присутствия другого автомобиля или даже людей. По песчаному берегу незамеченным не пройдешь. Оставалась лодка – но подход к Белому камню с воды преграждали острые, как зубы дракона, обломки скалы. За века борьбы воды и камня этот “барьерный риф” ушел в озеро Белое на двести метров.
Версия ограбления отпадала вообще: на руке у журналиста были дорогие швейцарские часы – подарок коллег к 35-летию, а в кармане – довольно приличная сумма денег. Да и машину никто не тронул...
Наконец, это мог быть несчастный случай. Или же самоубийство. Только вот вопрос: зачем преуспевающему журналисту кончать жизнь самоубийством? И зачем ему было лезть на скалу? Но ведь затащить туда здорового крепкого мужика насильно, тоже исключено. Разве что, спустить с вертолёта…
Все это следователь Максим Васильевич Архипов прокручивал в голове по возвращении в Горноозерск.
В редакцию Архипов отправил Жору Осадчего. А сам решил осмотреть квартиру погибшего. Жил он один. Осмотр квартиры практически ничего не прояснил. В письменном столе было десятка полтора рабочих блокнотов журналиста. Но разобраться с ними с наскока не представлялось возможным. И Архипов решил отложить это занятие на завтра. Причём, привлечь себе в помощь хотя бы того же Осадчего.
С бывшей женой Кузнецова, Раисой, Максим Васильевич тоже встречаться не спешил. Развод состоялся уже пять лет назад. Отношения бывшие супруги, по словам сослуживцев Александра, практически не поддерживали.
Судебно-медицинская экспертиза установила время смерти: между двумя и тремя часами ночи. Но это вносило еще большую неясность. Чего, спрашивается, делать в таком месте глухой ночью? Там и днем, кроме редких рыбаков, никого не бывает.
Две зацепки к концу дня Архипов все же получил. Первая – в организме погибшего был обнаружен алкоголь. Правда, доза не столь велика, чтобы наделать больших глупостей. А Кузнецов, видимо, всё-таки сам их натворил. Следователь всё больше склонялся к такой версии.
Вторая находка - очень непонятная записка. Листок довольно истрепанной серой бумаги, исписанный с обеих сторон округлым почерком, скорее всего, женским.
Когда удалось восстановить текст, Архипов прочитал:
“Здравствуй, Сашико-сан!
Что за странная птичка удод – заставила меня писать письмо...”
Дальше следовали помеченные разными датами и написанные разными чернилами короткие сообщения за период примерно в полтора месяца. Среди них были и жалобы:
“Я так хотела, чтобы ты пришел сегодня...Что же произошло? Неужели все кончено? Наверное, ты уже устал от меня...”
В другом послании неизвестная делилась радостью:
“Я целый день вчера, будто на крыльях летала, когда увидела, что ты идешь нам навстречу. Правда, на какое-то мгновение я испугалась: вдруг ты отколешь какой-нибудь номер? Но потом, когда ты прошел мимо нас, у меня поднялось настроение. А вот у мужа – наоборот. Неужели он почувствовал что-то...”
В конце череды этих посланий была приписка: “Саша, я выполняю свое обещание – ты получил “письмо”. Хотя и считаю, что не надо бы тебе его читать. С ним тебе будет труднее отвыкать от меня. И еще у меня вот какая просьба: Саша, умоляю тебя, не икать встречи со мной. Ты ведь понимаешь, что у наших отношений нет будущего, что нам нужно расстаться. Прошу тебя, послушайся меня. Лучше нам расстаться по-доброму.
Твоя Русалочка”.
Последняя запись, по определению экспертов, была сделана значительно позже, когда бумага уже довольно сильно потерлась от длительного ношения, предположительно, в косметичке. Видимо, Кузнецов получил это послание перед своей гибелью, и оно как-то повлияло на обстоятельства его смерти. Только вот кто она, эта Русалочка? Архипов понял, что, прежде всего ему надо найти эту женщину.
Может, она и не причастна к обстоятельствам смерти Кузнецова, но она тот человек, который, по-видимому, знает о нем больше остальных.
Но где ее искать, вот вопрос.
Кузнецов погиб в среду. На следующий день Архипов и Осадчий взялись за изучение блокнотов журналиста. Их работа осложнялась тем, что у покойного была своя система сокращений. Не стенография, а своя произвольная скоропись. Только через пару часов кропотливой работы сыщики начали понимать эту “каблограмоту”. Дальше работа пошла быстрее и стала продуктивнее. И все-таки, несмотря на усидчивость и упорство, к концу дня осталось еще четыре блокнота. Архипов решил взять их домой, а Жоре на завтра поручил еще раз переговорить с сотрудниками “Перекрестка”.
Нельзя было всецело полагаться на оставшиеся блокноты. Они тоже могли оказаться “пустышками”. Жоре предстояло поискать в редакции ниточку, которая привела бы к таинственной Русалочке. Не может быть, чтобы никто из окружения Александра ничего не слышал о ней.
Дома Архипов съел ужин, приготовленный дочерью, так как жена уехала в командировку, расположился в своём любимом кресле и углубился в содержимое блокнотов. Он уже, как говорят, врубился в кузнецовский стиль скорописи и читал довольно бегло. Впрочем, до сих пор все записи были служебного характера, ничего личного.
Вымотавшийся за день Архипов решил пойти другим путем. Он взялся просто пролистывать блокнот, не вчитываясь, а лишь охватывая страницы зрительно. На что надеялся, Максим Васильевич и сам не знал, но интуиция ему подсказывала, что так он быстрее на что-нибудь наткнется. Вот тогда можно будет вчитаться, поразмыслить...
Повезло ему на предпоследнем блокноте. Архипову показался знакомым почерк в короткой записи на полях страницы, сделанной явно не рукой Кузнецова. Записан был телефонный номер и инициалы “Р. Б. А.”.
Следователь достал из папки “послание”. Да. Очень похожи “двойка” и “пятерка” в номере телефона и в цифрах проставленных дат. Буквы “Р” в имени и в блокноте тоже были со сходными завитками...
Архипов, не веря в такую удачу, все-таки схватил телефонную трубку, но тут же положил ее на рычаг. Было уже около полуночи, и сообщать на ночь, глядя женщине о гибели человека, которого она любила – верх жестокости. Может, эта «водяная обольстительница» уже всё знает, но всё равно, лучше оставить разговор с ней до завтра. К тому же у Архипова уже не было сил, и глаза слипались.
На следующее утро следователь зашел на прием к начальнику райотдела полковнику Казарову. Архипов уже знал, кто такая Русалочка. Выяснил по телефонному номеру и удивился, что это жена известного не только в городе, но и в стране человека. Александр Агапов – боксер-тяжеловес – был чемпионом России, призером чемпионатов Европы и мира. Сейчас он готовился в составе сборной страны к Олимпийским играм.
Ситуация складывалась щекотливая, Архипову не хотелось брать всю ответственность на себя, а прокурор, как назло, уехал в Москву. Оставалось обратиться к своему тезке наоборот – Василию Максимовичу. Благо, они неплохо ладили. Дочери Архипова и Казарова учились сначала в одном классе, а сейчас на одном факультете экономического университета.
Полковник выслушал старшего следователя и долго молчал. Потом покачал головой.
– Не пойму я, Максим, этих баб. Что им надо? А может, они и сами этого не знают... В общем-то, Кузнецов – мужик ничего. Но он же старше Русланы на десять лет, да и не сравнить его с Агаповым. Мировая знаменитость! Вон, какой коттедж ему спонсоры отгрохали. А этот что? Ну, журналист, ну язык подвешен... Агапов его щелчком зашибет! Впрочем, уже нет.
Архипов пожал плечами.
– М-да, ситуация. Я думаю, Максимыч, может, все дело в том, что один по белому свету разъезжает, а другой – под боком. Да. Жалко мужика – журналист он был толковый.
– Жалко-то жалко, – согласился полковник, – да ведь не вернешь. А Агапова не жалко? Такого тоже никому не пожелаешь, – Казаров опять задумался.
– Ты, Максим, правильно сделал, что зашел. Кроме тебя, о Руслане кто-нибудь знает?
– Нет. Со мной Осадчий работал, но телефон я нашел уже без него.
– Ну, вот и хорошо! Незачем это дело раздувать. Кузнецова уже не вернуть, а людям жизнь исковеркаем. И надо ведь не забывать, что Агапову предстоит на Олимпиаде честь страны защищать. Тут уже вообще государственные интересы... Ну, Максим, не думаешь же, ты всерьез, что эта учительница музыки корреспондента со скалы столкнула! Так что покопай еще пару-тройку дней и закрывай дело за отсутствием состава преступления.
– Несчастный случай? А кой черт его на скалу понес?! Туда без специального снаряжения только альпинист заберется...
– Любовь зла, Максим. Она людей и не на такие глупости толкает. Да-а…Я вот где-то читал, - полковник умолк, сосредотачиваясь, - вот, слушай, афоризм такой есть: «Любовь – это всё. И это всё, что мы о ней знаем». Каково?! Наша ситуация, а, Максим?
- Слава Богу, - не вдохновился следователь, - я уже вышел из этого возраста. Пожалуй, пойду.
Кузнецова хоронили в субботу. На кладбище было довольно много народу: сотрудники из “Перекрестка”, соседи, знакомые, приехали какие-то родственники. Пришла даже бывшая жена. Архипов все высматривал Русалочку. Почему-то ему казалось, что она придет. Когда провожающие стали расходиться, Максим Васильевич немного задержался, но отошёл в сторону от свежей могилы. Вроде как прогуливаясь. Минут через десять Архипов вернулся. Возле глиняного холмика стояла молодая женщина. Вся в черном, с букетом белых хризантем в руках. Женщина положила цветы и пошла в сторону черной иномарки с затененными стеклами...
Архипов посмотрел ей вслед: нового «Сашико-сана» нашла… А, может, родственник? Что я о ней знаю, чтобы судить? Все-таки приехала...
В понедельник Архипов уже готовил бумаги к закрытию дела, а дотошный Осадчий припер найденный в тайнике стола Кузнецова дневник. Обычную тетрадь в черном переплете. Записи в ней были за тот же период, что и в письме Русалочки, только продолжались до времени гибели.
Архипов полистал бегло тетрадь. Натолкнулся на слово “удод” и не смог удержаться. Так хотелось узнать: а причем все-таки удод.
“...гуляли с Р. в парке, не помню, с чего заспорили. Она говорит – удодот, а я – удод. Р. – великая спорщица. Говорит: “Давай зайдем в библиотеку и проверим. Если выиграю я, ты подойдешь вон к тому бомжу, снимешь с него фуражку, погладишь по голове и споешь: “Милая моя, солнышко лесное”, а я ей сказал: “Ты напишешь мне письмо, если проспоришь...”
Архипов не стал читать дальше. Перед днем гибели в записях не было ничего существенного: сходить в химчистку, забрать костюм и тому подобное. Но это несущественное основательно отвергало версию самоубийства. Архипов снова открыл страницу с “удодом”...
Господи, детский сад какой-то. Ну, получил, ты, мужик, письмо. Считай, на том свете.
Следователь повертел в руках тетрадь и набрал номер.
- Алло, это Руслана Борисовна? Следователь Архипов. Вы не могли бы уделить мне немного времени? Нет, я к Вам сам подъеду.
Агаповы жили в двухэтажном особняке недалеко от озера. В огромном доме никого, кроме Русланы, не было...
– Чай, кофе? – спросила хозяйка у следователя. А потом добавила, глядя ему прямо в глаза. – А может быть, Сашу помянем?
– Извините, я на службе. И, пожалуйста, не беспокойтесь, я на минутку. Только передам Вам это. Архипов протянул женщине тетрадь с вложенным в нее письмом. Она опять пристально посмотрела на него.
– Благодарю Вас.
– Да, – подумал Архипов по дороге в город, – в ней действительно что-то есть, что может свести с ума...
...Руслана села в кресло возле камина и принялась читать тетрадь, вырывая и бросая в огонь прочитанное. В последней записи среди намечаемых и выполненных мероприятий Саши Руслана наткнулась на фразу, на которую не обратил внимания следователь: “Теперь можно и попробовать – запреты сняты”. Но и до нее значение слов дошло не сразу. Женщина швырнула в огонь остатки дневника, следом полетело “послание”.
Руслана смотрела, как корчится и исчезает в огне злосчастная бумага, и вдруг ей стал ясен смысл того вечернего звонка Саши.
...Она потеряла бдительность и подняла трубку, не взглянув на определитель номера. Когда поняла, кто звонит – растерялась. Только и смогла выговорить:
– Саша, но я же тебя просила...
– У меня только один вопрос и больше никогда не буду звонить. Можно?
Руслана молчала, но не отключила связь.
– Скажи мне, Русалочка, мы теперь свободны от всех обещаний друг другу?
– Н-не знаю... Видимо, да.
– Ну, все. Пока, целую...
Кузнецов так легко попрощался, такими привычными словами, словно они расставались только до завтрашнего утра...
...Руслане вспомнился восход у Белого камня. Они любовались розовой вершиной скалы, и Саша рассказал, как они мальчишками наблюдали подъем на скалу без страховки и снаряжения отчаянного одиночки. Еще тогда он решил, что когда-нибудь и сам попробует так же.
– Поклянись, что никогда этого не сделаешь, – потребовала Руслана. Саша долго спорил, что это не так уж и опасно, но, в конце концов, дал слово...
– Дурак! Ну, какой же ты дурак! Ну что же ты наделал...
И впервые после гибели Кузнецова по лицу женщины потекли слезы. Но они не принесли облегчения. Это были горькие немые слезы. Она пошла на кухню, закрыла вытяжку и двери и открыла газ...
К счастью, домработница пришла раньше. Руслану успели откачать вызванные девушкой медики.
Да, действительно, странная птичка удод...