ИЛИ ГАНДИЗМ ПО-УЗБЕКСКИ
Материал был подготовлен 4 сентября 2003 года.
-----------------------------
ОТ БУНТОВ К МИРНЫМ АКЦИЯМ: ТЕОРИЯ И ИСТОРИЯ
Войны, революции, бунты, перевороты, восстания – все это вехи истории человеческого развития, правда, по разному проявлявшиеся в различных государствах и землях. Их упоминание ведется с тех времен, когда появилось возможность освидетельствования фактов и событий, например, через письменность, легенды, сказки, рисунки. Это говорило о том, что человечество распирают внутренние противоречия, которые требовали разрешения любым способом, к сожалению, не всегда мирным путем. В любом случае, эти явления проявлялись тогда, когда население не видело никакого иного способа разрешить острые социальные проблемы, накопившиеся в обществе, как не иначе взявшись за оружие и свергнув с власти ненавистный строй, корону, династию, руководителя, менеджера и прочее лицо, олицетворявшее несправедливость. Безусловно, никакая власть не хотела уступать свое место без боя, и зачастую столкновения носили кровопролитный характер. Стороны в бою не жалели друг друга, а после сражения победитель карал побежденных, хотя нужды в этом как бы и не было. Человеческая сущность противника не ставилась ни во грош.
Хотя следует заметить, что любые действия, направленные на власть и целью устранения проблемы этой властью, носили, казалось бы, гуманитарную сущность – на право обладать правами и свободами. Судите сами, восстания свершались за свободу от захватчиков или тирании господствующего трона. Стачки и маевки проводились с целью устранения несправедливости в оплате труда. Во время шествий и демонстраций люди требовали у государства обеспечить их свободами в слове, выражении. Несомненно и другое, этими устремлениями пользовались определенные общественные слои – партии, сословия, классы, касты, движения, которые выдвигали программные действия, стремились подвязать эти устремления под свои корыстные интересы. Это они вели в бой, на революцию, на баррикады сограждан, обещая им свободы и права. При этом всячески использовался разрушительный потенциал народного гнева. Вспомним историю: любая революция совершалась со значительным уничтожением материальной среды, человеческими жертвами и последующей депрессией в общественным развитием. Но едва партии, классы, слои и прочие приходили к власти, то они начинали угнетать тех, кто привел их к власти – свой народ. Таким был Робеспьер. Таким был Ленин. Таким был Гитлер. Таким был Пол Пот. Имена диктаторов можно перечислять до бесконечности.
Но при их власти общество не получало тех свобод и прав, о которых мечтали люди. Потому что человек был винтиком общественного механизма - единицей. А как говорил русский поэт Владимир Маяковский, «единица – вздор, единица – ноль», то есть отдельно взятый человек ничего не стоил, его жизнью можно было не дорожить. Диктатура – пролетарская, коммунистическая, фашистская, националистическая, королевская, самурайская – использовала людей как расходный материал ради достижения каких-то, пускай даже на первый взгляд, благородных целей. И она требовала от людей самопожертвования ради этих целей, мол, ради светлого будущего, ради общества, которые, может быть, не требовали на самом такой жертвы. Поэтому пока человеческая жизнь не ценилась революциями, движениями или восстаниями, эти общественные акции не имели ничего общего с гуманизмом, с правами человека и его свободами.
С другой стороны, любое правительство стремится к стабильности, если хочет остаться у власти. Оно признает силу, но только в рамках закона. То есть любое действие, идущее в противовес с законом, попадает в разряд нарушений, и правительство имеет моральное право применить силу для восстановления порядка. Значит, вопрос стоит в том, чтобы изменить миропорядок, не дестабилизируя систему прямой и грубой силой, а в результате мирных акций, проявлением своего волеизъявления через ненасильственный протест. Известно, что в государстве существует общественный договор – система взаимоотношения между властью и гражданами. Но порой система не отражает общественные процессы, она противоречит логике исторического развития и тем более нарушает человеческие основы. Тогда граждане нарушают этот договор, вынуждая власть изменить его. История знает много фактов насильственного принуждения, но ведь общественный договор менялся и мирными процессами, что было по эффективности сильнее.
Несомненно, многие мыслители прошлого осознали это. И стали провозглашать совершенно иные механизмы борьбы, не связанные с кровопролитием, вооруженными действиями. Одной из них было просвещение. Было бы справедливым отметить, что это порой понимали и сами правители, которые стремились развивать в стране образование, науку, просвещение, искусство, что, свою очередь, несло созидательный потенциал обществу. Такие движения порой приобретали значительные масштабы, находили поддержку во многих слоях населения. Вспомним, хотя бы русское народничество – когда интеллигенция шла к крестьянам, к простому люду и вела с ними просветительскую работу. Правда, эта форма поднятия личного и общественного самосознания масс, борьбы за свои права была обстругана большевиками.
На территории Средней Азии в 20-х года прошлого столетия распространение получило джадизм – течение интеллигенции, стремившейся с помощью мирных средств, просвещения и образования изменить политическое самосознание граждан и способствовать урегулированию острых социальных противоречий. Однако джадизм был подавлен большевизмом, а его сторонники репрессированы Советской властью.
Другая форма воздействия на окружающий мир и миропорядок – гражданское неповиновение. Возможно, его истоки лежат в христианских постулатах. Взять хотя бы такой, как непротивление злу насилием. То есть нельзя поступать точно так же, как зло, потому что тогда ты сам ничем не будет отличаться от этого зла. Зло ждет таких же действий, каким оно само привыкло действовать и поэтому знает, какие контрмеры необходимо применять. Если власть – зло, то на нее следует влиять добром. Зло не может сломить силой силу духа, морали, нравственности, добра и справедливости. Поэтому этот постулат лег в основу гражданских мирных акций.
Скорее всего, этот постулат был внесен другими мыслителями.
Джон Ролз считал, что гражданское неповиновение ведет к изменению условий (законов и норм), достигаемых в результате взаимных действий власти и граждан. Оно не имеет смысла в авторитарном государстве, где власть абсолютизирована, но может быть эффективной в демократических или в странах с переходной системой.
Анри Бергсон и Карл Поппер утверждают, что гражданское неповиновение – это форма несогласия меньшинства большинству, то есть это форма оппозиции.
Наиболее яркое применение идей гражданского неповиновения можно отметить в США в середине 20 столетия, в частности, в деятельности негритянского проповедника доктора Мартина Лютера Кинга, боровшегося за права чернокожего населения. Он призывал власть и население к справедливости в отношении лиц другой расы, за ликвидацию расовой сегрегации, к равным правам всех людей, обеспечения свобод. Его проповеди не носили призывы к насильственному изменению строя или вооруженной борьбе. Но они подняли дух населения, позволили афроамериканцам отстаивать свои права через акции гражданского неповиновения. Власть не раз арестовывала Мартина Кинга, который не оказывал сопротивления полиции и готов был нести судебную ответственность, но не могла сломить ситуацию. В итоге правительство осознало несоответствие действующих сегрегационных и дискриминирующих законов Конституции и Биллю о правах человека, после чего они были отменены.
На другой части планеты – в Индии М.Ганди добивался у властей соблюдать права человека. Он также действовал мирными средствами. Его выступления в защиту граждан имели поддержку у всего населения. Власти он не сопротивлялся, готов был нести наказание, но при этом утверждал, что так поступает по совести и исходя из принципов морали и справедливости. И власть вынуждена была принимать меры к разрешению проблем, осознавая силу гражданственности Ганди.
В итоге, что такое гражданское неповиновение? Я привожу свою точку зрения: это акция граждан, направленная на изменение действующего порядка (закона, правового акта и даже неофициального права) без применения силы. Акция адресована власти – правительству, режиму, государственному органу, которая уполномочена изменить действующие правила. Акция проводится в виде шествий, демонстраций, забастовок, подачи петиции и прочих мероприятий, не нарушающих общественную безопасность и не угрожающих жизни других людей.
В принципе, все вышеперечисленное было заложено в концепции М.Ганди. В итоге, гандизм можно очертить в следующих аспектах, позволяющих определить его сущность:
Во-первых, гражданские акции должны носить исключительно мирный и ненасильственный характер, ни в коем случае не провоцировать власть на применение силы. Естественно, они не должны умалять и ущемлять права и свободы других людей.
Во-вторых, гражданские акции должны быть направлены в отношении власти, которая обязана выполнять конституционные требования и законы, а не против населения. Поэтому, акции имеют публичный характер, они прозрачны во всех аспектах.
В-третьих, лицо, которое участвует в акциях гражданского неповиновения, должно понимать, что он действует по собственной осознанной воле, а не по принуждению, он понимает, что его действия могут иметь незаконную подоплеку, но он не может идти против своей совести и поэтому готов понести наказание. Эта принципиальная особенность придает акции такое свойство, которое заставляет власть осознать суть происшедшего и изменить действующий порядок.
В-четвертых, акция гражданского неповиновения проводится тогда, когда не осталось иных ненасильственных форм воздействия на власть и миропорядок (например, через парламентаризм, средства массовой информации).
В-пятых, когда не проведение акции сохранит ситуацию с нарушениями прав и свобод граждан, а значит, останется скрытый разрушительный потенциал.
Заслуга М.Кинга и М.Ганди заключается в том, что за права человека должны бороться не узкие слои населения – партии, касты, классы, а сами простые люди, действующие по собственной воле, совести.
ПРОТЕСТЫ НА ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ
Акции гражданского неповиновения актуальны для всех республик, некогда входивших в состав Советского Союза. Они проходят и сейчас, когда, казалось бы, нет социалистической диктатуры. Однако власть не всегда придерживается законов, выполняет возложенные обязанности. Это вынуждает население протестовать.
В настоящее время протестуют жители многих российских регионов – работники бюджетной сферы (учителя, врачи, ученые), не получающие уже много месяцев заработной платы. Они выходят к местной администрации с плакатами, лозунгами, требуя встречи с руководством и разрешения им этой проблемы. Маршами протеста по городам проходят жители угледобывающих регионов в связи с закрытием шахт. Бастуют энергетики и транспортники Дальнего Востока, за продукцию и услуги которых не расплачиваются предприятия. В Калининградской области в форме бессрочного собрания протест проводят авиадиспетчеры, требуя повышения заработной платы. Власти угрожают заменить их военными диспетчерами, однако все понимают, что это может привести к серьезным последствиям. Сами же протестующий не нарушают условия и режим работы, выполняют свою миссию, но при этом не снимают своих требований. Против повышения таможенных пошлин на ввозимые в Россию иномарки выступили предприниматели, перегоняющие их из других стран. Они демонстративно сжигали и крушили на специально отведенной площадке машины советского производства, утверждая, что некачественные автомобили не будут пользоваться спросом у потребителей, и дело тут вовсе не в патриотизме.
В Минске протестуют против решений правительства Александра Лукашенко по созданию нового Союзного государства студенты, пенсионеры, оппозиция, считая это потерей суверенитета Беларуси. На Украине также проходят оппозиционные марши, выступления в защиту Юлии Тимошенко. Однако власть, не признавая их официальность (то есть не санкционированность) в ответ использует полицейские силы для разгона.
Интересную по форме акцию протеста провели журналисты Казахстана по поводу осуждения властями их оппозиционного коллеги Сергея Дуванова. Не получив разрешения на митинг, журналисты нашли оригинальный выход: они написали имя Дуванова на зонтиках и молча прошлись с ними по улицам. У полиции не было оснований для задержания протестующих, так как официально эту форму протеста нельзя было назвать митингом.
В Азербайджане в последние недели отмечаются митинги граждан, оппозиции, выражающие недовольство решением парламента о назначении премьер-министром сына действующего президента Гейдара Алиева. По их мнению, это монархия, завуалированная демократическим формой передачи власти. Даже в Туркменистане, где авторитарная власть приобрела настолько репрессивные формы, что невозможно любое инакомыслие и любой протест, однако люди от отчаяния выходят на улицы с требованиями улучшения жизненных условий.
Хотел бы особо остановится на некоторых государствах Центральной Азии. Считается невозможным акции гражданского неповиновения в закрытых обществах, поскольку тоталитарные или авторитарные режимы всегда будут противодействовать любой форме протеста могуществом карательного аппарата. Однако, такая ситуация не приемлема в новых геополитических условиях. Государства, в которых демократия – норма, не могут сосуществовать с государствами, где нарушаются права человека. В этом случае такие страны представляют потенциальную угрозу для всего региона, континента, планеты. И поэтому демократические страны используют различные механизмы давления, безусловно, невооруженные, в частности, это отказ от торговли, оказания технической, финансовой или иной помощи, запрет приезда представителю власти, закрытие диппредставительства и пр. Такая ситуация имелась в отношении Ирака, Ливии, Кубы, Северной Кореи, Афганистана. С другой стороны, это может быть и вооруженная акция, если недемократическая страна начнет преследовать своих граждан. В этом случае ООН имеет рычаги, в частности, через миротворческие военные силы, которые не раз применялись в африканских странах.
Зарубежные государства и международные организации имеют серьезные силы влияния на одиозные режимы, не соблюдающие права человека, например, речь идет о Туркменистане, Северной Корее. Не является исключением и Узбекистан. Поддержка официальным Ташкентом антитеррористической операции США не стало ослаблением внимания администрации Джорджа Буша с ситуацией с правами человека в Узбекистане. После мартовского 2002 года визита Каримова в Вашингтон была подписана совместная декларация, после чего в Узбекистане отменили институт цензуры, были зарегистрированы некоторые неправительственные организации, выпущены из тюрем политические узники. Благодаря воздействию Европейского банка реконструкции и развития, который провел в мае 2003 года свой саммит в Ташкенте, правительству Ислама Каримова было указано на необходимость проведения политического реформирования, соблюдения прав человека, отмены пыток. Такая форма давления дает определенные результаты.
Пускай не столь быстро, как хотелось бы, но изменения происходят. И гражданские движения и акции неповиновения играют в этом не последнюю роль. Правда, эти формы проявляются в Узбекистане несколько иначе, чем в европейских странах. Дело в том, что общество в Центральной Азии живет в условиях азиатского способа производства и восточной деспотии. Власть, которая концентрировала национальные ресурсы, всегда считалась непоколебимой и авторитетной. Институт частной собственности был слабым, община (махалля) являлась распорядителем земли, воды, но не собственником. Все это наложило особый отпечаток в психологии и мировоззрении человека. Индивидуализм отрицался. Коллективизм – высший порядок феодальной организации труда и жизни легко прижился и в социализме, и не потерял значимости в переходном этапе к рынку. Поэтому права человека реализовывались через коллективные механизмы защиты. Протесты против системы воспринимались как противозаконными и антиморальными. Любое индивидуальное выступление властью считалось покушением на народные устои.
Но, как показывает жизнь, меняется все.
ГРАЖДАНСКОЕ НЕПОВИНОВЕНИЕ: УЗБЕКСКИЙ ВАРИАНТ
Гражданское неповиновение носило различный характер и проявление в Узбекистане. Как известно, в годы Советской власти здесь была строго регламентирована религиозная деятельность, сурово пресекались попытки активного проявления своих религиозных взглядов или исполнения национально-традиционных обычаев. Воинствующий атеизм требовал от людей беспрекословной веры в научный коммунизм. Уничтожалась религиозная литература, являющейся историческим и национальным наследием, предавались забвению многие имена, внесших вклад в религиозно-философскую мысль – Имам Аль-Бухарий, Аль-Термезий и многие другие, запрещалось проведение народных праздников, к примеру, Дня весны - Навруз. Но население сумело сохранить уважение к традициям и религии предков, хотя не взялось за оружие. Читая учебник научного атеизма, люди продолжали молиться, ходить в мечети, учить суры из Корана. Они варили «сумаляк» к Наврузу, совершали обряды к свадьбам, похоронам, которые не вызывали одобрение у коммунистической власти. Они на кухне или в подпольях изучали религиозные теории, хотя понимали, что за это могут поплатиться свободой. Это была форма гражданского неповиновения. Безусловно, советское правительство наказывало за это: одних лишало партийного билета, других выгоняло с работы, третьих депортировало из страны, четвертых сажало за решетку, правда, под другими предлогами. С 50-х до 1986 года это была пассивная, можно сказать, скрытая форма гражданского неповиновения. Я бы ее назвал первым этапом.
Ее активная форма проявилась в период Горбачевской перестройки (1986-1991 гг.), ее условно назовем вторым этапом. Как бы негативно не относились к партийному лидеру Михаилу Горбачеву бывшие советские граждане, однако именно он дал людям свободу мышления, возможности для самоидентификации как личности, так и народам, сломал прежние общественные стереотипы и коммунистические догмы. Горбачев вернул из ссылки ученого Андрея Сахарова, известного правозащитника, а также освободил других диссидентов, узников совести. Он вывел советские войска из Афганистана. Именно при нем заговорили о социализме «с человеческим лицом», стали вводить в оборот такой термин как человеческий фактор. То есть власть стала признавать права человека. Любая программа или действие требовала оценки с начала с позиции человеческого фактора, а потом лишь подвязывались природные и материальные ресурсы.
Другое дело, что Горбачев не сумел справиться с управлением этого процесса, что привело, с одной стороны, к естественному распаду СССР, а с другой, к межнациональным и даже межреспубликанским столкновениям, то есть негативным тенденциям, последствия которых ощущаются по сей день. Акции гражданского неповиновения из республик Центральной Азии наиболее сильно проявлялись в Казахстане, в кавказском регионе – Азербайджане и Грузии, в европейской части – на Украине и в Прибалтике. Практически, распад СССР начался не с Беловежской пущи декабря 1991 года и даже не с августовского путча в Москве, а раньше – когда жители трех прибалтийских республик перестали подчиняться союзному центру. Их действия не вылились в беспорядки или вооруженные конфликты, они выражали свои устремления в форме гражданского неповиновения – не исполняли советские законы, хотя прекрасно понимали, что понесут ответственность. С другой стороны, им уже было ясно, что прошли времена полного геноцида (сталинизма), что СССР не может всех заслать в концентрационные лагеря. Уже тогда стало вполне понятным, что идеи Ганди вполне приемлемы и для других частей планеты.
В Узбекистане о правах человека заговорили не коммунисты, а творческая интеллигенция – ученые-историки, экономисты, литераторы, гуманитарии – это был уже конец 80-х годов. Вслед за ними стали говорить о необходимости изменения в экономике и политической системе предприниматели, коммерсанты, банкиры, права которых ущемлялись как старой советской административной системой, так и новыми контролирующими структурами – налоговой службой, таможней, управлениями по борьбе с коррупцией, рэкетом, экономической преступностью МВД, а также приемником КГБ – Службой национальной безопасности, - это было уже начало 90-х годов.
В этот промежуток времени у населения популярностью стало пользоваться такое общественное движение как «Бирлик» («Единство»), которым руководили выходцы из интеллигентной среды. Они противопоставляли себя коммунистическому правительству, призывали уважать права человека, требовали возвращения национальных традиций, разрешения исполнять религиозные обряды, придать узбекскому языку статус государственного, привлекать к управлению республикой, отраслями и территориями местных жителей, а не за счет направления Москвой своих ставленников. Экономическая платформа основывалось на том, чтобы придать межреспубликанским связям равный и партнерский характер, чтобы окраины не служили сырьевым придатком центральным промышленно-развитым республикам Союза. Их выступления носили характер митингов, пикетов, демонстраций и шествий. И они были столь массовыми, что старая одряхлевшая партийно-советская номенклатура не могла бороться с ними. Не мог повлиять на события в республике и союзный центр - у Москвы были свои проблемы.
Безусловно, гражданские движения внесли свой вклад в независимость Узбекистана, точно также как и в права человека. На их волне появились другие общественно-политические группировки, в частности, партии «Эрк» («Воля»), «Интерсоюз», «Ватан тараккиети» («За прогресс Родины»), даже узбекское республиканское отделение КПСС трансформировалось в Народно-демократическую партию Узбекистана, в программах которых правам и свободам человека уделялось основное внимание. Все эти процессы происходили в рамках ненасильственных действий, правда, истоки у них были различны. Например, «Интерсоюз» появился как альтернатива националистическим движениям и имел авторитет у русскоязычного населения. Дело в том, что на волне национального возрождения стали ущемляться права некоренных народов, которые тоже проживали в Узбекистане. Их выступления были направлены в адрес власти, которая должна была охранять права других народов.
Между тем, некоторые общественные движения перешли от ненасильственных действий к вооруженным столкновениям с властью, национальной и религиозной нетерпимости. В итоге они дискредитировали себя, что привело к естественному законному противодействию со стороны правительства. Более того, в их платформах появились концепции, явно не совместимые с демократическими принципами. Речь идет об объединениях в Ферганской долине, например, «Ислом лошкалари» («Воины ислама») и других, члены которых потом влились в отряды Исламского движения Узбекистана – террористической организации, вошедшей в список противозаконных во многих странах. Эти организации, прикрываясь идеями справедливости, возврата к традициям и нормам шариата, преступили законы – за ними числились бандитизм, самоуправство, грабежи, насилие, убийства, и все это вынудило государство начать их преследование.
Другие общественные движения, поднимая население на акции протеста, не могли справится с их контролем, в итоге протест трансформировался в элементарное бунтарство с уголовным оттенком: беспорядки, уничтожение имущества и собственности, насилие над другими гражданами, грабежи. В этом смысле власть не могла не пойти на запрет такого проявления. Впрочем, вспомним, что М.Ганди также не всегда управлял стихией народного возмущения или волеизъявления, после чего власти шли на суровые меры в отношении зачинщиков таких мероприятий. Однако следует разделять акции гражданского неповиновения от беспорядков. В тот период в Узбекистане не утруждали себя поиском разделительных черт, поскольку политическая и экономическая ситуация в республике накалялась.
С 1992 по 1999 годы – новый, третий этап проявления акций гражданского неповиновения. Стремясь стабилизировать общественно-политическую ситуацию в стране, подавить стихию преступности, правительство пошло на жесткие шаги в отношении демократических процессов. Хотя Конституция позволяла населению проводить митинги, шествия и демонстрации, однако законами были созданы такие жесткие механизмы его исполнения, что практически востребовать свое конституционное право было невозможно. Была введена цензура СМИ, что также было нарушением основных прав и свобод человека. Оппозиция объявлялась вне закона, ее лидеры стали преследоваться карательно-репрессивными органами. Любое инакомыслие со стороны гражданина приравнивалось к предательству им завоеваний независимости Узбекистана. Вводилась идеология государственной независимости, основанная на книгах президента Ислама Каримова, начинался культ личности. Все это прикрывалось властью необходимостью недопущения тех событий, которые имели место в Таджикистане (гражданская война 1992-1997 гг.). В эти годы практически крупных выступлений не происходило. Население было запугано размахом и силой карательной машины. Однако в Ферганской долине и ряде других областей происходили волнения, граждане выходили к местной администрации (хокимиятам) с требованиями разрешить острые социально-экономические проблемы.
Безработица, коррупция, госзаказ на стратегические виды сельхозпродукции – зерно и хлопок, который превращался в продразверстку времен «военного коммунизма» (у крестьян изымались по фиксированным (но не рыночным) ценам эти культуры, но расплата шла в течение долгого времени, из-за чего многие хозяйства просто разорялись) – все это были причины протеста людей. Однако они сопровождались милицейским давлением и произволом.
В этот период события носили полускрытый характер: власти и СМИ умалчивали об актах гражданского неповиновения, но слухи распространялись с огромной скоростью по всей стране. Даже преувеличенным им верили больше, чем официальной пропаганде.
С февраля 1999 года по осень 2001 года – четвертый этап развития узбекского гражданского неповиновения. Террористические взрывы в Ташкенте зимой 1999 года, последующий летний прорыв боевиков ИДУ в Узбекистан запустили пружину репрессивного механизма. Стали преследоваться не только религиозные экстремисты, но и простые богобоязненные и правоверные мусульмане. Борода – стала для милиции признаком ваххабизма, и любой с растительностью на лице задерживался для выяснения личности. Многие жители поверили призыву правительства не подвергнуться наказанию, если сами придут в органы и раскаются в своих связях с ваххабитами. Эти люди приходили и рассказывали, что были свидетелями собраний, на которых распространялись листовки против правительства. Этого было достаточно, чтобы милиция задерживала их и предъявляла обвинение в антиправительственном заговоре. В итоге возмущенные члены семей задержанных стали проводить митинги возле городских и районных администраций, органов милиции и суда. С другой стороны, люди, отчаявшись решить проблемы по закону, стали выходить на несанкционированные митинги и требовать от власти выполнения своих функций.
Летом 2001 года я был свидетелем пикета пяти человек, которые стояли возле Ташкентского городского хокимията. Один из них – житель г.Чирчика рассказал о том, что два года назад его бывшая супруга подделала документы и вывезла сына в Израиль. Был суд, который признал факт преступления, однако на этом дело остановилось. Генеральная прокуратура Узбекистана считала, что поиском ребенка должно заниматься Министерство иностранных дел, а МИД, наоборот, утверждало, что это прерогатива карательно-репрессивных органов. Посольство Израиля же ждало официальных обращений правительства Узбекистана. Бездушие и бездействии органов власти вынудило отца выйти на улицу и получить поддержку сограждан. Другие жители также рассказывали о попранных своих правах. И если бы не присутствие иностранных журналистов, все эти пикетчики были бы арестованы. Хокимият г.Ташкента обещал разобраться в проблеме. Но пикеты других людей продолжались и дальше, хотя следует сказать, что с ними уже не церемонились и быстро увозили в милицию.
События сентября 2001 года в США эхом отозвались в Узбекистане. Поддержка официальным Ташкентом антитеррористической операции, в свою очередь, вызвало новые внимание мировой общественности к соблюдению прав и свобод в Узбекистане. Сотни иностранных журналистов, членов зарубежных правительств, международных организаций стали наведываться в республику. В этих условиях узбекская власть уже не могла открыто преследовать своих граждан. Поэтому с осени 2001 года по настоящее время можно назвать пятым этапом истории гражданского неповиновения в Узбекистане.
Даже в отдаленных и всегда считавшихся консервативными регионах стали проходить митинги протеста в связи с несправедливыми изъятиями сельхозпродукции у крестьян, безмерной коррупцией в органах власти, беззубостью прессы, продажностью судов, репрессивной формой управления бизнесом. После закрытия оптового рынка на Ташкентском ипподроме, повышения таможенных ставок на ввоз товаров, введения новых правил оптовой торговли (мало осуществимой для малого бизнеса) много тысяч людей осталось безработными. Они объявили о забастовке – отказа от продажи товаров и закрытии своих лавок, магазинов. В результате власть вынуждена была хотя бы на немного снизить таможенные тарифы и заново организовать работу оптового рынка.
Недавно прошли митинги в промышленных городах Узбекистана в связи с невыплатой заработной платы. Смертью закончился протест жены фермера, которая легла под комбайн в знак несогласия изъятия у фермы выращенного урожая зерна.
Под давлением общественности правительство вынуждено было признать факты милицейского произвола, были осуждены сотрудники МВД, пытавшие и убившие во время следствия подозреваемых в связях с исламскими организациями, в частности, «Хизб ут-Тахрир аль-ислами». Правительство вынуждено было согласиться на приезд Специального представителя ОБСЕ по пыткам, который посетил ряд учреждений. Принят был и доклад Международной организации «Хъюман Райтс Вотч» о ситуации с правами человека в Узбекистане. Были зарегистрированы некоторые общественные организации (правозащитные), которые раньше не могли получить официальный статус.
Все это говорит, что гражданское неповиновение происходит в Узбекистане.
СМИ УЗБЕКИСТАНА В АКЦИЯХ ГРАЖДАНСКОГО НЕПОВИНОВЕНИЯ
В последнее время акции гражданского неповиновения усилились. Велико в этом влияние СМИ Узбекистана, которые доводят до граждан информацию о действиях власти в отношении тех или иных лиц, борющихся за свои права. Более того, пресса сама принимает участие в акциях гражданского неповиновения. Например, главный редактор областной газеты «Ташкентская правда» Ало Ходжаев, борясь с цензурой в печати, организовал выставку статей, которые были запрещены УзЛитом (орган цензуры) к публикации. Он понимал, что вслед за этим последуют репрессии, однако его совесть не могла смириться с существующим положением вещей. Более того, журналист руководствовался статьей 67 Конституции Узбекистана, в которой запрещалась цензура средств массовой информации. Чуть раньше покинул должность главного редактора газеты «Хуррият» Карим Бахриев, который издал шесть номеров, не «посоветовавшись» с цензурой. Острые и смелые статьи были замечены режимом, который постарался избавиться от свободолюбивого журналиста.
Журналистка Эльмира Хасанова, была уволена в июле 2003 года за участие в акциях, направленных против осуществления цензуры на Четвертом узбекском телеканале. Ей также претило нарушение права человека на информацию, на доступ к ней, свободу мысли и выражения. Несколько радикально желал решить проблемы, которые сложились в журналистике Исмоил Малобоев: он пытался провести акцию самосожжения, и лишь вмешательство коллег и сотрудников милиции остановило это несчастье. Причиной такого поступка послужил тот факт, что в течение многих лет он готовил материалы о тревожной ситуации в Ферганской долине, нарушениях там прав человека, однако местные СМИ отказывались их публиковать.
В знак протеста против начавшейся учредительской цензуры в газете «Мохият» в июле 2003 года уволилась группа журналистов. Газета отличалась тем, что печатала злободневные и неприятные для власти статьи. Перед новым руководителем Информационного агентства «Туркистон-пресс», которая является учредителем «Мохият», была поставлена задача сменить политический вектор издания, сделать его лояльным правительству.
Хотелось бы рассказать о деятельности правозащитной журналистской организации «Озод овоз» («Свободный голос»), возглавляемой бывшим репортером радио «Озодлик» («Свобода») Бобомурадом Абдуллаевым. Он готовит материалы о нарушениях прав человека в Узбекистане, сложностях работы узбекских журналистов, публикуя их в Интернете, выступая на международных конференциях, что, безусловно, не нравится властям. Была организована его травля, однако это еще больше придало ему решимости продолжить свои акции в защиту журналистов. Публикации в электронной сети – это активная форма протеста, и карательно-репрессивные органы пока противодействуют тем, что блокируют веб-сайт, делая его недоступным для узбекских читателей.
Благодаря его стараниям была предана огласке действия в отношении репортера Мутабар Таджибоевой, которая преследовалась милицией за свои статьи. Она готова была нести ответственность, если суд посчитает ее виновной, но не отказывалась от своей справедливой борьбы. Следует признать, что это в последствии имело положительный результат: региональные органы МВД стали сотрудничать с журналисткой, реагировать на факты нарушения прав человека. Как видно из этого, акции гражданского неповиновения способны привести к изменениям в лучшую сторону.
Журналистка Эмилия Ли выражает протест против нарушения статьи 28 Конституции, в котором утверждается право человека на свободное перемещение по своей стране. «В Основном законе не говориться о прописке и регистрации, - утверждает она. – Это феодально-советская система нарушает права и свободы граждан». Милиция ссылается на постановление Кабинета Министров от 1994 года и решения городского хокимията, однако эти документы предъявлять отказываются. Между тем, Э.Ли грозятся депортировать из Ташкента в область, где она прописана, наложить штраф. Журналистка готова нести судебную ответственность, но оплачивать штраф отказывается – это ее форма гражданского неповиновения. Ее поддерживают сотни и тысячи других граждан, которых ежедневно останавливают и задерживают милиционеры, требуя регистрации или предъявления доказательств, что они находятся в Ташкенте менее трех суток. При этом происходит элементарное вымогательство.