(о книге Станислава Айдиняна "Химерион")
Множество значений у слова «химера»: неосуществимое, несбыточное, фантастическое, пугающее скрывает в себе оно, соединяя порою не сочетаемое, невиданное еще человеком. Образ мифологической Химеры, трехглавой огнедышащей родственницы Дракона, некогда опустошавшей Ликию и в страхе державшей древних греков, не канул, как библиотеки древних, в небытие, а эволюционировал вместе с сознанием человека, прочно прижившись в искусстве. Рожденная Тифоном и Ехидной, Химера, «коей порода была от богов, не от смертных» (Гомер, Илиада, VI книга) некоторое время лютовала в Греции, наводя ужас одним своим видом, воедино слившим в себе козу, дракона и льва, пока не была убита юношей Беллерофонтом, внуком корыстолюбивого Сизифа, осужденного тщетно вкатывать камень на высокую гору. Исполнив волю ликийского царя Иобата, Беллерофонт, убил Химеру, поднявшись в воздух на крылатом Пегасе. Но, погибнув в мифе, древнегреческое чудовище чудесным образом оживает в христианской легенде о Георгии Победоносце в образе дракона-людоеда, чтобы снова быть повергнутым и подчиненным небесными, а не темными хтоническими силами. Мы встретим Химеру, ставшую воплощением бесовского, дьявольского во времена средневековья, где она, как фантастическая сущность, олицетворяющая греховное и порочное, составляет часть убранства готических соборов. И здесь, уже размноженная и измельчавшая, но также подчиненная божественной воле, охраняет храмы от неприкаянных душ, стремящихся найти покой у алтаря.
Отталкивающий и устрашающий, химерический облик принимают бесы в сюжете об Искушении Святого Антония в гравюрах Шонгауера, Лукаса Кранаха, Жака Калло, на полотнах Босха и Брейгеля. Но уже зачастую не физический, а все чаще моральный вред приносят они, искушая души, наводя безумие. Семь смертных грехов изображаются зачастую как безобразные химеры, призванные отпугнуть душу от чревоугодия, или скажем, прелюбодеяния. Постепенно из врага человеческого химеры превращаются в охранителя и предупредителя, занимая место между человеком и богом; они – низшие духи, могут и обидеть человека, и защитить его. Прожив долгую жизнь и цепь перевоплощений от древнегреческого чудища до скульптур эпохи ар нуво химера вобрала в себя множество смыслов, из древнего обобщения, из средневековой аллегории превратившись в художественный символ. Из метафоры Химера превратилась в камень, чтобы, размножиться и, образуя символ, замкнуть круг перевоплощений.
Не плоские аллегории, а именно символы-химеры во всем своем многообразии и совокупности смыслов населяют книгу Станислава Айдиняна «Химерион». Эта книга стихотворений, объединенных образом химеры – воплощением потустороннего, ирреального, но ощущаемого и даже видимого человеком мира, сама становится метафорой сосуществования миров и измерений во Вселенной. Нет, химеры в ней предстают пред читателем не воплощением неких бесовских качеств или порочных черт – они, как и люди, воплощают в себе и хорошее, и плохое, обладают своим видением сущего, своей философией. Они – повсюду, и мир их имеет свои опознавательные черты. Внешний облик этих химер сродни изображениям химер, принадлежащим руке одесского художника-графика Георгия Цомакиона, с семьей которого автор был знаком с детства. Некоторые их черты достались в наследство от внешнего вида готических химер, украшающих памятники средневекового зодчества, среди которых уместно упомянуть Собор Парижской Богоматери, воспетый Виктором Гюго в одноименном романе; угадывается в них и сходство с изображениями бесов на картинах художников Ренессанса и более поздних времен. Но новаторство Айдиняна применительно к образу химеры заключается в том, что каждую героиню стихотворения он наделяет не одной-двумя чертами, а создает ей одной присущий характер, индивидуализируя тем самым образ аллегорический. На страницах «Химериона» вы встретите химер, которых нельзя охарактеризовать одним лишь словом: мудрая, завистливая, коварная, любопытная, глупая, добрая и т.п… Сочетание различных качеств, различных черт, как света и тени в воображении опытного графика, создает неповторимые образы, которые на глазах обретают самостоятельное, обособленное от стихотворных строк существование. Они умеют петь и танцевать, ревновать и распутничать, рассуждения их порой мудры, порой коварны, действия таинственны и вместе с тем притягательны для людей, на которых химеры наводят панический страх.
«Химерион» странно напоминает мир людей, с их поведенческими моделями и пристрастиями. Он связан с миром зримым, миром «вещным» незримыми «лунными» нитями, но находится в иной плоскости, «на мосту», между «да» и «нет». Мир химер – это своеобразный обод между аверсом и реверсом человеческого бытия, он ближе к иррациональному, чем к познаваемому категориями логики, он насквозь пропитан чувствами, над которыми главенствует так называемое «шестое». Именно обладатели оного, как и автор книги, способны видеть полную тайн и знаков химерическую реальность: «Вы, вроде, не верите в Химеру, // Значит, вы безумны… // Вы катитесь в материализм», – утверждает поэт.
Химеры Станислава Айдиняна способны и насмешить, и заставить задуматься над человеческим бытием. Провозвестники и отдельных судеб, и мировых трагедий, в воображении автора они сопровождают появлением своим в мире материальном, как правило, трагические события. Они оказываются рядом с теми, кому предуготована тяжелая болезнь, увечье, страшная кончина. Иногда же являются они более как бесы, искушая жертву, как, например, в стихотворении «Химера и Адольф», в котором химера нашептывает Адольфу, еще не ставшему Фюрером, картины великих разрушений, кои сотворены будут его рукой:
Железо и кровь, железо и дым…
Ты – кавалер Железного креста,
Я – художник! – с гордостью
прошептал Адольф
Да – подтвердила Химера, –
Ты будешь кровью размешивать краски…
Этот художник не смог противостоять великим искушениям, как в свое время это смог сделать Святой Антоний, один из первых монахов на Земле, заложивший основы подвижнического образа жизни. Являя химер не только реально существовавшим историческим личностям, но и литературным персонажам, таким как Крошка Цахес или Дон Жуан, поэт вплетает еще больше смысловых аллюзий в символ Химеры, соединяя и изобразительный, и архитектурный, и литературный аспекты в мистических образах, населяющих «Химерион».
Автор «Химериона» выписывает и хронотоп реальности, населенной химерами. Согласно своему разумению он поселяет иррациональные эти сущности не в высших, приближенных к небесным, сферах, а в глубине, настолько же равноудаленной от центра планеты, как и небесные высоты. Но это не глубина Аида, нет, скорее какая-то третья реальность, астральная глубина, потусторонний океан:
О сколько сопредельных нам миров
Несутся на волнaх соседних измерений –
И лишь в ближайшем к нам,
Астральном «раздвоеньи» –
Химеры-нежити таинственно живут
Химеры, овеществленные в камне, мятутся и тоскуют, не имея возможности сбросить материальное обличье и преодолеть границы меж мирами, чтобы вновь оказаться в родной стихии. Другие же, наоборот, являются нам из потусторонних глубин, умудренные созерцанием двух отличных друг от друга реальностей, поэтому не всегда понятно, говорят они о своем бытии или о человеческом. Но к миру материальному относятся они свысока, и на это есть веское основание. В их хронотопической модели есть лишь пространство – мерцающее, холодное… Пространство это постигается поэтом путем «пограничных» понятий и символов, таких как Мост, Башня, Луна. В этом ключе, например, Химера в Луна-парке, рассуждающая о чертовом колесе как о метафоре времени жизни, отмерянной человеку, видится не просто забавной картинкой, а глубоким философским обобщением. Отсутствие времени в мире ирреальном дает химерам огромное преимущество перед людьми – они бессмертны.
Существуют ли низшие духи, которых мы называем химерами, на самом деле? Или рождены они буйной фантазией человека, привыкшего падать на колени перед тем, что не вмещается в развивающееся еще сознание «царя природы»? И развивающееся ли? Быть может, уже затухающее, растерявшее лучшие свои способности и возможности в процессе становления? К сожалению, научно мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть ни одного факта, связанного с проявлением неких мистических сущностей в нашем, закосневшем в картезианстве мире. Но все-таки, прогуливаясь в одиночестве в лунную ночь, будьте осторожны: вдруг и вас ненароком зацепит тяжелым крылом неведомая Химера?