Сука

Александра Горяшко
Сука

С дыбом вставшей шерстью на загривке, с желтыми глазами. Зубов не видно, но верхняя губа подрагивает, приподнимается по краям.
Представим так. Идут рядом человек и волк. Поначалу, вроде, порядок, - хорошо идут, ровно. Потом: погоди-ка! Волк все-таки. С человеком. Он чего, волк, дрессированный? Или в ошейнике, на поводке? Как-то человек руку близко к волчьей шее держит, может быть мы поводок не заметили? А с другой стороны, не похож он на домашнего, гляди, глаза какие. И морда близко совсем у человечьей руки. Может, это он человека ведет? Тихонечко, за рукав, придерживая?
Волк хочет к своим. Волк хочет по волчьим законам. Волку осточертели человеческие тонкости. Он хочет горячей крови, бесконечного безделья, вспышки охоты. Хочет в логово, где теплая возня и острые зубы волчат, хочет на вольный воздух. Подводящего живот голода. Тепла – только от такого же серого поджарого тела, или от быстрого бега, или от свежей крови, - больше негде взять волку тепла.
Он живет за решеткой, и вы думаете, что он безобиден. Он поводит хвостом и вы, развращенные вашими собаками, радостно кричите: Виляет! И проходите мимо по несколько раз на дню, уже не поворачивая головы. Только однажды это случается. Вы вспоминаете, что там, за решеткой, кто-то живой, и, в общем, небольшой, и давно знакомый, и, наверное, пушистый. Вы подходите прямо к решетке, и волк подходит. Волк смотрит на вас исподлобья, это последнее предупреждение, но вы ничего не понимаете, просовываете руку сквозь прутья и тянетесь к серой шкуре. Но вам ни на минуту не позволено унизить его прикосновением. У волка есть зубы, и эти зубы смыкаются на вашей руке. Они не так уж плохи для волка, живущего в клетке. Еще несколько секунд вы стоите в оцепенении, у человека не такая быстрая реакция, и смотрите на белые зубы, терзающие вашу руку, на кровь, стекающую на землю и остающуюся на волчьей морде. Потом до вас доходит боль, и страх, и хрип волка, и ваш крик – весь букет. Теперь вы все чувствуете, но уже ничего не можете думать и видеть. Поэтому суете в клетку вторую руку, пытаясь отогнать ею волка. Вы жалкий человек и у вас уже нет обеих рук, и нет голоса, но вы пытаетесь отбиться ногами, и это ваша последняя попытка. Потому что теперь вас нет, есть куски окровавленного мяса, которые волк окончательно втаскивает в свою клетку.
Вас больше нет, а вы так и не посмотрели в глаза волку и теперь уже не посмотрите.
Но если бы не вас, другого терзал запертый в клетку волк, если бы вы не подошли, если б вы не были вы, если б вы не были человеком, вы увидели бы в волчьих глазах безысходную скуку, и страх, и одну только жажду – на волю. Вы увидели бы безумие, и жажду родного, и оставшихся где-то волчат. Вы увидели бы, стоя у клетки, пальцем не шевельнув, чтобы помочь, что, терзая человека, волк терзает себя, обливается и своей кровью, сам заходится в крике. И еще вы увидели бы, что волку не нужно вашего мяса. Он отходит и ложится в другом углу клетки. И в глазах у него – тоска. И он закрывает глаза.

1999 г.