Двое

Теренс Макги
внимание - у рассказа три финала.




Проснувшись, он обнаружил себя там же, где и в прошлый раз – на диване в гостиной съемной квартиры, заставленной разномастной мебелью. Из окна больше не дуло, кто-то его закрыл. Он поерзал и сел – плечи были накрыты чем-то вроде….пледа? это оказалась бордовая рубашка из мягкой ткани.
Все было как вчера, но только чего-то не хватало. не столько в общей обстановке, сколько внутри. Он вышел в кухню, смежную с прихожей, и сразу понял, чего. Она ушла. Исчезли ее ботинки – высокие, армейские, из грубой кожи; они так контрастировали с ее маленькими ножками, что это его удивляло. Тридцать шестой размер – и ни тебе каблуков, ни тебе тонких и нежных кожаных голенищ. В этом была она вся. Контрасты, противоречия, парадоксы.
Повсюду пепельницы, забитые окурками, и чашки с застывшей на дне кофейной гущей. В ванной – никаких характерных для женщин тюбиков и баночек в огромном количестве, только все самое необходимое. Зубная паста, мыло, шампунь и гель для душа. Ну еще крем для рук – она всегда жаловалась на сухую кожу. В шкафчике над раковиной – пяток завернутых в целлофан синих зубных щеток с клеймом РЖД, - она держит их для гостей  и обновляет запас, колеся по стране из города в город. Он провел по щекам, проверяя длину щетины, и нашел на правой щеке невидимый след поцелуя. Пальцы пахли ванилью. Блестящая баночка с помадой обнаружилась под покосившимся зеркалом в прихожей, рядом с почти старинным – советским еще, - телефоном и тарелочкой с жетонами метро.
Он еще немного побродил по квартире, потом собрался – ноутбук, сигареты, синяя зажигалка с кухни, мобильник и плеер, - и вышел, захлопнув дверь.
Это началось давно – уже слишком давно, чтобы вспоминать всё, что связало их. Он любил эти тихие посиделки у нее дома – свеча на столе, джин, вино или кофе. Тихая музыка или какой-нибудь фильм. Она тоже иногда приходила к нему. Молча курила, слушала его, улыбаясь время от времени, пила чай и уходила, оставляя после себя вымытую чашку, несколько окурков в пепельнице и запах имбиря и недосказанности.
Когда-то они были вместе – не так уж долго даже по современным меркам. Тогда они почти не знали друг друга, их связывало какое-то общее безумие и повесть, распечатку которой она дала ему почитать. Он немедленно отождествил себя с главным героем и напустил на себя таинственность, а она одернула его и сказала перечитывать, пока он не поймет, кто на самом деле здесь главный герой. После того, как они расстались – он до сих пор считал себя свиньей, но тем не менее испытывал облегчение от того, что сделал, - они не общались чуть больше года, и не сказали друг другу ни слова, кроме сухих «здравствуй» на вечеринках и её ледяного поздравления с днем рождения. Потом, как-то постепенно и непонятно, под нажимом общих знакомых, они снова стали разговаривать, и с тех пор это тянулось и тянулось, так никем и невысказанное.
Он не знал, любила ли она его. Он вообще никогда не мог сказать, о чем она думает, что чувствует и что в следующий миг может прийти ей в голову. И самое главное – он совершенно не мог понять, почему после каждой передряги жизнь выбрасывает его на диван в ее гостиной, как море выбрасывает на песок потерпевшего кораблекрушение моряка. Он не мог объяснить, почему в день смерти дяди он позвонил именно ей. У нее он отлеживался после гулянок и разрывов с женщинами. Он не спрашивал, что по этому поводу думает она, потому что подозревал, что она усмехнется, склонит голову набок, посмотрит прямо в глаза и скажет: «Ну, может, это Небо прокляло тебя мной?».
Он нашел ее там, где и думал найти – в Петропавловке. Она сидела прямо на булыжной вымостке и смотрела на воду. Как всегда – джинсы, тяжелые ботинки, черное пальто, напоминающее бушлат, рюкзак литров на двадцать. В затянутой в черную перчатку руке – сигарета, рядом – банка энергетика. Она просто обожает нездоровый образ жизни – сигареты, алкоголь, наркотики. Кофеин, больше всего она любит кофеин. И еще черный цвет. И ножи. И зажигалки. И еще мототриал по телевизору. И путешествия. Она работает переводчиком – «люблю свободный график», говорит она.
Он подошел к ней и опустился на землю рядом. Она обернулась:
 - Привет, - чуть сморщила нос и улыбнулась. Улыбнулась - так, как всегда улыбалась ему – светло и чуть отстраненно. Ветер бросил ей в лицо прядь волос, она быстро заправила ее за ухо и вопросительно взглянула на него.
 - Привет, - ответил он, - ты так тихо ушла, я даже не проснулся…
- Ты хорошо спал, стало жалко тебя будить. Не обижайся.
Он помолчал.
 - Почему ты всегда уходишь без предупреждения?
Она протянула руку и провела указательным пальцем по его щеке. Кожа перчатки была мягкой и теплой.
 - Я прихожу и ухожу, когда мне захочется.
В воздухе повисло молчание. Он вдруг поймал себя на мысли, что не знает, есть ли у нее парень. И был ли вообще когда-нибудь после…того, что было. Она никогда не рассказывала ему об этом и не позволяла себе ничего, кроме этих утренних поцелуев в щеку и мягких, материнских почти прикосновений к его лицу. Он так привык к этому, что не мог, даже если бы захотел, увидеть в этом что-то кроме дружбы. Внезапно захотелось напиться.
Серое небо отражалось в свинцовой невской воде. Они сидели рядом – две фигуры в черном, два человека, притворяющихся друзьями, но давно не бывшие искренними друг с другом. Так близко и так далеко.

Черный финал:
Спустя неделю он видел её на Невском. Она ждала кого-то у Казанского собора. Подошел какой-то незнакомый ему мужчина в строгом пальто и с сумкой на плече. Она рассмеялась, положила руки ему на плечи и поцеловала в щеку. Он подхватил ее,  закружил в воздухе. А потом они ушли по набережной Грибоедова, держась за руки. А он стоял и смотрел им вслед.
«А чего ты хотел?, - язвительно хмыкнул внутренний голос, - Она что, должна была ждать тебя всю жизнь?»

Фиолетовый финал:
 - Какие глупые эти люди, - сказал Люцифер, составив в стопочку  пять белых шашек со своей стороны доски, - Почему им все время надо помогать?
 - Они ведь не знают того, что знаем мы. Тебе стоило бы быть менее критичным. Хотя в одном ты прав, они действительно глупые. Они не понимают моей любви, куда уж им разобраться в своей собственной? – мягко улыбнулся Иегова и, встряхнув кулаком, бросил кости.
Над Петербургом шел дождь.

Красный финал:
Ему казалось, что время замерло. Он буквально чувствовал какую-то стену между ними…пусть из плексигласа, но все же стену. Он хотел было взять её за руку, но в этот момент она достала из кармана зажигалку – матово-красную, его подарок на Новый Год, - и прикурила очередную сигарету. Почувствовав его взгляд – она всегда умела это делать, - она повернулась к нему и, не выпуская сигареты, поинтересовалась:
 - Что?  - и улыбнулась уголком рта.
Он осторожно вынул из её губ сигарету и наклонился к её лицу.
 - Что за… что ты делаешь? – спросила она, удивленно распахнув глаза.
 - То, что должен был сделать давно, - ответил он, и окружающий мир перестал иметь какое-либо значение.
Пушечный выстрел  расколол тучи. Пришел ясный осенний петербургский полдень.