И помягчели души...
Согласился мой друг, сдвинулись мы все же вверх по течению заводи и от скандала подальше. Устроились метров за тридцать от этих людей, рядом с поляком, которого те прогнали. Все равно, если кидать крючки правильно, то заводь засосет их в себя, затянет течениями в свою яму, так что - толк будет! Он раскинулся, а я пошел к поляку.
С поляком, перекинулись мы парой фраз на немецком и уставившись друг на друга, поняли, что мы оба поляки! Он заулыбался, обрадовавшись таким же выгнанным, как и сам:
- Выгнали вас те мужики? Слышно было. Я ведь тоже русский, да и то, что они русские, понял сразу же, после приветствий. Там места всем хватит, если правильно сесть! Они что-то далеко от немца отошли?
- Говорил я им, что надо по правилам сесьть, да и все - всем места хватит. Да ну их, еще скандала нам не хватало! А рыба - она и здесь есть.
- Там все равно лучше, я там рыбачил уже, там всегда клюет. Может лучше совсем уехать, что-то не нравятся они мне, да и один я?
- Перестань ты! Мы им не мешаем, да и нас трое уже. Сиди! Не будет клевать, тогда соберемся и уедем, но уж никак не из-за них, а пока - сиди и лови, да побольше и покрупнее...
Друг мой сидел уже, ворчал-ругался, что я приехал не рыбачить, а разговорами заниматься, а когда я закинул свои удочки и сказал ему, что я, вообще пошел по знакомым, а ты сиди тут, рыбачь на все четыре удочки сразу, он и вообще разобиделся, но потом согласился на «недолго», вроде успокоился и затих, завалившись в свое кресло и почти исчезнув в нем...
Оглянувшись на тех, «русских» ребят, которые чего-то хохотали сидя на «моей» скамье, поглядывали в нашу сторону и будто бы стали дружелюбней от выпитого, я пошел на дачи, сказав своим:
- Вроде бы все успокоилось! Помягчали души, кажется, у пацанов. Вон, как хохочут! Ничего страшного уже нет, это они так, попервости, но и вы, сами не нарывайтесь. Если что, кричите меня, я тут недалече буду, услышу и бегом...
Одни, русские, снимающие здесь дачу, жарили шашлыки - я прошел мимо - незваный гость хуже татарина, а у вторых моих знакомых было тихо - значит никого нет. Так и оказался я опять у своей знакомой, которой иногда рыбу давал.
Она, хоть и не русская, но я бы еще сто таких же не русских хотел иметь в числе друзей - приятная женщина и в голове у нее нет того, что кто-то пришел к ней примазываться! Принесла она какой-то их, национальный компот, приготовленный по-боснийски - похож на наш, но все равно не наш и не понять, толи это компот, а толи это наш компот, в который Колы налили! Шипит и шипит, как шампанское...
Сидели мы с ней на веранде до самых сумерек, курили, пили этот компот и занимали себя беседами о сегодняшнем положении в мире, где, по ее мнению, создание и развал ее Югославии затеяли опять же русские и теперь вот, она оказалась здесь, в чужой стране, в числе первых беженцев из своей страны!
Из Югославии в Германии проживает около миллиона беженцев. Это люди разных национальностей. Очень обижаются если говоришь, что он югослав, а ни какой-нибудь там хорват, босниец, серб или албанец. В разговоре, лучше говорить - из бывшей Югославии, а то они сильно обидчивые!
Я, любивший художественные произведения Валентина Пикуля, кое-что знал из истории этого государства по его версиям, поэтому пытался ей рассказать про убийство их короля Александра - военного диктатора, любителя Франции и там же, кстати, и убитому националистами-усташами, и будто бы, в востании военных в тот же момент, в Югославии, был замешан какой-то русский майор. Что-то там было связано с русской разведкой еще и до нашей революции.
Скудность знаний немецкого и у меня, и у нее не позволяли нам «разойтись вволю» в этой беседе, так что все закончилось нашим временем, временем развала всех стран, бомбежками Югославии 99го года и бегством всех в разные стороны.
К общему мнению мы так и не пришли, остановившись на том, что теперь уже все сделалось и нужно время, чтобы все это окончательно утвердилось, да обошлось бы без новых войн...
Может и дальше побыли бы мы немножко «президентами всей Земли», и я не ушел бы еще и дольше, если бы не услышал крики на реке...
Бегом побежал назад, потому что понял - зосала заводь крючки моего друга в себя и сплела их с чужими крючками...
Когда прибежал, друг мой лежал без движений - труп! Эти, здоровые ребята, я видел издалека, лупили его ногами, а когда добежал до него, они уже отскочили к скамейке и ухмыляясь, кричали мне что-то издали, типа пидорас, и кинулись к машинам.
Здесь, вдали от русского языка, русский мат слышишь еще чаще, чем в самом Союзе. В общественных местах шум и гул немецкого языка вокруг, но он куда-то "уходит" и ты его уже не слышишь, если, вдруг, слышишь, как кто-то кроет нашим матом, разговаривая с таким же русским или даже русской!
Особенно молодежь, выросшая уже здесь, она не понимает, а может и не знает, что за каждое «плохое» слово с тебя будет спрос! А героизм чуть подвыпившего подростка заключается в телефоне, в который он кричит беспрестанно: «...блять-сука, пидар, я его маму...» развалившись на сидении городского автобуса, а ты сидишь, опустив глаза и думаешь: - Хоть бы эти люди не сдогадались, что и я-то такой же русский.
Так что то, что кричали мне эти убегавшие, меня вообще не задело.
Только они попрыгали в свои машины и исчезли, как подъехала уже и полиция - немец, их друг, он не стал терпеть наших обычаев, поступил по-немецки, сразу же вызвал полицию...
Надо же! И опять приехал тот же парень, который трупы всегда забирал! Были сумерки и он меня уже как друга узнал, и написав свои бумаги, отправив моего друга на скорой, прибывшей следом за полицией, отозвал меня в сторону и начал:
- Я не пойму вас - русских! Пацанов - еще как-то, молодые они, кровь буянит, головы еще нет. Но вы-то - жизнь повидавшие, эмиграцию пережившие! Почему вы так друг с другом? Нет здесь больше никого, чтобы свои между своих так! Вы же друг друга унижаете и убиваете! Что с вами? Почему вы так друг друга ненавидите? - Он даже как-то разозлился.
- Не у того спросил - не знаю я! Может это у нас исстари, когда стенка на стенку? Ну, а вообще-то, здесь русских и нет! Как нет их, однако, уже и в России! Мы здесь - русскоязычные! Мы из Союза! Но мы, никак не русские! И ты не говори о русских, говори так же - из Союза! Говори обо всех, но не обо мне, здесь только я и есть русский! Даже друг мой, он тоже не русский, он скорее ваш - немец он, ваш брат! А эти ребята, я по диалекту слышал, они и в России-то может быть никогда и не были!
Я выпалил все это ему на одном дыхании, во мне кипела обида и злость за друга, а тут еще он, делает вид, что я этого не знаю. Да знаю я это давно! Читал историю еще эмигрантов-дворян, которые тоже не очень-то дружны между собой были.
- Все равно русские, раз по-русски говорят! И для меня вот, никакой разницы. Язык - есть принадлежность к нации.
Он сел на скамью, закурил, вроде успокоившись, что-то писал в своих бумагах и слушал меня.
- На русском говорят от Румынии и до Японии, но не все говорящие на нем - русские. Если африканец говорит чисто по-немецки, он что, немец? Так по твоему?
- Не так, конечно! Ты уже и расизм сюда приплел? Есть разница, я это знаю...
- На себе испытал? - и я, вдруг, тоже разозлился на него. - Я ведь слышу, что ты «оси» (восточный немец, из бывшей ГДР), даже скажу из какой ты области сюда прибыл, я там жил, попервости. Так же знаю, как к тебе относились «веси» (западные немцы, жители ФРГ) попервости, после объединения.
- Да уж, была разница, но теперь, вроде бы, получше уже...
Напарница его, давно уже о чем-то беседовавшая по рации, перебила его, сказав, что надо уже куда-то ехать.
Я заторопился:
- А ребят этих тебе не догнать, они уже далеко, у них, я думаю, по два гражданства. Даже, если и найдешь, они свалят все на того, который уехал отсюда примерно месяц назад, хотя он об этом ничего и не знает!
Он согласился, сказав, что у вас всегда так и бывает - делов наделаете, а отвечать за них некому, не такие уж вы и смелые, оказывается, и необдуманно вы поступаете...
Подписав его бумаги, где уже стояли две «русских» фамилии (видать немец знал их и выдал, коль они вместе работают) я провожал его до машины, он сказал:
- Хочешь посмотреть, что ваши на дискотеках творят? Сегодня как раз дискодень. Там проблемы-то, чаще с ними, с русскими! Там посмотришь, как они между собой хлещутся, хуже того, ножами друг друга режут! И никогда с турками или местными не воюют. Турков стараются обойти стороной, потому что турки - не русские, они дружные! Да и местных на русских дискотеках единицы! Местные там, где ваших единицы, потому что там, совсем другие устои, другая музыка и отношения. Люди приходят туда поднять настроение, а не морды друг другу бить! И надо же, русская дискотека, как раз моя! Мы ведь этих дебоширов не везем в каталашку, а везем домой. Разница большая, когда везешь: местные улыбаются и извиняются, а ваши на себе рубашку рвут, не знаю зачем, а иногда плачут, тоже не пойму почему. Но, ты не расстраивайся! Это нормально! Это все оттого, что вы в такой стране жили, она испортила вас! Я про уклад социалистический говорю, не про страну. Русские люди, они ведь добрые были, раньше еще, до революции! Изменитесь и вы, назад...
Я заткнул его, сказав «не хочу назад», оборвав на полуслове, я и сам знаю, что турки дружные! Я знаю, сколько турков и наших на алкоголе или наркоте сидят - разница большая и не в нашу сторону. Знаю, как ведут себя подвыпившие наши молодые люди. Мне стало стыдно за себя и будто бы захотелось сразу же пойти и утопиться...
Потом я собирал снасти друга своего, этот русский-поляк помогал мне. Я спросил у него:
- А как эти так быстро после драки-то успели собраться? И из-за чего началось-то?
- Они сначала собрались, а потом уже пришли и все сразу напали на него. Из-за лески началось, они спутались удочками. Этот с берега натягивал, а твой друг распутывал внизу. Потом этот сказал, чтобы твой друг отрезал свою леску, ну он и отрезал, да не свою, лески-то одинаковые. Извинился еще, что перепутал. Тот хотел вниз спрыгнуть, сразу в драку кинуться, а друг твой с ножом в руках был, говорит - «только сунься»! А потом они пришли и на него дружно накинулись, но и он ничего, пока его свалили он уже нос одному разбил, да и второй чего-то кровью плевался. А меня они почемуто не стали бить, хоть я между ними крутился, разнимал?
- Значит, друг мой сам виноват! Сказал бы, пусть тот сам режет эту леску! А эти, значит сознательно! Приготовились, раз барахло свое собрали. Ну, а ты-то для них - поляк! Вот и не тронули, забздели, что завтра их поляки отыщут. А немец чего?
- А он, как только начали, сразу же за телефон схватился! Вон он, сидит теперь, как король, один на всю заводь, похохатывает! Поначалу-то белым стал, порозовел теперь, снова...
- Ладно, окончательно разберемся когда друг мой выживет! Ты помоги мне загрузиться, отнести это другово снаряжение к машине, потом уж свое соберем и, пожалуй, поеду я, никакого настроения, понятно же, нет!
- Конечно, я уже одного-то сам поймал, да ты мне другова леща отдал, так что мне хватит, а один я тут тоже сидеть не буду. Да и немец, видал, тоже засобирался!
Уже ночь была и загрузив на себя все собранное мы потащились к машинам. Как на бетонный столб наткнулись на приехавшего Петра. Он покосился на нас пренебрежительной мордой пахана, сидящего на нарах в углу переполненной камеры, дышащего потоком свежего воздуха, струящегося из окна над головой и смотрящего на вновь поступившего, стоящего возле двери у параши. Потом отвернулся и снова уставился вдаль, блестящего уже отражением ночных звезд, Рейна.
Мы остановились, зачарованные видом этой скульптуры! Пузо вперед, сигарета во рту и дым из носа - Колумб, прибывший из Откуда-то! Петр Первый смотрит в Окно Европы! Снова скосив на нас глаза, он поднял руки вверх и вперед, и вдохнув полной грудью воздуха счастья, зарычал:
- Заводь моя! Красотища-то какая! А рыбищи тут! Хорошо, что разыскал я тебя, заводь...
- Ты бы лучше поздоровался, чем паясничать! - оборвал я его выступление. - Нашелся, тоже мне, театрал-комедиант! Ты знаешь, что тут было и что твои друзья тут понаделали?
Я рассказывал ему, а немец, их друг, будто бы понимал что по-русски, стоял рядом и осуждающе кивал головой. Петро стоял и отупело смотрел то на меня, то на него и молчал ступкой.
- Ты врубайся, побыстрей! Сейчас, сюда уже едут три сына друга моего, побитого, а они поздоровей тебя, хоть ты и Рэмбо, хребет сломают сразу и кому хочешь. Они начнут поиск этих ребят и начнут его с тебя, потому что ты их сюда привел. Помнишь же, как труп лежал придавленный моей ногой? Точно так же и они тебя придавят! Я их давно знаю! Один из них тоже в Афгане твоем был, только его уже отсюда туда посылали. Так что - в машину и беги отсюда быстрей! Они же в горячке, а какие они в горячке? Может, как все нормальные люди в аффект входят, и тогда, черти что по-наделать могут...
- Да ладно, разберемся...
- Ну, ты разбирайся пока, с головой своей, а нам вещи таскать надо...
Мы ушли к машинам, а когда вернулись Петра уже не было, где он был, непонятно, но вернувшись снова с вещами к машинам, машины Петра мы тоже не увидели. Ее не было.
Уже открыв дверь своей машины, этот парень, вдруг, хлопнул ею и вернулся ко мне:
- Я хочу спросить, а как у вас там было, на Родине моей, я ведь сюда ребенком приехал, ничего не знаю. Вы там так же на рыбалках друг к другу относились, как здесь?
- Да ты что! Нет! Наоборот, по-дружески! Бывало пойдешь спросить, как ловят соседи, так тебя и за «дастархан» посадят и стопку нальют и с тобой еще вместе и выпьют! Драки были, когда перепьют, но редко. Я рыбачу всю жизнь, драк не видел, только слышал, что где-то...
Это большая разница, там и тут! Там мы понимали друг друга! А здесь - не знаю. Здесь мы совсем другие, здесь мы все из другой страны...
Перерождение.
Юргена я не видел целый год, да и не увидел бы, если бы он меня сам не пригласил на ту скамейку, просто повидаться. Он позвонил мне, а я, как раз в его стороне и путешествовал по своим делам. Он позвал - заводь давно не звала меня, видно поняла, что разонравилась она мне...
Мы сидели с ним там же, он, то рассказывал, как он болел, то спрашивал что-нибудь.
- Почки заклинило! Пять дней в больнице был. Теперь я верю вашему президенту, что самые лучшие врачи - это русские врачи! Только он не говорит, где они находятся. Они - все здесь! Отделение - полностью русское, кроме самого шефа! Да, да! До последней медсестры! Раздолбили мои камни в песок и все - теперь у меня почки, как новые!
- Ну, вот! Я же говорил, что мы умные? Уже даже Германию лечим! А ты говорил, что пивом почки прочищаешь! Прочистил? Нельзя его пить, тем более так много, как ты!
- Сократил теперь, вполовину! Да и куда я от него, если пиво - это наш образ жизни! Мы им и славимся, оно у нас самое лучшее в мире! Пять тысяч сортов выпускаем! А вы, чем славитесь?
- Не знаю даже. Может водкой? Или мафией?
- Про мафию не знаю, а вот водку пил - крепкая! Разные бутылки пробовал - вся одинаковая! Прогресса нет - раньше была лучше! Зато пробки, бутылки и этикетки научились делать - красивейшие в мире и все разные, но водка в них - вся одинаковая и дорогущая стала! А ты чего так долго тут не появлялся? - неожиданно закончил он тему про напитки.
Я стал рассказывать, что здесь было в последний раз между нами, людьми из одной страны, людьми одной нации...
Он слушал внимательно, удивляясь нашим отношениям, а потом сказал:
- Ты, как-то назвал нас, немцев, эгоистами! Эгоистическая нация, ты так тогда сказал. Нет между нами будто бы дружбы и сердечных отношений! Может оно и так, но такая дружба, как у вас, и сердечные отношения ваши, мне и даром не нужны! Зачем мне такие друзья? Думаешь у нас люди другие? Да такие же, как и у вас! Только, два дня проработав вместе, мы не думаем, что мы уже друзья и не подпускаем близко к сердцу эту дружбу. Зачем? Чтобы потом плакать, разуверившись? Нет, лучше уж эгоизм наш, чем альтруизм ваш!
Я ничего не мог сказать, наверное, я соглашался. Я не узнавал Юргена - он ведь никогда много не говорил, не лез ни в какую философию, а тут, вдруг, разошелся.
- Я ведь в больнице прочитал про этот эгоизм! Это же наш ученый Хартман изучил и развил теорию этого «Я», как ведущей силы в психике человека и он прав, что от нее никуда не деться! Так вот, эгоисты - меньше всего учавствуют в организованных бунтах и вот таких вот драках, как у вас тут была. Я эгоист, но вот если тот человек сейчас упадет, - он показал на вдали идущего человека, - то я побегу ему помогать и это не говорит о том, что я такой, как ты говоришь, альтруист! Я вижу, что человеку плохо и ему надо помочь, по-человечески если. Земляк он мне или не земляк, но смогу - помогу, нет - вызову врачей! И почему ты такой молчаливый сегодня? Чего молчишь-то?
- Думаю я! Если ты и дальше так говорить будешь, то я и сам захочу перейти в эгоисты...
- Опять смеешься?
- Да нет, уже не до смеха мне. Я серьезно.
- Если серьезно, то только мы - немцы-эгоисты, у которых никакой дружбы нет, сумели в каждой стране, где нас набиралось до сотни, создать свои поселения и колонии, а в вашей стране даже и города на Волге построить, сообща. И везде мы были иммигранты, а не эмигранты. А вы - русские-альтруисты, у которых «открытые для дружбы сердца», как вы говорите, ничего вы нигде не смогли создать, никогда...
Он замолк, затягиваясь сигаретой, а выпустив клубы дыма, посмотрел на меня и продолжил:
- А все это потому, что у нас уже двести лет как нет коммун или как у вас колхозов, где все отвечают за всех, да и вообще, обязательных собраний и партий, из которых нельзя выйти когда захочешь, давно уже нет! У нас же нет никаких обязательств ни перед кем, кроме как перед государством, законом и семьей. У вас теперь этого тоже нет, поэтому жди - лет двадцать-тридцать и вы тоже из альтруистов превратитесь в эгоистов, если уже не превратились...
- Чего ждать-то? Я вижу это давно. Идет процесс перерождения...
Я встал, сделал вид, что хочу выкинуть в реку недокуренную сигарету, но на самом деле я хотел закончить трудную для меня беседу, когда в ответ и сказать-то нечего: образец нашего, меж собой дружелюбия, я знаю, знают о нем и здесь, уже давно и хорошо. Неужели прав мой приятель, что и мы тоже меняемся?
Рейн! Он не реагировал на наши разговоры! Он тоже - эгоист! Но пять стран живут им и он не против! Он круглый год судоходен, он пропускает в сутки сотни судов! Так веками и трудится, не меняясь...
Я кинул сигарету в воду, смотрел, как ее подхватил Рейн. Но почему сигарета поплыла вниз? Она же обычно плыла вверх, в этой заводи! Я это хорошо помню! Подошедший сзади Юрген тоже смотрел на воду.
- Юрген! Заводи-то нет! Прямое течение реки! Даже берег какой-то... Смотри!
- Зимой, тут целый месяц драга стояла, дно чистила и заводь твою засыпала. Говорят, там большущая ямина была! Почищенного со дна ила не хватало чтобы засыпать ее, так они еще и на баржах гальки привезли, еще и на берег осталось, весь подсыпали. Теперь и рыбаков здесь давно не видать...
- Это уже не заводь, это уже Рейн! Жаль, здесь было столько историй! Может эта заводь и дала мне возможность что-то понять и кое в чем разобраться? А может и хорошо, что ее не стало? Или другую опять найдем? - Я обернулся к Юргену, я не заметил, что говорю по-русски, а он смотрит на меня удивленно. Пришлось перевести, а он тоже загрустил:
- Теперь не увидимся что ли? Ну, раз рыбалки здесь нет. Не поспорим что ли?
Я пожал плечами, достал сигарету ему и себе, чиркнул зажигалкой.
- Не знаю, Юрген. Может смириться со всем что есть и не спорить, а вот увидеться хочется, да получится ли?
С каким-то тяжелым чувством на душе я протянул ему руку, и попрощавшись, пошел к машине.
Он крикнул мне вслед:
- Ты хотя бы звони! Иногда! Мне - другу твоему! - потом добавил, смеясь. - Эгоисту...
Иван Атарин
январь 09