Глава первая.
Никто к этому специально не стремился, но народ в роту Колесникова подобрался на удивление рослый. Поэтому им, за редким исключением долговязым лосям, жить, передвигаясь вприсядку, опротивело очень быстро.
Уже на вторые сутки ефрейтор Мамедов беспринципно и наугад обстрелял из пулемета территорию сопредельного суверенного государства.
На третьи сутки капитан, щедро раздавая обещания разнообразных военно-полевых кар и безответственно размахивая пистолетом, остановил ватагу молодых зеленых срочников, решивших спалить к чертовой бабушке весь аул на сопредельной территории.
На четвертые сутки пятеро матерых рассудительных «контрабасов», ломающие уже третью войну, явились пред его, капитана, красные от недосыпа очи, открыто высказывались в таком ключе: «Так, мол, и так, капитан. Мы же не без понятия. Жечь аул – это, конечно, варварство. Нам, миротворцам, оно не к лицу. Да и «шмели» потом списывать трудно. Но вот «Утес» - вполне аккуратное оружие. Лишних жертв за пределами одного, ну максимум двух кварталов не будет. А то, глядишь, распоясаются в конец уважаемые местные борцы за веру, да и не поленятся, притащат миномет, а это уже совсем не смешно будет. Нам, во всяком случае. Да и патронов к «Утесу» притом просто не меряно». Гуманисты. Мать их в полковой оркестр…
Ротный Леха Колесников и сам не прочь был применить подобные средства. Но армия от веку стоит на инструкции. Инструкцию он получил два месяца назад в штабе полка.
Начальник штаба объяснил четко.
- В сторону сопредельной стороны старайся даже не смотреть лишний раз. Тем более стрелять. Об этом и думать не моги. Тебе Родина оружие доверила не для того, чтобы думать. Думать есть кому. Миротворцы мы, товарищ капитан, и это не война никакая, а гуманитарная акция. А то, что в тебя стреляют – это издержки профессии. Ты же солдат. В тебя всегда стреляют, это нормально. Мирное время или война – нет разницы. Терпи, Леха и береги ребят. Главное, не думай. Тут и без тебя проходу нет от тех, кто думает. Полный штаб мыслителей-теоретиков. В каждого сопливого лейтенанта плюнь – в Клаузевица или даже в самого Триандафилова попадешь. Как строевые занятия с личным составом проводить, так нет никого, а как думать… С этой демократией офицеры совсем одичали. Ты ему слово – он тебе двадцать. Да все не просто так а, блин, с подначкой. За кого мы здесь воюем, да когда мне Родина квартиру даст.
Типа я в собственной квартире живу и втихаря сам себе знаю, за каким чертом мы в этой дыре своих пацанов на убой гоняем. Ненавижу. Грамотных на фиг бы из армии, коровам хвосты крутит, по часовой стрелке, на другое то они не один не способны, они же не подполковники. От общего резкого просветления в офицерских мозгах, если оно случится, солдаты окончательно одичают и разбредутся по окрестностям. Патроны на наркотики уже прямо на КПП меняют.
И помочь некому. Особист, падла, с замполитом в кабинете закрылись и синячат, то есть, виноват, господа полковники пьют, только уже третий месяц, между прочим. Как напьются, в мегафон лозунги патриотические матом поют, чтобы никто не догадался, что они там антиправительственный заговор плетут. Так что занимай, капитан, укрепление на высоте Слепая и защищай, сука, Родину. В случае чего мы тебя огнем поддержим, – ну, это сам понимаешь, как получится, – или вертушками вытащим, если конечно, горючку завезут. Но в сторону границы не стреляй. Зубы до хруста стисни, соплями кровавыми изойди, но через границу не стреляй, даже если по-другому будет нельзя, все равно не стреляй. Стреляй зато в любую тварь, кто через реку переправится и на нашей стороне окажется. Все. Выполняй. До связи.
Вот и сидит теперь на высоте Слепая страшная силища – сказать боязно, целая усиленная рота десанта. Пятьдесят четыре, вместе с Лехой - ротным, каски. С вылинявшими от жаркого солнца и варварского обращения голубыми полосками на касках.
Сидит, наглухо уйдя в грунт в круговой обороне. Эта сторона хоть и дружественная официально, а все равно в спину постреливают. Сидит рота, во все стороны ДОТами ощетинившись. Сторожит рота брод через могучую горную реку, единственную на много километров в округе, переправу.
С самого первого мгновения не покидало Колесникова ощущение, что и до их гарнизона кто – то, когда-то так же сидел на лысой макушке высоты и стерег реку.
От Миши Рубана, начавшего в прошлом году строить это укрепление и уже успевшего горячо принять здесь банду каких – то совсем диких сепаратистов он узнал, что и Рубан слышал ночами странные необъяснимые звуки и испытывал странное беспокойство. По словам Миши «Как будто все время выпить хочется»
В наследство от Рубана досталась Колесникову натуральная крепость.
Построить такое в диких горах при помощи одних только лопат и ломов мог только опасный в своем исступлении испуганный параноик.
Квадратная площадка сто пятьдесят на сто пятьдесят. По углам капониры двух пулеметные из железобетонных блоков в два ряда метр в толщину – амбразуры на две стороны. По периметру траншея в два метра глубиной в метр шириной, обе стороны выложены теми же железобетонными блоками в один ряд.
В сторону противника над землей торчат только амбразуры стрелковых ячеек, закрытые постоянно броневыми ставнями. Внутрь стена траншеи возвышалась над землёй на метр с лишним, амбразур не имела, зато имело большое количество проходов. Любой противник перебравшийся через первую стену хоть днем, хоть ночью становился заметен, как муха в молоке и попадал под ураганный огонь второго эшелона.
В центре площадки построили опорный пункт. Серый и квадратный, как пачка «беломора» железобетонный монолит 25 на 25 метров, высоко торчащий из земли. По углам амбразуры для тяжелого стрелкового вооружения с широким сектором обстрела и на каждую сторону по две бойницы. Бойницы и амбразуры расположены достаточно высоко, так, что из них можно вести огонь и по дальним и по ближним целям. Ниже амбразур стену опорного пункта опоясывала земляная насыпь. Она уходила от нижней кромки амбразур к земле под углом 45 градусов, исключая возможность подобраться в мертвое пространство. Внутри все. Жилые кубрики и штабные помещения. Ниже этажом под землю уходили склады с боеприпасами, медпункт. Еще ниже в грунт резервуары с водой и соляркой отсек с дизель – генератором и еще несколько помещений.
Когда их копали в каменистой почве высоты слепой часто попадались почерневшие кости, обломки оружия и доспехов, здоровенные старинные гильзы и древние самолитые свинцовые круглые пули, осколки керамики. Наверное не зря у Колесникова возникло ощущения обжитости этой высоты. Наверное уже не раз кто – то удерживал Слепую а кто – то с этим ни как не хотел мириться.
На крыше опорного пункта имелся бетонный бруствер, обложенный для надежности мешками с песком. Там в круглых капонирах выложенных на крыше из мешков с песком расположили два АГС, два УСВ и мощный прожектор.
Из всех излишеств цивилизации имела рота капитана Колесникова в своем распоряжении гигеенический скворечник на пять посадочных мест и пищеблок, полу - барак, полу - землянку собранную за день из бывшего в употреблении разноцветного профнастила. Внутри пищеблока на каменной подушке стояла снятая с колес полевая кухня, причина всех радостей и горестей местного гарнизона.
Из развлечений солнце, дешевая анаша, и радио, если есть батарейки. В качестве окружающего антуража – минные поля, ржавые заросли колючей проволоки и солнце.
Огромное раскаленное субтропическое солнце день изо дня без перерыва на плохую погоду. Солнечные лучи приобретали к полудню такую плотность и силу, что выжить на этом солнцепеке не стоило и пробовать. Все время, что сидела рота в укреплении ни один человек не увидал ни одного облака.
Третий месяц сидела в бетонной мышеловке рота.
И в данный момент совсем не страдает от обычной скуки. Скорее наоборот.
Продолжение http://www.proza.ru/2009/09/25/319