Мы вышли на Таганскую площадь. В те времена иначе, как “таганской горкой”, никто ее не называл. От неё вниз спускались две улицы- одна (бывшая ул. Чкалова, ныне Земляной вал), круто сбегала в сторону Курского вокзала, вторая (В.Радищевская), уходила в сторону Солянки. Первым ощущением, когда мы в тот день пришли сюда,было полное отсутствие транспорта на площади – обычно со стороны Курского в гору медленно поднимались “Букашки” (трамвай “Б”, ходивший по Садовому кольцу). “Букашка” с большим трудом всегда вскарабкивалась на этот подъем. Интересно также было наблюдать, как по зимней наезженной дороге, без преувеличения поштучно, со стороны Курского поднимались вверх машины – двигались медленнее, чем в любой сегодняшней пробке, иногда , при гололеде, скатывaясь назад, и таким путем преодолевая эту злосчастную крутизну. Сейчас под площадью прорыли туннель, а дальше, вплоть до моста через Яузу выстроили эстакаду. А тогда , весной 1953 года это еще была таганская горка. И вся местность кругом была свободно от транспорта – сплошная пешеходная зона.
Когда мы оказались в точке схождения двух упомянутых улиц (это угол нынешнего театра на Таганке, тогда - “Театр драмы и комедии”), то обратили внимание, что со стороны Таганки и из всех прилегающих переулков, которых много было в то время, как бы выструивались небольшие ручейки людей, которые по мере спуска вниз превращались в довольно плотную толпу, медленно продвигающуюся в сторону Курского вокзала. Она не было похожа на обычные Первомайские или Ноябрьские шествия -шла молчаливая неупорядоченная масса людей, мрачность которой особенно обрамляли белые сугробы снега по краям улицы. Дальше же, ближе к вокзалу, эти отдельные ручейки и толпы превращались в сплошную серую массу, заполнившую улицу во все ее ширину – от дома до дома и такую сплошную массу людей потоком уже и назвать было нельзя , Сверху это выглядело как какое- то броуновские движение человеческих голов. Было 5 часов вечера.
А начиналось все утром 6 марта 1953 года.
В тот год зима долго не сдавала свои права -уже было начало марта, а на улицах снег лежал по зимнему, Хотя, в те годы, Москва практически, не очищалась от снега – слегка убирали снег с проезжей части, да кое где с тротуаров. Снег никуда не вывозился, поэтому по краям тротуаров громоздились высоченные сугробы, к весне иногда достигавшие высоты человеческого роста. Может быть и это являлось причиной того, что складывалось ощущение настоящей зимы. Правда и морозы еще стояли крепкие.
Учились мы тогда в 6 классе и были обычными послевоенными пацанами, пытавшимися нашкодить при первой же возможности. Кому кнопку на скамейку подложишь, пока тот был поднят учителем, у кого в переменку чернила из чернильницы-непроливайки выльешь перед важным диктантом или сочинением. Вот в один из таких, по календарю весенних дней, – а именно 6 марта 1953 года, мы как всегда были в школе – шел третий урок, шел урок немецкого языка Обычный школьный урок того времени в обычной мужской школе– с пальбой из рогаток, перебрасыванием портфелей и многими другими школярскими забавами. Словом веселились, как позволяло то своеобразное послевоенное время. Казалось, ничто не может нас отвлечь от этих наших забав и сделать серьезными. Но в этот день, кажется мне, мы все в один миг стали взрослыми – вдруг в середине урока весьма неожиданно медленно открывается дверь и появляется наша классная руководительница Инна Давыдовна-она преподавала у нас русский язык. Это было редким явлением, чтобы она приходила во время “чужих” уроков, а если уж и появлялась – не жди хорошего – либо кого к директору отправить, либо снять с урока и “без родителей не приходить”. Словом, при ее появлении класс становится смирным. Прекращаются все “боевые действия” и все становятся паиньками, застывая в позе смиренных умников. Но сегодня при одном взгляде на нее...мы просто замерли, замерли не притворно, а как- то ошарашено и по настоящему потеряли дар речи. На ней просто не было лица, – оно было не просто заплакано, казалось, что она прорыдала не один час. И сейчас вошла вся в слезах , нисколько не стыдясь их .Буквально навзрыд, она только и сумела произнести : “Ребята! Только что сообщили, что вчера вечером умер товарищ Сталин. Занятия оканчиваются. Идите все домой".
Потом обе они присели за учительский стол и не замечая нас начали ,иногда всхлипывая, принялись успокаивать друг друга. Мы сидели не шелохнувшись, в классе стояла абсолютная тишина .В другое время фраза “Идите по домам” привела бы нас к сумасшедшей реакции. А тут ....Мы безмолвствовали. Мы просто застыли и тупо смотрели на висящий над доской портрет вождя, сопровождавший нас с самого первого класса, и не могли свои еще детским умом понять - как такой человек может умереть, как это понять, что его больше нет. Никто не поднимался с места, даже учебники по портфелям не спешили рассовывать. Кажется мне, что мы вмиг повзрослели, потому что ощутили что-то необычное, противоестественное, просто нереальное. Этого не может быть...
Другие поколения не смогут никогда понять нашей тогдашней реакции, а для нас это было сродни концу света: - ведь в стране, только что оправившейся от Великой войны ,умер человек, с которым связывали тогда и победу в этой войне и постоянно улучшающуюся послевоенную жизнь -ОН сопровождал нас по жизни всегда и везде - во всех классах висели его портреты, на площадке парадной лестницы школы стоял ОН в полный рост, одетый в обычную армейскую шинель, приветствуя нас каждое утро.ОН всегда был с нами.
Ведь что удивительно, мы же знали, что он болен. Все последние три дня в центральных газетах публиковались сводки о состоянии его здоровья. Но он для всех нас был настолько велик и обожествлен, что мы и представить себе не могли, что такой человек тоже может быть смертен. Тогда мы рассуждали примерно так: что такое болезнь – ведь все мы болеем, нам дают в таком случае больничный лист, для того, чтобы в школе или на работе знали об этом. А так как ОН у нас один на всю страну, его знают все от мала до велика – то его больничный, вполне естественно,публикуют в газете.А посему такого исходы мы, дети, ожидать не могли. Такова была наша детская логика.Да и вообще, понятие такой смерти, было далеко от детского восприятия. Мы много видели смертей – и при налетах авиации, и при пожарах и даже при драках, которые частенько случались в то послевоенное время. Но чтобы вот так... от болезни. Все же болеют... И вдруг...ЕГО больше нет. Это не укладывалось не только в наших детских головах, реальность этого не могли воспринять даже и взрослые.
. Когда все немного пришли в себя, женщины сумели справиться со своими эмоциями , Инна Давыдовна сказала. “Пока точно неизвестно, когда состоится прощание и похороны , но, скорее всего, прощание может начаться уже сегодня вечером” “ Гроб с телом Сталина будет в Колонном зале Дома Союзов. Кто захочет туда пойти, давайте сделаем это организованно и в 4 часа соберемся около школы".В тот момент мы еще не представляли себе всей грандиозности события и поэтому восприняли это предложение собраться и организованно сходить в традиционном нашем представлении.
Именно при словах “организованно” мы представляли, что нас традиционно построят колонной и поведут в Дом Союзов, как на какую-нибудь рядовую встречу с каким-нибудь известным человеком. Но, в данной ситуации душа воспротивилась такому предложению. Одно дело строем дойти до ближайшего клуба, другое дело идти строем по всей Москве (для свободолюбивых детей войны это было бы просто позорно). И вот мы, человек 5 вольных единомышленников приняли решение продвигаться самостоятельно, без всякого строя – глядишь, и так пропустят, думали мы.( в итоге наше решение оказалось единственно правильным).Никто в те дни не мог даже предположить, сколько народу может единовременно выйти на улицы и устремиться в одном направлении и, что в истории Союза и России не будут больше никогда таких массовых и не поддающихся никакой организации мероприятий. Поэтому уже сейчас даже само слово "организованно" кажется для той ситуации каким то наивно-утопическим - ведь на улицы к вечеру совершенно стихийно без всякой организации и призывов вышла вся Москва. Не только Москва – к вечеру все поезда со всех направлений привозили в Москву одномоментно огромные массы людей. Но все это было еще впереди.
Итак решено, пойдем одни без всякой там организации. Вышли мы где-то около 5 часов вечера. Учитывая, что это было начало марта, на улице уже начинало смеркаться. Мы надеялись быстренько добраться до центра, но мы даже вообразить не могли, что уже к этому времени будут представлять из себя улицы Москвы.
И вот стоим мы на Таганской горке и смотрим вниз. Своим детским умом мы оценили, что в сторону Курского двигаться нельзя и решили идти в сторону Солянки -там вроде бы, народу поменьше. На деле оказалось тоже самое, просто за изгибом улицы не было видно всей панорамы внизу. Правда этот маршрут мы выбрали еще и потому, что эти места были для нас родными. Дорожка эта была нами за время войны и после проторена -от нашей родной Таганки до Красной площади за время детства нами хожено-перехожено столько, что мы знали не только все улицы, мы знали все подворотни на этом маршруте. И это тоже нам помогло в это, как оказалось, страшное время.
Итак, идем через Солянку! Уже спустившись вниз, дойдя до Яузского моста и попав в эту бурлящую людскую массу, мы поняли, в чем дело. Откуда это разнонаправленное броуновское движение. Некоторые люди, поняв, что по этой улице им не пробиться , пытались вытиснуться из толпы, которая всей своей массой медленно продвигалась вперед. И если она затянет дальше, выбраться из нее уже будет просто нереально. Тогда она, как река – куда вынесет, туда и вынесет. Вот они и продирались навстречу движению и выскакивали из толпы, возбужденные и растрепанные – с оторванными пуговицами, некоторые без шапок, взъерошенные, но внешне очень активные и ничуть не испуганные, ибо тут же начинали искать новые пути..
Когда же мы сами очутились в этой самой массе,. то поняли сразу, что нам с ними не по пути. Во-первых, мы, малышня, были максимум по локоть всем взрослым и не могли ничего видеть, что творилось впереди. А откуда-то впереди раздавался сплошной гул, по тону довольно возбужденный. Складывалось впечатление (и оно так и было) что впереди что-то скверное.
Было понятно -здесь не пробиться. Я уже упоминал, что здесь для нас был дом родной и мы знали здесь все дворы и проходы. И, посему, выбравшись из толпы, пошли дворами.
Это сейчас легко сказать – пошли дворами. Да и дворов то в прямом смысле сейчас нет. Это некие придомовые территории. А тогда ...Здесь, пожалуй, следует остановиться и рассказать о Москве того времени, когда не было еще массового строительства, а возводились лишь отдельные “сталинские” дома. В основном, большинство улиц, в том числе и в центре, представляли собой ряды прислонившиеся друг к другу , как правило, деревянных домов, кое-где втискивались и кирпичные высотой не более 2-3 этажей. Не зря же в те времена утверждали, что «Москва это большая деревня». Дома эти родом были из середины 19- начала 20 века со специфичной городской планировкой того времени. Этой специфике соответствовали и тогдашние дворы — каждый такой дом сзади, с тыльной стороны от улицы, имел свой собственный двор. Вход во двор,либо был через ворота, соединяющие два соседних дома, либо через внутренний проезд. Вообще, дворы соседних домов, а иногда и домов параллельной улицы, частично сливались, хотя, зачастую и преграждались небольшими деревянными бараками, не имевшими выходя на улицу, в которых тоже жили люди или размещались домоуправления или домовые котельные..Но специфика военного времени наложила свой отпечаток на эту топологию — в 1941 году дворы каждого дома были полностью изолированы от соседних и стали, практически глухими т.е. непроходными дворами. Связано это было с необходимостью борьбы с немецкими диверсантами и осведомителями, которые во время налетов вражеской авиации ракетами осуществляли целенаведение бомбоударов. Конечно, в условиях такого членения улиц и дворов выявлять и вылавливать их было проще — забежав во двор они попадали в западню. А во дворах и на крышах в это время было много дежурных добровольцев. Налеты к 1943 году прекратились, но в таком виде дворики наши просуществовали до середины 50-ых годов. Москву захлестывало в то время увеличение количества бандитских шаек, воров и мошенников, поэтому изолированные дворы долго еше выполняли свою функцию.
Я упоминал уже, что для нас все они были известны и мы знали, как дворами с одной улицы попасть на другую, преодолев, конечно, некоторые препятствия. И мы пошли дворами. Не мы правда были одни такие умники - по дворам тоже струились людские ручейки,но это были не потоки. В этих условиях было не так страшно как в толпе на улице. Здесь все поддавалось осмыслению. Тем более, что мы были привычные и пролезали там , где взрослым было не под силу. Хотя, кажется мне, взрослые в этот день, обезумев, тоже превратились в детей -они с нами вместе преодолевали заборы и перелезали сараи, отрывали от заборов доски и протискивались во все возможные щели. И, наконец, дворами да закоулками вышли мы на ул Кирова, где-то в ее середине. Не ожидали мы, что тут встретимся с потоком такой плотности, что даже нам, мелюзге, протиснуться и прошмыгнуть между спрессованной массой людей будет невозможно. Находясь в этой гуще сомкнутых человеческих тел можно было спокойно отрывать ноги от земли и поток продолжал нести тебя на своих боках.
Но это все присказка, сказка будет впереди. Какие толпы людей шли в это время к Дому Союзов, что там творилось на улицах- описывалось и показывалось многократно. И с прикрасами и без прикрас. Так или иначе – дворами, да крышам – мы смогли проскочить на площадь Дзержинского (Лубянку). Опять же, неизвестно каким чудом пересекли эту площадь -когда весь поток несло вниз мимо Детского мира, мы смекнули, что лучше прорваться на Никольскую – она была сплошь в два ряда перекрыта воинскими машинами, стояли цепочки солдат, но многим удавалось то там, то здесь прорываться через это оцепление. И мы сразу обратили на это внимание. А солдаты даже особенно и не преследовали никого из этих прорвавшихся счастливчиков. Во-первых им нельзя было разрывать цепь-они и так с большим трудом самим удавалось удерживаться друг подле друга. А, во-вторых, потому что улица была тупиком, загоном, из которого потом нужно было выбираться. Причем, выбираться в сторону, противоположную нужной. И тогда ... отсюда начинай новый круг. Где проскакивали взрослые, там нам, мелюзге, не было никаких проблем протиснуться – под машинами, по капотам машин – и мы на Никольской. Известны были нам также все дворы и подворотни и на этой улице. Мы знали 3-4 двора, из которых открывался великолепный вид на Театральную площадь и виден был хорошо Дом Союзов. Я специально подчеркиваю “открывался вид”, потому что это не тоже самое, что открывался проход. Но, к нашему несчастью, все ворота всех дворов были наглухо закрыты ( тогда там еще стояли старинные, в основном крепкие деревянные ворота). Однако народные массы были столь целеустремленны в своем желании прорваться хоть куда, что мощным напором своих тел и, главное, тел впереди стоящих, взламывали (раздвигали ворота). Когда первые счастливчики протискивались в образовавшуюся щель, то оказывалось, что ворота подпирались мощными автомобилями, и кроме, того, вторым эшелоном оборону держали солдаты. Мы были детьми самостоятельными и смышлеными ,поэтому быстрее взрослых поняли, что это везде так. Мы не стали вместе с основным потоком искать счастья у каждых очередных ворот ( ведь прорывались же отдельные). Но мы рванули, если можно так сказать о движении в густой людской массе, к “нашим” воротам. Основная масса людей, наученная горьким опытом неудач штурма первых ворот, двигалась более менее спокойно. Как правило, постигшая неудача на первых воротах, убивала у людей активность и они двигались, куда нес их основной поток. Но все же мы сумели спровоцировать натиск на выбранные нами ворота. Толпа воодушевилась, как только почувствовала, что они поддаются и появилась первая щель. Напор был столь сильным, что подпирающая ворота машина начала скатываться под небольшой уклон двора. Солдаты, стояли цепью, взявшись за руки. За их спинами стояла вторая шеренга. На миг толпа разорвала в в одном месте эту связку, куда сумели проскочить сразу несколько человек, в их числе оказался я с моим приятелем – Вовкой Свистуном. Остальные трое потерялись где-то по дороге еще раньше. Двор был небольшой, а солдат много. Поэтому они быстро сумели расчистить его от прорвавшихся...кроме нас троих. Сначала нас просто не заметили, а потом , когда зачистка была окончена, просто махнули рукой на трех идиотов, стоящих между зубцами почти Кремлевской стены. Здесь следует пояснить и описать то место, в котором мы оказались. От ст. Метро “Театральная” (раньше Площадь Революции) до задней части гостиницы Метрополь стоит остаток старой Китайской стены. Высотой она немного пониже кремлевской будет, а по внешнему виду очень похожи. И такие же кирпичные зубцы по всей периферии. Перед стеной со стороны площади раньше была пустая площадка, потом ее благоустроили, поставили туда памятник Свердлову, потом опять место расчистили под площадку. Короче, в те времена это была абсолютно пустынная площадка. Ближе к стене был небольшой пригорок плавно отходящий от кирпичной стены. Вот с тыльной стороны этой стены мы и оказались. При этом уровень двора был намного выше, чем уровень площадки снаружи. Пока солдатики гоняли взрослых, мы взгромоздились на стены и стоя между “Кремлевскими зубцами” наблюдали это зрелище. На нас они внимание не обращали – куда денутся эти придурки. Сверху то вниз метров около 10 будет. (так казалось в детстве, а фактически – чуть больше 6). Постоят, замерзнут и сами придут сдаваться. А погода действительно была не весенняя -был мороз. Сколько градусов сказать не могу, но уши солдатских шапок были опущены и завязаны.
А какая панорама открывалась сверху!От нашей стены до самого Большого театра абсолютно безлюдная вымершая белое пространство (снег тогда в Москве чистили не столь тщательно даже в центре). Это белое безмолвие разрезало два ряда конной милиции, протянувшиеся от Манежа вдоль гостиницы Москва до Метрополя. Стояли плотно – не более 2-х метров лошадка от лошадки и естественно, мордами к Большому, а к нам хвостами. Лошадки были все красивые под синими со звездами попонами. Очень красивое зрелище. А левее,(тогда там стояло здание кинотеатра “Стереокино”) открывался вид на Колонный зал Дома Союзов. Был виден центральный вход, увешанный портретом вождя и траурными флагами. Фасад был пустынен. Только перед входом прохаживалась группа военных и милиционеров. Справа же вся Пушкинская улица представляла собой миллионноголовую массу, которая постепенно сужалась при подходе к Колонному залу. И стоим мы такие счастливые, что почти прорвались, и безрадостные, что близок локоток, да не укусишь. Ну, прыгали мы с сараев в 2-3 метра высотой. Но, прыгать, типа, с Кремлевской стены, наверное никому не приходилось.. Вниз глянешь – страшно, вперед посмотришь – крылья вырастают. И Вот стоим мы как три богатыря меж кирпичных трех зубцов и думу думаем: тут стоять и чистотой площади любоваться -околеешь, назад идти – опять в дикую сутолоку попадешь, да еще солдаты побьют. Они тогда все какие-то странные на физиономию были (для детского восприятия) – сейчас я таких только дворников вижу. Вперед идти – крылья не выросли. Я же не оговорился, что нас было трое. Какой-то парень из толпы сумел продержаться вместе с нами и теперь был третьим. И вдруг этот “примкнувший” к нам мужичок и молвит после долгого отдыха: “А что, пацаны, неужто мы по трубам не спустимся.” Мы глянули вниз да по сторонам -вот, блин, сверху вниз на расстоянии около 5-7метров друг от друга спускаются вниз водопроводные трубы. Да какие трубы! Это не то, что ныне -жиденькие из тонкой жести. Нет! Это черные чугунные трубы, чуть большего диаметра, чем сегодняшние. Кажется садись и как пожарник по стояку скользи вниз. Если бы не крючья-скобы, которые крепят трубы к стене через каждые 2 метра. Если говорить честно это было удивительное открытие. Я до сих пор так и не понимаю, для какой цели там были эти трубы. Видно как старинные еще элементы декора стены. Но, словом транспорт был и мы уже ринулись было выбирать себе каждый по трубе. Но наш “старшой” ,шибко умный видно был, и сказал -”Спускаться будем по одной трубе” Он идет первый. После того, как опробует технологию и пройдет одну секцию - идет следующий. И потом завершающий. Мужик-то видно заботливый оказался – сам в разведку пошел. И пошел. Оседлать трубу большого труда не составило и он медленно стал сползать. Сполз уже один пролет, уперся ногами в штыри.”Следующий”-кричит и обнимается со вторим отрезком трубы. Следующий был я. Так же лихо, как и старшой оседлал ее родимую и пошел с большей скоростью, чем наш разведчик. Сразу же прочувствовал удар штырем по рукам – не успел выпрямить ноги для упора. Так и сижу. Кричу “Третий пошел!Только этот третий пошел и успел спуститься на пол метра, как где -то подо мной раздался дикий грохот металла, тяжелый удар о землю и с высоты своего нахождения я увидел, что ниже меня трубы уже нет, мужик с двумя отрезками труб барахтается внизу, а я... висю...Хорошо висю, потому что уже перелез через крепежный шкворень, а труба моя медленно сползает...и через долю секунды я ,не выпуская ее из своих объятий , десантируюсь вниз. Труба торцем об землю, потом всей тяжестью на меня. Наше счастье в том было, что площадка была в то время не асфальтирована и перед стеной была небольшая насыпь прикрытая слежавшимся за зиму снежным сугробом. Труба моя как врезалась в снег, так и застыла в таком положении, как миномет готовый к бою,а я ... с горочки скатился, крепко стукнутый чугунной трубой. Больше всего досталось нашему первопроходцу – первым всегда трудно. Пока он летел, то обшибал руки о шкворни -держатели. Но был гордый, что десант удался, хотя и со слабо раненными. Но десант был еще не в полном сборе. Сначала мы оглядели себя и ощупали, только после этого глянули вверх. Наш Вовик Свистун сидел, будто примерзший к своей трубе, и вел себя ,видимо, так смирнехонько, что его труба осталось на родном месте, где стояла может быть сто или двести лет. Ноги его опирались на кронштейн-держатель, а от его шапки до верха стены было явно больше полуметра. Он вопил”Братцы!помогите!” Ну, прямо как Максимка в фильме. А эти “братцы”, которые на сегодняшних дворников похожи были, видно слабо понимали значение его высказываний, но умом скумекали, что парня надо снимать. Мы двое внизу забыли даже зачем десантировались и смотрели, как пройдет спасательная операция.
Эти солдатики связали по два ремня, спустили их к нему. Он , бедолага еле перехватился одной рукой, не отпуская другой трубу ( явно ему страшно было, ежели упасть с 6-ти метровой высоты) Наверное поэтому он сумел и вторую руку перехватить. Соорудил своеобразный замок из двух рук и двух ременных петель. На том и стали его поднимать. Он видно так приварился к своей трубе, что сначала поднимался с ней на пару. Но потом и она в итоге выскочила из крепежа и прибыла к нам уже известным макаром, только без наездника. А наездник долго еще барахтался наверху., упираясь ногами в кирпичную кладку стены. В итого его вытянули. На том мы с ним и распрощались.
Пережив такое, мы кажись, даже забыли, для чего все это была сделано. Лишь убедившись, что наш друг жив и спасен, мы глянули на вожделенную площадь. Шум и треск был видно такой силы, что все лошади стояли к нам уже вполоборота,а милицейские просто впялились в нас.
Ну, и что делать прикажете ?– сдаваться милиции, или приобретать альпинистские навыки?.
Решили сдаваться. Вот здесь не могу не отметить, что в милиции тогда были совершенно другие люди. Там служили Люди. Это как правило, были мужики прошедшие войну и много повидавшие, а потому были человечными и добрыми. Мы шли понуро – что ждет нас впереди?. Первый же конный, к которому мы подошли, почему то задал глупый вопрос “ “Ребята, у Вас голова есть? Или Вам жизнь надоела”. “ Да ничего, дядь, нормально же. А как еще то сюда попадешь . Нам итак уже все бока обмяли. Все равно живыми бы не выбрались.” Действительно. И у того и у другого пальто были без пуговиц, у меня полуотодран воротник и немного в крови. Я видимо физиономией прочесал на снежному насту, у второго руки. Погоготали кавалеристы, о чем то поговорили, а потом один из них спешился и провел нас через вторую шеренгу конного оцепления. Итак..путь открыт – перейти Моховую около Стереокино и мы ...увидим настоящего Сталина!. На углу около Стереокино стояла небольшая группа, человек 5-6 мужчин и одна женщина. Все пуговицы на пальто у них были на месте – значит попали они сюда иным, чем мы, путем. Они тоже пронаблюдали наш отважный демарш. Подозвали к себе. Женщина взяла где-то горсть снега и вытерла мне лица, мужчина дал платок, чтобы я его приложил и вытерся. В это время от Дома Союзов отделился офицер и пригласил эту группу к центральному входу. Мы сначала замерли, не зная что делать, но мужчина, давший мне платок что-то сказал офицеру, показывая на нас. После того, как он отвел наших случайных знакомых до дверей Дома Союзов, он вернулся к нам и сказал” Пойдемте, я поставлю Вас в очередь” Так мы оказались в самом начале очереди прямо в дверях входа в Дом Союзов. И опять же, не могу не сказать о людях того времени – люди, дошедшие сюда и явно претерпевшие не меньше, а может быть даже больше чем мы, расступились без всякой озлобленности, приняли нас в очередь и пропустили в крайний ряд. Так я увидел настоящего Сталина, но уже в гробу.
У гроба мы оказались минут через 10 и были удивлены, что в Почетном карауле с красной повязкой стоит мужчина, давший мне платок. Я еще на улице хорошо его разглядел, и теперь на свету более отчетливо. Вскоре после этого умер вождь чехословацких коммунистов Клемент Готвальд. Когда я увидел его фотографию в газете, я его узнал – это мужчина, который дал мне тогда платок.