Танго. Часть I

Ульяна Куксова
Вернемся ли сегодня? Наверное, вернемся. Город сказки... В город шальной замечательной сказки, что как Локхайм летает где-то, илли стоит как несбыточная мечта под самым небосводом...
Здесь мы ыли счастливы. Шаг. За ним еще... Прыжок.

- Вот, моя девочка..

И мы снова кружились под голос какой-то француженки, которая пела так томно и чудесно. Людвиг прижал меня прямо к сердцу и так – стук в стук – мы продолжили танец. Когда же ее голос и стрелка моего возбуждения достигла нужного ему предела, он меня отпустил и я закружилась на месте. Красный платок слетел и Людвиг экспромтом присел, я упала в его руки, аккордеон затих и мое сердце подпрыгнуло. Движением его рук я оказалась лицом к полу, в нескольких дюймах над паркетом..

- Ну же! – крикнул мой партнер и я изогнула шею чтобы схватить зубами платок. Шелк скользнул по губам и затрещал... Людвиг случайно наступил на ткань, она не выдержала.

- Черт! Ну! – я поднялась с лохмотьями шелка в зубах. Аккордеон пошел дальше. Сквозь музыку что-то промычала, но меня не слышали.

Такой пустой зал и совершенно серый, как и снег за окном. Как и ненужное небо в верхней части стекол. Только красный платок, два бьющихся сердца и аккордион из маленького проигрывателя..
- Ну что ж... – он довольный остановился и закрутил меня к себе. Я оказалась спиной, - Что ты думаешь о себе?
-Я?.. – Тут же, помогая себе ногами, развернулась к нему лицом, наши руки сплелись.

 Людвиг хмыкнул и подобие улыбки скривило его невыспавшееся лицо. Я потянулась к его лицу и поля моей шляпки стукнули его по лбу. Я зажмурила глаза. Он резко дернул меня за руку. Я закрутилась и попыталась остановиться, выставив носок в сторону, но Людвиг засмеялся и дернул еще раз, теперь уже возвращая меня назад, и мое тело полетело на непослушных каблуках к нему. Я окончательно потеряла равновесие и надеялась, что он поддержит меня, напротив же – он легко наклонился и взял мое колено рукой. Потянул его на себя так, что я упала животом на его бедро. Он остановился и полюбовался как я, все с тем же красным платком в зубах, повисла, растянувшись в вертикальном полушпагате. Он отпустил запястье и скользнул к бездумно висевшему локтю. Дал мне время отдохнуть и моя голова склонилась на его плечо. Особая трель отыграла этот момент. Людвиг согнул мой локоть, и он теперь смотрел в потолок. Оттолкнул меня, молниеносно прижав к себе. Ладонь его второй руки надавила чуть ниже моих лопаток, я выгнулась, и лодкой он пошел на меня. Моя нога между его ног, он буквально тащил ее, пока она, словно упрямый ребенок, прижималась к полу, потом мы меняли положение ног, ритм ускорялся, наши лица оставались непроницаемыми, в то время, как ноги жили отдельной жизнью. Не было ни секунды для мыслей. Я понимала, что еще чуть чуть и не выдержу. И врядли это было обернуто в слова.

- Напористей! – нажал Людвиг.

И я изо всех сил попыталась заставить свое тело быть энергичнее. Но все шло прахом. В какой-то момент мне показалось, что ему нравится, что я могу наконец делать все правильно.. Пока я не уперлась во что-то твердое, а он, не останавливался... Ноги танцевали сами по себе, его дыание и жесткий подбородок были так близко.. Он сбавил темп.. В голову полезли мысли как сделать ему приятно прямо сдесь.. Но он почти остановился.. Я покраснела. Сзади оказался подоконник.
- Вот... – его дыхание прерывалось. Я никак не могла понять его настроения. Людвиг отошел, - Хм.. Неплохо..

- Неплохо? Я старалась, - я гордо улыбнулась.

- Да ну нет. Не старалась, а так: то висла, то спотыкалась..

- Ты сам просил меня, хотя я говорила, что не умею совершенно. И я думаю, вышло у меня хорошо.

- Не задирай нос. Не была бы ты единственой женщиной, способной танцевать, в этом госпитале, я бы низачто не прикоснулся бы к тебе.

Я смотрела молча. Аккордеон все еще играл, а душа возвращалась из рая. Нет, она стремительно падала вниз, нет она уже разбитая оземь догорала на паркете.

- Натанцевался? – я дерзко вскинула брови. Я знала что его раздражает.

- Ну как тебе сказать.. – он улыбнулся во весь рот, - Если хочешь хорошо танцевать тебе придется полюбить меня.

- Я вообще танцевать не хочу.

- Неплохо, неплохо..

Я вышла. За этой маленькой деревнной дверью, вмещавшей весь мой мир – Людвига и танец, начинался мир моих мечтаний. Тайных, так как я бы не сказала никому и никогда, как я мечтаю жить здесь также, как бывает, когда танцую с Людвигом, этим некрасивым свихнувшимся инвалидом, как мне страшно там жить. Может потому что нет в этом мире рядом Людвига..

Когда я снимала сетчатые колготки, когда опускалась до самых щиколоток, я знаю, что он смотрел на меня. Я отражалась в оконном стекле. Он наблюдал за моей спиной, когда снимала серую майку и путалась в ее длинных рукавах. Я оставила ему кусок красного платка. Шляпка уснула на белом подоконнике до следующего раза. Откуда в запущенном госпитале балетный класс? Я знаю наверняка, он хотел бы меня. Я знаю как. И, я уже не боюсь думать об этом, я тоже хотела бы его. Это все танец. Только страсть. Он сказал, что я бы танцевала лучше, если бы любила. Его? Любить? Я готовлю себя для кого-то лучшего. Я заю, что это не тот мужчина. Которого я хочу любить. Я думаю о нем, но это только страсть. И это скорее моя власть, чем его. Потому что он никогда не прикоснется ко мне.

Волосы намокли и я смотрела теперь в свое мертвое отражение в зеркале. Бледное, без следов румянца, в пару, летящем вверх. В моей голове еще кружится мелодия. Выключил ли он музыку? А он ему не важен. Людвиг глухой. Он чисто говорит, и отлично читает. А музыку он включает для меня. Говорит, что у меня прекрасное чувство ритма, а потом импровизирует. Его контузило в сорок третьем и он попал в наш госпиталь. Потом кто-то кому-то наверху позвонил и Людвиг остался до конца войны. Мне было двенадцать, когда его привезли и моя бабушка выхаживала его. Он мне нравился уже тогда. И Нелли тоже. Но она не может танцевать. Нелли моя сестра.

Я посидела еще немного в горячей ванной и вылезла. Вытерлась и натянула белый халат. Здесь все должны были носить белые халаты. Я вышла (как там говорят?) в холодный сорок восьмой. Верно, что он и обращался со мной, как с маленькой. По сути – что мне против его пятидесяти? Аккордеон все еще играл. Интересно, танцует ли он еще с кем нибудь? Ведь не танцует, я уверена. Но вся моя уверенность улетучивается как пар от горячей воды, как лед под кипятком на замке зеленого грузовика. Я с недоверием посмотрела на окна балетного зала. Словно жду чего-то. Вечереет. Я одна на снегу. Может.. Может. Звон стекла, куски оконной рамы и, наконец, глухой звук падающего тела. Прямо передо мной. Медсестра. Людвиг?

Сидеть перед окном и жаловаться на судьбу. Везде, где бы я ни была присутствуют окна. Думаю или нет. Окна и снег. Окна и небо. Окна, стекла. Окна. Повторяю вслух. Раскачиваюсь. Взад и вперед. Людвиг. Не слышу. Я больше ничего не слышу, как и ты. Я ведь не создана для тебя. Но я и подумать не могу, что могу думать с другой стороны. Что могу еще больше. Теперь не забрать мне спящей шляпки. В тот момент, вместе с чужой медсестрой, ты выбросил и мою шляпку, Людвиг. Что это значит? Я видела, что ты сходил с ума в балетном классе. Ты говорил, что это только наше с тобой измерение. Интересно, видел ли ты хоть иногда, что в балетном классе ставят койки? Ты был, ты начинал быть невсебе. И как верить? А я ведь верила.. И ведь верю. Раскачиваюсь взад и вперед на своей кровати.


Сонный рассветный пейзаж. Полурозовый, полусерый. Качаться всю ночь можно, и жалеть себя тоже можно, но скучно. И к утру я встаю, чтобы проводить тебя. Тебе укололи что-то и твое тело выносят двое мужчин. Тебе отказали в нашем балетном измерении за маленькой деревянной дверью. Тебе холодно, Людвиг. Я, присмиревшая, стою у окна. Небольшая грязная машина везет тебя. Куда? Нас заперли. Меня увели, когда я стояла и смотрела на свою шляпку. Кем ты был? У меня теперь нет права спросить. Зачем тебя оставили в госпитале? Теперь меня не пустят. Прикажут забыть. Мое состояние граничит с.. Раскачиваюсь взад и вперед. Шум мотора. Пячусь назад. Уезжаешь. Сажусь на белую койку. Рев. Шум. Тише. Тише. Тише, мой родной. Тише, мой сладкий...


            Встаю и упираюсь кулаками в белую дверь. Стук. Бить. Нажимать. Негромко. Чтоб не услышали. Бью кулаками в дерево двери. Мысли приходят и замечаю, что бьюсь всем телом. Заперли. Никого. Тише, тише, родной. Мы не будем больше танцевать. Сползаю по двери.


     Ты оставил мне этот кошмар. Ночь спустилась после того, как нас выпустили. Мы ели в большом зале. Слушали голос того, кто пропал уже много месяцев назад. На твоем проигрывателе. На нашем, Людвиг. Я поднимала ложку, ложила ее в рот, опускала, а измерения больше нет. Ты уехал вместе с ним, тебя увезли. Зачем ты выкинул ее из окна? Теперь это разлучило нас. Потом нас отвели обратно в комнаты. По радио звучала француженка. Девушки танцевали. Неуклюже и смешно. Без экспромта. Они говорили, что этот неживой танец – танго. И что до войны они танцевали его в своих школах. Хм... Я никогда не видела такого некрасивого танца. Неживого. Под нашу томную француженку. И я смотрю сейчас на мир другими глазами, без моей прежней гордыни. Быстро? Почему нет. Я привыкаю к отсутсвию нашего мира. Я создаю свой. Тот, за маленькой деревянной дверью оказался так хрупок. Мир, где мы танцевали вдвоем. Так похоже и так далеко от нас танцуют эти две глупые девушки. Я раскачиваюсь в такт. Чтобы танцевать нужны только двое. Старый и молодой, мужчина и женщина, контраст. Он дополнит всю картину. Соединит цвета. И это будет одно целое. Я уже чувствовала это однажды с тобой. Ночью все ложатся спать. Я замерзну.