Шопенгауэр любил размышлять бессонными ночами, когда любопытные звёзды подглядывали в наклонное окно мансарды. Шопенгауэр был философом, хотя числился старшим сторожем, а представлялся управляющим делами. Звали его Василий Васильевич. Философия его заключалась в одной фразе: «Всё зло - от женщин!»
Звучная фамилия и однокомнатная квартира в мансарде принадлежали бывшей жене Луизе. Жену свою он не любил и побаивался. Начальница отдела кадров, девушка второй молодости, дородная и громогласная, сама наметила скромного инженера себе в мужья. Щупленький Вася, тогда ещё Пузиков, не успел опомниться и не посмел сопротивляться. Впрочем, жили мирно, пока не грянул гром.
Несметные прелести Луизы пленили горячего владельца сети чебуречных. Василий, узнав об этом, впал в прострацию и хотел убить соперника. Но соперник когда-то был чемпионом области по греко-римской борьбе. В полутяжелом весе. Результат поединка был вполне предсказуемым. Хорошенько подумав, Василий гордо объявил жене, что бросает её. И почувствовал себя героем. И услышал победный звук фанфар в том месте, где должна быть душа.
От радости, что всё так славно вышло, брошенная супруга переехала в особняк к новому мужу и думать забыла о Шопенгауэре-Пузикове. Василий заскучал. Друзья семьи оказались друзьями Луизы, следовательно - предателями, и он их тоже бросил. Попробовал напиться, но утром чувствовал себя так плохо, что не стал продолжать. Однажды в автобусе на заднем сидении ему попалась забытая кем-то книга. На обложке, там, где пишут имя автора, была его фамилия.
Книга немецкого философа перевернула мировоззрение, хотя прочитать он успел лишь четыре страницы. На пятой глаза сомкнулись, и даже стук выпавшего из рук фолианта не смог его разбудить. Утром находка заняла почётное место на письменном столе, между гипсовым бюстиком Наполеона и настольной лампой времён развитого социализма. Василий Васильевич ощутил себя философом и человеком свободной воли. Он решил впредь остаться холостяком и мстить женщинам, которые попадутся на его пути.
Философ бросил свой завод, где его недооценивали, и принял предложение своего бывшего преподавателя химии, а ныне – до обидного богатого человека. Он возглавил обслугу нового дома, состоящую из кухарки, уборщицы и сторожа. Работа была необременительной. Сотрудники были немолоды, добродушны, трудолюбивы, как муравьи, и в постоянном контроле не нуждались. Хозяин, мрачноватый полнеющий вдовец, жил один и гостей не любил. Требований у него было два: не пить и женщин не приводить.
Требования были легко выполнимы. Пить Шопенгауэр не мог, да и с женщинами получалось как-то не очень складно. Нет, он вовсе не жил отшельником. И кухарка, и горничная, и соседка-пенсионерка, которой он периодически вкручивал лампочки, были озадачены его семейным положением. Его знакомили с незамужними по разным причинам родственницами. С некоторыми доходило до интима. Но всё это было не то!
Удел философа – неудовлетворённость. Василий Васильевич, почти прямой потомок гениального немца, вынужден был делить любовное ложе с вульгарными тётками, которые плачут над сериалами и ставят ударение в слове «звонит» в первом слоге. Разве могут они понять глубины и высоты его рассуждений? Разве выйдёшь с такой в свет? Свет философ представлял весьма смутно, но чувствовал себя обделённым. Он мечтал о королеве. Только где её найти?
Не королев Шопенгауэр разделил на две категории. Те, которые быстро соглашались на любовные утехи, относились к развратным распутницам. Он покидал их из чувства презрения. Те, которые не соглашались долго, попадали в разряд фригидных дурнушек. Он оставлял их, как бесперспективных. Так или иначе, но бросал он всех. Первым. И наслаждался победным громом фанфар, что трубили внутри.
Шло время, сползал поближе к уху пробор на голове, но ничего не менялось. Хозяйский особняк, нечастая песнь фанфар и ехидная луна в окне. Суровый шеф ценил его исполнительность и аккуратность и хорошо платил. В свободное время хозяин иногда играл с философом в бильярд и слушал молчаливо и внимательно его рассуждения. Василий Васильевич шефа втайне не уважал, считая выскочкой и слабохарактерным человеком, не умеющим жить.
Подумаешь, повезло дяде, налил что-то из пробирочки в колбочку! Краску, к которой грязь не пристаёт, изобрёл! А мусор на даче полгода вывезти не вспомнил! Разметал ветер листочки-то! Ест то, что подаёт повариха. Коньяк, открытый полгода назад, стоит, выдыхается! У хозяина даже не было любовницы! Будь у Василия Васильевича такие деньги, он держал бы десяток секретарш-блондинок, состоящих из пухлых губ, бесконечных ног и пышных бюстов.
В один из погожих мартовских дней Шопенгауэр был отправлен в торговый центр. Проходя мимо какого-то кафе, он увидел объявление: «До конца марта кофе – бесплатно». Упускать такой шанс философ не собирался. Он поспешил войти и огляделся в поисках свободного места. Кафе оказалось суши-баром. Место было одно, за столиком возле окна, где уже сидела худенькая особа с короткой стрижкой. Не спрашивая разрешения, Шопенгауэр плюхнулся в плетёное кресло и замахал рукой, подзывая официанта.
Официант, двухметровый детина с лицом ангела, объяснил, что бесплатный кофе полагается к заказу. Сам по себе он не подаётся. Философ задохнулся от гнева, когда увидел меню! Горсточка риса по цене мешка картошки! Эти жулики заманили его и хотят обобрать! Он начал обличительную тираду, но тут вмешалась женщина, сидевшая напротив.
- Молодой человек, – сказала она официанту, - если не ошибаюсь, мне положен бесплатный кофе? Так принесите его господину.
- Как скажете! - ответил официант и умчался выполнять заказ.
Особа вернулась к нелепому обеду, который состоял из комочков риса с начинкой, лежащих на черной плоской тарелке, но Василий Васильевич никак не мог остановить поток своего возмущения:
- Я принципиально платить не буду! И дохлую рыбу есть не буду! И обойдусь без вашей помощи! Тоже мне, королева!
- Уймитесь! – негромко и властно сказала дама.
Василий Васильевич открыл рот, но не издал ни звука. За одним столиком с ним сидела женщина, похожая на повзрослевшую героиню старого фильма «Римские каникулы». Не принцесса. Королева.
Палочки она держала с непринужденностью истиной аристократки. Возраст её не сразу поддавался определению. Может быть, тридцать. А, может быть, и тридцать пять. Тонкая водолазка и джинсы, какие носят студентки старших курсов, облегали стройную фигуру. Украшений дама не носила. Но гордый профиль, нежная кожа, тонкие пальцы маленьких рук, осанка, голос – всё было в ней достойно короны и трона!
Когда дар речи вернулся, наш философ вдруг заговорил высоким штилем. Василий Васильевич вещал, не останавливаясь, о нелёгкой ноше управляющего делами, о бесхарактерном шефе, о корыстных женщинах, не умеющих любить, о свободе воли, о терзаниях тонкой души в поисках ответного чувства. Цитировал Артура Шопенгауэра. То знаменитое высказывание, которое от частого повторения заучил наизусть, и которое до слёз впечатляло знакомых ему представительниц женского пола.
«..Когда люди вступают в тесное общение между собой, то их поведение напоминает дикобразов, пытающихся согреться в холодную зимнюю ночь. Им холодно, они прижимаются друг к другу, но чем сильнее они это делают, тем больнее они колют друг друга своими длинными иглами. Вынужденные из-за боли уколов разойтись, они вновь сближаются из-за холода, и так — все ночи напролет», - написал два века назад его однофамилец, и возразить было нечего.
- О, вы – поклонник Шопенгауэра? – улыбнулась дама.
Всё это время она слушала, не перебивая. Несколько удивлённый её осведомленностью, философ гордо заявил:
- Вообще-то, я сам – Шопенгауэр! Василий Васильевич Шопенгауэр.
- Елизавета Петровна Романова. Очень приятно.
Елизавета Петровна окончила обед и вежливо попрощалась. Когда она оплачивала счёт, из её бумажника выпала визитка. Отхлёбывая темную холодную жидкость, в которую превратился бесплатный кофе, Василий Васильевич изучал светлый прямоугольник. Судя по номеру телефона, жила она в том самом районе, где находился хозяйский особняк. Работала королева дизайнером в рекламном агентстве.
Он позвонил ей в то же вечер. Она предупредила, что у неё только двадцать минут, но в эти минуты слушала его с полным вниманием. Он позвонил на следующий день, и всё повторилось. Она всегда была невозмутима, спокойна и доброжелательна. Он, дабы произвести впечатление, пускался в туманные рассуждения на сложные темы. Она задавала простые вопросы, и туман рассеивался. Ситуация проявлялась в своём истинном, иногда не вполне презентабельном виде.
Эта её способность раздражала Василия Васильевича, но наступал вечер, и рука сама тянулась к трубке. О себе Елизавета Петровна говорила с неохотой. Он узнал, однако, что королева была вдовой морского капитана, прошедшего тысячи миль сквозь бури и штормы и погибшего в нелепой автомобильной катастрофе. Сын её, курсант-первокурсник Морской Академии, учился в северной столице. Жила она вместе с пенсионером-отцом, в прошлом военным врачом. Лет ей было тридцать восемь.
Много раз он предлагал ей встретиться. Только раз она согласилась. Сидя в одном из новомодных суши-баров и с отвращением глядя на эти самые суши, философ чувствовал себя неуютно. Он хотел, но никак не мог перевести разговор в сторону физической близости. Поэтому, допив странный светлый чай с запахом цветка, привычно разглагольствовал о том, почему ему нужна королева.
Елизавета Петровна, как всегда слушавшая внимательно, вдруг спросила:
- Скажите, а зачем нужны королеве вы?
- Для секса, - ответил Шопенгауэр, тут же поняв, что сморозил глупость. - И для жизни, быть опорой, - поспешил добавить он.
Она улыбнулась и заговорила о другом. Пучеглазые рыбы в аквариуме смотрели на философа пристально и с сочувствием. Из чашки чая, как правило, не вытекает ничего, кроме чая.
«Привести бы её в хозяйскую библиотеку», - мечтал Шопенгауэр, - «Там бы я не растерялся!» В библиотеке такие удобные диваны! И роскошный глобус, он же - бар, с початым хозяйским коньяком! Последствия, вытекающие из бокала французского коньяка, могут быть весьма пикантными. Но королевы не ходят в чужие дома без особого приглашения их хозяев. Хотя, между прочим, много теряют.
Судьба, казалось, услышала его мольбы. Однажды, выходя из ворот особняка, он увидел Елизавету Петровну. Королева в светлом плаще шла с одуванчиком в руке и беззаботно улыбалась. Философ вырос у неё на пути сказочным Сивкой-Буркой. Он предлагал экскурсию по особняку. Она отказывалась и в сотый раз объясняла ему, почему это не этично. Василий Васильевич возбуждённо настаивал, ссылаясь на свою высокую должность и особые полномочия, и потихоньку оттеснял её к открытым воротам.
Никто не обратил внимания на видавший виды форд, который остановился у тротуара.
Сердитый низкий голос прорычал:
- Я предупреждал - никаких женщин! Водите ваших дамочек к себе домой! Иначе я найму другого сторожа!
Шопенгауэр обернулся и увидел хозяина. Последовала пауза, достойная дюжины великих актёров. Сколько времени шеф стоял возле машины и что он успел услышать, было непонятно. Но призрак безработицы промелькнул перед Василием Васильевичем во всей своей неприглядности. Управляющий делами сторож-философ к такому повороту был не готов.
Он начал оправдываться сбивчиво и торопливо, заглядывая шефу в глаза:
- Это не моя дамочка… Она ворвалась… Она сама хотела … Я не пускал…
Тонкие брови Елизаветы Петровны поползли вверх, глаза расширились от изумления, краска прилила к щекам. Но она быстро овладела собой.
- Всего доброго, - сказала королева спокойным голосом, глядя на философа даже с сочувствием. Затем аккуратно обошла стоящих мужчин на некотором расстоянии, будто боясь задеть нечто неприятное. И удалилась, прямая и светлая. Как луч.
Неуволенный Шопенгауэр позвонил ей в обычное время. Елизавета Петровна ответила на звонок. Он начал что-то объяснять, говорить, что был вынужден, что были обстоятельства, что не нужно обижаться… Впервые она перебила его:
- Королева не обижается. Королева делает выводы. Дело не в том, как называется ваша должность. Не нужно мне больше звонить.
Он долго сидел, держа в руках трубку, из которой доносились равнодушные ровные гудки. Потом отключил телефон, улёгся прямо поверх покрывала и стал размышлять.
Ночь залила чернилами окна. Большинство людей этого озорства не заметили. Они спали. Некоторые – спокойно и безмятежно, как Елизавета Петровна Романова. Некоторые – окунувшись в вихрь грёз и видений, как сумрачный хозяин особняка. Впервые за много лет ему снилось море и палуба яхты, залитая лучами солнца. Ему было легко и весело оттого, что рядом стояла, держа его за руку, тоненькая женщина в светлом плаще, похожая на повзрослевшую принцессу из «Римских каникул».
Василий Васильевич Шопенгауэр, философ, управляющий делами и почти прямой потомок, думал, глядя в чернильную тьму, о том, что нет в жизни счастья. Что любовь любовью, а кушать никто не отменял. Что все женщины одинаковы, и что от женщин – всё зло. И вообще! Он прав! Он верен своим убеждениям! Он первым её бросил!
Все было как всегда. Только луна в мансардном окне философа брезгливо отгородилась тучкой. Только звёзды как-то особенно презрительно щурились. И почему-то молчали фанфары. В том месте, где могла быть душа.
25.01.09г.