Евгений учился, видимо, не там, его не сильно интересовали электронные блоки, телевизионные приемники, хотя окончил институт с отличием.
Радиотехника влекла только в детстве, когда он собирал детекторные приемники, и было интересно из наспех собранных деталей услышать какую-нибудь радиостанцию. Это казалось чудом – слышать в шуме чей-то голос. Мир становился ближе, расстояние исчезало, и он чувствовал себя частичкой огромного пространства, что зовется Землей.
Те далекие впечатления привели его в радиотехнику, которая стала его профессией. На самом деле его интересовало нечто иное – человеческое общение, философия, история и закономерности. Но более всего, душа человеческая – непонятная и скрытая, вершившая судьбы, вызывающая страсти, желания, действия, часто противоречивые, но логичные при внимательном их рассмотрении.
Появилась семья, а ее надо кормить, и Пушкарев работал инженером по наладке медоборудования в институте психиатрии. Он не мог пройти мимо душевнобольных, часто сталкивался с алкоголиками. В институте было специальное отделение, где лечили страждущих людей и не очень.
Кого только не было здесь! Кандидаты наук, сантехники, поэты, водители и механизаторы... в наблюдениях за пациентами появились интересные мысли о природе алкоголизма, и он пытался заведующему наркологической службы изложить их, но то ли мысли были сырые, то ли его инженерное прошлое мешало восприятию, но Пушкарева не слушали или не слышали.
И вот однажды его направили в командировку в головной институт психиатрии в Москву. Быстро окончив свои дела, он зашел в приемную самого академика Андрея Владимировича Снежного. Секретаря на месте не оказалось, дверь в кабинет была приоткрыта, и он вошел.
За столом сидел седой с живыми глазами человек.
– Я вас слушаю, молодой человек.
Приветливый голос придал Евгению уверенности, и он сначала сбивчиво, а потом, успокоившись, начал излагать свое видение проблемы алкоголизма:
– Мне пришла мысль, Андрей Владимирович, что алкоголизм возникает, от неудовлетворенности возможности мозга. Вот, к примеру, представьте, что человеку для нормального существования в обществе при его должности или специальности необходимо сто извилин, а у него их сто пятьдесят.
Что прикажете делать? Пятьдесят лишних, он мыслит, даже понимает больше, чем другие, что, допустим, им руководят. Но не дала ему природа характера или еще чего-то, обломили где-то – и он не может их применить, а они, извилины-зануды, не дают ему покоя.
– Но причем здесь алкоголизм? – спросил заинтересованно светило науки.
– Как причем? Ведь при потреблении алкоголя человек выбрасывает мысли людям, которые сидят с ним, то есть, образно говоря, живет на все сто пятьдесят, хотя и в замкнутом пространстве. А если в это время еще и происходит переоценка его, как личности, то человек будет стремиться повторить еще и еще, пока духовное излишество не перейдет в физическую зависимость.
– Да… интересная мысль. И что, по-вашему, делать с этими вашими постулатами? – спросил Снежный, подавшись вперед.
– Как что?! – начал горячиться Евгений. – Проверяем народ, выясняем, кто и чем владеет в смысле извилин, смотрим соответствие по должностям и специальностям и двигаем людей. Что–то вроде профилактики.
– Подождите, батенька. А если начальник имеет девяносто, тогда что прикажете делать? – задал каверзный вопрос, умудренный опытом академик.
– Тоже не вопрос – придется их подвинуть пониже, – не унимался Евгений.
– Нет, так не пойдет. Программу никто не примет. Вы думаете, что у нас все соответствуют вашим нормам наверху?
– Думаю, в основном, все же так, – неуверенно прозвучал голос Пушкарева.
– Вот то-то, молодой человек. Для вашей профилактики воля нужна, риск и извилины, в конце концов. Нет, профилактика не пройдет в любом государстве! - горячо произнес академик. – Но мысль есть. А как вашу теорию вы предлагаете использовать при лечении?
– У меня все расписано, – сказал Евгений и протянул несколько листов, исписанных мелким убористым почерком.
В кабинет вошла секретарь: Коновалов ждет приема. Впустить?
– Нет, пусть подождет. Скажи ему, минут десять еще буду, занят, – и Андрей Владимирович углубился в изучение записей. Хмыкал, что-то помечал, а потом откинулся назад на спинку старого стула с высокой резной спинкой и улыбнулся, внимательно, посмотрев на Евгения:
– Интересно, батенька, интересно. И все сами написали?
– Я записывал свои мысли, – вытирая вспотевшие ладони, ответил Евгений. Он чувствовал, что старику понравилось то, что он писал ночами, когда все дома спали, но все равно с нетерпением ждал приговора.
– Возьмите. Я думаю, что вам надо выступить на заседании Академии медицинских наук. Кто ваш научный руководитель? Что-то я вас не знаю.
– Я – смутился Евгений – я из Сибири, из филиала.
– А-а, – протянул академик. – Хорошие ребята у Медведева растут. Давайте я фамилию запишу, а завтра вам скажу, что делать. По-крайней мере, диссертация интересная выйдет. Возникает вопрос. Вот вы ставите под сомнение теорию Фрейда. Почему?
– Я не ставлю ее под сомнение в части сексуальных влечений и того, что связано с этим. К примеру, ревность – мощный психологический фактор. Но, извините, Фрейда неправильно интерпретируют, делая акцент именно на ранних работах, забывая, что он, побывав в окопах в Первую мировую войну, думал больше о страхе перед смертью и признался, что страх этот был главенствующим в тот момент. А, страх потери работы в капиталистическом обществе, когда без работы ты никто? Я сам испытал это, когда меня уволили с оборонного предприятия якобы за антисоветчину. Меня не брали на работу целых полгода, – увлеченно начал Евгений. – То есть логично предположить, что на разных стадиях развития общества, в разные периоды времени возникают то одни главенствующие мощные психологические факторы, то другие, но в совокупности их можно оценивать некоторыми известными и дополнительными характеристиками общества, они легко определяемы.
– Ну, хорошо. Давайте отложим дискуссию до следующей встречи, а то заместитель министра все-таки ждет, – остановил его академик, и окрыленный Евгений выскочил из кабинета.
Он был рад необычайно, что его выслушали, да ни кто-нибудь, а светило науки! Вечером он не знал, куда себя деть, хотелось петь, плясать, рассказать кому-нибудь про свою радость, энергия била через край. Пешком пошел до станции «Ленинский проспект». Он шел быстро, словно летел, а мысли опережали его ход, кружась в беспорядочном танце. Доехав до станции «Театральная», обогнул ее и остановился у Театра оперетты. Какой-то парень продавал билеты, и Евгений решил купить. Парень продавал сразу два билета. Пришлось купить оба. Но денег было немного: «Может, один продать?» Продавать он не умел, поэтому стоял молча, держа билеты в руке.
Оставалось минут десять до начала спектакля, и Пушкарев хотел уже войти в театр, когда к нему подошла красивая, белокурая девушка:
– Вы продаете билет?
Ему стало неудобно, он покраснел:
– Берите так.
Встретились они только на бельэтаже, так как места были рядом.
Театр увлек его, как-никак на сцене блистала великая Шмыга. Ему было хорошо и спокойно. И тут он услышал тихие всхлипы – соседка плакала.
– Что с вами? Что-нибудь случилось?
– Тихо, смотрите, – тихо ответила она.
В антракте они пошли вместе фойе, и он опять спросил о причине ее слез.
С мужем у меня беда, – сказала она, – пьет. Не знаю, что и делать.
Неожиданно Евгению пришла мысль:
– Давайте я его излечу! Завтра в субботу приду в два часа… и излечу! Он через сорок минут после моего прихода забудет об алкоголе!
– Вы шутите?! – она удивленно подняла свои длинные ресницы. Лицо ее озарилось надеждой. Она была хороша.
Евгений толком еще не знал, как будет лечить, но мысль о ревности появилась, глядя на красоту девушки. Он начал спрашивать о муже то, что ему надо было знать.
Оказалось, тот работал на стройке прорабом. Крепкий и здоровый мужик, он не умел танцевать и сидел за столом, когда она выходила с кем-нибудь на танго или вальс. Танцевала она хорошо, а в это время муж набирался за столом. Домой приходил и молча ложился спать. Со временем и с работы стал приходить пьяным и снова ложился спать. Дома не буянил, но последнее время начались проблемы на работе.
Спектакль закончился, и они стали прощаться. Евгений, лихорадочно составляя план лечения, напомнил:
– Не забудьте, чтобы ваш муж был дома. Я берусь его вылечить, но с одним условием – все последствия лечения вы берете на себя.
– Я на все согласна, – ответила окрыленная надеждой девушка.
Евгений целую ночь ворочался и толком не мог уснуть: то разговаривал с академиком, то с Татьяной, так звали девушку, то с ее мужем – и задремал только под утро.
Проснулся, когда на дворе светило нахальное солнце, заглядывая ему в лицо. Пушкарев сделал зарядку и задумался. Честно говоря, сегодня ему не хотелось ехать в Чертаново, но вчерашнее обещание надо было выполнять. Вскоре с бутылкой шампанского и коробкой конфет он стоял возле подъезда. Дома везде были высокие. В голов пришла мысль, что падать с высоты будет не очень приятно. Он усмехнулся, отогнал ее подальше и поехал на лифте на восьмой этаж.
Вот нужная квартира. Евгений остановился, снял очки, положил их в карман куртки, постоял немного, выдохнул полной грудью и нажал на кнопку.
Раздался резкий звонок, от которого он немного вздрогнул. С той стороны двери заскрипел ключ. На пороге молча стоял огромный бородатый мужчина. Евгений сделал шаг вперед.
Квартира, в которую он вошел, была двухкомнатной. Напротив входной двери была двухстворчатая дверь в комнату, закрытая рифленым стеклом, справа от нее находилась спальня. Справа от входа, где стоял хозяин, у стены располагалась вешалка, а слева маленькая тумбочка, за которой шел туалет с ванной, плавно переходящий в кухню.
Мужчины молчали и смотрели друг на друга, не отрываясь. Евгений, не отводя взгляда от хозяина, поставил на тумбочку свой пакет и услышал гулкий стук бутылки, которая перевернулась из-за конфет. Затем расстегнул куртку и резко протянул ее хозяину со словами: «На, повесь!»
В это время дверь комнаты распахнулась, и появилась Татьяна в цветастом легком халате. Лицо ее застыло в недоумении – гостя она не ждала. Евгений резко развернулся к ней и спросил, почти крикнул:
– А это кто такой?!
Мужчина подался назад и медленно и протяжно произнес:
– Му-у-ж…
Пушкарев начал лечение:
– Я эту женщину люблю! А здесь муж! Вы разберитесь между собой…
Последние слова прозвучали как-то неубедительно. У Евгения под мышками проклюнулся пот, но он смотрел в глаза хозяину, словно гипнотизировал. Сколько продлилась эта пытка молчанием, он не мог сказать, но ему показалось, что вечность.
Вдруг муж развернулся, как-то неуклюже пошел в спальню и хлопнул дверью так, что штукатурка посыпалась из-под наличников.
Евгений с Татьяной стояли в оцепенении еще минуту, может, две. Первым пришел в себя Евгений:
– Ну вот, я пришел.
Татьяна, заикаясь, спросила:
– А… что… будем делать?
– Как что?! Пить шампанское! – Евгений скинул ботинки и, взяв пакет, прошел в кухню.
Кухня была небольшая. На столе была неубранная посуда – видимо, хозяева недавно обедали. Евгений собрал со стола вилки и ножи и забросил их в духовку:
- «Пусть, если убивают, то тупыми предметами, чтобы мне больше неповадно было лечить таким способом».
Татьяна начала мыть посуду, разбив две чашки, а Евгений открыл шампанское и коробку конфет и устроился на стуле между холодильником и столом, чтобы было видно входящих. Из комнаты прибежала дочка Вера, которая начала уплетать конфеты. Хозяин дважды появлялся в ванной, но в кухню войти не решился, хотя видел, что какой-то "идиот" пьет с женой шампанское. Атмосфера была не из легких, но с дочкой как-то стало полегче – с ней разговаривал. Потом шампанское закончилось, и минут через тридцать Евгений начал собираться, предварительно напомнив про свое условие о последствиях лечения.
– Я, конечно, могу постоять за дверью минут десять, – предложил он, как истинный рыцарь. – Но ты сама видишь, что с таким мужиком могу и не справиться.
За дверью он постоял даже дольше. Но в квартире была тишина, и он уехал восвояси.
А вечером его ждало жестокое разочарование. Пушкарева вызвал директор, находящийся в командировке, и долго отчитывал за поход к академику, взяв с него слово, что больше к тому он никогда не зайдет. Вариантов у Евгения на тот момент не было, и он дал слово, хотя жалел позже. Больше с академиком он не встречался и тот его не находил.
Зато с Татьяной Евгений встретился в свой следующий приезд в Москву, уже через пять месяцев после того случая. Она назначила свидание возле Театра оперетты. Когда она сказала, что муж не пьет с того дня, то он подумал: «Сейчас посыплются благодарности». Но оказалось все иначе.
– Муж бросил пить, на работу провожает, с работы встречает. Никакой личной жизни! Ты, приди к нам и скажи, что женат!
Евгений отказался – дважды входить в бурлящую реку не захотелось.
Прошло много времени. Когда было свободное время, он лечил людей от пьянства, один, по собственной методике. И многое удавалось. Крупными предпринимателями, изобретателями, учеными стали его пациенты, а были внизу, далеко внизу, можно сказать в пропасти. Нет, было все-таки рациональное зерно в его теории. Жаль только, что мало кому, он один смог помочь.