Шесть дней под Землёй

Александр Рунин
Классическая ситуация: домработница и хозяин. Что может выйти из того, что меланхоличный молодой человек, наблюдает, как перед ним крутится симпатичная девушка? Не хватает только белого передника, а так прямо зарисовка к немецкому порнофильму.
Значит, гладит она бельё, молчит, а он, набирая текст на ноутбуке, бросает взгляды на её попку и ножки.
И всё дальнейшее предсказуемо, догладит она бельё, он, зевнув, что-то такое скажет про её глаза, и как одиноко может быть человеку, окружённому толпой. Она послушно кивнёт, догадываясь, что пришло ему на ум. В разговор вступать опасается, так как дальнейшее покрыто липким налётом женских романов.
А ему просто скучно, охотничий инстинкт и всё такое, и дождь за окном, и чёрные лужи как осколки разспахнувшейся бездны, почему бы ни развлечься? Не скоротать приятно время за бутылкой хорошего итальянского вина, за быстротечной беседой и, наконец, стремительными поцелуями.
Она отдастся после трёх бокалов. Он будет разочарован, что всё так, без её тревожного, нет, что вы, не надо, прошу вас, и откинет голову назад, открывая беззащитную шею, и будет постанывать, осторожно гладя его по широкой и сильной спине.
Он возьмёт её жестко, нисколько не заботясь о том, что она ещё не готова. Она позволит себе еле слышный всхлип. Ей было больно. Терпи милая, он – хозяин. Она терпит, приноровляясь к его яростному ритму, отвечая энергичными движениями.
Через пару минут унижение сменяется влажным оргазмом. Теперь она почти благодарна ему, так хочется верить, что здесь есть капелька любви, а не простая похоть.
Эрекция бесконечна, сил не хватает, так жарко, что губы сухи, дорожка следов, ведущих в оазис, высыхает мгновенно.
Ей кажется, что она задохнётся. Но вот оно: нарастающий вал наслаждения накрывает обоих. Он ещё остаётся в ней, разгорячённый, твёрдый. Она, поперхнувшись не раздавшимся криком, замирает в его объятьях. Ей так хочется, чтобы он не уходил. Он благодарно целует её в глаза. На губах солёный привкус украденного счастья.
Тяжело отваливается в сторону, раскалённая вулканическая магма превращается в глыбу, отколовшуюся от ледника.
Пошарив рукой по прикроватной тумбочке, он приказывает:
- Принеси мне сигареты и зажигалку со стола в кабинете. – Как будто ничего и не было между ними.
Она идёт, а в голове шумит от обиды и удовольствия. Вслед он добавляет:
- И чаю зелёного мне сделай.

Р.А.

Интересное кино, как только ты приближаешься к открытым для тебя вратам, все, кто шли рядом, около и вместе, начинают сворачивать в разные стороны, то у них неожиданная командировка, то не отвечают на телефонный звонок, то прикрываются дурным самочувствием, но самая главная отмазка на все времена – это срочные дела, которые, ну никак невозможно отложить.
Ты остаёшься один на один с вечностью, имя которой – долгие тоскливые вечера, ты словно Пилат сидишь в своём кресле, гладя верного пса по голове, ждёшь, когда появится серебристая лунная дорожка.
Но ты не Пилат, ты Другой, ты тоже был там, когда решалась судьба сына человеческого, на проверку оказавшегося сыном Божьим. Что же ты сделал, что так жестоко Он наказывал тебя, подбрасывал ребусы и загадки, ставил капканы и бросал в пропасть?
Когда ты близко подходишь к Источнику, Он отбрасывает тебя назад на столетия.
Оглянешься, а вокруг чужие каски, огонь и скверный запах отобранной победы.
Это всего лишь игра. Моя игра и Его игра. Большая игра.
Фишками в галактическом казино может служить, что угодно. Не помню, кто придумал расплачиваться душами. Надеюсь, что это был не я. Найти бы архив и посмотреть на алмазные скрижали, чьи там подписи стоят?

Р.А.

Если я не щёлкну пальцами три раза в 7.00 10.12.08 г., то та цепочка ДНК, которую вы так и не сумели расшифровать, распадется на микроны и всё человечество прекратит своё существование.
Сейчас 4.50 10.12.08 г. Что-то происходит, непонятки какие-то, озноб идёт по коже.
Я совершенно один, помощи попросил у того, кому сам когда-то помог.
Архангелы кружат над Москвой и ждут приказа. Приказ придёт в 7.07 г., поднимем всех по тревоге и начнём разбираться, кто тут обидел отца, сына и духа. Это война идет, не прекращаясь миллиарды лет. Чёрные полковники заряжены на исполнении своего долга передо мной. Легионы выдвинуты на заранее подготовленные позиции.
Разведка упредила планы врагов. Наши агенты внедрены везде, в самом ближайшем окружении всех политиков мира, всех религиозных иерархов. Пирамида рухнет от одного дуновения из уст укуренного Бога.
Всё, что я могу сделать для вас, грешные людишки, это дать вам шанс на спасение. В случае чего Я своих жалеть не буду, тем более каких-то там чужих. Они первыми перешли Границу и начали проводить спецмероприятия против сотрудника дипмиссии Ориона, обладающего всегалактическим иммунитетом и неприкосновенностью. Они нарушили договор Старших. Они должны быть наказаны по всей строгости закона, согласно 4 пункта соглашения о дипломатическом иммунитете для представителей всех реальностей.

Р.А.

Одиночество – это когда приезжаешь в другой город, где у тебя мало знакомых. Живёшь в трёхкомнатной квартире доме элитной застройки, куда тебя определил удачливый и обеспеченный друг. У друга дела, и ты предоставлен сам себе в этом огромном городе, в этой огромной квартире, в этом огромном мире.
Ты выходишь курить на лестничную площадку, открываешь фрамугу окна и свежий, сочный декабрьский воздух бьёт в ноздри, щекочет остатки волос на голове и кажется, хочет что-то такое сказать, пока ты молчаливо куришь, смотря с 14-того этажа на внутренний дворик, детские и спортивные площадки, на мамаш с детишками, на тех, кто играет в футбол.
И вот ты выходишь курить на лестничную площадку в очередной раз и обнаруживаешь в импровизированной пепельнице – стеклянном стаканчике из-под свечи из «ИКЕА» - среди своих грубых, толстых окурков – тоненькую сигаретку. Курила женщина, незнакомая тебе, но так хочется верить, что она такая же изящная и тоненькая, как и её окурочек, такой неуместный среди «лесоповала» моих «брёвен». И на душе сразу стало как-то весело, как-то бодряще. Значит, здесь есть живые люди, а не просто бронированные двери и «глазки» с видеофонами и камерами наблюдения.

Р.А.
Я стал счастливым, я знаю, что это такое: ощутить, как груз плотно лежавший на плечах, пригибавший к земле в течение пяти лет был сброшен. Стало легче дышать, и краски, появились краски до этого в сером, будничном мире, словно художник, который был лишён кисти и холста, я вдруг стал рисовать грубыми, широкими мазками прямо по небу, беря щедро разбросанные краски отовсюду, куда смог дотянуться. А чувство было такое, что мог дотянуться куда угодно, словно Архимед получил точку опоры и стал переворачивать планету.

Р.А.

Сочельник Католического Рождества. Москва прекрасна, занесена снегом, как Альпы. Автолюбителям, конечно же, не до красоты преобразившегося города, накинувшего на себя пушистую кокетливую переливающуюся самым благородными оттенками шубейку.
Раскисшая грязная кашица перед входом в метро, магазины, учреждения отпугивает добрых рождественских духов, но приоткрывает двери перед всеми желающими.
Центр города огромным раздувшимся от напыщенности и соблазнов подарком, перевязанный сверкающими ленточками, гирляндами огней и скидок, манит в свои уютные капканы. А запах кофе, стелящейся по воздуху на уровне шеи, словно невесомый газовый платочек французской кинодивы конца 50-х, щекочет мочки ушей, нашёптывает, как славно в том маленьком кафе, а в кафе – глаза разбежались от смеющихся, весёлых, молодых, энергичных, листающих модные журналы и книги. Третий Рим здесь, ты понимаешь это, когда она наклоняется к твоему уху, чтобы перекричать громкую музыку и нечаянно её губы рикошетом по щеке и вот она уже дышит в твоей голове, жизнерадостно рассказывая, как ездила в Италию. А ты понимаешь, Третий Рим – ЗДЕСЬ.
Ты его больше не отдашь, какие бы волны гуннов и готов не пытались прорваться сквозь продажные кордоны миграционной службы. Город подставляет тебе левую щеку для поцелуя, ты целуешь его в губы. Москва жеманится, но купеческое прошлое на генетическом уровне подсказывает ей, что лучше подчиниться в этот раз, как всегда, раскинуть улицы и площади, вобрать в себя всю его злую энергию и получить самый жёсткий оргазм за последние триста лет, а потом, когда он расслабится, сожрать его, купить, как покупала всех, как подкупала всех, может опять пронесёт, и он снова не сожжет её, не утопит, не взорвёт её храмы, не будет в страшных Преображенских приказах пытать, мучить и стрелять в затылок  лучших её детей.
Но он добрый, он пьяный, он курит трубку, у него есть всё, что нужно, он нашёл все семь камней Лунг-Та, и теперь его вимана стартует в любой момент из любой точки этой сердитой реальности. Он улыбается, обкуренный Бог, он слушает, как она радостно говорит ему о подружках, о шмотках, машинах, каких-то ювелирных цацках, а в висках у него стучит метроном, что все сомнения позади, камни с ним, а больше двенадцати избранных старая кляча всё равно не утянет, и все двенадцать давно в списке, и это здорово, что больше не надо ничего решать и делить, всем сестрам по серьгам и в путь…

Р.А.