Некоторое время мы не виделись. Должно быть, многое было
написано у меня на лице, когда я уходила в последний раз от нее. Она
не звонила уже второй день. И слава богу. Тогда бы я не только не
взяла трубку, но могла со психу и швырнуть ее о стену.
И я бродила по теплому майскому асфальту, и меня раздирало.
Раздирало от мысли, что любовь моя изначально обречена на суицид.
Раздирало оттого, что я даже рассказать не могу ничего. Я просто
бродила под свежими, дышащими деревьями, и состояние мое
бросалось то в крайность нежной эйфории, то в состояние близкое к
банальной истерике.
Невольно искала глазами ее и Тумана на людных улицах, в
магазинах и простых переулках. Вздрагивала, обознаваясь.
Мы, конечно, через пару дней снова начали общаться в тех же
ритмах, что и раньше. С одним маленьким «но». Для меня теперь это
был ад! Один и тот же из раза в раз. Теперь то, что я видела каждый
день, переоценилось и выглядело слишком ужасно.
На кухонном стуле я сидела, задравши ноги. Упираясь
подбородком в колени и державшись руками за ступни. Рыжая копна
волос, которая никогда не знала ни краски, ни укладки, как всегда
скрывала пол-лица. И через рыжие свои пряди я видела, как она
целует своего мужа, по-настоящему любит его. А внутри меня все
рокотало и дребезжало от жуткой, невыносимой ревности. Мне так
хотелось отравить их в тот момент. А потом любоваться небом в
полоску лет двадцать. Но это были лишь минутные всплески
ненависти, которые я могла подавить в себе. После этих всплесков
была тоска, тоска.
Я не могла не приходить к ней домой. И точно знала, что после
бокала вина я не смогу удерживать на лице непринужденно-веселой
гримасы. Лицо мое посереет, мутные глаза заблестят тоской, злостью и
непониманием. Да только Кошка не умела никогда читать по глазам.
Да и я тоже не умею. И когда наши взгляды встречались, она видела
только недовольное всем миром лицо, а я видела сначала
раздражение, а потом, когда ей надоедало выспрашивать меня, что
случилось, равнодушие. Но я ведь тоже не умею читать по глазам.
Может быть, и она хотела поговорить со мной, да не могла подобрать
слов. Ее, наверняка, тоже терзало что-то. Но только она мне никогда
не сознается в этом.
К тому же у нее есть любимый человек. Но тогда зачем все это
вообще было? Зачем? Вот вопрос, который раздражал мое сознание
всегда. Как соленая вода в железе плодит ржавчину, так этот вопрос,
подпитаный ревностью, плодил в моей душе тоску и злость.
Но с ревностью я справилась довольно-таки быстро. Слишком
сильные переживания редко бывают длительными. Просто убедила
себя в том, что не имею никого морального права ревновать. Она не
моя. А я не ее. Это хорошая отговорка на первый взгляд. А второго я
на нее не бросала. Но с тех пор жутко не люблю, когда мне кто-то что-
то говорит о ревности.
С течением времени удалось себя убедить, что любовь, это когда
живет человек, и тебе от него больше ничего не надо. Еще через
некоторое, но уже длительное, время я глядела на нее и была вполне
себе счастлива. Мне и нечего не надо было от нее больше. А я уже
почти справилась с собой. И больше не впадала в отчаяние от
осознания того, что не могу вдыхать ее как газ. Она была
невыразимым чувством. Мне было хорошо с ней.
Ровно до того момента, пока вся эта история не повторилась
сначала. Один в один. Только год спустя.