Осмысление фатализма и воспоминание второе

Том Скерцо
     Ты оказалась сестрой моего возлюбленного.

      Возлюбленный, в свою очередь, оказался редкостным мерзавцем.
Судьба (а судьба у меня гнусная) свела меня с ним на одной
проклятой аллее, и на следующее утро я поняла, что обезумела…
Теперь я рву на себе свою рыжую челку с криком: «Какая  же я была
дура!». Но теперь уже поздно. Я любила этого подонка так, как
любят первой любовью в классических произведениях мировой
литературы.

     Дело было так.  Мне тогда было, дай бог памяти, нежные
шестнадцать лет.  Или только должно было вот-вот исполниться.
Сижу я на лавочке. Ни кого не трогаю. Жду, как все, любви чистой и
взаимной. И любовь пришла в лице полоумного блондина. Высокого
и жилистого. Будь он проклят. Он и его некрасивые глаза.

      А как все хорошо начиналось! Я бегала за ним, пока не добилась
официального подтверждения взаимности чувств. Ради него
ухаживала за каждым сантиметром собственного тела. Я помню, что
от него требовалось только три вещи: чтобы был рядом (не дальше
расстояния вытянутой руки), чтобы был сыт, ухожен (в общем, чтобы
комфортно ему было всегда), и чтобы у него было хорошее
настроение. И все делала, чтобы условия он эти выполнял. Но почти
сразу с первым условием начались проблемы из-за его гнусной
привычки пропадать.

      Мне хотелось, чтобы он стал маленьким-маленьким. Я бы посадила
его в красивую коробочку и везде носила бы с собой.

      А он, падла, ничего не хотел. И все очень быстренько закончилось
самым жестоким образом. В последний раз я говорила с ним так:
      - Сядем или пройдемся, - спрашиваю я. Дура.
     - А смысл? – равнодушно переспрашивает он. Дурак.
      - Так что же? Все?
      - К этому все и шло.
      - Что ж спасибо за все это проведенное вместе время, - за чем-то
благодарю я.

     - Пожалуйста.
      - Пока.
     -Пока. Будешь посвободней, сеструхе моей книги, которые взяла,
верни, - уже  уходя, через плече гадко бросает он мне. В тот день я
ревела и пила, пила и ревела. До беспамятства, не помню с кем и где.
Но книги, которые я зачем-то взяла, оказались роковыми для всех,
просто потому, что их действительно надо было отдать. Протрезвев на
утро и постарев за пошедшую ночь, я шла к Кошкиному дому,
обдумывая, как бы так сказать… «Вот ваши книги, спасибо. Мы впредь
вряд ли увидимся», - репетирую я, поднимаясь по шести ступенькам
лестничной площадки вверх.

     И вот дверь открывается, я набираю воздух, уже открываю рот, но
не успеваю ничего сказать, потому что какая-то мистическая сила
втаскивает меня внутрь.