(из серии «Крестовые гастроли»)
Вдова - фигура страдательная и, в общем, жалкая. Нет, я серьезно, я без хиханек - чего высразу же заулыбались?
Меня вообще национально настораживает: почему это в русском фольклоре вдовушки поимели какой-то трям-трям-трям игривый статус? К юродивым - сочувствие, сердобольность, чуть ли не любовь (хотя и несколько брезгливая), а как вдова - так сразу же "веселая", "богатая" и чуть ли не развратная... Нехорошо. Не по-русски! Я бы даже сказал "не по-христиански", да вдруг поймал себя на том, что вдовушкианство - штука интернациональная и общерелигиозная. Я бы рискнул заметить - всемирно-историческая...
Оно, конечно, бог с ним, со всемирно-историческим фольклором, но, по-моему, это все-таки как-то негуманно - ворошить мотивы поведения женщин, у которых по каким-либо причинам умерли мужья. Остановимся на бесспорном и нейтральном: вдовы ОТЛИЧАЮТСЯ от любых прочих женщин, и уже тем приковывают к себе некое особое внимание.
Весь вопрос в том, что понимать под этим вот "НЕКОЕ"...
В центральную библиотеку города - ну, хотя бы и нашего, чего уж теперь стесняться - с утра пораньше зашли два командировочных. Почему именно командировочных? Да потому, что на абонементе их сразу же и однозначно НЕ признали. А библиотекарши - они такие же тихушники, как кэгэбэшники, но без погон и не владеют каратэ. Они не запихивают под резинки своих ажурных трусиков тяжеленные пистолеты и не привязывают к своим нежным щиколоткам метательные томогавки. Они тихо прорентгенивают взглядом каждого входящего и выходящего на предмет вносу-выносу запрещенной литературы. И все! И ваши незримые негативы - в профиль и анфас, со стороны затылка и через скелет, ваши особые приметы, походка, если есть - бородавки, брови и волосы на голове, руках, груди и бородавках - все это навеки попадает в их тайную картотеку.
Почему "в картотеку" - потому, что в описываемый исторический момент компьютеров у нас в стране так же не было, как и секса. То есть, это были редкие игрушки для избранных, которые на своих трижды проклятых завистью секретных дачах по ночам мужественно испытывали на себе их пагубное растлевающее воздействие. А для прочих все эти принтеры, дисплеи да процессоры оставались тем же, что и роботы - ужасами машинной цивилизации, монстрами общества потребления...
Да, так вот, наши командировочные все это прекрасно знали и против радиоактивного излучения библиотекарш выработали свинцовый иммунитет. Они с порога прямо так и заявляли: мы, мол, - командировочные, прибыли хоть и не с секретным предписанием, но тоже по делу и тоже из Центра.
А в те времена (если, конечно, мне будет позволено еще раз отвлечься от фабулы и сюжета) слово ЦЕНТР оказывало куда более мощное идеологическое воздействие, чем даже удостоверение тихушника. Центр - это ЦЕНТР, и этим все было сказано. Так вот, "из центра, мол, и к вам у нас совершенно пустяковая просьбочка: позвольте нам часок полистать подшивки ваших местных газет".
Центральным гражданам, да столь благонадежно интересующимся местной лояльнейшей печатью - и отказывать? Нет, это было бы поперек линии партии и правительства. И потому, когда они: "Да мы вот паспорта в залог..." - их даже не дослушивали:
- Что вы, что вы, товарищи, какие могут быть залоги?! - Тем более, что товарищи-то - высокие, симпатичные, голубоглазые, в безукоризненных костюмах и с легким европейским акцентом - едва заметным акцентом на всем: от каблуков сияющих ботинок до оборотов речи, причесок и ритуала прикуривания. - Пожалуйста!!! Я сама сейчас провожу вас в читальный зал и обеспечу всем необходимым.
А между тем, именно эта часть операции и была для наших командировочных самой сложной и опасной. Именно на этой стадии можно было... ну, не проколоться, нет, но - засветиться. И именно эта стадия всегда - во всех городах Советского Союза - проходила без сучка, без задоринки. Рентген-установки то ли отключались, то ли не срабатывали, только ни разу не обнаружили никаких злокачественных новообразований в намерениях наших командировочных.
А их интересовали... Вы не поверите и станете смеяться, но - передовицы и скучнейшая официал-хроника посевной, битвы за большой помидор, хлопок или карданный вал. Всю эту трескучую чепуху и нудную журналистскую обязаловку они просматривали очень внимательно, что-то ВЫПИСЫВАЛИ (!), хмыкали, изредка даже тыкали друг дружку локтями: погляди, мол, какая удача! Бдительная библиотекарша просто обязана была заметить и доложить куда следует, что тексты парадно-политических материалов они при этом НЕ ЧИТАЮТ. Никогда. На карандаш берут даже не опечатки в первомайских лозунгах и вовсе не показатели неуклонного роста производительности, удобренности, а значит и благосостоятельности советского народа - нет! На все на это нашим европейцам было глубоко плевать, высоко чихать и вполне научно экскрементировать. Они выписывали только фамилии и пихали друг друга локтями, когда натыкались не на безличные инициалы, но - полные имена и отчества крупнокалиберных руководителей. С особым вниманием вглядывались в фотографии - с помидором в руке, на фоне карданного вала или супер-кучи навоза - им было неважно. Они изучали официальное ЛИЦО, характер, уровень спесивости, масштабы административного идиотизма и границы остатков выхолощенного интеллекта.
Они знакомились с противником.
Да, именно здесь мы и подходим к главному вопросу, который давно уже насквозь просвербил подсознание читателя: а при чем здесь вдовушки? С передовицами, допустим, разобрались - теперь понятно, для кого они писались, кем читались (или хотя бы просматривались) ВНИМАТЕЛЬНО.
НАФИГА???- вот как ставится вопрос в задачнике Магницкого.
А-а! В том-то и беда, что даже руководители - любого ранга, брюшной неохватности и заслуг перед государством - только в передовых статьях и вапэшачьих диссертациях "живее всех живых". А в натуре - мрут. Мрут, бедолаги... ну, не надо прям уж так "как мухи", но вполне так же, как и мы, грешные. С такой же обиженной физиономией и ощущением высшей несправедливости и низшей неблагодарности со стороны небесной канцелярии. Мрут, черт побери! И никто, кроме черта как раз, и не интересуется ни состоянием их души, ни состоянием их здоровья, ни состоянием просто. И если бы не газеты, то вместо библиотеки наши командировочные отправились бы... прямо на кладбище. Поскольку все же отличаются живейшие из живых именно тем, что хоронят их с помпой. И кладут под помпезные же цекашачьие надгробия. А в особо торжественных случаях - печатают фоторепортажи с панихиды и некрологи. И чем живее был почивший, тем помпезнее скорбная мемуаристика и длиннее коллективная подпись под ней...
Так что на кладбище наши командировочные явно не торопились - незачем, когда есть центральная изба-читальня. О, наши тишайшие библиотекарши! Они могли пионерствовать во всех видах литературных чтений, даже сугубо диссидентских. Вот только сводки УВД им были недоступны, а версии нераскрытых преступлений - тем более. И напрасно...
Ну, а дальше - дело техники. Плевое, доложу я вам, буквально двухкопеечное дело. Горсправка, адресное бюро, а еще лучше - служебный телефонный справочник для внутреннего пользования - и все! Телемаркет! В смысле - хана, поскольку телемаркета тогда еще тоже не было, а вот секретных телесправочников с фамилиями, именами, должностями и домашними телефонами - в каждой занюханной конторе.
* * *
…Чрезвычайно солидный, начинающий, как и положено, полнеть генерал с букетом и два майора с коньяком, тортом, конфетами, шампанским и прочей всячиной остановились перед тяжелой, красиво отделанной разными породами дерева дверью. Убедились, что именно дверью-то они как раз и не ошиблись. Да если бы она оказалась из танковой стали - разве это преграда для столь представительной делегации?..
Ай-я-яй! Вы не хотите читать дальше? Вам уже все ясно? И вы посмели предположить, что далее последует простое ограбление с проникновением в жилище? Нет, вы меня не уважаете, читатель. Так-то вы привыкли пробегать передовицы! А между тем, даже газетчики, которые ВЫНУЖДЕНЫ были вымучивать первополосную обязаловку, даже они СТАРАЛИСЬ, чтобы каждое слово имело вес!.. Так же и здесь - все предисловие, которое вы одолели, несет на себе здание будущей аферы. И посудите сами: ну, стоило ли перелопачивать пыльные подшивки, а тем более столь подробно описывать этот нудный процесс, - ради пошлого ограбления?
Так-так-так... А если вдова вовсе не "богатая"? Даже за шикарной дверью?.. Неужто вы не узнали двух майоров? Ну, хорошо, хотя бы первого из них - Валдеса? Узнали? И он, по-вашему, похож на вульгарного ГРАБИТЕЛЯ? Так вот, я вам скажу, что второй майор похож на ВУЛЬГАРНОГО грабителя еще меньше; скажу больше: даже меньше, чем генерал. А-а! Вот, то-то же.
Я думаю, внимательный читатель должен был уже понять, что группа
Креста - это даже не группа сравнительно мелкого мошенника Остапа-Ибрагима-Сулеймана-и-прочая-прочая-Бендера-бея. И уж, конечно, Валдес в ней никак не тянет ни на роль Шуры Балаганова. И даже Петрович, как ни мала его роль в "Малахитовой шкатулке", никак не дает вам повода сажать себя на один гектар с Адамом Козлевичем. О, это было бы оскорбительным вовсе не для Адама.
Нет, нет, и еще раз нет! Корчить из себя генерала, чтобы спереть якобы золотое ситечко? Не смешите меня! Это только Паниковский, уже имея 50 тысяч, мог позариться на гражданкины трудовые 3 рубля 17 копеек... Или то был Шура? Без разницы - то было другое время! И другая группа. Для Креста и тыщу раз по 3-17 - мелочь. Воровать - так миллион, спать - так по крайней мере с дочкой Первого секретаря. По крайней! Поскольку именно золотая молодежь стала в те годы наиболее развратной и доступной - во всех смыслах - от постельного, до политэкономического.
А вдова... Эх вы, славяне! Вдову грабить - последнее дело! Даже богатую... Тем более - богатую!
Кажется, я уже имел иметь удовольствие намекнуть вам, что вдова оказалась богатой. Весьма. А как же - если замужем была за председателем облисполкома. Ясное дело - выходила она не за председателя, а за студента, но это когда было! Когда "студент" уже не ассоциировался с "вшивым интеллигентишкой", но еще и не был представителем несметного поголовья жаждущих грызть гранит бесплатной науки. Студент - это было пока еще "О-о!", а девушка, с которой он ходит - "У-у!" и "Везет же некоторым... И чего он в ней нашел?" А уж если он студент еще и МГУ! - это ваще и "У!" и "О!" и "Вот это да!"
"Чего он в ней нашел" - ясно. Всего нашел. С избытком, но в пропорции. Мало того, что теща с тестем были не уроды, они еще и воспитывали Мариночку в духе социалистического реализма - скромность, домовитость и коса ниже осиной талии. Но отрыгновения кулацкой психологии подсказывали будущему свату, что студент (пусть даже главного "У" страны) - это всего лишь 99 % удачи. Куда важнее было бы узнать, а кто же кормит этого студента-эмгэушника?
Кормил, как оказалось, именно тихушник - полковник КГБ. Это уже 100! Как только папа это выяснил, он тут же про себя решил, что другого свата полковнику не видать. И если раньше строжился и рявкал на Маринку, хватался за ремень и поджидал по вечерам с часами, то, как узнал - так помягчел. Сочувственными "эхе-хей" отреагировал на ее провожальные слезы, а потом вдруг выбил себе командировку в Москву. И вдруг же - к истерической радости женщин - взял с собой дочку. Ни с того, ни с сего, за пару месяцев до Валеркиных каникул. "В Мавзолей свожу, на ВДНХ там... А то вот выскочит замуж за своего студента и начнется: пеленки-распашонки, стирка-уборка, щи да каша..."
Так оно и вышло. Как в воду глядел батя - не скоро вырвалась Марина во второй свой столичный вояж, поскольку из первого они с папой вернулись почти втроем. Папа все точно вычислил и потому - когда "узнал" страшную бабскую тайну - побушевал недолго, для порядка. Даже за ремень не хватался. Вышел на балкон покурить, усмехнулся в чапаевские усы и поутру дозвонился до полковника. Аудиенцию получил на удивление быстро. И тем же вечером полсваты собрались в доме полуневесты с полюбрюхом. Договорились, что студента перед сессией ошарашивать не стоит, и дружно, по-сейному дождались его приезда.
С ЗАГСом проблем не было. Проблем в их жизни было вообще не так уж много. Ну - цапались, ну - болели, ну - слегка подзавихрялись. Самое главное - детей подняли, и сами вместе с ними поднимались неуклонно и безостановочно - по спирали: партбюро-профком-партком-рай-гор-обл-ком. Инструктор, зав, зампред, замзав - и вот он, третий секретарь. По промышленности. И раз поскольку никакого понятия о промышленности района он не имел, а руководить НАДО, - его и направили в ВПШ. Заочно. И диссертацию порекомендовали защитить. Тоже заочно. Ну, он ее и написал заочно. А защищать -о! защищать поехал сам. Он был к тому времени уже не третьим, а вторым, не по-промышленности - по идеологии, что, безусловно, ближе к университетскому диплому, хотя уже из памяти почти и выскочило - по какому факультету. Да это было и неважно.
Важно, что в списках он резервировался на Первого.
Понимаете, партийно-политическое образование автоматически делало человека специалистом во всех отраслях народного хозяйства. Во всех абсолютно. Без исключения. Марксизм-ленинизм - это такая панацея, которая всесильна, потому, что она верна. И все, и точка, понимаете? Это как вера в Иисуса Христа и его Папу, только вывернутая на материалистическую изнанку. И потому партия может советовать кому угодно. Дворнику - как мести, Академику - как академекать, химии - в какую сторону вонять, Лирику - в какую, наоборот, ни в коем случае не писать. Не поможет совет - ПО-РЕ-КО-МЕН-ДУ-ЕМ. Подправим, направим, исправим, заправим, вы-("П" или "Т")-равим, в конце концов! Ведь главное, чтобы процесс был "У-правим, а кто им ПРАВИ -Так ли это важно? Важно, чтобы он оставался ПРАВ, а это достигается автоматически - по формуле марксизма-ленинизма.
Тут количество пересиженных должностей диалектически перешло в качество привозимых шофером продуктов. Он был допущен к кормушке. Отныне и вовеки его века он мог быть только шефом - до самого последнего "аминь". И знаете, что странно? Написал я эту фразу, а в памяти почему-то явственно всплыла сцена из "Калины красной" с Шукшиным и Федосеевой в чайной. Помните, он ей говорит "Да я же ворюга несусветный, мне же магазин подломить, что два пальца..." И дальше полупечально, полубравируя: "И кем могу я быть на этом свете? Вором! Только вором!" А она, подхватив его интонацию, передразнила: "Ой-е-ей! Какие мы грозные. Страшно как! Напугал - прямо до смерти..." - что-то в этом роде - помните?
А Мариночка... Что Мариночка? Мариночка без диплома тоже не осталась, чего-то там закончила, где-то там послуживала между декретами, в отпуск всегда ездила с мужем, чтила всех четверых родителей и плакала на их могилах совершенно искренне. Вцепившись в хвост кометы "Валериана", она вплела в него свою роскошную девичью косу навечно, намертво, канатным мертвоплетом и... И попробуйте сказать, что не это и есть счастье. Это! Глухо. Без вариантов. Эталон. 30 лет Победы. И над Германией - тоже.
Ну, так вот, вдова открыла дверь, переспросивши трижды "кто, да что, зачем и ничего не понимаю...", но разглядевши все-таки через глазок и генеральские погоны, и Звезду Героя - та посверкивала ажно сквозь цветы. Время было хоть и не позднее, но вечер... Повод для визита был хоть и непонятный, но явный - судя по цветам, экипировке эскорта и вообще...
-Мари-ина Николаевна! Мы вас, кончно, понимаем - вы ведь меня не знаете. Да и я, признаться, даже по фотографии не мог вообразить, что Валериану так несказанно повезло с супругой. Надеюсь, вы простите наше вероломное вторжение без объявления войны, - генерал расшаркивался и улыбался, а Марина Николаевна, ошеломленная открывшейся перед ней картиной, ничего пока еще не соображала. - Обещаем пускать в ход тяжелую артиллерию только в случае упорного сопротивления противника. Только если он откажется капитулировать немедленно и без контрибуций!.. Его что, дома нет еще? - Марины Николаевны хватило только на то, чтобы отрицающе качнуть головой. - А вы не позволите нам устроить ему сюрприз? Вы сейчас позвоните ему - только не говорите, что Калиновский и не упоминайте, что генерал-лейтенант: для него моя вторая звездочка - новость. Надеюсь, приятная...
И тут до Марины Николаевны дошло.
- А Валериан Алексеевич умер. - Она прикрыла рот ладонью.
- Как?! - Генерала качнуло назад, адъютанты вынуждены были его поддержать, и в руках у них предательски звякнули бутылки. - Когда?! Да мы же с ним, кажется, вот только что, в августе, сидели вместе на Пленуме ЦК... Правда, больше года прошло - я был в зарубежной командировке.
- 12 сентября, - еле выдавила из себя хозяйка и заплакала.
- Ах ты, господи! - сокрушенно покачал кокардой генерал. - Надо же... Так ровно год прошел? Сердце? - Она кивнула. Он же мне тогда еще, в июле в Пицунде жаловался, что, мол, эта ваша... как ее... жара… ну, сорок дней у вас тут какие-то... - Она опять кивнула. - Вот она его и доканала? - Марина Николаевна зарыдала в голос. - Ох ты, господи! - Рука генерала потянулась к сердцу, но в ней были цветы. Он, не глядя, сунул букет адъютанту и шагнул к ней, порывисто обнял и прижал к себе.- Марина... Николаевна... Да как же вы?.. Да мы для вас... Я сейчас и сам расплачусь... Не держат ноги...
- Да, да, да, - очнулась хозяйка, - да что же я вас у порога-то держу? Проходите же, - она осторожно высвободилась из генеральских объятий и повела гостей в квартиру...
...Да отвлекитесь вы от того, что все это кощунственно, гнусно и какие
там еще есть синонимы у "ай-я-яй", "нехорошо" и "стыдно"? Вспомните: вы читаете о группе аферистов, для которых святого не было ничего, кроме греха. Ведь вы же допускаете существование чертей? Ну вот, если угодно, это и есть черти высочайшей квалификации. Неужто вам не интересно, что ими двигало? Как они...э-э... работали? Как вашего же брата объегоривали?.. С операции "Вдова" начинались самые феерические спектакли их всесоюзных гастролей...
Так вот, в квартире ничего противоеестественного не происходило. Вдова рыдала на орденских планках генерала, рассказывала - что да как, да почему возникли сложности с захоронением, цветами, лафетом, почетным караулом, а до того - с консилиумом, барокамерой и прочим. Генерал вполне натурально всхлипывал ей в ухо, майоры молча и проворно хлопотали вокруг стола. Первым делом они плеснули в два походных стаканчика по изрядной пинте коньячку и вместе с нарезанным лимончиком подали к дивану, где вдова окропляла Геройскую Звезду.
- Вам надо успокоиться. Нельзя так надрывать сердце...
И когда коньяк подействовал, она вспомнила, что это ведь у нее гости, мигом осушила слезы и засуетилась. Но ей не дали сделать почти ничего. Чайник уже кипел, на столе уже почти все стояло. Эхой! Чего там только не стояло... Как раз всего того, от чего она потихоньку начала было отвыкать.
И ей осталось только вынуть из серванта большую фотографию с траурной лентой и утвердить ее во главе стола - между двумя симметрично экибанированными букетами. А майоры уже налили в граненый стакан невесть откуда выскочившей водки, прикрыли ломтем черного хлеба и вытянулись "смирно" справа и слева от портрета. Выставив локти правых рук под точно выверенным углом, они держали перед грудью свои стаканы и в торжественном молчании ждали команды. Генерал встал.
- Помянем... И прими мою клятву, Валериан: отныне и Марина Николаевна, и твои потомки, НИКОГДА, ты слышишь, друг, никогда ни в чем не будут испытывать нужды.
Это, разумеется, и "добило" вдову. С этого момента в чем бы то ни было сомневаться она бы просто не посмела.
Тем более, что времени на это офицеры почти не оставили. Выпив еще по одной, и пройдя стадию приличествующих разговоров, они решительно откланялись. Договорились, что завтра, во столько-то ноль-ноль, они заедут за ней по пути на кладбище. Все! Первый акт они отыграли с блеском и отступили на заранее приготовленные позиции, оставив на территории "противника" всю свою "тяжелую артиллерию".
Уж можете поверить: сервелат и кофе (бразильский, бразильский - не сомневайтесь), импортный шоколад и тресковая печенка - все это сработало не хуже паспортов и генеральских удостоверений, если бы ей пришло в голову их потребовать. Дело в том, что достать весь этот руководительский фураж можно было только - исключительно и однозначно - в СПЕЦ-заказниках при ОБ-(ни в коем случае не ГОР-)комовских буфетах. Уж это-то Марина Николаевна знала, как немногие. И это было убедительнее всех и любых верительных грамот.
(1994-95)