Василий Буйлов
СТАРОСТЬ И МОЛОДОСТЬ
В электричке душно, окна открыты, на руках у деда скулит щенок с белым ухом: дворняга с едва заметными чертами овчарки. Народу полно, все сидения заняты, на полках сумки, по углам тележки, тяпки, замотанные тряпками, удочки стоят. Открылась дверь, из тамбура пахнуло куревом, вошла тётка с коробом на лямке перед собой: мороженое! Филёвское, эскимо, рожок вафельный, шоколадное, пломбир… Она быстро понеслась по проходу, остановилась, за несколько секунд достала мороженое, отсчитала сдачу и унеслась в следующий вагон: пломбир, шоколадное… Следом зашёл дядька; небритый, заспанный: "Уважаемые пассажиры!" – и стал вытаскивать из спортивной сумки «Адидас» всякую ерунду: "Батарейки пальчиковые, алкалайновые, одна упаковочка, две штучки – десять рублей. Зажигалка «пьезо» для газовых плит – сорок рублей (прошу заметить, что в магазине или на рынке такая зажигалочка стоит больше ста рублей, у меня сорок). Фонарики на светодиодах, экономичные, очень яркие: на девять светодиодов – пятьдесят рублей, на двенадцать светодиодов – семдесят рублей". И всё в таком духе. Он тоже пошёл по проходу, продал фонарик и зажигалку «пьезо» и ушёл вслед за мороженщицей.
Потом ещё была бабка с газетами и уценёнными журналами, а за ней девушка с новыми «революционными» мелками для очищения газовых и электрических плит. На этом торговля закончилась.
Народу в вагоне стало меньше. Щенок уснул у деда на коленях. В противоположном конце вагона негромко гудела молодёжь, лишь изредка доносился дружный хохот или звук сминаемой пивной банки. Девушка в наушниках и лёгком бежевом платье сидела и смотрела на пролетающий лес за окном. Низкое солнце слепило её, она щурилась, изредка прикрывала глаза, будто дремала, как кошка, или наслаждалась музыкой. Лицо её было бы совсем грустным, если бы не веснушки: много веснушек – на носу, на щеках. Дед сидел напротив и глядел по сторонам: то в окно, то на щенка. Иногда он взглядывал на девушку и будто порывался что-то сказать ей, что-то вроде: "Вы так на внучку мою похожи, у ей тоже уйма веснушек – подсолнух прямо!" Но девушка на него не обращала внимания, и он думал, мол: "Бог её знает, что у ей там творится промеж этих наушников, другое ж поколение, поймёт ещё как-нибудь не так".
Перед очередной остановкой дачники похватали тюки, удочки, тяпки и столпились в проходе, словно пингвины. Машинист с шипом-скрипом пробурчал название остановки, так, что даже если знаешь – всё равно не поймёшь. Электричка остановилась. Народу ещё поубавилось. Взамен дачникам вошли два цыганёнка: один постарше с гармошкой на одной лямке, другой помладше, с грязным драным пакетом в руках, на котором истёртыми большими буквами была надпись «GUCCI». Они встали в дверях, старшой развернул меха в страшном каком-то, жутко расстроенном, неопределённой тональности аккорде, а младшой протянул вперёд пакет и заголосил: "А-а-блака-а… билагривыйи лаша… тки-и-и". Громко, пронзительно, противным голосом, едва ли понимая смысл слов. Дед вздрогнул, оглянулся на них и буркнул: "Заблудидись, твою мать. – Щенок заворочался, заскулил. – Тихо, тихо, Муся!" Цыганята пошли по проходу так быстро, что если кто и хотел им подать, то наверняка не успел бы. Да никто и не хотел: «музыканты» скорее напугали публику, чем разжалобили… Даже девушка с веснушками проводила их испуганным взглядом, затем взглянула на деда. Тот, словно ждал этого и тут же добродушно улыбнулся. Во рту у него не доставало одного зуба, отчего улыбка делалась ещё добродушней. Девушка улыбнулась ему в ответ.
– Никто им не даст ничего! – Начал дед, обращаясь к девушке. Она тут же вытащила наушники и чуть наклонилась к нему. – Никто им не даст, говорю, – продолжал дед. – Вчерась, один, немолодой уже, с гитарой, с микрофоном зашёл, – такой концерт закатил! Ой… В конце так про Россию спел, что все платки подоставали… и кошельки. И не мелочью давали, а всё деревянными. Сам червонец отдал: слезу прошиб, молодец какй, а! А вы… А вы на внучку мою похожи, веснушки – точь-в-точь, как бисер, аж в глазах рябит, когда на солнце, – торопливо добавил он. Девушка смутилась, потупилась, зажала крохотные наушники в кулаках. Дед стал гладить свою Мусю и что-то приговаривать ей. Поезд стал останавливаться. Девушка взяла свою сумочку: "Мне выходить", встала и, смущённая, выщла. "Счастья вам" – громко сказал он ей вслед.
В вагоне почти совсем опустело. Дед стал собираться, достал старый брезентовый рюкзак с полки и новую телескопическую удочку. На следующей остановке он вышел, поставил на перрон рюкзак и прикрепил к нему удочку. Поезд немного постоял и медленно тронулся. Старик взвалил свою ношу на плечи, поправил лямки и увидел за стеклом в следующем вагоне девушку с веснушками в лёгком бежевом платье. Они встретились взглядами, и девушка резко отвернула голову от окна, будто увидела что-то с другой стороны. Старик хмыкнул: "Та же что ли…", взял щенка на руки и пошёл. "Тихо, тихо Муся".
Электричка уехала, стало слышно, как шумит ветер в траве и чирикают толпы невидимых кузнечиков повсюду. Вдалеке, за неровной полосой леса виднелось продолговатое озеро.
2007 сентябрь 27
Москва
© Василий Буйлов