Реальная жизнь всегда сложнее и многозначней любой, даже самой мудрой притчи. Примером тому может служить история моей учебы в США, в процессе которой моя вера в солидарность и единство еврейского народа неоднократно подвергалась серьезнейшим испытаниям.
Безобразия, которые творились в стенах Кингсборо-колледжа, так и не сделались достоянием гласности: сор из избы старались не выносить. Тем не менее всякий раз, вспоминая о них, я скрепя сердце соглашаюсь с известной поговоркой: «Дурной еврей хуже фашиста». Хотя здесь речь пойдет скорее не о «дурных евреях», а об «умных дураках» – подонках с докторской степенью...
Профессура и административная верхушка нашего учебного заведения состояла почти исключительно из американских евреев. И по отношению к выходцам из бывшего Советского Союза они не стесняясь проводили самую оголтелую дискриминационную политику.
Причин было несколько, но главная из них – это то, что «русские», за довольно короткий срок, очень сильно «раскручивались», достигали материального благосостояния. Манхэттен-Бич буквально на глазах разрастался русскими особняками. А многие наши преподаватели приобрели здесь в свое время уютные «дачки», чтобы было рядом с работой. И вот, «русские» стали скупать эти «дачки», расчищали участки и возводили на них подлинные шедевры архитектуры.
Разумеется, это не могло не вызывать приступов желчи у их соплеменников, обладавших, по их собственному мнению, правом первородства. Будучи крайне раздосадованы стремительным процветанием приезжих, преподаватели без зазрения совести отыгрывались на их чадах.
Схема работала следующим образом. В Кингсборо-колледже существует целая цепь классов – для тех, у кого английский второй язык. Обойти их стороной и брать предметы только по специальности невозможно. Кафедру английского языка необходимо как-то содержать: вот почему «русских» старались искусственно удерживать на этих предметах как можно дольше. Многих студентов заставляли проходить курс дважды, трижды, а то и четырежды. Мы играли роль дойных коров, а наши профессора-языковеды – роль дегустаторов, специализирующихся на деликатесах из говядины...
Что касается меня, я сжал зубы и молчал. Ведь придраться могли к чему угодно: завалить «русского» проще простого. Непонятно почему, но в 2-хгодичном колледже к учащимся предъявлялись гарвардские требования. От языковых штудий явно тошнило, многие английские классы мне, как и другим, приходилось повторять. Но сломить нас оказалось совсем не просто: мы ведь в свое время получили хорошую закваску!
Итак, чаша нашего терпения была переполнена. Пока наши родители горбатились, отрабатывая поденщину, дипломированные самодуры жирели за их счет, наливаясь еще большим цинизмом. «Русские» стали обращаться к адвокатам, занимавшимся вопросами дискриминации. Колледж буквально приперли к стенке, некоторых преподавателей уволили, многие ушли сами, почуяв запах жаренного.
Сегодня, оглядываясь назад, я понимаю, что напрасно потерял уйму времени: Кингсборо я закончил аж в 1997 г. – проучившись там целых пять лет вместо положенных трех. Подобным же образом пострадали многие: например, мой друг Миша Инкатешта – тоже узнавший по чем фунт лиха не от кого-нибудь, а от своих единокровцев. Обидно, конечно, что и говорить! Сколько испытаний выпало на нашу долю: иммиграция, дискриминация... Причем, дискриминация повторная: если там нам доставалось от чужих, то здесь – от своих. А от своих, как известно, вдвойне горше...
Долго ли, коротко ли, однако я неуклонно двигался к своей цели. Программа CUNY, которую я предпочел всем остальным, предъявляла завышенные требования в плане успеваемости, но в то же время была интересной, поскольку позволяла брать классы в разных колледжах, входивших в эту систему. Мой выбор пал на Бруклин-колледж и Нью-Йорк Сити Техникал Колледж. Во втором из них мне нравилось более всего: отношение к студентам было безупречным. Там я подружился с деканом факультета African Studies, профессором Стивом Пандфордом.
Мне с самого начала импонировала африканская культура, включая ее афро-американскую ветвь. Вероятно, давали о себе знать гены: ведь евреи длительный период своей истории провели в Египте, а затем, даже перейдя Красное море, основали государство в непосредственной близости от «черного континента». Евреи и негры – та же курчавость, та же отверженность: и те, и другие побывали в рабстве и освободились от него ценой восстания и гражданской войны...
С особым удовольствием я посещал лекции по городской социологии, которые читал мистер Пандфорд. Я многому научился у этого умного, доброго человека – он чем-то напоминал мне Джимми, которого я тоже очень любил и люблю по сей день.
Кроме того, я посещал семинар по социологии в Бруклин-колледже, под руководством профессора Фишмана – грамотного специалиста и педагога с солидным опытом. На его уроках всегда царило оживление. Я разделял всеобщее восхищение преподавателем, но меня слегка задевало его стереотипное ко мне отношение. Возможно, срабатывал рефлекс, приобретенный в предыдущие годы учебы: по моему твердому убеждению, недостаточно знать, откуда тот или иной человек родом, чтобы заранее сформировать о нем какое бы то ни было мнение.
Так или иначе, а я сумел почерпнуть для себя немало ценных сведений из области социологии – как благодаря глубоким знаниям и человеческой открытости профессора Пандфорда, так и благодаря более строгой манере изложения, практиковавшейся его коллегой из Бруклин-колледжа. Особенно меня интересовали средства массовой информации: я понимал, что только изучив эту тему досконально, я смогу чем-то реальным помочь моему брату, не дав погаснуть его восходящей звезде.
Замечу, что гранит науки я грыз не один. Моим партнером по учебе – так я его называл – был Миша Инкатешта. Именно от меня он впервые услыхал об уникальной программе CUNY – и решил присоединиться. Готов допустить, что это выглядело чуть-чуть необычно: два еврея с пристальным интересом вникают во все перипетии африканской культуры. Впрочем, мистеру Пандфорду и другим профессорам это только льстило, они относились к нам с предельной доброжелательностью. Это был просто рай по сравнению с теми адскими муками, которые нам уготовил Кингсборо-колледж!..
А теперь – в заключение – о муках. После учебы я часто ездил к маме в госпиталь. Было очень тяжело психологически видеть там молодых людей, больных раком. Среди них попадались накачанные, атлетического сложения юноши, у которых, казалось бы, вся жизнь впереди. Это было страшно. Также бросалось в глаза немалое количество евреев. Мне особенно запомнился один из них, постоянно читавший Тору. Я задавал себе вопрос: почему после Холокоста мои соплеменники должны проходить еще и весь этот ужас?! Задавал себе этот вопрос и не находил ответа.
Чтобы все это выдержать, требовались стальные нервы. Несмотря на колоссальный стресс, я к тому времени не курил уже целых 3 года. Я боялся. Такого страха я не испытывал никогда прежде. Sloan Hospital, без всякого преувеличения, напоминал фильм ужасов. Когда маму в очередной раз направляли в это жуткое место, за ней обычно заезжала машина – car service или ambulance. По дороге мы подхватывали других пасажирок. Вот тогда-то, слушая русскую речь в салоне автомобиля, я вдруг осознал, как много моих бывших соотечественников болеет этой страшной болезнью! Женщины, из разговоров с которыми я узнавал, что они не пили и не курили, вели здоровый образ жизни, воспринимали этот страшный диагноз как гром среди ясного неба...
Я хотел сказать следующее. Все мы – люди одной планеты – связаны между собой незримыми узами. И горе каждого из нас – это общее горе. Проявляя чуткость и понимание, расходуя на ближнего хоть несколько искр доброты, хоть немного человеческого тепла, мы продлеваем и срок собственной жизни. В известной степени это относится и к сроку жизни того или иного этноса.
P.S. Я никогда не слышал чтобы русские евреи критиковали Израиль, - даже евреи завербованные КГБ или ФСБ не позволяли себе критику в адресс Израиля. Среди американских евреев-политиков полно критикующих Израиль. Так вот, eвреи которые критикуют Израиль делают это из меркантильных интересов. И если уж называть вещи своими именами - это пидарасты, которые идут против своего народа ради денег или продвижения по службе, что равносильно деньгам.
Получается что эти евреи надрессированы управляемой демократией. Щаранского не смогли сломать советские тюрьмы, а этих ломать ненадо они добровольно продали
себя "демократии". Мы имеем дело с новой формой антисемитизма когда одних евреев наускивают на других.
Мне рассказали историю. Медицинкий студент из Израиля проходил практику в одном Нью Йоркском госпитале. В департменте работало 3 еврея и один украинец. Все четыре доктoрa были русскоязычные. Так вот, израильтянин подружился с украинцем которого звали Коля. С глав. врачом Владимиром Липштэйном у израильтянина отношения не сложились. Мало того Липштэйн открыто делал израильтянину всяческие подлости. Коля как то не выдержал и сказал,
- Может хватит Владимир.
На что главрач Липштэйн ответил, обращаясь к израильтянину и показывая рукой на Колю,
-Ты можешь обвинить его в антисемитизме, но ты этого не можешь сказать обо мне.