Ты – вор! Слышишь?! Ты украл и даже не краснеешь!
Ты – убийца! Понимаешь? И так очаровательно при этом улыбаешься.
Ты – садист! Тешишься болью…
И мазохист… Немножко. Самую малость.
Ты – одинокий циник…
А еще ты…
Ты – вор! Слышишь?! Ты украл и даже не краснеешь!
Невозмутимо взираешь на меня своими аристократическими глазами, в которых лениво плещется вальяжная роскошь и томная лень злодея со стажем. Ты своровал, но это нисколько не умалило тебя в восприятии других. Возможно, они тобой восхищаются, украдкой завидуя твоему гению, гению принимать себя таким, какой есть, и даже культивировать самого себя, пытаясь прикрыть саможречество умной иронией, безупречно переходящей в сарказм.
Ты – вор! Слышишь?!
Ты – убийца! Понимаешь? И так очаровательно при этом улыбаешься.
Прекрати так завлекать своими чувственными губами! Я говорю о тебе правду. А ты улыбаешься… И потрясающие складки, отдаленно похожие на ямочки, заводят в заблуждение – ты слишком прекрасен, чтоб быть убийцей. Но именно твоя прекрасность помогает тебе. Она и причина и следствие твоих убийств. И тебя забавляет все это.
Поэтому ты так очаровательно при этом улыбаешься. Понимаешь?! Ведь ты – убийца!
Ты – садист! Тешишься болью… Моей болью. Поэтому снова и снова убиваешь. Как прометеевский орел: каждый день давишь на только что зажившие раны. Только я забудусь, оживу, благодаря прощению, как ты налетаешь, целишься в рубцы и…
… начинается мазохизм. Немножко. Самую малость. Ты делаешь больно мне, чтобы самому испытать боль… за содеянное. Нет, это не стыд, это боль. Это покраснение – не трогательный румянец, это кровоподтек. Только так ты чувствуешь себя живым! Настоящим! И честным, ведь честность твоя – это не что иное как нагота. Голые люди, если и врут, то слишком топорно. Вселенная легко вычисляет обман.
Ты эстетически настроенный мазохист. Квинтэссенция из всех твоих пороков не призывает тебя к покаянию. Она – возбуждающий мотив. Тебе приятно быть жестоким к себе и иным. Делая больно себе, ты закаляешься. Ты шепчешь по ночам: «И все-таки я сильный». Ты подставляешься под удар… своей руки. И приняв его стойко, ты опять и опять убеждаешься в своей мощи, моральном гигантизме и стальном внутреннем Я. Разрушаясь, ты существуешь… Самую малость… Немножко.
Ты – одинокий циник. Попрание общепризнанных ценностей – твой камуфляж, твой панцирь, твоя защита. В качестве нападения – эпатажный цинизм, выброшенный без предупреждения на каждого, кто задумает посягнуть на твое хрупко-стальное Я. Ты обезоруживаешь этим. Тебя начинают ненавидеть. И тебе становится легче. Лучше осознавать, что тебя ненавидят, нежели просыпаться и жить с мыслью, что тебя никто не любит. Безлюбовие – самое страшное, что будоражило клетки твое мозга. Остальное кажется смешным и не достойным твоего взлелеянного с подросткового периода цинизма. Одиночество только мнится избранным: ты всего лишь на него обречен. Но ты вынужден притворятся добровольцем-одиночкой. Ликуй, сумасшедший, тебе почти верят. Для всех ты почти не одинокий циник.
Ты – вор! Слышишь?! Ты украл мое сердце и даже не краснеешь!
Ты – убийца! Понимаешь? Ты убил мои безлюбовие и покой, воззвав на тропу… Любви. И так очаровательно при этом улыбаешься.
Ты – садист! Тешишься болью, которую доставляешь мне, играя моими чувствами, как шахматами, жонглируя ими на потеху собственной гордости и кажимой самодостаточности, тасуя их, как заправский катала.
И мазохист… Ведь тебе боязно поверить, что ты способен на восторг чужими откровениями и на любовь. Ты пытаешься сильней себя ущипнуть, чтобы проснуться от назревающих и спеющих к Яви чувств. Ты делаешь себе больно… Немножко. Самую малость. В пределах эгоизма.
Ты – одинокий циник… Попираешь то, к чему стремишься.
А еще ты… мой возлюбленный! И я преодолею все, что сказала о тебе сейчас, потому что мы оба знаем: между нами ничего нет… кроме ЛЮБВИ.