Плавание.
Историй очень много, так о чём же сегодня рассказать? Я раскинула подписанные бумажки – выпало «плавание».
И так, мне очень хотелось научиться плавать. Заборы нашего двора тянутся до самого пруда, это метров сто от наших зданий. Значит, берег от одного забора до другого наш, и купаемся здесь только мы. Есть большой мосток или плот, на котором мы стираем большие вещи и иногда помогаем нашей прачке полоскать бельё. Но чаще он бывает свободным и ребята, увлекающиеся рыбалкой, сделав себе удочки, рыбачат с этого плота, а мы с него прыгаем в воду и плывём к берегу. Так мы учимся плавать. Когда это освоили, начали нырять в низ головой. У меня не получалось как надо, я уходила глубоко в воду и натыкалась на камни. На дне пруда, со стороны города, были большие и мелкие камни, это сбрасывали когда-то шлак от производства, чтобы укрепить берег от размывания. Поэтому, часто у купающихся были травмы (порезы, ссадины). Вообще-то мы ходили купаться под присмотром воспитателя (это когда по плану), а на самом деле, если надо было срочно кого-то найти, то безошибочно шли к пруду. Я замечала, как по разному все плавают, и старалась этому научиться. Особенно нравилось плавать «кролем». Даже мальчишки уважали меня за это и не выгоняли из своей компании, а чаще наоборот звали поплавать на перегонки.
Как-то раз воспитательница вывела нашу группу на пруд и села на берегу наблюдать за порядком. Берег был высокий, и ей всех нас было видно. Мне не хотелось заходить в воду как все с берега, я решила нырнуть с плота. В эту сторону мы никогда не прыгали, и дно было незнакомо. Как всегда, нырнув глубоко, я тут же попала головой в камень. Удар был очень сильный, как будто со стула упал арбуз, такой мне послышался звук. Поняв, что дело плохо, я поплыла в сторону, но по лицу уже текла кровь. Чтобы не привлекать внимание я постоянно опускала голову в воду и старалась смыть кровь. Близко ко всем я не подплывала и старательно смотрела вдаль, чтобы никто не видел моё лицо и мой испуг. Кровь уже не так сильно бежала и я начала потихоньку приближаться к своей группе. Девчонки заметили, что со мной не всё в порядке и заволновались. Заподозрив что-то неладное, воспитательница велела всем выходить на берег. Поняв, что ничего не скрыть, я последней вышла из воды. Оцепенев от увиденного, воспитательница быстро пришла в себя и приложила немало усилий, чтобы остановить кровь. Затем она отвела меня в изолятор и прередала в руки нашей «очень опытной» медсестры. Когда дверь за воспитательницей закрылась, медсестра засуетилась, руки её дрожали, она не могла даже открыть пузырёк с йодом. При этом она постоянно причитала, что вот не успела спокойно доработать до пенсии, что её сейчас выгонят, а замуж она в своё время не смогла выйти и дальше в том же духе. Я не знала, что сказать в своё оправдание, да этого и не надо было ей. Она меня пока не замечала, потому что очень обеспокоена своей дальнейшей судьбой. Наконец она повернулась ко мне и удивленная замолчала. Я сидела на табурете посреди изолятора, и не собиралась падать в обморок, как представлялось нашей медсестре. Когда она выяснила, что я ещё и вижу её, радости не было предела, и решила, что никуда сообщать не будет и в больницу меня не отправит. Посидев ещё на табурете некоторое время, меня с радостью выпроводили из изолятора, предварительно смазав рану зеленкой. Запись в карте видимо тоже не сделала, потому, что никто не знал, отчего у меня болит голова. Первый год после этого происшествия, я жила как в тяжёлом сне. Мне постоянно хотелось спать, очень сильно болела голова, и не было никаких сил. Спасибо девочкам, что будили и тащили меня в школу, где на уроках я тоже засыпала, будили меня покушать и перестали смеяться надо мной за этот сон. Из этого состояния ничто не могло меня вывести, даже занятия хорового и танцевального кружка за стенкой, только тряслась кровать и звенели шарики на ней. Всё-таки в детском доме обязательно должен работать врач.