Как я уже упоминала, Альбина Алексеевна много внимания уделяла тому, чтобы научить своих учеников слушать музыку. И проходило это обучение так, что невозможно было счесть это занятие скучным и тягостным. Наша преподавательница приглашала своих учеников на «вечера». Проходили «вечера» во внеурочное время, обычно в выходной.
Для младших ребят они назывались «сказкой». В самом начале своего обучения я побывала на нескольких «сказках». Мы собирались в своем кабинете, и Альбина Алексеевна или кто-нибудь из старших учеников читали вслух отрывок из какой-либо книги, чаще сказочной. Или же Альбина Алексеевна пересказывала сказку по памяти. Но это были не те сказки, что известны всем с детства, а более взрослые, например, «Щелкунчик» или сказки Шехерезады. А после чтения звучала музыка, соответствующая прочитанному. Маленькие ребята начинали слушать музыку понемногу: небольшие произведения или часть из большого.
Старших учеников Альбина Алексеевна приглашала к себе домой.
Когда я впервые оказалась у нее в гостях, то удивилась, прежде всего, внешнему виду этой квартиры, впрочем, вполне соответствующему своей хозяйке.
До этого, бывая в домах других людей, я видела квартиры с типичным в те времена интерьером: кресла, диваны, серванты, книжные шкафы, столы, стулья, иногда «стенки» - каждая вещь служит хозяевам ежедневно и ежечасно, иногда не один десяток лет. При этом главным достоинством каждой вещи была не красота (ее-то как раз зачастую и не было), а функциональность и практичность. Украшениями в таких домах служили незатейливые сувениры, фотографии на стенах, детские поделки или рисунки.
Другой тип квартир – своего рода музеи: мебель, к которой нельзя прикасаться – «полировка испортится», за стеклами шкафов хрусталь, которым никогда не пользуются, ковры, на которые нельзя ступать.
У Альбины Алексеевны не было роскошных ковров и дорогой мебели. Но многие детали интерьера были для меня необычны. Например, пол: в одной комнате он был зеленый, в другой синий. На стене у дивана висела лампа-бра в виде свечей. Я была очень удивлена, когда моя преподавательница поднесла к ней руку, и свет стал меркнуть, как в концертном зале. В домашней обстановке такое я увидела впервые.
Свет Альбина Алексеевна убавляла, когда мы слушали музыку. В полутьме звук лучше воспринимается, так как взгляд не отвлекается на посторонние вещи, и можно полностью погрузиться в прослушивание. Недаром в концертных залах во время выступления ярко освещена только сцена. Впрочем, некоторые, особенно на концертах классической музыки, при таком неярком освещении почти сразу засыпают. Был такой случай и на наших вечерах. Но Альбина Алексеевна, при всем своем почтительном отношении к музыке, к этой ситуации подошла с юмором, высказав предположение, что подобный способ слушания, возможно, способствует лучшему восприятию – не даром же есть методика обучения во сне.
Однако я забежала вперед. Начинались наши вечера не сразу с музыки. Сначала все собирались, подтягивались по одному или парами в дом к нашей преподавательнице. Жила она сначала довольно далеко – на краю поселка. Кто-то приходил чуть раньше назначенного времени, некоторые запаздывали. Пришедшим Альбина Алексеевна вручала тапочки (их было так много, что хватало на всех), и сажала на диван. Пока ждали остальных, она давала нам посмотреть свои бесценные (особенно в те времена) альбомы репродукций. Мы рассматривали картины и беседовали о чем-нибудь, пока хозяйка делала последние приготовления к вечеру. И вот, когда все, наконец, подходили, на маленьком журнальном столике у дивана расставлялись изящные фарфоровые чашки с чаем. Такой прекрасный чайный сервиз я видела впервые. И он не стоял украшением за холодными стеклами серванта, а мы пили из этих чашечек чай, восхищаясь их легкостью и красотой. Угощение к чаю было, как правило, не обильным, но тоже оригинальным, во всяком случае, с моей точки зрения. По маленьким пиалкам раскладывалось вкусное варенье или желе из красной смородины. А в центре стола лежал обычный нарезанный батон, расточавший аромат свежей выпечки и манящий румяной хрустящей корочкой. В качестве главного украшения этого стола обычно выставлялась небольшая хрустальная вазочка оригинальной формы и рисунка, наполненная какими-нибудь очень вкусными конфетами. Таких конфет в местных магазинах не было. Альбина Алексеевна, угощая нас, обычно рассказывала, откуда они. Это были гостинцы из Москвы или Ленинграда, привезенные ее бывшими учениками, друзьями, родственниками, или же самой Альбиной Алексеевной из очередной поездки.
Мы с удовольствием выпивали чай с угощением, убирали со стола и переходили от «чайной церемонии» к музыке.
Обычно мы знали заранее, что будем слушать на этот раз. Нередко это было уже известное нам произведение, ведь музыку различных композиторов мы слушали на уроках музыкальной литературы. Но на наших «вечерах» каждому произведению предшествовал интересный рассказ, какого не найдешь в школьных учебниках.
Мы снова брали альбом с репродукциями. Альбина Алексеевна открывала нам картину, которая помогла бы лучше представить то, что композитор желал передать музыкой. Например, морская стихия Айвазовского очень созвучна разливам музыки в концертах Рахманинова, а холодная торжественная красота гор на картинах Рериха - строгим и величественным произведениям Баха. Наша преподавательница рассказывала о художнике, написавшем картину, или о самой картине, о композиторе и о его произведении совсем не так, как рассказывали учителя на уроках. Без официальности формулировок, без точных дат - так, словно говорила о своих знакомых. Она не подводила под великие произведения поучительных теорий, не давала характеристик. Просто сочувствовала тосковавшему на чужбине Рахманинову, переживала за потерявшего слух Бетховена, восхищалась тем, как точно живой, светится в сумерках огонь на картинах Васильева.
Ее голос будто специально предназначен для того, чтобы рассказывать сказки и разные истории. Он спокойный и певучий, и мы просто заслушиваемся ее рассказами. После них музыка, которую мы слушаем, становится живой, наполненной образами, увиденными на картинах и нарисованными нашим воображением, разбуженным рассказами нашей учительницы. За звуками этой музыки теперь мы чувствуем, что переживал композитор, чему радовался, о чем печалился.
За один вечер мы прослушивали обычно одно большое произведение (концерт, симфонию и т.п.). После прослушивания делились впечатлениями, обсуждали услышанное или просто беседовали, пока позволяло время. Но на этом наши вечера еще не заканчивались. Впереди нас ожидала еще одна не менее любимая традиция таких вечеров – прощальная прогулка.
Расходились мы не очень поздно, чтобы не волновать понапрасну родителей, а еще, чтобы оставалось время прогуляться. Если приходили мы на вечер поодиночке, то уходили все вместе. И наша преподавательница не прощалась с нами у порога, а шла вместе с нами. Эта прогулка была еще одним штрихом, делающим такие вечера уникальными и незабываемыми. Мы шли провожать друг друга: сначала тех, кто живет дальше всех, потом, на обратном пути, разводили по домам остальных. Последних провожала Альбина Алексеевна, и только доведя каждого до подъезда или до калитки дома, уходила сама.
Особенно интересно было, когда наша преподавательница жила еще на самом краю поселка. Мы шли от нее не торопясь, беседуя на разные темы. Сначала, конечно, продолжались разговоры, начатые еще в квартире: о музыке, композиторах, художниках. Но потом они перетекали уже в другие темы. Мы разговаривали о школе и о природе, о наших увлечениях и о произошедших событиях. Кто-то говорил, кто-то подхватывал разговор, кто-то просто слушал. Нас было обычно немного: 7 – 8 человек, и, как правило, разговаривая, мы не разбивались на отдельные группы. Мы то шли «широким фронтом», растянувшись на всю дорогу, то сбивались парами и тройками поближе к Альбине Алексеевне, ибо она всегда была в центре разговора. Вечерние улицы были пустынны, свет фонарей делил наш путь на темные и светлые полосы. Машин в те годы было немного, в основном служебный транспорт, который по вечерам, тем более в выходной день, не ездит, поэтому нашему шествию ничего не мешало.
Мы говорили не только о серьезном, но и много шутили, смеялись. Преподавательница наша не только не стесняла нас, а даже наоборот, нередко становилась сама источником юмора и шуток. Особенно весело было зимой: по дороге мы частенько «измеряли» все сугробы, играли в снежки. Альбина Алексеевна научила нас своему зимнему развлечению: найдя мягкий и довольно высокий сугроб, надо упасть в него спиной, раскинув руки. А потом, когда тебе помогут аккуратно встать, на сугробе остается твой силуэт – «солдатик». Думаю, утром эти силуэты весьма озадачивали прохожих!
Конечно, расходиться нам не хотелось, но все хорошее когда-нибудь кончается. И мы с нетерпеньем ждали, когда же Альбина Алексеевна пригласит нас на следующий «вечер».