СЛЕДСТВИЕ ВЕДУТ ЗНАТОКИ
НЕЗНАКОМЕЦ ДОНА РЫЖКОНИ
Министр внутренних дел архипелага Ыыльзленд неувядаемый кавалер Даймонд Рыжкони, имевший турнирное прозвище «В-тапках-на-подушку» получил письмо от своего бывшего сослуживца по Ивдесскому светскому корпусу кавалергардов при Ея Непогрешимости Святой Инквизиции, который, как выяснилось, ушёл два года назад в отставку и обосновался в тихом пригороде Ринда.
«...если тебя занесёт попутным ветром в наши края, обязательно будь ко мне запросто и непременно на несколько дней. Мои служанки довольны, лишь когда в доме бывают гости. Я один напиваюсь до чёртиков. А вина в этом сезоне созрело немерено. Твои любимые крепкие сорта! Так что организуй инспекторскую поездку. Скажешь графу, что начинается ловля лосося».
- Эх, старина Доминик Антуан Гудел, или просто Гудел Бракодел! - Рыжкони размечтался...
Чуть позже Рыжкони уже дружески беседовал с графом де Шабаном в его кабинете.
- Кстати... – начал издалека В-тапках-на-подушках, - Мне помнится, граф, Вы меня отправляли на остров Ринд, насчёт того, о чём мы с вами говорили?.. (Рыжкони сделал важное лицо и, приподняв брови, придал разговору весомый характер)
- А! – отмахнулся де Шабан, - Дело там пустяковое. Несрочное. При случае отправите любой нижний чин с оказией…
- С оказией, гениально!.. – ударил по коленке Рыжкони, - Ведь у меня тоже срочного ничего пока нет...
- Как же? – удивился Лайон де Шабан, - Напротив, вы ведь уже третью неделю не являетесь на отчёты, ссылаясь на срочность в текучих делах!
- Вот именно! – подтвердил эту информацию Даймонд Рыжкони, - Текучка поглотила и засосала, но я справился с этим!
- Рад за вас, - улыбнулся де Шабан, - Но всё-таки, скажите прямо, зачем вам нужен Ринд.
Рыжкони замялся, а потом взял и, прямо глядя в глаза графа, спросил:
- Вы верите в мою интуицию?
- Ммм, - замялся Лайон, - Ну, скорее – Да.
- Вот, - поддержал тезис де Шабана В-тапках-на-подушку, - Сегодня ночью у меня было предчувствие… интуитивное! Снится мне отец наш Аркадиус и, потрясая хоругвями, приказывает: Езжай, говорит, друг Рыжкони, на Ринд – ибо могут сотворится там беззакония! К тому же, говорит, завтра вечером туда идёт большое каботажное судно!
- Ну? – удивился граф Лайон.
- Ну! – самодовольно улыбнулся дон Даймонд, - Просыпаюсь, иду в порт, интересуюсь…
- И?
- Всё сходится! Стоит в порту каботажник, идущий в Энландию! …в смысле, через Ринд.
Капитан принял его, как есть с почестью и даже предложил каюту первого класса, однако напомнил ему, что корабль в порт Ринд не заходит и пересадку нужно сделать в Чадунюшке.
Радостный дон Рыжкони не обратил внимания на эти слова (разве охотнику, любовнику или бешеной собаке десяток миль это крюк?), заказал себе несколько бутылок креплёного и отправился в кают-компанию, где и просидел до позднего вечера.
Когда он вернулся в обещанную каюту первого класса, шторы были уже опущены, оформленная свеча светила слабо, а какая-то пожилая супружеская пара захватила обе нижние койки!
Рыжкони осмотрелся в поисках стюарда и двинулся на него с вопросом:
- Не найдется ли случаем свободной нижней койки, а то я до верху, боюсь, уже не доползу?
- Только не в первом классе... – толи извиняясь, толи констатируя, ответил тот, - Думаю, что есть во втором... В трюме…
- Всё равно... – отмахнулся Рыжкони, чувствуя, что вот-вот уляжется на ближайшем дорожном сундуке.
Минута. И Рыжкони, сжимая в руке свою дорожную сумку со снедью и несколькими бутылками (в подарок), уже тащится по нижней палубе. Стюард, заглянув в несколько отсеков, нашёл, наконец, место, где занята была только верхняя полка, и поинтересовался:
- Вам зажечь свечу?
В-тапках-на-подушку отказался и потихоньку сняв сапоги и дорожный плащ, вытянулся на полке, затем дотянулся до шляпы и прикрыл ею лицо: откуда-то тянуло сквозняком.
Заснул ли? Во всяком случае задремал. Но это была лишь полудрёма.
И в этой полудрёме ему было как-то не по себе. Быть может, от человека на верхней полке, который ни минуты не мог лежать спокойно. Сколько раз он переворачивался с боку на бок! И ведь прямо над головой Рыжкони О’Карху-Ыыльзлендского! Человек дышал тяжело, словно у него был жар. - Показалось ему это или нет, но мужчина периодически приподнимался на локтях, а то и наклонялся, пытаясь разглядеть своего соседа? Сам же Рыжкони, наоборот, не решался сделать ни одного движения. Бутылка портвейна и две рюмки чего-то совсем очень крепкого, выпитые в кают-компании, давали о себе знать неприятной тяжестью в желудке.
Где-то наверху раздаются невнятные голоса, шаги по лестнице, хлопанье дверей камбуза (или гальюна?)… Похоже, что человек наверху плачет, затем вдруг громко всхлипывает, переворачивается с боку на бок и сморкается. Рыжкони уже трижды пожалел, что не остался в своей первоклассной каюте (с этими милыми и, в сущности, безобидными стариками). Наконец, дон засыпает. Просыпается. Вновь засыпает. Наконец, не выдерживает: кашляет, чтобы прочистить горло.
Ох-хо-хо! Наверху сменилась вахта... «Теперь нужно всё-таки заснуть!» Но ему больше не хочется спать. Он просто лежит и выжидает.
«Ну вот! Опять началось...» И Рыжкони заставляет себя дышать ровно, считая овец в надежде уснуть. Однако, этот человек действительно плачет. Наверное, ездил на похороны! Рыжкони пытается спать, но теперь судно идёт неровно, то волна бьётся о борт, то судно уходит на манёвр, то...
Рыжкони открывает глаза и неподвижно смотрит на ноги, свисающие над ним. Человек наверху сел и с бесконечными предосторожностями принялся шнуровать высобортные сандалии. Но первое, что увидел В-тапках-на-подушку – это носки из простой серой шерсти и, похоже, домашней вязки (Вероятно северянин?). Человек замирает, слушает. Может, он прислушивается к изменившемуся дыханию Рыжкони? В-тапках-на-подушку вновь начинает считать овец – пятая отара, шутка ли!?. И с интересом наблюдает за руками, которые так дрожат, завязывая шнурки, что в четвёртый раз принимаются за один и тот же узел.
Наконец незнакомец спускается! Долго ищет ногой опору. Ещё немного, и он бы свалился. Выходит, не задёргивая штору, возможно, Рыжкони, снова попробовал бы заснуть, но теперь из-за незадернутой шторы сквозь лаз наверху прямо в лицо ярко светит полная Луна. Ему пришлось встать, само собой, и взглянуть в коридор.
Рыжкони тут же схватил свой плащ и выскользнул из каюты, потому что в конце коридора незнакомец открыл выходной лаз к спасательным шлюпкам. В то же время корабль замедлил ход. Скрипят канаты, видимо матросы убирают последние паруса, судно почти стоит на месте.
И тут человек прыгает, исчезает за фальшбортом, раздаётся всплеск. Почти не раздумывая, Рыжкони бросается за ним. Там же есть лодка, и он, в принципе, ничем не рискует. Он практически падает в лодку и, стараясь не упустить из вида странного пассажира, быстро отвязывает крепёжный канат.
Яркий габаритный фонарь правого борта удаляется вместе с кораблём.
В-тапках-на-подушку быстро гребёт к берегу – незнакомец уже довольно далеко и нужно быстро наверстать расстояние.
Между тем незнакомец сбавил темп и, похоже, из-за длинной отмели, теперь уже не столько плывёт, сколько идёт; правда медленно и с трудом.
«Глупое положение. Какой-то инстинкт, - вспомнил Рыжкони лекцию Ивдесского комиссара инквизиции Мегреня, - Заставляет истинного сыщика прыгать с корабля, в то время как его вещи продолжают своё путешествие в долгожданный отпуск! Действительно, я даже не знаю, где я!»
Он видит лишь лес, наверняка очень небольшой. Где-то видна светлая просека дороги, уходящая в чащу. Незнакомец вышел на берег и осел на песке…
…Почему этот человек больше не двигается? Это лишь тень человека, стоящего на коленях. Видит ли он своего преследователя? Не поранился ли?
- Эй! Именем Императора!... - крикнул ему Рыжкони и, подождав, пока нос шлюпки врежется в берег, встаёт во весь рост.
Прежде чем оценить обстановку, В-тапках-на-подушку замирает, что-то больно ударяет его в плечо, затем человек поднимается и бежит сквозь кустарник, исчезая в кромешной темноте.
Рыжкони цинично выругал себя. В его глазах стояли слёзы боли крайнего изумления. Всё произошло так странно и быстро! И сейчас он так жалок! Он пытается подняться, неуклюже и морщась от боли в плече. Точнее, от того ощущения, что при каждом новом ударе сердца из перебитой артерии брызжет горячая жидкость. Где-то там в море возобновляется шум на палубе корабля. Наверху, в небе, позади деревьев движется что-то красное. И ничего больше вокруг! Лишь один Рыжкони стоит и держится за правое плечо. Да нет, это ведь левое плечо! Он пробует пошевелить левой рукой. Ему удается слегка приподнять её, но... рука, слишком тяжелая – всё время падает.
«Идиот! Идиот! Идиот! - клянет себя Рыжкони, сам себе кажущийся отвратительно жалким, - Идиотская ночь! Идиотские воспоминания! Идиотский комиссар Мегрень и лекции его тоже = Идиотские! Ну, зачем! Зачем ему надо было прыгать? Рано утром его идиотский друг Гудел будет ждать в идиотском порту на придурошной пересадке, а его дура служанка приготовит для него большого лосося. Самого идиотского и большого!» А кровь всё течет. Только чуть слабее. Рыжкони зажимает рану рукой. И всё же рука в крови. Откуда-то раздаётся коровье мычание. Небо там чуть светлее. Это, конечно, Восток! Хотя? Он видит свет или уже бредит? Да, это свет. Дон Рыжкони, скорее угадывает, что чья-то рука держит над ним факел...
- Раз... два... взяли! Раз... два...дружно!
Равномерное покачивание... Цокот копыт... Под головой солома, а справа деревья... Перед ним было грубое крестьянское лицо с большими седыми усами, с густыми бровями... И светлые глаза, которые смотрели прямо, не обращая внимания на раненого...
Дома, белые фасады... Широкая улица, вся утопающая в свете... Шум толпы позади повозки... И какие-то странные и злые голоса, призывающие кого-то срочно повесить... Кого? Слов он не разобрал. Толчки отдавались болью...
Его мозг крайне медленно и безуспешно пытался составить слово «Лазарет»... А, кстати, где тот крысянин, похожий на челдабрека из его судна… нет, трюмо?.. Его поднимают по лестнице... Больно... Рыжкони вновь открывает глаза и видит мужчину, который моет руки и внимательно, с хитрым прищуром, смотрит на него. Наверное, старина Шишман! Но, что это? - Его словно что-то толкнуло... У этого человека была бородка, густые брови. Ага! Да, он же, как две капли воды, похож на того крестьянина?.. Во всяком случае, он точно похож на человека с каботажника!.. Рыжкони не может сказать. Он только открыл рот. Человек с бородкой заговорил:
- Сестра! Дознаватель спрашивает, когда он сможет...
«Стоп! Какой ещё дознаватель? Здесь есть только один дознаватель – дон Рыжкони В-тапках-на-подушку? Он ни о чём не спрашивал, хотя уже мог бы! Что это за история с крестьянином, который был похож на доктора и на человека сбежавшего с корабля!
- Разожмите ему челюсти... Хорошо... Достаточно... - доктор бесцеремонно вылил ему что-то в рот...
- Точно! Они хотят меня прикончить, мать их в качелю, отравить! - решил В-тапках-на-подушку и, теряя опять сознание, запел, - Пусть я погиб у Ахерона, пусть кровь моя досталась псам – Орёл Шестого легиона всё также рвётся к небесам...»
Когда к вечеру Рыжкони пришёл в себя, сестра, дежурившая у его постели, вышла в коридор, где его прихода в сознание ожидало ни много, ни мало пять человек: комиссар инквизиции, префект-прокуратор, милит-дознаватель, нотарий и уже знакомый дону медицинский светило.
- Вы можете войти к нему! – объявил последний, - Но хочу напомнить, что я, как эксперт, советую не утомлять его и сильно не беспокоить. Тем более, что у него такой странный взгляд, не удивлюсь, если он сумасшедший!
Все пятеро переглянулись и кивнули друг другу с понимающей улыбкой.
МАНИАК ДОНА РЫЖКОНИ
Это было похоже на бездарную пиеску в исполнении плохих комедиантов: каждый из пятерых улыбался по-своему и в то же время одинаково угрожающе, и это весьма раздражало - казалось, что они хотят сыграть с ним какую-то мерзопакостную шутку!
- Прошу вас, господин префект-прокуратор... - коротенький мужчина с прической ежиком, с грозным взглядом, который он, наверное, специально отрабатывал, чтобы привести его в соответствие со своей должностью, небрежно прошёл мимо одра Рыжкони, бросив на того короткий взгляд, и встал у стены.
Абсолютно таким же образом поступил комиссар инквизиции, ухмыльнулся при взгляде на больного и стал рядом с префектом. Затем нотарий... Они были похожи на трёх заговорщиков, наконец, к ним присоединился и врач. Остался лишь комиссар инквизиции, толстяк с глазами навыкате, который собирается играть роль палача. Вот он бросает взгляд на окружающих. Затем медленно опускает руку на плечо Рыжкони:
- Ну, вот, подонок, попался!
В любое другое время это могло быть очень смешно... Однако Рыжкони даже не улыбнулся, наоборот, он нахмурился и максимально сдвинул брови. Успокаивало одно - Ему по-прежнему казалась расплывчатой граница между реальностью и бредом, и с каждой минутой эта грань стиралась всё больше. К тому же этот забавный комиссар инквизиции изображал из себя великого хитреца, почище Папы Трэндола и всех его кардиналов. Впрочем, комиссар продолжал:
- Признаться, я доволен, что наконец-то смог лично лицезреть то, на что похожа твоя физиономическая внешность!
Удивленный Рыжкони глубоко вздохнул, достал правую руку из-под простыни.
- На кого ты напал этой ночью?.. Опять на женщину… или девушку? Отвечать!
Только теперь Рыжкони понял, как много придётся ему говорить, чтобы объяснить сложившуюся ситуацию, и это привело его в некоторое смятение.
«Господа, меня зовут – Рыжкони. Дон Рыжкони! Да-да, тот самый… Я находился в поездке, когда с моего корабля бежал странный незнакомец, который судя по всему до сих пор скрывается а этом острове… Кстати, не подскажите ли мне, где я нахожусь?»
- Так, - сообщил в сторону остальных инквизитор, - Значит, будем молчать! Что ж, это твоё право! Но учти, что всё, о чём ты промолчал сейчас, может быть использовано против тебя!
На следующее утро В-тапках-на-подушку уже сидел в постели, вернее, туловище его было слегка приподнято тремя подушками, и с интересом смотрел на сестру милосердия, которая ходила взад и вперёд, освещенная Солнцем, и наводила порядок в палате.
- Скажите-ка... – начал Рыжкони, - А не приходило ли сюда вчера пять… своего рода мужчин?..
Сестра милосердия с опаской посмотрела на пришедшего в себя Рыжкони и ответила:
- Мне категорически нельзя с вами разговаривать, я вас предупреждаю, что я передам всё, что вы мне скажете!
Солнце было яркое, как в детских сказках, за окном проехал разъезд конных милитов, сестра оказалась рядом с кроватью и В-тапках-на-подушку и он, чтобы привлечь её внимание, попытался дотянуться до неё здоровой рукой. Но та обернулась и со страшным воплем выбежала из комнаты.
Всё более-менее утряслось примерно к полудню. Молчаливый доктор снимал с Рыжкони повязку, и в это же время в палату зашёл комиссар инквизиции.
- Вы даже из любопытства не заглянули в мой портмоне? - вежливо спросил Рыжкони, всё ещё проверяя реальность толстого инквизитора в несвойственной сану соломенной шляпе.
- Вы прекрасно знаете, что у вас нет бумажника! – резко ответил инквизитор и, не дожидаясь разрешения, уселся в креслах напротив окна. За окном появились несколько человек мастеровых и принялись деловито прилаживать решётки и ставни.
- Ну, да! – поверил на слово В-тапках-на-подушку, - Тогда мне всё ясно. Я прошу вас, отправьте с депешей человека в Белое Аббатство к преподобному Аркадиусу, епископу Ыыльзлендскому, и вам тут же скажут, что я министр здешних внутренних дел, начальник отдела установления личности, дивизионный комендант острова О’Карху дон Даймонд Рыжкони. Если хотите сделать это поскорее, сообщите моему коллеге Гуделу, у него своя вилла на берегу острова Ринд, он меня знает и ждёт. Только, прежде всего, соблаговолите мне сказать, где я нахожусь!..
Отец инквизитор слегка подался вперёд и иронически улыбнулся. Потом доктор, окончив процедуры слегка подтолкнул комиссара локтем и они покинули несколько помрачневшую палату. Сразу же после этого вместо медсестры в комнате оказался молодой вооружённый неразговорчивый милит.
До самого прибытия старины Доминика Антуана Гудела, имевшего странное прозвище «Бракодел», все держались настороже. Хотя В-тапках-на-подушку много и подробно рассказывал о себе, а также об Ивдесских учителях: отце-дознавателе Шерлоне Хамсе, его однокелейнике брате-костоправе Вратсоне, преподавателях по инвестигеторской науки Пенькиртоне и Реггсе В’Ауте и конечно же о комиссаре инквизиции Мегрене! Потом прибыл друг Гудел и «им всем» наконец, пришлось признать, что Рыжкони - это действительно Рыжкони, а никакой не маниак, охотящийся за невинными жертвами.
У Гудела было холёное загорелое лицо довольного жизнью помещика. С тех пор, как он ушёл в отставку, он старался делать вид, что не злоупотребляет ничем, кроме анисового перно, вишнёвой наливки и континентального пива.
- Вот, коротко об этой истории, - ответил на уместные вопросы дона радостный Гудел, - почти месяц назад на просеке нашли мёртвую женщину... Точнее говоря, задушенную... Но не просто задушенную! Убийца ей, уже мёртвой, вскрыл грудь и удалил сердце... (Рыжкони вспомнил о том, что не касался никаких дел уже полтора месяца и, значит, попал в просак исключительно, по собственной вине).
- Кто была эта женщина?
- Билитис, с фермы Водная Мельница. У неё ничего не украли...
- И не...? – Рыжкони подмигнул и попытался сделать некое телодвижение, но резкая боль перекосила его, и он временно остался обездвиженным.
- Нет, изнасиловать её не пытались, хотя это была женщина красивая, лет тридцати... Преступление произошло вечером, с наступлением темноты, когда та возвращалась от невестки... Это первое, а второе…
- Их было два? (для министра Внутренних дел – это было непростительной невнимательностью к рапортам с мест)
- Два с половиной... – вымученно улыбнулся Гудел, - Вторая жертва - пятнадцатилетняя девочка, дочь смотрителя порта... Её нашли в таком же состоянии...
- Вечером?
- На следующее утро. Но преступление совершено было вечером. Наконец, третий случай. Это было с горничной из гостиницы, она ходила в гости к брату, он работает на маяке в пяти-шести километрах отсюда... Она шла пешком... Кто-то внезапно схватил её сзади и опрокинул... Но это крепкая бабёнка... Ей удалось укусить нападавшего в руку... Тот вскрикнул, отцепился и убежал... - Это всё?
- Всё! Все люди уверены, что речь идёт о безумце, который прячется в лесистых островах, что поблизости и приплывает сюда за очередной жертвой. Никто и мысли не допускает, что это может быть кто-нибудь из жителей этого островка... Когда фермер заявил, что нашёл тебя, все подумали, что это ты убийца и что тебя ранили, когда ты опять пытался совершить преступление...
Рыжкони усмехнулся. Но Гудел был слишком серьёзен, ибо, зная склонность островитян к самосуду, в такой ошибке, видимо, не видел ничего смешного.
- Префект поручил это дело местной инквизиции.
- Ну, хорошо, - В-тапках-на-подушку откинулся на свои подушки, - А теперь прости и оставь меня, я посплю.
Теперь ему было необходимо переварить всю полученную информацию - появились новые фигуранты: фермерша... дочь смотрителя порта... горничная из гостиницы... «Интересно, чтобы на моём месте сделал комиссар Мегрень? Заказал бы пару кружек пива и бутерброд с марципаном…»
Был уже поздний вечер, и канделябр уже был зажжён, когда врач снова склонился над Рыжкони.
- Это серьезно? – спросил Рыжкони у эскулапа.
- Скорее, это надолго... вам нужен покой и оздоровительно-восстановительные процедуры...
- Тогда я могу переехать в гостиницу? – оживился В-тапках-на-подушку (он то знал, что красное вино и сыр в хорошей компании помогут лучше постельного режима в скучном лазарете).
- Вам здесь плохо?.. – удивился врач, - Конечно, вы можете съехать, если есть кому ухаживать за вами...
И заранее предупреждая все просьбы больного, добавил:
- Сестра милосердия мне нужна здесь!
Рыжкони не спорил:
- Скажите... Что, между нами говоря, вы думаете об этом сумасшедшем с иглой?
- Вы уже и это знаете? – удивился хирург.
- Простите, но я всё-таки Министр Внутренних дел архипелага Ыыльзленд и как только здесь прошло два столь странных убийства, плюс одно покушение… Вы, понимаете, я тут же собрался и поехал… лично, так сказать, со всем разобраться на месте!
Медик долго молчал. Рыжкони уточнил:
- Вы, как и все, думаете, что это маниак, который живет на лесных атоллах?
- Нет! – ответил врач и отвернулся от Рыжкони к канделябру, - Это человек, который обычно ведёт себя, как вы и я. (Доктор снова повернулся к больному и наложил на рану какое-то зелье).
- Другими словами, очень может быть, что он живёт где-то неподалёку и имеет определённое место, занятие… профессию, наконец.
Доктор как-то странно посмотрел на него, будто бы не решаясь что-то сказать.
- Вы кого-то подозреваете? – осенило Рыжкони.
- Было много предположений, одно за другим... – медик даже как-то смутился, - Я часто думаю над этим... Но, как последователь Гиппократа, с возмущением отвергаю их... Потом опять к ним возвращаюсь. Если смотреть под определенным углом, то любого можно заподозрить в нарушении психики.
Рыжкони засмеялся:
- Клянусь Богом, у вас такое лицо сейчас, будто вы перебрали всех на этом острове! От префект-прокуратора до первого встречного... Не забыли и своих коллег по цеху, и больничного калеку-сторожа...
Врач не смеялся.
- Минуту!.. Не двигайтесь... - сказал он, пальпируя рану, - Это страшнее, чем вы думаете. Вы же знакомы с теорией комплексий доктора Сигизмунда Фрейстрийского?
- Скажите, а сколько человек населяют ваш островок?
- Ну, не такой уж и островок, - ответил доктор с некоторой обидой – Нас тут не менее десяти тысяч... Правда, судя по всему, этот сумасшедший из самых высоких слоёв... так, что поиск будет идти в пределах разумного множества...
- Ах, да! - проворчал, поморщившись Рыжкони, - (доктор сделал ему больно), - Ну, конечно, сердце! Безупречно вскрытая грудь и сердце безошибочно удалённое два раза подряд, свидетельствует о некотором знании анатомии...
- Вы говорили, что предпочли бы съехать из нашей лечебницы в гостиницу?
- Да... Я вызвал сюда жену...
Рыжкони устроился в лучшем номере гостиницы «Океанские Брызги», на втором этаже. Его кровать была придвинута к широким окнам, так что он наслаждался видом широкой площади, зданиями Ратуши, таможенной службы и, конечно, Собором.
Мадам Рыжкони прибыла на второй день в закрытом экипаже Гудела Бракодела, и по слухам, приняла случившееся довольно спокойно. По крайней мере, в гостиничном номере было тихо.
- Первая жертва... Фермерша... Замужем?.. Есть дети?..
- Замужем за сыном хозяина... – ответил Бракодел, - Но не слишком ладит со свекровью, которая винила её в том, что она была слишком кокетлива...
Итак, она возвращалась из города... тени высоких деревьев по обеим сторонам... Потом эта девочка – номер два.
- У неё был жених?
- Мне неизвестно! Она каждый год приезжала на пару недель с Семивала, чтобы отдохнуть у бабки во время вакансии в дневном приюте для девиц благородного происхождения при монастыре святой Агафоники...
Утром третьего дня жизни в гостинице в номер Рыжкони нанёс визит префект-прокуратор.
- Вы, разумеется, простите нашу ошибку. Дело ведь в том, что при вас не было документов... – начал он, извиняясь, но быстро освоился и самостоятельно налил себе вина из высокого графина.
- Да-да. – с сожалением констатировал В-тапках-на-подушку, - Мой портмоне исчез. Садитесь же ближе...
У префект-прокуратора был актуально воинственный вид. И с этим он ничего не мог поделать. Такое выражение ему придавали нос картошкой и жёсткие торчащие усы,
«Чёрт побери! У него тоже густые брови! Как у крестьянина! Как у моего хирурга! Те же седые брови, что и у беглеца. Их Рыжкони непроизвольно приписал и странному незнакомцу».
Они неспешно поболтали на некоторые нейтральные темы, после чего дон Рыжкони дал понять своему гостю, что он прибыл сюда не случайно и, что, как Министр, он считает своим долгом лично взять на контроль это дело.
- Ну что ж... – едва не подавился префект-прокуратор, - Я надеюсь, что вы скоро выздоровеете и не будете вспоминать худым словом наши края!..
По всему было видно, что гость спешил уйти.
- У вас прекрасный врач... Между прочим, ученик самого Фредирикуса из Глядь-на-Могр... Ну, мне поре, передайте поклон с самыми решительными заверениями от меня своей мадам, а я буду справляться о вас каждый день...
Рыжкони проводил взглядом посетителя, но его уже раздражал запах дымящихся трюфелей, доносившийся из ресторана.
Настала очередь Гудела – он вернулся снизу с едой и новым кувшином.
- Садись... – возвращение аппетита было прекрасным симптомом выздоровления, - Ешь и выкладывай всё, что ты знаешь о личной жизни нашего эскулапа, я, кстати, даже не знаю его имени...
- Маэстро Амброзоу!.. Я знаю не так много... сплетни... Он живёт с женой, но здешние жители говорят, что эта свояченица тоже его жена!
- А префект-прокуратор?
- Господин маркиз де Сёж МежДунарош?.. У него есть сестра, вдова капитана дальнего плавания, - сумасшедшая. Кое-кто утверждает, что это он и засадил её в дом умалишённых, добившись таким образом полной опеки над её капиталами!
В душе Рыжкони уже возликовал. Его бывший коллега с изумлением смотрел на сидящего в постели В-тапках-на-подушку, который, прищурившись, глядел на площадь сквозь свою рюмку с вином и пел: Никогда ничего не проходит в этих маленьких городках, и тебя, наконец, упокоит Фея нежная в сонных садах!
Самое забавное то, что Гудел чем более набирался, тем более тревожился:
- Но маниак на свободе! Маниак, который становится маниаком только тогда, когда на него что-то находит, и который всё остальное время ходит, говорит, как ты и я...
- Кстати, кто знает = может быть, этот шеф-повар этой замечательной гостиницы и есть - маниак?.. - Рыжкони смаковал это странное лёгкое опьянение оттого, что избежал смерти, что - выздоравливает, и что всё это происходит в какой-то нереальной атмосфере.
Вошёл доктор Амброзоу, изгнал Гудела, провёл процедура и оставил уснувшего пациента до следующего утра.
ПОРТУЛАН ДОНА РЫЖКОНИ
Утро. Стук в дверь. Скрип.
- Слушай! – вошёл в номер старина Гудел, - Только что в коридоре, как раз напротив нашей двери, я нашёл вот это... (из своего кармана он извлёк маленький кусочек пергамента - это был портулан – карта для пассажиров по этому участку морского пути с достаточно подробно отражёнными на ней островами, судя по подписи копииста, чертёж был датирован предыдущей пятницей).
- Ты нашёл его около двери? – скорее констатировал факт, нежели спросил В-тапках-на-подушку, - Возьми-ка перо. Давай запишем, от кого могла бы прибыть эта важная улика. Пиши, сначала хозяин гостиницы, он приходил с утра справиться о моём здоровье... Затем доктор... Да, имена пиши в колонку... Префект-прокуратор приходил в полдень, а комиссар инквизитор явился тогда, когда тот уходил... И, пожалуй, ещё ты, Гудел!
- А служащих гостиницы или любого из проживающих, кто мог обронить портулан в коридоре ты внести в список не желаешь? – почти обиделся Гудел.
- Нет! – отрезал дон Даймонд, - Я чётко видел, коридор ведёт только к этому номеру! Или же это кто-то, кто приходил подслушивать под дверь! Вот что уточни у таможенника, не сходил ли кто-нибудь с каботажного судна, следующего на Семивал в четверг утром.
Менее чем через два часа Гудел сообщил, что никто официально не сходил, по крайней мере никаких регистраций таможня не выдавала.
- Почти наверняка этот портулан принадлежал тому человеку, который спрыгнул с корабля, не доезжая до пересадки на Ринд, и который, соответственно, стрелял в меня! – заключил В-тапках-на-подушку, - Знаешь, что опиши-ка дом господина маркиза де Сёж МежДунароша, префект-прокуратора... Хотя, постой, прежде сходи вниз; в светлом зале начинается время аперитива.
- Хорошо, - сказал Гудел и, забрав опустевший кувшин, временно исчез из номера.
«Итак, почему человек с корабля спрыгнул до пересадки, рискуя запросто не доплыть до берега, и почему он выстрелил, видя, что его преследуют? Во всяком случае, ему абсолютно точно был знаком этот отрезок пути, так как он спрыгнул именно тогда, когда тяжёлое судно принялось тормозить, готовясь к манёвру! Раз он не доехал до порта-пересадки, значит, служащие там могли знать его! Впрочем, это не доказывает, что он и есть убийца маниак. В это время де Сёж МежДунарош, наверное, находился у себя в кабинете, читал столичный альманах или перебирал досье... Доктор вместе с сёстрами милосердия обходил палаты... Комиссар инквизиции...» - Рыжкони не спешил. Его куратор, ивдесский преподаватель и комиссар инквизиции Мегрень говорил: Почти во всех расследованиях неизбежно наступает такой момент, - Хамс называл его «окном» - когда на руках имелся набор исходных данных, нуждающихся в проверке, но их ещё невозможно расставить по своим местам. Всё-таки, как удачно, что весь круг подозреваемых уверен, что он встанет не раньше чем через пару недель! Пора было запускать в ход новый персонаж – мадам Рыжкони – А что касается сиятельного дона? У него были долгие дни, которые надо провести в постели.
Тем временем явился Гудел Бракодел с новым кувшином и закусками – остальной стол шеф-повар лично обещал сервировать в номере господина министра внутренних дел.
- Итак, наш первый фигурант – префект-прокуратор, точнее его дом. Рассказывай.
- Маркиз де Сёж МежДунарош живёт по другую сторону от Ратуши на почти такой же большой площади, как эта. Большая двухэтажная вилла. На втором этаже присутствует даже каменный балкон в кризантьянском стиле. Скорее всего, там находится его кабинет, потому что там находится самая большая комната второго этажа. Кстати, я говорил с лакеем – очень вежлив!
- Кризантьянский стиль, это с уродами и химерами на крыше? Вероятно, сам дом выглядит мрачно?
- Ну, я бы так не сказал, - замялся Гудел, - Это довольно большой дом и, как все большие дома, скорее, он мрачный... Во всяком случае, на окнах шторы из тёмного красного бархата, и лакей в полосатом жилете!
- А дом моего доктора?
- Доктора? – Гудел с сожалением оглядел остатки закуски. Получалось, что пока Бракодел рассказывал, дон Рыжкони – закусывал и прихлёбывал, - Этот дом стоит почти на самом краю города, точнее, на берегу моря... Это то, что северяне называют коттедж… Ну, такой - с плоской крышей, с газонами, с клумбами, конюшня… Что ещё? Да! Кованый железный фонарь!
- Жена? Сестра?
- Жена несколько странная и, по-моему, чего-то скрывает. Из дому выходит редко – какая-то она… недоделанная что ли. А вот вторая дама - очень молодая, очень красивая, очень хорошо одета. Платья ей, наверное, присылают из Столицы... Но, послушай, какое отношение всё это могло иметь к маниаку, который нападал на женщин, душил их и затем удалял сердце?
- Не бери в голову и не грузись, - отмахнулся салфеткой дон В-тапках-на-подушку, - С нас уже довольно и того, что мы расставили людей по своим местам.
В комнату постучали и в сопровождении хозяина гостиницы и шеф-повара семёрка поварят во мгновение ока оформили стол.
Утро. Многократно описанный алкогольный метод комиссара инквизиции Мегреня – не давал результатов. Рыжкони подумал о методе Ш. Хамса – пора было уже найти какую-нибудь ключевую улику! Гудел прибыл к десяти часам утра, и, немного погодя, постучал в дверь к Рыжкони. Тот был занят дегустацией бульона.
- Садись!.. – обратился дон к другу, - Нет!.. Не у окна... Ты мне загораживаешь вид... Мне тут принесли телячьи котлеты в сметане... Я сейчас вынужден есть понемногу, поэтому предлагаю тебе разделить со мной этот скромный завтрак. Кстати, а как ты здесь обходишься без женщин? –бесцеремонно продолжил В-тапках-на-подушку, - Насколько я помню, на Ринде нет девушек ... Ах, да - твоя кухарка... Сколько ей лет?
- Шестьдесят пять! Но у кухарки есть племянница, ей девятнадцать... Но...
- Да, ладно, - отмахнулся Рыжкони, - Не ври своему старому закадыке... у вас... ну, говори же!...
- Ты же знаешь, я всегда был против того, чтобы даже самые маленькие и невинные человеческие слабости могли хоть в какой-то мере повлиять на отправление священных обязанностей правосудия и тем самым умалить почтение по отношению к нему. (гордо добавил Доминик Антуан Гудел) По этой причине я и не женился, хотя чувствовал, что создан для семейной жизни! – затем Гудел многозначительно посмотрел на неплотно закрытую дверь и добавил, уже значительно тише, - Мы здесь живём на нескольких довольно маленьких клочках земли и всё мужское большинство внимательно следит за любыми существами женского пола от тринадцати до сорока пяти лет!
- В.П. ! – сообщил Даймонд Рыжкони, - Мсьё МежДунарош тоже не женат и как же он представитель светской власти решает здесь эту пломблему?..
- Сразу видно, что ты приехал с континента. Ты говоришь об этих вещах, как о самом обычном. Думаешь, префект-прокуратор каждому рассказывает о своих любовных похождениях?
- Но, поскольку все здесь всё знают, я уверен, ты в курсе.
- Я знаю лишь то, что маркиз МежДунарош ездит раз или два в месяц в Гамсолинок... Вот там-то...
Рыжкони осенило!
- Знаешь что, тебе надо срочно, поскольку ты можешь свободно ездить и ходить куда угодно, начать своё маленькое расследование. Установи, кого не было в городе в прошлую среду! Погоди! Меня прежде всего интересуют доктор Амброзоу, префект-прокуратор и комиссар инквизиции.
- Ну, нет!.. Хватит шуток!.. Как ты себе представляешь моё расследование здесь против префект-прокуратора и комиссара инквизиции?.. Просто так, по пьяной лавочке с министром Рыжкони, что ли? Без официальных полномочий!.. Не говорю уже о каких-то твоих намеках...
- Садись, Гудел! – прервал его дон Рыжкони, - Садись, говорю! Сейчас я тебе всё быстро объясню! Мы ловим не обычного преступника, а маниака! А это значит, что здесь, среди нас есть какой-то человек, который ничем не отличается от других, ведёт себя как нормальный, и у него, разумеется, есть какое-то чисто своё занятие. И вот этот человек вдруг, в приступе безумия...
- Пускай этим делом занимаются прокуратура и местная инквизиция? Я же пенсионер, в отставке, и оно меня лично - не касается!
- Ну что ж, как говорил наш преподаватель метр Геркулес Пуаро, тем хуже для вас! А теперь представь себе, что через день-два вдруг найдут твою девятнадцатилетнюю подружку уже без сердца в развороченной груди... Да, убийца образован, коварен и хитёр, - заключил Рыжкони.
- Будь убийца умён, он бы залёг на дно, но убийцы, Даймонд, редко бывают умными людьми. К счастью для нас, как говорил, старая луковица с торчащими усами, метр Пуаро: убийцы без конца смакуют и размышляют над содеянным, их одолевает страсть опасений, они хотят устранить всякий риск – и этим поддаются на искушение!
Через полчаса, когда вошёл доктор, В-тапках-на-подушку счастливо улыбался.
- Вы слишком много пьёте, который день ни прихожу – тут всегда тяжёлый дух... – проворчал доктор моя руки в тазу.
- Вы можете сказать, через какие промежутки времени совершались преступления нашего сумасшедшего? – спросил Даймонд Рыжкони.
- Подождите... – доктор принялся менять повязку, - Первое было месяц назад... Второе - неделю спустя... Затем неудавшаяся попытка - в следующую пятницу и...
- А знаете, что я думаю? Очень вероятно, что мы накануне нового покушения! Я бы сказал больше: если оно не состоится, это значит, без сомнения, что убийца чувствует, что за ним следят. А если оно произойдёт... Тогда, как говорил мой препод по дедуктивной криминалистике, кстати, тоже доктор, Вратсон: нужно будет действовать методом исключения. Представьте себе, что в момент преступления вы находитесь в этой комнате. Вы сразу же вне подозрения! А где были префект-прокуратор?.. а комиссар инквизиции?.. мой друг Гудел ещё... Что вы скажете?
Врач внимательно посмотрел на больного:
- Я порекомендовал бы вам меньше пить.
- Это всё равно! – отмахнулся В-тапках-на-подушку.
- Хорошо, - ответил медик, - Я просто хочу вам сказать, что вы все поиски преступника сводите до одной группы людей, которых вы увидели, очнувшись после моей операции...
- Не совсем так, - хихикнул дон Даймонд, - На самом деле, я рассматриваю ту группу людей, которые приходили ко мне вчера днём и могли нечаянно обронить портулан. Кстати, где вы были в прошлую среду?
- В среду? - и доктор, смутившись, попытался припомнить. Это был молодой, энергичный, честолюбивый человек. Жесты и походка его были чёткими и элегантными, - Думаю, что... Погодите... Я ездил, кажется, да – Я был в Шпиценгере, чтобы...
При виде иронической улыбки В-тапках-на-подушкуа он вдруг весь напрягся:
- Должен ли я считать, что это допрос? В таком случае предупреждаю, что...
- Успокойтесь! – дружелюбно откликнулся Рыжкони, - Понимаете, мне совсем нечего делать весь день, а ведь я так привык к напряженной жизни. Вот я и придумываю разные головоломки для самого себя. Головоломки о сумасшедшем. Ведь, как говорила старшая сестра-наставница мисс Мурлпл: врач может быть сумасшедшим, а сумасшедший врачом.
- Да, это забавно, - без всякого энтузиазма поддержал его медик, - Именно поэтому вы так долго чему-то улыбаетесь?
- Ничего, не обращайте внимания! – отмахнулся В-тапках-на-подушку, - Я улыбаюсь потому, потому что вижу эти красные и зелёные полосы на стенных обоях! Потому что на потолке сидит пьянючая от моего дыхания муха, а снизу доносится запах печёночного паштета... Но только вот в чём дело!.. Существует маниак... Посмотрите, вон идёт красивая девушка, у неё сильные ноги... красивое загорелое лицо, совсем маленькие груди, а маниак, может быть...
Врач не стал дослушивать заплетающийся и вечно блуждающий смыслом бред, он взял перо и написал требовательную записку к мадам Рыжкони. Потом он обернулся и перебил пациента:
- Вы говорили, что за вами ухаживает ваша жена? Где она?
- Гостит на вилле моего друга, - отмахнулся В-тапках-на-подушку, - Но я не об этом! Понимаете, я уверен, что дело моим убийством, увы, не закончилось! И от всей души хочу помешать тому, чтобы в один из ближайших дней какую-нибудь, ещё сегодня полную жизни, красивую девушку провезли по этой площади в катафалке.
- Как только ваша дражайшая супруга вернётся, передайте ей, что я хочу с ней непременно поговорить! И скажите, что доктор…
- Кто?
- Я! Оставил для неё записку!
- Для кого? – переспросил Рыжкони, полузакрыв глаза.
- Для жены!..
СИРЫЕ ДОНА РЫЖКОНИ
В девять часов утра на дереве у площади висело объявление (вообще их было тринадцать, и ещё вчера министр Рыжкони поручил одному из поварят развесить их по всем сколько-нибудь важным местам в городке):
Внимание!
В среду в пять часов в номере курортной гостиницы «Океанские брызги» министр внутренних дел благородный дон Д. Рыжкони вручает всевозможные вознаграждения в размере пары двузолотых всякому, кто предоставит сведения о преступных нападениях, совершенных в последнее время, и которые, по-всей-видимости, являются делом рук всем известного маниака.
Рыжкони был бесконечно горд собой.
- Входи, Гудел! – возопил он, и дверь открылась. Вошёл несколько смущённый Бракодел... – Ты уже видел моё объявление?
- Признаться – Да! Ты что хочешь собрать у себя в номере вечеринку для всех безумцев нашего городка?
- И сумасшедших! – радостно отвечал дон Рыжкони, - И даже, вполне может быть, нескольких сирых и убогих!.. Это, так сказать, математический расчёт... Такое объявление непреодолимо притягивает всех психически неуравновешенных людей… Ну, там: психопатов, припадочных…
В дверь постучали. По площади, однако, никто не проходил. Чуть погодя, открылась дверь, и вошёл хозяин гостиницы:
- Извините... Я не знал, что у вас гость... – замялся он, - Я по поводу объявления...
- Вы хотите мне что-нибудь сообщить? – насторожился В-тапках-на-подушку, - Гудел, дружище, садитесь протоколировать, ты же знаешь, я в виду своего крайне опасного ранения – временно нетрудоспособен!
- Я? - Нет!.. – хозяин сделал знак кому-то в коридоре, - Что вы... Если бы я что-нибудь знал, я бы уже вам всё рассказал... Я только хотел спросить, нужно ли впускать к вам ВСЕХ, кто придёт...
- Ну, конечно! – отозвался Рыжкони, но уже без прежнего энтузиазма (как говорил его преподаватель Натаниэль Пенькиртон: Всегда найдётся услужливый человек, который всё испортит). Дон ещё раз взглянул на хозяина гостиницы и сообщил, - Вы можете нас оставить!
И тут же, обращаясь к Гуделу:
- Тоже интересный типок! Энергичный, крепкий, розовощёкий...
- Раньше он работал на ферме неподалеку. Сначала женился на своей хозяйке. Ему было двадцать, а ей сорок пять...
- Ну, да! На Ринде же нет девушек! Что потом?
- Сейчас у него третий брак! Не судьба! Все его жены мрут...
- Кстати, - перебил друга Даймонд, - Он сейчас вернётся.
- Зачем? – не понял Гудел, но на всякий случай проверил портупею и, как бы невзначай, положил правую руку на ременной нож.
- Вот уж не знаю - он найдёт предлог. - Сейчас префект-прокуратор, наверное, выходит из дома, уже одетый в своё визитное платье. Что касается доктора, держу пари, он сейчас галопом делает обход! Кстати, он вчера вечером мне что-то говорил о жене…
Рыжкони ещё не договорил, как в двери показался господин маркиз де Сёж МежДунарош.
Префект-прокуратор церемонно раскланялся, пожал руку Гуделу, потом В-тапках-на-подушку, но, не глядя никому в глаза:
- Мне сообщили о вашем эксперименте. Я очень хотел вас повидать заранее. Прежде всего, вы, разумеется, действуете как лицо неофициальное, ибо временно недееспособны. И всё же я хотел бы, чтобы вы держали меня в курсе, поскольку следствие уже ведётся...
- Садитесь, прошу вас, - отвечал Рыжкони, - Старина Гудел, будь ласков, прими у господина префект-прокуратора его трость. Я как раз говорил Гуделу, господин префект-прокуратор, что в ближайшее время убийца обязательно будет здесь... Ну, что же! А вон и комиссар инквизиции, он спешит через площадь, но, держу пари - прежде чем подняться к нам, он непременно выпьет чего-нибудь внизу...
И в самом деле! Все видели, как отец инквизитор вошёл в гостиницу, но в дверях номера он показался лишь некоторое время спустя. Он не скрывал своего удивления, застав в комнате префект-прокуратора, извинился и пробормотал что-то в стиле «считал своим долгом...»
- А вы вовремя! – отозвался В-тапках-на-подушку, не отрываясь от окна, - Наши клиенты начинают подходить, жаль только, что никто не хочет быть первым.
Действительно, три или четыре человека уже прохаживались по площади, бросая взгляды на гостиницу. Видимо, они набирались духу, и все проводили взглядом двухлошадный экипаж доктора, коляска остановилась точно у входа.
В воздухе повисла нервозность. Врач, как и те, кто пришёл до него, также смутился, увидев в комнате столько народу.
На лестнице снова послышался шум и перёшептывания.
- Доктор, не сочтите за труд, - произнёс отец инквизитор, указывая на дверь.
На сей раз это была женщина, горничная, та, что чуть не стала жертвой маниака, но по-прежнему работала в гостинице. За ней несмело вошёл донельзя смущенный парень.
- Это мой жених, - пояснила девица, - он работает на конюшне. Он не хотел, чтобы я приходила сюда.
- Жених? – уточнил Рыжкони, - Входите... А где хозяин гостиницы?
- Я только хотел узнать, моя горничная... – высунулся из-под руки молодого человека указанный фигурант.
- Входите, входите!.. – пригласил Рыжкони и обратился к девушке, - Итак, дитя моё, назовите ваше имя?
- Дальмина, сударь... Только я не знаю, как насчёт вознаграждения... Потому что я ведь уже рассказала всё, что знала, не так ли... (Жених недовольно ворчит, ни на кого не глядя) Но все это правда, я ничего не выдумала!..
- И ту историю с клиентом, который хотел на тебе жениться, ты тоже не выдумала?! – уточнил префект-прокуратор и тут же продолжил, - И когда твою мать украли цыгане?.. А что за описание ты дала дознавателю: «Глаза - с розоватыми белками и припухшими веками, кожа – тонкая, светлая и гладкая, голова - большая, шея – длинная, но как-бы со вспухшими венами, грудная область - короткая и широкая. Сам спрямлённый. Рост - выше среднего примерно на два сантиметра, живот малого объёма, бёдра и ягодицы не выражены. Ноги - с ослабленными мышцами…»
- Ну, это уже кое-что! – воскликнул Рыжкони и вручил префект-прокуратору две монеты по двузолотому.
- Да ведь не за что! – взял монеты прокуратор, - Какие глаза и вены, если он на неё сзади напал!
Девушка вскипела, но ничуть не смутилась.
- Я рассказала, как было... На меня кто-то напал, сзади, и я почувствовала чью-то руку у подбородка... Тогда я укусила её изо всех сил... на пальце у него было широкое золотое кольцо, я и увидела отражение глаз…
- Вы видели этого мужчину?
- Он сразу же убежал - я видела его со спины.
- Значит, узнать вы его не сможете? – резюмировал отец инквизитор, - Ведь вы именно так сказали следователю?
Дальмина не ответила, но в упрямом выражении её лица было что-то угрожающее.
- Вы узнали бы это кольцо? – спросил Рыжкони и его взгляд тут же заскользил по рукам присутствовавших: по пухлым пальчикам Гудела с тяжёлым перстнем-печаткой, по тонким и длинным перстам - доктора с простеньким не по чину обручальным кольцом, по холёным рукам префект-прокуратора с очень бледной и тонкой кожей, тот доставал из кармана платок. - Господа, уверяю вас, - начал было жених, весь вспотев от волнения, - Я не хочу неприятностей. Дальмина хорошая девушка, но каждую ночь ей снятся странные сны. Иногда она мне их рассказывает. А потом, через несколько дней, ей кажется, что всё это было на самом деле.
Все смотрели на Дальмину, та молчала. Только на какую-то секунду её взгляд остановился на префект-прокураторе, и Рыжкони сказал:
- Выдай-ка ей, Гудел, два двузолотых и извини, что я превратил тебя в секретаря... А вы, мой славный и гостеприимный хозяин, вы довольны своей горничной?
Хозяин гостиницы встрепенулся, но ответил сразу:
- Как к горничной, у меня к ней никаких претензий нет.
- Ну что ж, впустите следующих, - распорядился В-тапках-на-подушку, доктор, доставая часы из кармана, пробормотал:
- У меня мало времени...
Префект-прокуратор был явно раздражён. Комиссар инквизиции с небрежным видом заметил:
- Если бы муниципальная инквизиция действовала такими же методами, то, наверное, на ближайшем заседании муниципалитета...
- Вы в самом деле надеетесь что-нибудь выяснить? - спросил Сёж МежДунарош.
- Я?.. – удивился Рыжкони, - Отнюдь...
Вошёл деревенский пастух, который три дня назад «видел, как среди деревьев пробиралась какая-то тень» и, когда он подошёл, она убежала.
- Тень ничего вам не сделала? – задал вопрос Гудел Бракодел.
- Нет.
- И так как вы не узнали, кто это, вам хватит одного двузолотого! - Рыжкони снова посмотрел в окно - на площади было уже добрых три десятка жителей, собравшихся группами и поглядывавших на окна гостиницы, - Так, следующий?
То был старый крестьянин со свирепым взглядом, одетый в чёрное:
- Я отец той, которую убили первой. (этот человек тоже всё время поворачивался в сторону префект-прокуратора) Я никого не подозреваю, но говорю вам – оставьте этого гада мне! Человеку, который потерял свою дочь, никто ничего не сделает!
Доктор нетерпеливо поднялся. Комиссар инквизиции смотрел в сторону как человек, который не хочет ничего слушать. Префект-прокуратор же был неподвижен, как скала.
- Ну что, господа, - сказал наконец со вздохом Рыжкони, - мне кажется, всё не так уж плохо, а?
Посетители оживились. Рыжкони снова повернулся к врачу:
- Как вы думаете, доктор, после припадков безумец помнит о том, что он сделал?
- Почти наверняка. - сказал, вставая, доктор Амброзоу, - Простите, но у меня больше нет времени! Приём назначен на одиннадцать часов, и там тоже речь идёт о человеческой жизни...
- Хорошо... я прошу только одну минуточку, господа... Думаю, сейчас мы узнаем что-нибудь новое... – дон Рыжкони показал на бегущую к гостинице женщину.
- Людовика?! – воскликнул доктор и обомлел.
- Вы её знаете? – тут же откликнулся Рыжкони.
- Сестра моей жены... Наверное, позвонил больной или несчастный случай...
…послышался женский голос. Дверь открылась, и в комнату; задыхаясь, вошла молодая женщина. Она оглянулась в испуге.
- Господа! - ...отец инквизитор!.. господин префект-прокуратор!.. (Ей было не больше двадцати. Действительно, стройная, энергичная, красивая. Только платье в пыли. Корсаж порван. Она всё время прижимала руки к горлу) Я... Я видела его... И... он меня...
Все замерли. Ей было трудно говорить. Она сделала два шага в сторону Амброзоу:
- Посмотри!.. - она показала ему шею, всю в царапинах. И продолжала рассказывать, - Там... в лесу у Водной Мельницы... Я гуляла, когда какой-то мужчина...
- А я ведь предупреждал вас, господа, что мы кое-что узнаем, - проговорил Рыжкони, к которому вновь вернулось хорошее настроение. Гудел посмотрел на него с удивлением.
- Вы-то его видели, верно? – продолжал, довольно ухмыляясь Рыжкони.
- Совсем мало! Не знаю, как я вырвалась от него... По-моему, он споткнулся о корень... Я этим и воспользовалась и ударила его.
- Опишите же его! – воскликнул раскрасневшийся и чрезмерно взволнованный префект-прокуратор.
- Я не знаю... какой-нибудь бродяга, конечно... – немного успокоилась та, - Широкая кость, одутловатое лицо… Одет как крестьянин. Большие оттопыренные уши... Я его никогда раньше не видела...
- Конечно же, мерзавец убежал? – заключил Рыжкони и с нескрываемым сожалением посмотрел в давно пустующий стакан (Доктор поступил подло и потребовал от хозяина гостиницы введения сухого закона для жителя номера люкс).
- Вероятно, он испугался, что я буду кричать... На дороге был слышен шум... Он убежал в лес... (она постепенно успокаивалась, дыхание стало ровнее, одну руку она по-прежнему держала у горла, а другую на груди) Я так испугалась... Наверное, если бы не шум... Я всю дорогу бежала...
- Простите! Вы ведь были около вашей виллы? – оторвал взгляд от пустого стакана В-тапках-на-подушку.
- Да, но там никого нет, кроме сестры.
- Это слева или справа от фермы? - спросил комиссар инквизиции.
- Сразу за старым карьером.
Отец инквизитор повернулся к префект-прокуратору и сказал:
- Пусть ваши милиты нынче же прочешут лес... Может, ещё успеем?
- Надеюсь, мы вам больше не нужны? – обратился префект к лежащему на одре министру.
- Разумеется! – махнул рукой дон Даймонд, - Я, впрочем, и не думал, что вы придете...
Доктор Амброзоу был, казалось, не в своей тарелке. Нахмурив брови, он смотрел на свояченицу, та стояла, опершись о стол, дыхание её наконец успокоилось.
Рыжкони дал знак Гуделу, и тот понял, что надо всех выпроводить...
Когда Гудел с улыбкой подошёл к постели Рыжкони, то с удивлением увидел тревогу и беспокойство на лице приятеля:
- Ты, что, и вправду думал, что безумный маниак должен был непременно быть у тебя сегодня? Не расстраивайся, всё это пустяки… В конце концов всё заканчивается хорошо!
- Старина, не настаивай. Самое страшное, если будет ещё один труп. Потому что на этот раз... – Рыжкони стало нестерпимо жарко, вероятно кровь прилила в голову.
САНДАЛИИ И НОСКИ ДОНА РЫЖКОНИ
Новость о нападении распространялась быстро, и всё больше людей стекалось к дороге, идущей влево от площади.
- Они все спешат к Мельнице? - спросил Рыжкони, уже начинавший ориентироваться в плане города, взяв под ручку Гудела Бракодела.
- Да!.. – подтвердил Гудел, - Вдоль по этой длинной улице; по виду она городская, но закончится самой настоящей просёлочной дорогой. Там и есть «Водная Мельница». Только эта не мельница, а большая ферма со стенами из белого камня и объёмным птичьим двором...
Рыжкони вышагивал и слушал. Это была воистину странная парочка. Гудел был одет в визитный костюм, а Рыжкони в парадное платье с рюшами и оброками, бедным вырезом декольте, широким головным убором, с закрывающей лицо тканевой сеткой и шарфом тонкой ткани:
Там же на площади, Гудел едва не столкнулся с молодой женщиной. Это была мадам Амброзоу.
- Прошу прощения, что я вас побеспокоил, - извинился он и представил:
- Мадам Рыжкони! Мадам Рыжкони, перед вами супруга доктора Амброзоу, который лечит вашего мужа!
- Говорят, произошло новое нападение? – встревожено спросила мадам докторша.
- Это дело такое запутанное... – покачала головой Рыжкони (он не спускал с неё глаз, и та была словно загипнотизирована его взглядом).
Рыжкони был удивлен, но не обескуражен. Он смутно догадывался, что мадам Амброзоу будет ему интересна, (как говорил маэстро Бернардо Гуй: предчувствия его не обманули), эта женщина гораздо интереснее, чем он ожидал. Она была гораздо менее привлекательна, чем её очаровательная сестра, мадам докторшу даже нельзя было назвать красивой. Ей было лет двадцать, но дон с лёгкостью бы дал ей все тридцать пять. Среднего роста, полноватая. Платье было сшито просто и неброско, что компенсировало неумение его хозяйки это носить. Больше всего поражали тревожные, беспокойные и в то же время покорные глаза. Типичная провинциалка-мещаночка, у которой всё, как и положено, комильфо! В руках крутит носовой платок, которым по обстоятельствам и будет вытирать глаза.
- Мадам давно замужем? – начала донья Рыжкони издалека.
- Пять лет! - ответила та без всякого выражения.
- А до этого вы жили в…?
- Я жила в Трюхляндии с сестрой и матерью.
- И доктор Амброзоу жил в Трюхляндии?
- Он два года работал там в больнице святого Иакова.
В-тапках-на-подушку посмотрел на её руки. Ему казалось, что они как-то не соответствуют её богатой одежде. Эти руки знали работу. Однако ему трудно было перевести разговор на эту тему.
- Ваша мать...
Он не закончил. Мадам Амброзоу, вдруг испуганно выпрямилась. К ним шёл человек в белой хламиде - это был доктор Амброзоу, он быстро догонял их.
- Вы здесь? – изумился Рыжкони.
- Мадам Рыжкони, если не ошибаюсь... – начал Амброзоу, - Простите, я без церемоний...
- Ничего, мы ведь уже познакомились с вашей женой, - Рыжкони следил за доктором с некоторым удивлением, - Признаться, я рада, что встретила вас – Мой высокопоставленный муж просил меня посмотреть на место преступления и, по возможности, описать ему всё, что увижу.
- На чём вы кончили? – прервал эту тираду доктор.
- Когда вы вошли, мы говорили о Трюхляндии. Вам нравится этот маркизат?
Спокойствие Рыжкони было лишь внешним. Как сказал бы сыщик Гирон Нульф: Здесь что-то скрывалось. Что-то было не так. Хотя и с префект-прокуратором тоже было что-то не так...
- Вы, конечно же, познакомились с вашей супругой, когда она была вашей пациенткой? – продолжала мадам Рыжкони, - Это так романтично! Кстати, Ля Птиц в своём новом романе…
- Позвольте вам заметить, что это не имеет никакого значения, - отрезал доктор, - Я хотел бы с вами поговорить о состоянии вашего мужа. Точнее о том, что ему необходимо немедленно бросить пить – уже несколько дней подряд он порет горячку! Белую.
Подскакал милит на гнедом жеребце и почти крикнул доктору:
- Его нашли!.. Во всяком случае труп в довольно плохом состоянии... В лесу у Водной Мельницы...
Мадам Амброзоу смотрела то на Гудела, то на Рыжкони, то на мужа, ничего не понимая.
- Вероятно, вас попросят сделать вскрытие... – сообщил милит.
Доктор вздохнул и перевёл взгляд на мадам Рыжкони.
- Вы не знаете, муж вам не говорил, но постарайтесь вспомнить: когда на него напали в лесу... он вам не сказал, стрелял ли он в ответ... хотя бы вслепую?..
- Я – могу сказать точно – ответила мадам Рыжкони, - не стрелял.
И тут доктору пришла другая мысль, он нервно провел рукой по лицу:
- Смерть произошла несколько дней назад... Но тогда как же Людовика сегодня утром?.. Если вы позволите, то я отвёл бы супругу домой – не хотелось бы, чтобы она смотрела на место преступления...
- Разумеется... Разумеется... – отмахнулась мадам Рыжкони, - Вы знаете, доктор, это странное дело!
- Странное и страшное! – подтвердил Гудел, - Чем больше я думаю о нём, тем страшнее оно мне кажется. Хотя ваша свояченица, (он посмотрел доктору глаза в глаза) напротив, очень быстро успокоилась. Сильная женщина!
Рыжкони видел, как застыл Амброзоу, ожидая продолжения. Не подумал ли он, что Гудел Бракодел, хоти на пенсии, в отставке, но всё-таки инквизитор, знает гораздо больше, чем говорит? Медик увёл свою жену, послушно следовавшую за ним.
Гудел и Рыжкони добрались до леса, по сторонам дороги стояли мощные вековые дубы... дальше был обыкновенный сосняк... Зеваки прибыли со всей округи, Жан-дэ-армы и милиты обошли лес вокруг, местные же медленно шли вперёд, и с ними старик-фермер с Водной Мельницы, в руке у него был топор с длинной рукоятью... Ему не осмелились ничего сказать... Один мальчишка, который бежал рядом со всеми, вдруг закричал, показывая на что-то лежащее под деревом. Там стояло несколько человек, в том числе комиссар инквизиции и несколько светских чинов.
- Сандалии? – спросила мадам Рыжкони у милита.
- Да! И серые шерстяные носки домашней вязки.
Рыжкони и Гудел удовлетворённо переглянулись.
- Сколько ему лет? – спросил Бракодел у склонившегося над трупом доктора.
- Лет пятьдесят, наверное. – ответил тот, - Точно не известно... Он лежал ничком... Теперь он выглядит просто ужасно! Он, наверное, пролежал тут не меньше недели... Мадам (к Рыжкони) подождите, пока я накрою его лицо платком...
- Я слышал, что его никто не узнал, - сказал отец инквизитор префект-прокуратору, - Он не из местных...
- Рана есть? – спросил префект-прокуратор у Амброзоу.
- Арбалетный болт в виске... – ответил врач, - Ещё, когда он упал, то в агонии хватал землю ртом... (Амброзоу выпрямился и сказал милитам, чтобы везли тело в прозекторскую на вскрытие).
- Кстати, мадам Рыжкони, - обратился к закрывшей платком лицо женщине префект-прокурор, - Если вы поспешите вернутся в гостиницу, то ваш муж вполне ещё может успеть познакомиться с струпом.
- Успеть познакомиться с трупом? – удивилась мадам Рыжкони, - С покойником? Нет, увольте, я не хочу, чтобы мой муж водил знакомства с мертвяками! (к сопровождающему Гуделу Бракоделу) Пойдёмте отсюда, Гудел! Нам пора!
Рыжкони быстро направил Гудела в гостиницу. Уже из номера они наблюдали, как вернулся хозяин гостиницы, крикнув с улицы и помахав полулежащему у окна Рыжкони:
- Вы в курсе?.. А мне, представляете, нужно ещё подавать клиентам обед!..
Затем гостиница наполнилась людьми. Площадь ожила. На первом этаже раздавался звон стаканов. Потом робкий стук в дверь, и с несмелой улыбкой в номер вошёл префект-прокуратор МежДунарош:
- Я могу войти? - он сел около кровати, и прежде чем заговорить, многозначительно огляделся, - Ваша супруга, вероятнее всего, вас уже оповестила. Кстати, где она?
- Печётся об ужине, - лаконично сказал Рыжкони.
- Тем не менее, я прибыл известить вас о том, что мы можем закрывать это дело о маниаке, отчёт прислать на ваше имя?
Рыжкони вздохнул:
- Все довольны! И доктор! И префект-прокуратор! И комиссар инквизиции! Все, в общем, в восторге, как хорошо подшутили над этим противным падлицейским с О‘Карху! Этот поллюцейский дал маху по всем ранее объявленным статьям! Он считал себя слишком уж умным! Он так тут себя вёл, что его уже были готовы принять всерьёз! Кое-кто даже испугался...
- Но, - замялся префект, удивляясь столь неприличному поведению дона Рыжкони, - Согласитесь, что человека-то нашли! И по внешности он подходит к тому описанию, которое вы дали незнакомцу с каботажного судна. Он получил болт в висок, почти в упор, насколько это можно судить по тому состоянию...
- Ну-ну! – зааплодировал Рыжкони, - Я правильно понял, что господин маркиз де Сёж МежДунарош разделяет мнение нашей инквизиции, что маниак покончил с собой примерно неделю назад, может быть, сразу после того, как стрелял в меня.
- Кстати, - влез в разговор Гудел, - Нашли около него оружие?
- В том-то и дело! Да только не около него. В кармане пальто нашли спецфутляр с набором охотничьих арбалетных болтов, в котором не хватало ровно одного...
- Мой болт, чёрт побери! – Рыжкони машинально дотронулся до перевязанной раны.
- Это как раз пытаются установить... Если он покончил с собой, дело упрощается... Чувствуя, что его загнали, и вот-вот возьмут, он...
- Сам в себя? Из охотничьего арбалета? Да ещё и в висок? Угол вхождения болта уже проверили?
- Есть очень убедительные версии, - скорее не ответил Сёж, - Какой-нибудь крестьянин ночью, может быть, после того, как тот на него напал, выстрелил... А потом испугался последствий, это, в общем, в духе крестьянской психологии...
- А нападение на свояченицу доктора? – опять вставил Гудел.
- Об этом они тоже говорили, - развёл руками префект-прокуратор, - Можно допустить, что кто-то неудачно пошутил, симулировал нападение...
- Другими словами, с этим хотят покончить? - сказал Рыжкони со вздохом, его забавляло замешательство МежДунароша.
- А портулан? - продолжал он. - Нужно объяснить, как этот портулан из кармана вашего незнакомца попал в коридор моей гостиницы «Океанские брызги»...
Тогда, собрав всё свое терпение и мужество, префект очень тихо, но при этом внятно сказал:
- Слушай, старичок! Прямо тебе скажу! О тебе здесь сложилось очень плохое мнение. Был бы у тебя хотя бы верный след!.. В таком случае, должен признать, я бы изменил своё мнение и...
- Нет у меня следа!.. – ответил Рыжкони, не дав Сёжу договорить и окончательно испортить отношения, - Сегодня я надеялся, что по крайней мере две версии сработают. Так вот, ничего не вышло! Всё лопнуло прямо у меня в руках!
За ужином Рыжкони и Гудел Бракодел взялись за методу Геркулеса Пуаро и вновь постарались в подробностях восстановить события последнего дня: более или менее расплывчатые лица, проходившие перед их затуманенным взором, раздражённое и высокомерное лицо префект-прокуратора, взволнованное лицо доктора, жалкое и беспокойное - его жены, лечившейся (от чего?) в Трюхляндской больнице, нервная и решительная Людовика... И Дальмина, которая, к великому отчаянию своего жениха, видит по ночам беспокойные сны - кстати, они что, уже спят вместе? И этот намёк насчёт префект-прокуратора - какая-нибудь история, которую замяли? И этот человек, который спрыгнул с корабля только для того, чтобы выстрелить в Рыжкони и умереть! А хозяин гостиницы, у которого уже было три жены.
- Кстати, а как наш гостиничный держатель избавился от жены?..
- Этот пройдоха сначала женился на фермерше, но она утонула (при очень загадочных обстоятельствах). Затем он стал мужем дочери винодела, они погибли при пожаре на чердаке охотничьего домика на западном побережье (впрочем, наш друг составил себе неплохое алиби). Потом он женился на вдове – владелице этой гостиницы. Последняя была старше него лет на двадцать и очень любила выпить. А так как она была ещё и ревнива как морской дьявол, то он и успокаивал жёнушку определёнными дозами креплёного вина. Непонятно? Он давал ей бокал другой с утра, и частенько сразу же после завтрака она укладывалась в постель. Менее чем за пять лет печень её превратилась в камень, и он устроил ей пышные похороны!
- Да, - покачал головой В-тапках-на-подушку, - У этого хватило бы духу убить и двадцать жён!
ПИСЬМА ДОНА РЫЖКОНИ
Этим утром доктор Амброзоу вошёл в комнату своего пациента с торжественной серьёзностью и некоторым пренебрежением. Слегка кивнул выходившему Гуделу, он молча поставил свой чемоданчик на ночной столик.
- Разумеется, - начал доктор, - я до конца исполню свой долг по отношению к раненому, каковым вы являетесь. Только прошу вас учесть, что отныне этим наши отношения и ограничатся. Кроме того, прошу вас зарубить у себя на носу, что, поскольку у вас нет официальных полномочий, я запрещаю вам беспокоить членов моей семьи и, вообще, я настоятельно рекомендую вам воспользоваться выпиской и отбыть отдыхать на виллу к вашему другу. Мадам Рыжкони, как я понимаю, снова вас бросила – впрочем, я её не осуждаю.
Конец осмотра прошёл в молчании, и так же молча доктор уложил инструменты в чемодан, вымыл руки. И только уходя, он вновь посмотрел Рыжкони прямо в лицо - осмотр раны причинил ему больше боли, чем вчера, и это был плохой знак. С другой стороны, что он хотел? Вчера же он вместо того, чтобы лежать и выздоравливать полдня маршировал по пригороду в женском платье!
Гудел взялся проводить доктора до Ратуши и по дороге задал ряд дежурных, несколько отвлечённых и пару необходимых вопросов:
- Как продвигается официальное расследование?
Доктор взглянул на Гудела с видом «Я так и знал!», и, дав понять, что он никак не одобряет поведение бывшего инквизитора, потакающего вечно пьяному и неугомонному горячнику Рыжкони, ответил:
- Спасибо.
- Каковы оказались результаты вскрытия?
- Вероятно, он умер, после того, как стрелял в преследующего его дона Даймонда, через несколько часов.
- Оружие так и не нашли?
- Нет. А, в общем, какое вам до этого дело! – доктор остановился и взял Гудела за пуговицу, - Послушайте, вчера вечером в ресторане я слушал, что люди говорят. Они все настроены против вас и ваших пьяных вечеринок.
Рыжкони же всё это время сидел за свежеубранным столом и писал. Сначала письмо отцу Аркадиусу в Белое Аббатство с просьбой через свои миссии найти потерявшийся багаж (в общем-то, небольшая дорожная сумка, которую может захватить с собой любой из ваших послушников). Затем он всё запечатал и принялся за короткий запрос одному своему старому товарищу, также знакомому по ивдесскому инквизиционному корпусу, теперь работавшему в Трюхляндии при дворе тамошнего маркиза (Прошу срочно сообщить мне по адресу все сведения относительно работы доктора Амброзоу при госпитале/ лазарете/ больнице и т.п. в Трюхляндии пять лет назад, сердечно благодарен, дон Рыжкони и Гудел Бракодел – собственными персонами). После этого письма, настала очередь адресата де Шабана (Дорогой, граф! Вынужден задержаться по причине странного и при этом неотложного дела, высылаю первую часть отчёта и ящик превосходного белого вина. Сердечный привет. Твой бессменный министр ВД - д Д.Р.)
Наконец, Рыжкони кончил и, вызвав дежурного стюарда, вручил ему три письма и полупатагон монетой (для скорости). Оставшись наедине, он решил воспользоваться методом одного из ведущих знатоков – мажора Томми и снова взял чистый лист и принялся писать:
- Первое преступление: невестка фермера с Водной Мельницы подверглась нападению на дороге, задушена, после чего ей удалили сердце.
Немного подумав, Рыжкони вздохнул и пометил на полях: Маргиналия: ((точное время, место, физические данные жертвы)) - Он ничего не знал! При обычном расследовании такие детали можно было выяснить, просто-напросто сходив на место, опросив двух-трёх человек. Тут же это целая проблема. - Второе преступление: дочка смотрителя порта подверглась нападению, задушена, сердце также стало трофеем убийцы. Маргиналия: ((Подозреваю, что преступник имеет медицинское образование!)). - Третье преступление (не доведено до конца): на Дальмину напали сзади, но она защищалась, и нападающий убежал. Маргиналия: ((Бредит и читает многосерийные новеллы. Заявление её жениха.)) - Четвёртое преступление: с каботажного судна на малом ходу (прямо в море) спрыгивает человек, я его преследую, он стреляет в меня из арбалета и ранит. Маргиналия: ((Как и три предшествовавших события, происходит в лесу недалеко от Водной Мельницы)). - Пятое преступление: этот человек убит выстрелом в голову в том же лесу. Маргиналия: ((Согласно опознанной мною обуви)) - Шестое преступление (?): на Людовику напали в лесу у Водной Мельницы, но она освободилась от нападавшего. Маргиналия: ((Показания разнятся с Дальминой. Если маниак мёртв, кто мог на неё напасть? Если нет, кто маниак?)).
Дон Даймонд В-тапках-на-подушку отложил этот лист в сторону и, пожав плечами, взял другой, небрежно написал:
Кто маниак? (полный перечень фигурантов):
Сёж МежДунарош?
Амброзоу?
Людовика?
Мадам Амброзоу?
Дальмина?
В-тапках-на-подушку?
Хозяин гостиницы?
Гудел Бракодел?
Неизвестный с корабля?
Маргиналия: ((Почему здесь должен быть сумасшедший?)) - Рыжкони резко сдвинул брови, вспоминая свои первые впечатления. – Маргиналия: ((Кто первый сказал мне о сумасшедшем? Кто намекал, что оба преступления мог совершить только маниак? = Доктор Амброзоу!)) Рыжкони ещё минуту посмотрел на список и опять добавил. – Маргиналия: ((Кто, поддержав эту идею, направлял официальное расследование в это русло? = Префект-прокуратор маркиз МежДунарош!)). Рыжкони показалось, что он настолько близок к разгадке, что от предчувствия успеха у него даже заболела голова. Он встал, налил себе вина и сообщил (сам себе):
- А если не искать сумасшедшего? Если попытаться просто найти логическое объяснение цепочке известных следствию фактов! Например, вырезанное сердце? - нужно, лишь для отвода глаз! Мол, действует маниак? Хотя нормальным человеком такого ублюдка тоже не назовёшь. А теперь, как учил нас на своих семинарах отец Гульельмо Баскхервильски (Рыжкони выпил ещё один стакан и взял третий лист, на нём он отразил поставленные перед следствием вопросы):
I. Дальмина в самом деле подверглась нападению или же это плод её воображения// кокетство?
II. Нападал ли кто-нибудь на Людовику, или это инсценировка для отвода глаз?
III. Если это реальное нападение, то тот ли это был человек, который уже убил двух женщин// по официальной версии = маниак?
IV. Убийца ли человек в серых вязаных носках и не перепутал ли истинный убийца меня с этим несчастливцем?
V. Кто убил убийцу?
Вернулся Гудел, бросил быстрый взгляд в сторону постели, затем прошёл к столу, наконец, сел, взял записи, пробежал глазами строчки на листах:
- У тебя есть какая-то версия?
- Никакой! – ответил Даймонд.
Гудел честно выслушал всё, налил себе вина и выпил, потом налил бокал дону В-тапках-на-подушку. Подал ему вино и сказал:
- Короче говоря, прежде всего, нужно составить план действий. И, думаю, лучше всего исходить из того, что больше мы ничего нового не получим! То есть: нам надо делать ставку на то, что у нас есть, и проверить все гипотезы, пока какая-нибудь не окажется верной...
- Ты ходил в покойницкую, чтобы ещё раз осмотреть труп?
- Я ещё раз посмотрел на его носки. Они из прекрасной шерсти крупной вязки.
- Так. – сказал Рыжкони, - Значит, это человек семейный или, по крайней мере, у него есть женщина, которая о нём заботятся. Или же это бродяга! Потому что бродягам в отделениях Зелёного и Синего братства выдают носки, связанные девушками из богатых семей. Благотворительность!
- Нет, он был в сером и чёрном, к тому же бродяги не путешествуют в каютах второго класса даже на каботажных судах!
- И мелкие буржуа, как правило, тоже. Ещё реже так ездят мелкие служащие. По крайней мере у нас. Если судить по верхней полке и непритязательности, можно предположить, что этот человек привык к дальним поездкам.
- Больше ничего?
- Ничего, старая фигурка какого то святого из кости с монограммой Самуиль Тыгдым-Шухер-Майер-Пьедебёф-MCCIV.
- Я надеюсь, люди уже отправились в Брассон для сверки данных и установления личности убиенного? – у Рыжкони даже загорелись глаза.
Прошло несколько томительных дней. Гудел Бракодел ежедневно ходил в Ратушу, но ничего не было. Следствие встало – три листа ведения следствия постепенно засаливались и мялись. Наконец, в конце недели в комнату к Рыжкони вошёл Бракодел с листом казённого вида. Впрочем, вид докладчика был какой-то растерянный:
- Извини... первый раз сталкиваюсь... Только что получен ответ из Брассона... это по твоему трупу. Ну, так вот!.. Наш мертвец умер несколько лет назад!
- Что, что?
- А то, что официально наш мертвец умер несколько лет назад. Это некий Тыгдым-Шухер-Майер, известный под именем Самуиль, приговоренный к смерти в Трюхляндии.
- И приговор был приведён в исполнение?
- Нет! За несколько дней до этого он умер в больнице!
Рыжкони повеселел, но принял подобающее случаю серьезное выражение:
- Что совершил этот Самуиль?
- В ответе из Брассона об этом не говорится. Валет доставил только справку. Сегодня вечером придёт официальная копия, снятая из архивного дела. Не забывайте, что сам отец Бертильон признаёт, что, если не ошибаюсь, один раз из ста тысяч даже отпечатки ног двух совершенно незнакомых людей могут совпадать. Почему не допустить, что мы имеем дело с таким совпадением...
- Префект-прокуратор недоволен этим?
- Конечно, это создает ему сложности.
- Ничего! А кому сейчас легко? Итак, Самуиль! Самуиль - еврей! У них обычно чувствительные ноги, поэтому, боясь простудиться, он надел носки. Кроме того, семья для них превыше всего: вязаные носки. А также экономия на всём... Старая одежда, скромный скарб, вместо первого класса – второй. Прекрасно! - и Рыжкони двусмысленно рассмеялся.
ЖИДОВИН ДОНА РЫЖКОНИ
Обе эти новости были получены почти одновременно, вечером, за несколько минут до прихода доктора. Пришла посылка с письмом от трюхляндского коллеги: «Имя доктора Амброзоу в наших палестинах никому неизвестно. Дружеский привет! Жду вас в гости с Гуделом. Много дел, хотя с радостью всех повидал бы! Обнимаю, Мартэн».
- У милиции тоже есть новости! – пробормотал, заметно смурнея, Гудел Бракодел.
- Новости о Самуиле?
- Определенно не известно, откуда он родом. Есть, однако, веские основания полагать, что он родился в городах торговой конфедерации на Востоке – там довольно обширные иудейские общины. По описанию - он был человек молчаливый и не очень-то доверял посторонним. В Трюхляндии у него была контора. Угадай, какая?
- Почтарь! - Рыжкони был в восторге, это как нельзя лучше подходило к его представлению о покойном, - Подделка справок и документов, уклонение от армии и незаконная иммиграция, соображаешь? Это же золотое дно!
- Получается, что расследование, начавшееся с маленького, местного масштаба, сельского преступления, привело нас на след международной межконфессиональной банды! – восхитился Гудел, - Самуиль - это совсем другой тип рода человеческого. Такие встречались мне в виде бармена на Севере, разбойника в Тоссе, владельца игорных домов в Громодзяндии, метр-дэ-отеля в пригородах Столицы или директора новомодных «голых» театров, или «блошиного» торговца в Гуине...
- Увы! Мой друг, - прервал перечисление похожих дел из практики Гудела дон Даймонд (он то, с переводом в войска, вообще не имел никакой практики), - Империя триста лет впитывает в себя целые караваны беженцев из Западных областей и прифронтовых районов...
- Есть те, кто выезжает официально, со всеми оформленными документами... – оправдал беженцев Гудел Бракодел, - Есть и другие, которые не могут дождаться своей очереди либо не могут получить визу...
- И тогда появляются Самуилы! Знающие все городки, где размещают беженцев, все маршруты, все пограничные станницы, все марки и печати консульств и подписи чиновников, - процедил сквозь зубы Рыжкони, - Самуилы, которые говорят на разных языках и наречиях, которые скрываются за вывесками процветающих конторок, типа почты!
- Одно меня смущает, - проговорил Гудел, - Какого рожна, этот наш Сэм так необычно вторгся в дело о маниаке – такие люди держаться на максимальном расстоянии от любой «сухой» и «мокрой» уголовщины. Он усложнил нам дело.
- Посмотри в отчёте, в чём заключалось его преступление?
- Два преступления! Двух евреев, неизвестных в Трюхляндии, родом из Свосипатров, нашли мёртвыми в гостиничном номере. Провели расследование – фальшивая документация. Дознание - они долгое время работали вместе с Самуилом. Взяли его быстро, но Самуиль заболел. До казни дело так и не дошло, потому как через несколько дней после вынесения приговора он скончался в госпитале...
Скрипнула дверь, и в номер вошёл доктор. Он был удивлён, видя, что двое мужчин сидят в темноте, и резким движением чиркнул огниво и зажёг свечу. Затем быстро поздоровался, поставил на стол свою сумку, снял свой плащ и проверил в умывальнике воду.
- Ну, как вы? – спросил врач, намыливая руки.
- Более-менее! - быстро ответил Рыжкони.
Пока лицо Амброзоу было вблизи от лица дона Даймонда Рыжкони, тот вдруг неожиданно заметил:
- А в вашем лице совсем мало, семитских черт!
Ответа не последовало, но дыхание доктора, стало немного свистящим. Впрочем, несомненно, этот человек умел владеть собой. Уже, по крайней мере, четверть часа Рыжкони наблюдал за ним, но тот был абсолютно спокоен.
- Я к тому, что мы с вами возможно родственники…
Но доктор уже собирался.
- Отныне я уже не буду вас навещать, до выписки вас доведёт мой ассистент. Вы ему можете полностью доверять.
- Так же, как вам? - дон Рыжкони почти подсознательно вспомнил о методе отца Брауна, который не мог отказать себе в том, чтобы с видом простого исповедника не обронить какую-нибудь подобную короткую фразу, в которой и заключалась вся суть!
- До свидания! – ответил доктор и закрыл за собой дверь.
- Итак, - продолжил разговор Гудел Бракодел, - наш Самуиль смог умереть дважды – значит, мог быть и маниаком со спицей!
- Бездоказательно, дорогой друг, - парировал дон Рыжкони, - Бездоказательно. Вы же сами пару часов назад говорили мне, что люди такого сорта предпочитают большие города и держаться на значительном расстоянии от любого уголовного криминала.
- Однако его никто никогда не видел здесь! – резонно отметил Гудел.
- В этом случае нужно было бы предположить, что он искал убежище у кого-то. У доктора? У Гудела? У Сёж МежДунароша? В отеле «Океанские брызги»? Далее, преступления, совершённые в Трюхляндии, были обдуманными, целью устранения сообщников, конкурентов или даже свидетелей.
- Разве, что за последний период своей жизни наш Самуиль сошёл с ума? Или вся эта история с иглой - лишь зловещая маскировка?
- Хотел бы я знать, был ли Сёж МежДунарош в Трюхляндии! - пробормотал вполголоса Рыжкони.
Наутро Гудел, уже совсем подобравшийся и практически не напоминавший пенсионера или отставного, гулял возле коттеджа Амброзоу, потом сидел в наливайке с местными завсегдатаями, присутствовал в госпитальной столовой. Затем нанёс визит комиссару инквизиции и в присутствие префект-прокуратора. К обеду Гудел Бракодел прибыл в номер Даймонда Рыжкони и доложил:
- Все сейчас сбиты с толку. Одни говорят, что Самуиль ничего не имеет общего с преступлениями маниака, речь, мол, идёт просто о человеке, который решил покончить с собой в этом лесу, и со дня на день опять кого-нибудь убьют.
- Ты был у коттеджа Амброзоу?
- Да. – отмахнулся Гудел, - Ничего нового. Зато узнал об одной мелочи, может, совсем и неважной. Два или три раза в год к доктору приезжает одна немолодая женщина, довольно вульгарная с виду, её считают медицинской тёщей. Однако никто не знает, где она живёт, да и жива ли она сейчас. Последний раз её видели полгода назад.
- Слушай, спустись вниз и спроси девичью фамилию мадам Амброзоу...
Спустя минут пять улыбающийся Гудел вернулся в номер.
- Мадемуазель Ниггелейл!
- Какая прекрасная фамилия! – воскликнул Рыжкони.
- Я бы ещё проверил, какой медицинский факультет выдал диплом некоему Амброзоу...
…опять Рыжкони остался один, он без труда представил себе виллу доктора и мрачный дом префект-прокуратора. Самое любопытное было бы, наверное, побывать на вилле, но карта мадам Рыжкони была уже разыграна. Интересно, знала ли мадам Амброзоу о любви мужа и её сестры? Мадам Амброзоу некрасива, и ещё, она была не похожа на влюбленную женщину, скорее, это была покорная мать семейства. А Людовика - энергичная, полная жизни! Интересно, они прятались от жены, целуясь украдкой за закрытыми дверьми? Или все точки над i были поставлены раз и навсегда? Далее. Откуда это семейство Ниггелейл? Значится так: две девочки из простой семьи... Ненавидели ли они друг дружку? Может быть, ревновали друг друга? А их мать? Сам не зная почему, Рыжкони представлял её толстухой, счастливой, что удалось пристроить своих дочерей. Наверняка она регулярно получает некоторую сумму на проживание!
Неожиданно Рыжкони позвонил вниз и попросил хозяина гостиницы подняться к нему. Тот прибыл с привычным мясным ассорти и кувшином вина (большая аудитория столового зала с нетерпением ждала развязки уголовного дела под руководством Министра внутренних дел – по крайне мере уже неделю хозяин гостиницы обещал всем своим посетителям именно это).
- Вы не знаете, часто ли господин Сёж МежДунарош обедает у Амброзоу?
- Каждую среду. Я это знаю, потому что префект-прокуратор проставляет на их стол моё вино, - гордо заявил хозяин гостиницы и щедрой рукой разлил принесённое вино по бокалам.
- Спасибо! – ответил Гудел и приглашающим жестом открыл дверь из номера.
- И это всё? - удивлённый, владелец гостиницы вышел. А Рыжкони посадил за воображаемый стол с белой скатертью ещё одного человека: префект-прокуратора, место которого, должно быть, было справа от мадам Амброзоу.
- А ведь это в среду, вернее, в ночь со среды на четверг, всё и произошло. Значит, у Амброзоу они обедали вместе, - Рыжкони вдруг показалось, что он стремительно приближается к разгадке, - Итак... Они сидят за столом... На что такое намекала Дальмина насчёт префект-прокуратора?.. Наверняка насчёт пылких чувств, несовместимых с его возрастом и положением. В маленьком городке достаточно погладить девочку по щеке, чтобы прослыть развратником. Может быть, Людовика? И они за столом! В каюте Самуиль и я... А Самуиль уже боится... Ведь это факт, что он чего-то боится!
- Потом он прыгает в воду, не дожидаясь пересадки, - Гудел подхватил мысль и быстро достраивал версию, - Он спрыгнул, считая, что за ним следят, или зная, что его ждут? Вот самый главный вопрос!
Ответ из Брассона на имя мадам Рыжкони прибыл спустя пять дней. В комнату вошёл торжествующий Гудел Бракодел:
- Я знал! У него нет диплома! Он не врач! Ни в одном списке выпускников его не нашли... Значит мы имеем дело с поддельными документами и, соответственно, Самуила здесь ждали. Он либо ехал шантажировать, либо снимать ренту, либо требовать долг!
СТАРЫЙ БИБЛИОФИЛ ДОНА РЫЖКОНИ
Весь следующий день дон Рыжкони ожидал давно обещанного ассистента доктора Амброзоу, наконец, в дверь легонько постучали.
- Добрый вечер, дон Даймонд! – префект-прокуратор был не слишком смущён, он скорее, походил на человека, пришедшего выполнить какую-то возложенную на него ответственную, но не слишком почётную задачу.
- Добрый вечер, господин префект-прокуратор, – в очередной раз разочаровался в людях В-тапках-на-подушку, - Садитесь, прошу вас...
Впервые Рыжкони увидел улыбку на надутом лице маркиза - наверняка приготовленную заранее, специально для таких случаев!
- Я чуть было не стал мучиться угрызениями совести из-за вас... – начал несколько укоряюще де Сёж МежДунарош, - Вас это удивляет? Да-да, я ругал себя за то, что был с вами излишне суров. Правда, и ваше поведение было иногда вызывающим... Короче говоря, я решил ввести вас в курс дела - Вы здешний министр, вам и принимать решение…
Дон Рыжкони, изучал префект-прокуратора, по методу отца г’Лейбы Ж’глоу, который учил ивдесских курсантов кропотливо и постепенно создавать физический и психологический портрет фигуранта.
«Цвет лица очень бледный, пожалуй, даже слишком, седые волосы и усы это ещё больше подчеркивают... Да, к сожалению, Сёж МежДунарош не страдал болезнью печени. Не был он ни гипертоником, ни подагриком... Чем же он болен? Ведь это невозможно дожить до шестидесяти лет и оставаться абсолютно здоровым, ни от чего не страдать! Мужчина невысокого роста, сухой, нервный, умный, вспыльчивый! У него должен быть порок! Это можно было почувствовать! Под всем его префект-прокураторским высокомерием скрывалось что-то смутное и скользкое...
А тот продолжал говорить:
- Через два, самое большее - три дня следствие будет закончено, ведь факты говорят сами за себя! А то, как Самуиль избежал смерти и закопал ли он вместо себя в могилу другого, - это дело уголовной полиции Трюхляндии, если ей по вкусу вытаскивать вновь на свет Божий эту старую историю. Во всяком случае, Самуиль, который уже там, наверное, был не в своём уме, приезжает в наши края (Де Га, Де Шабан, наконец, Ыыльзленд), прячется то тут, то там и вскоре, во время приступа сумасшествия, - это часто так бывает, доктор Амброзоу вам подтвердит, - совершает свои преступления! Там на корабле, он думает, что вы идёте по его следу - Он стреляет в вас и, всё больше и больше пугаясь, кончает, в конце концов, с собой. Заметьте, я не придаю особого значения тому, что рядом с трупом не было арбалета, юристам известны сотни подобных примеров. Там мог проходить какой-нибудь бродяга или мальчишка, и об этом станет известно лет через десять или двадцать, да и то, по случаю... Важно то, что выстрел был сделан с довольно близкого расстояния, и вскрытие это доказывает. Вот вкратце и всё...
Рыжкони же всё смотрел на визитёра и повторял про себя: «В чём же твой порок? Не вино! Не азартные игры! И, странное дело, Рыжкони хотелось сказать: и не женщины! Скупость! Это подходит больше! Вполне можно представить себе господина маркиза с огарком свечи, открывающего за семью замками сундуки и выкладывающего на стол мешочки с золотом...
- Господин Сёж МежДунарош, вы бывали в Трюхляндии? – заключил доклад маркиза Рыжкони.
- Я? – оторопел Сёж. (воин-монах, визионер и крестоносец Макс Отто фон Штиблиц учил, если так отвечают, в девяти случаях из десяти хотят выиграть время) Префект-прокуратор не скрывал удивления, - А почему вы меня об этом спрашиваете? Разве я похож на человека оттуда? Нет, я никогда не был ни в Трюхляндии, ни даже в Наби. Самое дальнее мое путешествие - фьорды Эройки-Сьюдад-Пуэрто. Это было лет пятнадцать назад.
- Да... – махнул рукой дон Даймонд, - Я даже сам не знаю, почему вас спросил об этом. Вы не представляете, как я ослаб от потери крови...
Это ещё одна старая уловка из ивдесской школы криминалистики: одноглазый куратор капитан Кулёмбо часто учил своих подопечных перескакивать с одной темы на другую, собеседник, который боится ловушки, пытается всё время угадать подвох там, где его нет, устаёт и, в конце концов, теряет нить и запутывается...
- Я как раз говорил об этом с доктором. Кстати, кто готовит в их доме? Если кто-нибудь из сестёр, то явно не Людовика! Её легче представить в шикарном экипаже, чем следящей на кухне за рагу... Будьте любезны, подайте мне бокал воды...
И Рыжкони, театрально приподнявшись на локте, стал пить, но так неловко, что выронил бокал на ногу господина маркиза...
- Ах, простите!.. – воскликнул В-тапках-на-подушку, - Как глупо!.. Сейчас жена вам всё вытрет... Хорошо ещё, что не будет пятна!
Префект-прокуратор был в ярости. Вода намочила его штаны и, наверное, текла у него по ноге внутрь обуви.
- О, нет-нет, - воскликнул префект-прокуратор, сдерживаясь, - Не стоит беспокоить мадам! – Просто передайте ей мои искренние соболезнования...
В этих словах была ирония. Впрочем, теперь, он уже плохо играл свою роль, лишь весьма относительно изображая сердечность:
- Кстати, я хотел осведомиться, дон Даймонд, каковы ваши планы?
- Конечно же, арестовать убийцу!
Господин Сёж МежДунарош побледнел от ярости и возмущения. Как?! Он снизошёл до этого визита сюда, столько всего здесь говорил, чуть ли не заискивал перед этим индюком Рыжкони! И после того, как ему на ногу вылили воду - префект-прокуратор был уверен, что Рыжкони сделал это нарочно! - Однако господин Сёж МежДунарош всё же нашёл в себе силы и снова выдавил из себя улыбку:
- А вы упрямец, В-тапках-на-подушку!
- Вы знаете, когда весь день лежишь и делать нечего...
- Мне пора идти...
Когда дверь закрылась, Рыжкони какое-то мгновение лежал неподвижно, уставившись взглядом в потолок. Наконец вернулся друг Гудел.
- Дальмина ещё в гостинице? – спросил Рыжкони, - Сходи, пожалуйста, за ней.
Ожидая, пока Дальмина придёт, Рыжкони всё время дедуктировал: Сёж МежДунарош боится! Он боялся с самого начала. Боялся, что убийцу найдут и что будут копаться в его личной жизни! Амброзоу тоже боится. Мадам Амброзоу боится... Впрочем, префект-прокуратор не был евреем. Амброзоу - возможно, но не точно.
Дверь открылась. Вошла Дальмина:
- Монсёр вызывали меня?
- Да, деточка, входи... – с пониманием в голосе отозвался дон Даймонд, - Садись сюда... (Гудел закрыл дверь и пристроился возле кровати).
- Нам не разрешается сидеть в номерах! – такой тон не предвещал ничего хорошего – видать, её уже отругали и поставили на место.
- Я только хотел спросить, работала ли ты в доме у префект-прокуратора?
- Я работала там два года!
- Так я и думал! – всплеснул руками Гудел, - Кухаркой или горничной?
- Ему не нужна горничная, ведь он мужчина!
- Ах, ну да, конечно! В таком случае, ты убиралась, натирала полы, протирала пыль...
- Да, я всё делала по дому, а как же!
- Вот-вот! – поддержал её дон Рыжкони, - И таким, образом открыла маленький секрет этого большого префект-прокураторского дома! Как давно это было?
- Я уволилась около года назад!
- Другими словами, ты была такой же хорошенькой, как и сейчас, - елейным голосом заговорил Гудел, - Да, да, не спорьте со мной, милое созданье!
Он умел говорить такие вещи с убежденным видом.
- А префект-прокуратор не приходил смотреть на то, как вы работаете? – продолжил В-тапках-на-подушку.
- Этого ещё не хватало! Он бы у меня вмиг улетел в свой кабинет со своими книжонками!
- У префект-прокуратора часто бывали женщины? – перехватил инициативу Гудел Бракодел.
- Не знаю! – замялась Дальмина.
- Ну-же, дитя моё, отвечайте же, пожалуйста! Вы ведь не только красивая, но ещё и очень добрая девушка! – подбодрил её Гудел, - Вспомните, ведь это я один вас защищал, когда он говорил про вас, что вы лгунья...
- Если я вам скажу, то мой Альбер - мой жених - не сможет сделать карьеру, ведь он работает на конюшне в городской Ратуше... К тому же меня точно засадят в дом для умалишённых!.. И всё это только потому, что мне каждую ночь снятся кошмары... (она окончательно смутилась).
- Вы говорили о скандале... – начал всё сначала Рыжкони, - Но при этом, вы сказали, что у господина маркиза женщин не бывало! Но он часто ездит в...
- В Гамсолинок, но это меня не касается!
- Тогда, в чём же скандал? – недоумённо спросил Гудел Бракодел.
- Вам о нём любой может рассказать... Ведь об этом все знают... Это было два года назад... На почтамт пришла посылка, маленькая заказная из Столицы... Когда почтальон хотел её забрать, оказалось, адрес на стенке стёрся. Не известно было, для кого посылка пришла... Подождали с месяц, надеялись, что придёт предъявитель... И знаете, что там нашли?.. Картинки миниатюры, сплошь голые женщины с мужчинами и чертями соитствуют... Начальник почты даже обратился в инквизицию... Так вот, в один прекрасный день пришла точно такая же бандероль, в такой же обёртке, как и та, на имя префект-прокуратора!
Рыжкони не был удивлен. Разве не пришёл он сам к выводу о каком-то пороке префект-прокуратора человека-одиночки? Только это были не деньги - старикан уединялся в своём кабинетике для того, чтобы любоваться картинками и книжками интересного содержания.
- Послушайте, Дальмина! – продолжал Гудел, - Обещаю, ваше имя не будет упоминаться? Но сознайтесь, что, узнав об этом, стали рыться в его шкафах...
- Кто вам это сказал! – встрепенулась девушка, - Они все с решётками и всегда заперты. Только однажды я наткнулась на оставленный ключ...
- И что вы увидели?
- Сами знаете, что! После этого мне даже кошмары снились по ночам, и я больше месяца не подпускала к себе Альбера...
- А доктор Амброзоу часто приходил к господину Сёж МежДунарош?
- Почти ни разу!
- И из его семьи никто не был? – вставил свой вопрос Рыжкони.
- Кроме мадмуазель Людовики - она работала у него рубрикатором.
- У префект-прокуратора? И что, - продолжил Гудел Бракодел, - Она занималась юридическими делами?
- Не знаю, чем она занималась, но это была особая работа, которую она делала в маленьком кабинете... Его от библиотеки отделяла штора...
- Это долго продолжалось?
- Чуть более полугода... Потом мадмуазель уехала к своей матери, в Крак де Шабан через Гамсолинок, но точно не знаю...
- В общем, Сёж МежДунарош никогда за вами не ухаживал?
- Попробовал бы!
- Спасибо тебе, дорогая, - Гудел извлёк патагонную монету и выпроводил красную от пережитого девушку за дверь.
- Да... – разочарованно проговорил Рыжкони, - Только ли в этом секрет господина Сёжа? Если да, то это достойно жалости! Бедняга, холостяк, один на этом маленьком островке, где он не может даже улыбнуться женщине, не вызвав скандала... Он утешался тем, что стал книголюбом и коллекционировал эротоманскую литературу... Вот чего он боялся!
- Однако это его увлечение никак не было связано ни с убийством двух женщин ни, тем более, с Самуилом, - охладил его Бракодел, - Если только Самуиль не поставлял ему эти книжки-картинки. Да? Нет?..
Рыжкони не был в этом уверен:
- Тебе не кажется, что эта девушка преувеличивает?
- И ещё, держу пари, на неё никто не, нападал – ответил Гудел и разлил вино по бокалам.
- Я, признаться, тоже так думаю! – принял свой бокал Рыжкони, - И на свояченицу доктора тоже никто не нападал... Она, в отличие от этой, крепостью не отличается... Её можно опрокинуть одной рукой... А ей удалось вырваться из рук мужчины.
ПЛЯСУНЬЯ ДОНА РЫЖКОНИ
«По делу о наследстве срочно разыскивается госпожа Ниггелейл, проживавшая ранее в стольном городе маркизата Трюхляндии. Обращаться к нотариусу Гуделу бер-Рыжкони, гостиница «Океанские брызги» - Гудел не улыбался. Он мрачно смотрел на Рыжкони:
- Ты хочешь, чтобы я изображал нотариуса!
- Не тревожься, - отмахнулся В-тапках-на-подушку, - Ты просто будешь стоять на пересадке, пока не увидишь мадам Ниггелейл. Я её не знаю! Могу сказать, что ей должно быть от сорока до шестидесяти лет.
- Но раз в объявлении говорится, что надо прийти сюда, не понимаю, почему...
- Тут всё очень непросто! Лично я убежден, что в порту будет кто-то третий, чтобы помешать ей прийти сюда. Даму всё равно какими способами необходимо привести ко мне.
- Ну, что ж? Раз надо, значит надо! – пожал плечами Бракодел.
Через какое-то время в комнату вошёл ассистент, заменявший доктора Амброзоу. Осматривая рану Рыжкони, он постоянно спрашивал:
- Я вам не делаю больно?.. Простите... Вы не могли бы держаться прямее?..
Рыжкони улыбнулся:
- У доктора Амброзоу много работы?
- Да, он очень занят! Он всегда очень занят.
- Энергичный человек.
- Я бы сказал, это замечательный человек! Простите... Представляете, он начинает работать в семь утра с бесплатных консультаций... Потом клиника... Затем больница... Заметьте, он не полагается на своих ассистентов, как многие другие, а всё хочет посмотреть сам...
- Вам никогда не приходила мысль о том, что он, может быть, вовсе не врач?
- Да, что вы такое говорите! - молодой человек чуть не задохнулся от возмущения, но решил лишь вежливо улыбнуться, - Если бы доктор Амброзоу жил в Столице, он бы сделал там блестящую карьеру!
- Те, кто с ним работает, его очень любят?
- Все им восхищаются.
- Я спросил, любят?
- Мм... вероятно, - в тоне ассистента прозвучала сдержанная нотка.
- Вы часто бываете у него?
- Никогда. Я вижу его каждый день в больнице.
- Он ведь часто ездит в Гамсолинок, правда?
- Его вызывают туда иногда! Если бы он хотел, он бы делал операции в Де Га, Крак де Шабан, в Трюхляндии, везде, даже в Забугряндии...
- Несмотря на свою молодость?!
- Для хирурга это плюс! Как правило, пожилых хирургов не любят.
Информация к размышлению: Новые черты к портрету доктора Амброзоу: Коллеги считают его мэтром. Он работает не жалея себя! Тщеславен? Возможно! (В окне номера показался экипаж: Гудел Бракодел, какая-то солидная женщина и девушка, которая бросила рассерженный взгляд на окно, за которым скрывался мнимый больной Даймонд Рыжкони - это была Людовика, одетая в кокетливое салатовое платье).
…слышно тяжёлое дыхание толстой дамы, которая вошла первой, вытирая пот платком:
- Здесь этот адвокат, который не адвокат? - хрипловатый голос. Она вошла (Да, не только голос, ей, наверное, было не больше сорока пяти лет). Во всяком случае, она ещё пыталась выглядеть красивой, была накрашена, как актриска в придворном театре средней руки. Бляндинка с пышным дряблым телом.
- Мадам Ниггелейл? - очень вежливо спросил Даймонд Рыжкони. - Прошу вас, садитесь... Вы тоже, мадмуазель... (Гудел оставался у двери - можно было догадаться, как непросто ему было выполнить давешнее поручение) Успокойтесь, мадмуазель, и заранее простите меня за то, что я хотел увидеть вашу мать...
- Кто вам сказал, что это моя мать? – взъелась Людовика. (Мадам Ниггелейл ничего не понимала. Она смотрела по очереди то на Рыжкони, абсолютно спокойного, то на злобную Людовику).
- По крайней мере, я так предполагаю, раз вы встречали её в порту, и...
- Мадмуазель хотела помешать своей матери прийти сюда! – честно сдал неприветливую девушку Гудел.
- И что ты тогда сделал?
На это ответила Людовика:
- Он угрожал нам... Говорил об ордере на арест! Пусть он покажет ордер на арест или я пожалуюсь самому префект-прокуратору.
- Представляю, какой они устроили скандал! – заговорил дон Рыжкони, обращаясь к Гуделу
- Я ничего не могу понять! В конце концов, вы нотариус или комиссар инквизиции? – вопросила хорошо поставленным голосом пожилая дама.
- Я – Рыжкони сделал эффектную паузу, - Всего лишь, МИНИСТР ВНУТРЕННИХ ДЕЛ!
Тогда она сделала жест, который словно говорил: «Ну, тогда…» (Было видно, что эта женщина уже сталкивалась с соответствующими органами).
- Мадам, не беспокойтесь... – успокоил старую даму дон Даймонд Рыжкони, - Сейчас я всё объясню... Мне просто нужно задать вам несколько вопросов...
- Так, что, никакого наследства нет? – расстроилась дама.
- Честно говоря, пока не знаю, - признался В-тапках-на-подушку.
- Это отвратительно! - выкрикнула Людовика, с расчётом, что её кто-нибудь услышит, - Мама, не отвечай ему ни на какие вопросы!
Она не могла сидеть спокойно. Рвала ногтями носовой платок. И время от времени бросала на отставного инквизитора Гудела ненавидящий взгляд.
- Думаю, что по профессии вы из театра? - Рыжкони понял, что эти слова затронут чувствительные струны его увядающей собеседницы.
- Да, но это было так давно, - она мечтательно завела глаза, - Особой любовью у моей публики пользовался танец с тамбуринами...
- В самом деле, я, кажется, помню ваше имя, - Рыжкони знал, как много псевдонимов и прозвищ меняли актёрки, и поэтому не рисковал, - Ниггелейл, Ниггелейл... Сильва? Жози Мотылёк… Нет-нет, Эдитта Воробушек, не так ли?..
- Сюзанна!.. – игриво отмахнулась она и повела рукой с платочком немного в сторону, - К несчастью, у меня сложился бурный роман с одним виконтом, ну, вы-то меня понимаете? Вот, и врачи посоветовали мне тёплый климат.
- Вы осели в Трюхляндии?
- Да! У меня родилась старшая дочь... (Рыжкони всё это время косился на младшую дочь мадам - Людовика была готова или закатить истерику, или броситься и растерзать ненавистного дона Рыжкони).
- В Трюхляндии вы родили и вторую дочь, Людовику...
- Да... И это был конец моей театральной карьеры... – пожилая дама вздохнула, - Роды прошли тяжелее, чем предполагалось…
- А потом?
Всё, как и ожидал Рыжкони. Теперь он мог представить дальнейшую жизнь в Трюхляндии матери и двух дочерей: у Сюзанны Ниггелейл, ещё не потерявшей своей привлекательности, были солидные друзья. Девочки росли. Старшей было уже пятнадцать лет.
- Она заболела? – уточнил дон Даймонд.
- Да, у неё всегда было слабое здоровье... Может, оттого, что слишком много ездила ещё ребёнком. Я ведь не хотела отдавать её кормилице.
Славная в общем-то женщина! Наверное, она даже не понимала, почему злится её дочь. Разве Рыжкони не разговаривал с ней вежливо, предупредительно? И говорил он простым, понятным языком! Она была плясуньей, ездила на гастроли. У неё были любовники, затем дети. Разве всё это не в порядке вещей? И вот заболела старшая дочь. Всё время жаловалась, что она у неё болит голова. Потом, в один прекрасный день её пришлось срочно положить в больницу... (Стоп! До сих пор всё шло как по маслу. Однако теперь мадам Сюзанна Ниггелейл дошла до какого-то предела. Она не знала, что говорить, и искала глазами Людовику).
- Мама, у них нет права тебя допрашивать! Не говори больше ничего...
ЗАПИСКИ ДОНА РЫЖКОНИ
- Послушайте, мадам, - влез наконец в беседу Гудел Бракодел, - Вы можете говорить или молчать – это Ваше право! Но это не значит, что вас не заставят говорить в другом месте. Например, в трибунале инквизиции.
- Но я ведь ничего не сделала! – всплеснула руками мадам Сюзанна.
- Вот именно! – поддержал её аргумент В-тапках-на-подушку, - Поэтому-то, мне и кажется, что лучше всего НЕ МОЛЧАТЬ. А что касается вас, мадмуазель Людовика...
Та не слушала. Она быстро написала записку, оттолкнула Гудела, вышла в коридор и вызвала полового. Было слышно, что она нервно (украдкой поглядывая на Гудела, словно боясь, что тот не даст ей договориться) просила прислужника дойти до больницы и разыскать там доктора. Потом она вернулась в номер, вся дрожа, уселась на стуле и дрожащим голосом сообщила:
- Он сейчас приедет.
- Мадмуазель Людовика, - расплылся в улыбке дон Рыжкони, - Я не мешал вам. Наоборот! Я больше не буду допрашивать вашу мать, но если хотите совет? Вот вам полупатагон и пошлите ещё одно холуя к господину маркизу МежДунарошу – уверен, он у себя.
Людовика хотела понять, что он задумал. Колебалась. Наконец, резким движением взяла монету, написала ещё одну записку и снова покинула номер.
Пожилая дама Сюзанна Ниггелейл в это время пудрилась. Молчание затянулось. Людовика вернулась и с победным видом уселась на другой стул, стоящий у самого окна. Вдруг Рыжкони увидел, как вздрогнула Людовика, глядя на площадь, и затем, чем-то встревоженная, резко отвернулась. К гостинице через площадь двигалась мадам Амброзоу. В её фигуре, при взгляде издали, чувствовалось нечто трагическое - её влекла вперёд какая-то неведомая сила. Вскоре можно было разглядеть и её лицо. Оно было бледным. Волосы в беспорядке. Плащ с пелериной плохо завязан.
- О, а вот и моя старшенькая, - обрадовалась мадам Ниггелейл. - Ей, наверное, сказали, что я здесь...
Когда все увидели мадам Амброзоу вблизи, стало ясно, что она действительно, переживает какую-то драму. Та, однако, пыталась успокоиться, улыбнуться. Но во взгляде её наблюдалась растерянность. Лицо судорожно подёргивалось:
- Простите, господин Рыжкони, - начала она, - Мне сказали, что здесь моя мать и сестра, и...
- Кто вам сказал? – подоспел Гудел Бракодел с бокалом вина.
- Кто?! - испуганно повторила мадам Амброзоу и с удивлением приняла бокал.
(Как она не похожа на Людовику! Мадам Амброзоу - жертва, женщина, сохранившая свои плебейские привычки, и к ней, видимо, относились без всякого уважения. Даже мать смотрела на неё довольно холодно):
- Как, ты не знаешь кто? Ты, что не видела своего мужа? – грозно спросила мадам Ниггелейл.
- Нет, нет! – растерялась мадам Амброзоу, - Уверяю вас, нет!..
Рыжкони с тревогой смотрел по очереди на всех троих, затем на площадь, но там всё ещё никого не было. Даймонд хотел быть уверенным, что доктор находится в его руках. Он смотрел то на площадь, то на пыльные туфли мадам Амброзоу, которая, наверное, бежала сюда, затем на застывшее лицо Людовики. Неожиданно Гудел Бракодел наклонился к нему и Рыжкони заметил на своей кровати очередную записку. Он прочитал:
«Мадам Амброзоу только что передала сестре записку, она у той в кулаке».
Госпожа Ниггелейл, сидя прямо на стуле, ждала как женщина, которая умеет себя вести. Мадам Амброзоу, наоборот, была не в состоянии взять себя в руки и напоминала институтку, застигнутую врасплох. Гудел извинился и вышел.
- Мадмуазель Людовика... - начал было Рыжкони. Та вздрогнула всем телом. На какую-то секунду её взгляд встретился со взглядом дона Рыжкони. Это был твёрдый, умный взгляд человека, не теряющего голову.
- Мадмуазель Людовика, подойдите ко мне, пожалуйста, и...
Но Людовика уже сорвалась с места и кинулась вон из дверей.
- Чего эт она? - в беспокойстве спросила старая дама, а потом и ответила сама себе, - Нет, вы как хотите, а наследство, похоже, я-таки получу.
Рыжкони не двинулся с места, он продолжил:
- Когда муж дал вам записку? - спросил он у мадам Амброзоу.
- Какую записку? – окончательно растерялась та.
Именно в этот момент вошёл префект-прокуратор. Вид у него был напыщенный. Он, без сомнения, чего-то боялся и поэтому придал своему лицу суровое, почти угрожающее выражение:
- Мне тут сообщили... И я тут же вызвал комиссара инквизиции и наряд милитов! Я уполномочен…
- Садитесь, господин маркиз, - любезно предложил Рыжкони, - К сожалению, мамзель Людовика только что сбежала... Может быть, её поймают. Но может быть, и нет! Прошу вас, вы, вероятно знакомы с мадам Ниггелейл не так ли?
- Я? – растерялся и даже как-то побледнел де Сёж, - Отнюдь...
Комиссар инквизиции в сопровождении нескольких милитов и Гудела Бракодела вывел из-за угла доктора и его открытый экипаж, в экипаже сидела Людовика. Теперь их подвели к главному входу в «Океанские брызги»…
- Я всё ещё ничего не понимаю! - отчеканил побледневший префект-прокуратор, - И я требую от вас объяснений и, надеюсь они будут достаточно убедительны.
- То есть, вы хотите знать, что было до этого? Всё до банальности просто! С помощью объявления я пригласил сюда мадам Ниггелейл. Доктор, который не хотел этой встречи, посылал в порт, так сказать, на перехват, Людовику, чтобы та помешала матери попасть сюда. Но я это предвидел и отправил Гудела на мол, и он мне вместо одной дамы доставил обеих. Вы видите сейчас, как всё здесь между собой связано. Людовика чувствовала, что дело плохо, пишет мужу сестры, просит его прийти... Но доктор уже уехал, он уже был дома и собирал вещи. Затем он заставляет жену прийти сюда и передать записку адресату. Своей любовнице, понимаете? Оставалась сущая мелочь – прибыть в своём экипаже за угол этой гостиницы и, встретив Людовику, сбежать! Уверен, ещё бы полминуты, и это им бы удалось... Но тут приезжает вызванная вами инквизиция. Комиссар верно оценивает, что здесь происходит, и...
Пока Рыжкони говорил, шум в гостинице нарастал. Всё это переместилось наверх. Но что именно? Грохот, крики, звон разбитого стекла. И вдруг - мёртвая тишина! Такая, что все замерли. На верхнем этаже был слышен голос комиссара инквизиции, отдающего приказания. Но понять, что он говорит, было нельзя. Глухой удар... Ещё один... Третий... Наконец, грохот взламываемой двери. Потом слышны лишь медленные шаги по паркету одного человека?
Мадам Амброзоу застыла, широко раскрыв глаза. Префект-прокуратор теребил усы. Сюзанна Ниггелейл от нервного напряжения была готова разрыдаться.
- Они, должно быть, мертвы! - медленно, глядя в потолок, сказал Рыжкони.
- Как?.. Что вы такое говорите? - мадам Амброзоу вздрогнула, лицо её исказилось, с безумными глазами она бросилась к Рыжкони.
- Это неправда!.. Скажите, что это неправда!..
Дверь открылась... Вошёл инквизитор, волосы его были растрепаны, плащ наполовину разорван, рядом стоял Гудел, вид его был мрачен:
- Мертвы. – сказал Гудел, - Мы не смогли спасти их души при жизни.
- Это неправда! Я знаю, это неправда! Я хочу видеть, - мадам Амброзоу была близка к обмороку. Её мать не знала, как себя вести и что делать. Господин де Сёж МежДунарош неотрывно смотрел на ковёр. Создавалось впечатление, что происшедшее его огорчило и потрясло больше всех:
- Как это, оба? - пробормотал он, наконец, оборачиваясь к комиссару инквизиции.
- Мы бежали за ними по лестнице и по коридору. Они успели вбежать в открытую комнату и закрыться изнутри. Вероятно, он дал ей выпить яду, и сам принял - Я слышал, как она сказала: «Я не хочу... Уж лучше!..» (Гудел дал инквизитору бокал и тот, напившись, продолжил) - Полминутой бы раньше. Когда я склонился над Амброзоу, он был уже мёртв. Глаза у Людовики были открыты, я сначала подумал, что всё кончено. И вдруг, когда я совсем не ожидал…
- Что? - чуть не со всхлипом воскликнул префект-прокуратор.
- Она улыбнулась мне... Я приказал повесить надпись на проходе, чтобы ничего не трогали...
Сюзанна Ниггелейл, должно быть, не всё до конца поняла. Она тупо смотрела на Гудела. Затем повернулась к Рыжкони и голосом лунатика спросила:
- Ведь это невозможно, да?
Открылась дверь. В ней показалось красное лицо хозяина гостиницы. От него разило алкоголем. Видимо, чтобы прийти в себя, он осушил не одну рюмку. Его белая куртка была испачкана и порвана на плече:
- Господин префект-прокуратор, вы здесь? – удивился он, - Тогда, вы в курсе?.. Если бы вы это видели!.. Прямо плакать хочется - Они оба такие красивые! Мне закрыть вход в гостиницу, а то на площади собираются люди? – боюсь, если они узнают, что ваше расследование убило лучшего медика и единственного хирурга от Чадунюшки и до Семивала…
Рыжкони поискал глазами мадам Амброзоу и увидел её лежащей в углу недалеко от сидящей матери. Она не плакала, она протяжно подвывала, словно раненое животное.
А мадам Ниггелейл вытерла слёзы, встала и решительно спросила у инквизитора:
- Я могу на них посмотреть?
- Как только судебный дознаватель закончит...
Шум с улицы доносился стал отчётливей и громче.
- Мадам Ниггелейл, вы оставили ребенка в Гамсолинок? – спросил Рыжкони.
Та повернулась к префект-прокуратору, как бы спрашивая совета, но он был погружён в себя и ничего не замечал.
- Да... – выдавила она, - Это девочка, ей – два годика...
- Дочка Людовики, не так ли?
Тут префект-прокуратор решительно поднялся:
- Я, прошу вас...
- Вы правы, - успокоил его жестом Даймонд, - Скоро я, лично, осмелюсь обеспокоить вас своим визитом...
Префект-прокуратор даже забыл проститься. Он просто выбежал на улицу, на воздух... Когда за ним закрылась дверь, напряженность спала. Жена доктора продолжала стонать. Она не отвечала на уговоры своей матери и лишь нервными жестами отбрасывала мокрые полотенца. Теперь перед Рыжкони предстала совсем другая Ниггелейл. Вздохнув, она опять села на свое место. Дряблые веки набухли от слёз, и вот они уже текут по щекам, размывая грим.
- Это была ваша любимица?..
Та не стеснялась своей старшей дочери, которая, впрочем, её, наверное, не слышала.
- Это естественно! Она такая красивая, такая тонкая! И гораздо умнее старшей! Она в этом не виновата! Она всё время болела! Когда доктор хотел жениться на ней, Людовика была ещё слишком молода. Ей не было и двенадцати. Так вот, хотите верьте, хотите - нет, я догадывалась, что всё так и кончится...
- Как звали Амброзоу в Трюхляндии? – спросил Гудел, подавая очередной бокал бывшей плясунье.
- Доктор Тыгдым-Шухер-Майер. Я думаю, нет смысла врать... Впрочем, если вы это всё заварили, значит, вы уже об этом знали...
- Это он помог бежать своему отцу из больницы?.. Самюэлю Тыгдым-Шухер-Майеру?..
- Да... Там как раз всё и началось... В отделении менингитных лежало только трое больных... Моя дочь, Самуиль, так его называли, и ещё один... Вот тогда, ночью, доктор устроил пожар... Вы знаете, это был неплохой парень. Он мог бы и не помогать своему отцу, который и так к тому времени наделал много разных глупостей...
- Понимаю! Значит, того, другого Тыгдым-Шухер-Майера похоронили, а доктор, как бы из любви к искусству, женился на вашей старшенькой?
- Да, и потом мы долго ждали нужные документы, которые отчего-то всё не приходили...
- А Самуиль? - Рыжкони, стараясь заглушить шум с улицы, закрыл окно.
- После этого, его отправили в Забугряндию, приказав, чтобы ноги его не было на континенте. Он уже тогда выглядел не совсем нормальным.
- Наконец, ваш зять получил бумаги на имя Амброзоу. Он обосновался здесь с женой и свояченицей. А вы?
- Они мне платили небольшую пенсию, чтобы я оставалась в Гамсолинок... Я предпочла бы Ирмень, например, или Наби... Но он хотел, чтобы я была под рукой... Он много работал.
Гудел снова приблизился к Рыжкони и вновь передал записку:
«А наш разбросанный на сотни миль, но такой сельский и немноголюдный архипелаг ничего не подозревал!».
Мадам Ниггелейл снова заплакала:
- Если бы вы знали Людовику... Например, когда она приезжала ко мне рожать... Ведь всё это у меня происходило... При старшей можно говорить! (она погладила затихшую дочь по голове) Она всё прекрасно знает... Так вот, когда родился ребенок... Кстати, господин маркиз де Сёж МежДунарош тоже был. И знаете, со всей ответственностью… Когда господин Сёж МежДунарош узнал, что это девочка, он заплакал и, вот клянусь вам!..
ДОЛГ ДОНА РЫЖКОНИ
Лакей в полосатом жилете - пейзан, которого повысили в звании и безмерно гордый от этого!
- Если монсеньоре соблаговолит следовать за мною... Господин префект-прокуратор примет вашу милость сейчас же...
А дом был именно такой, каким он представлял его себе. Рыжкони был в том самом кабинете на втором этаже, о котором он столько раз думал! - Белый потолок, тяжелые дубовые балки, покрытые лаком. Огромный камин. И книжные полки, закрывавшие все стены... Рыжкони подошёл к книжным полкам, где металлическая решётка и зелёная ткань скрывали книги от посторонних взглядов. Он с трудом просунул палец сквозь решётку. Отодвинул занавеску. За ней ничего не было, лишь пустые полки!
Когда Рыжкони обернулся, он встретился взглядом с маркизом де Сёж МежДунарошем, который, понятно, всё это видел.
- Я жду вас уже два дня... - господин Сёж МежДунарош чувствовал себя не в своей тарелке. Он боялся смотреть гостю прямо в глаза. Он сел на своё привычное место, за стол, заваленный папками.
- Я вижу, вы сожгли свои книги.
Ответа не было. Щёки старика чуть порозовели.
- Позвольте сначала, как говорил мой однокелейник Йорге Сименонэ, покончить с юридической стороной дела... Впрочем, как бывало говаривал наставник Дойль, в настоящее время по этому поводу ни у кого уже нет сомнений... Самуиль Тыгдым-Шухер-Майер, которого я бы назвал авантюристом, на котором пробы ставить негде, и который вёл промысел в запретных водах, имел честолюбивую мечту: сделать своего сына важной персоной. Сын изучает медицину, потом становится ассистентом известного профессора. Двери в будущее широко распахнуты. Действие первое: город Трюхляндия, к старому Тыгдым-Шухер-Майеру приезжают двое подельников и угрожают, что всё расскажут при добровольной сдаче властям. Тот отправляет их в мир иной... Действие второе: тоже в Трюхляндии. Тыгдым-Шухер-Майера приговаривают к смертной казни. По совету сына он симулирует болезнь. И сын его спасает. Был ли тот, кого похоронят под именем Самуэля, мертв до пожара? Не знаю - Тыгдым-Шухер-Майер-сын, ставший отныне Амброзоу, не из тех, кто будет изливать душу первому встречному. Это сильная личность. Честолюбец! Человек острого ума, который знает себе цену и во что бы то ни стало хочет занять достойное место. Его единственная слабость: молоденькие пациентки.
Префект-прокуратор не шелохнулся, но было видно, с какой тревогой он ждал продолжения.
- Новоявленный Амброзоу отправляет отца в Забугряндию, сам с женой и молодой свояченицей переезжает жить сюда, свою тёщу он перевозит на Гамсолинок. Дальше, разумеется, случилось то, что должно было случиться. Эта девушка в доме привлекает его внимание, не даёт ему покоя, в конце концов он в неё влюбляется… Это действие третье. Ибо в это время префект-прокуратор, не знаю уж, каким образом, почти докопался до истины насчёт нашего доктора. Верно?
Сёж МежДунарош тут же без колебаний ответил: «Да».
- Значит, префект-прокуратору нужно закрыть рот. Амброзоу знает о его довольно безобидном увлечении - эротическая литература. Это увлечение старых холостяков, имеющих деньги, которым кажется слишком пресным собирать… Ну, скажем, рождественские открытки. Тем более, что на Ринде нет девушек, и Амброзоу этим воспользовался. Вам представляют его свояченицу как идеальную секретаршу. Она помогает вам привести в порядок вашу коллекцию. И постепенно вы поддаетесь её обаянию. (Между нами говоря, я вас, господин префект-прокуратор, очень даже понимаю). Главная трудность вот в чём: Людовика беременна. И чтобы держать вас в своих руках, нужно было убедить вас, что ребёнок этот на самом деле ваш. Людовике успешно удаётся проделать эту довольно сложную комбинацию. И, конечно, когда она вам объявила, что станет матерью, вы этого уже ждали и тут же поверили. Теперь вы ничего на скажете! Вы у них в руках! Тайно от всех она рожает у Гамсолинок, в доме своей матери Жозефины Ниггелейл, куда вы продолжаете приезжать, чтобы навещать якобы вашего ребенка...
- Но, - прервал его префект, - Сама Ниггелейл мне об этом говорила...
Рыжкони деликатно не смотрел на собеседника.
- Позволю себе задать вам лишь один вопрос. Это было один раз?
- Да! – ответил прокуратор, но всё ещё пытался оправдать свою любовницу, - Потом... Ей было стыдно...
- Она любила Амброзоу! – отрезал Рыжкони, - И уступила вам, чтобы спасти его. Теперь вы уверены, что ребёнок от вас! Отныне вы будете молчать! Вас принимают в доме доктора! Вы ездите в Гамсолинок навещать свою дочь. Но вот трагедия - в Забугряндии Самуиль, где-то в пригороде уездного города N несколько раз напал на женщин, удаляя им сердце... (Мой друг и помощник разыскал это по связям в бездонных архивах Брассона). Он в бегах, но у него больше нет денег, и он начинает наведываться сюда. Ему дают немного, чтобы он вновь исчез, но когда он уже собирается уехать, то в приступе безумия опять совершает преступление! Удушение... взлом грудной клетки и изъятое сердце - Это происходит в лесу у Водной Мельницы, где проходит дорога от коттеджа доктора к станции пересадок у портовых строений и рыбацкого мола. Ну, вы уже, наверное, догадываетесь обо всём?
- Нет, клянусь вам...
- Самуиль возвращается и опять берётся за своё. Каждый раз Амброзоу даёт ему денег, чтобы он уехал – он ведь не может поместить отца в сумасшедший дом, и тем более засадить в тюрьму.
- Я сказал ему, что с этим надо покончить,
- Да! И тот принял соответствующее решение. Как только тот спрыгнул с попутного судна, не доезжая до места пересадки, Амброзоу убил его из арбалета, правда, тот был слишком длинным, чтобы имитировать самоубийство. Увы, доктор не терпел ничего и никого на своём пути к карьере, для которой он считал себя достойным. Даже свою жену, он любил только Людовику, у которой от него была дочь, та самая дочь. Это была пара страстных и сильных личностей, которые не терпели препятствий! Лично у меня всё, господин префект-прокуратор.
Как любил говаривать тайный советник престола Эразм Фандорайн: П-пора сматывать удочки!