Скарлетт. Александра Риплей. Глава 47-49

Татьяна Осипцова
                Часть четвертая

                ЦИТАДЕЛЬ

Глава 47

Влекомый двумя паровыми буксирами, «Брайан Бору» преодолел реку Саванну и, достигнув Атлантического океана, низком гудком распрощался с Американским континентом.
Скарлетт и Кэтлин стояли на палубе, наблюдая, как постепенно отступает, теряя очертания, низкий берег, пока он совсем не исчез из виду, скрывшись за горизонтом.
Внезапно, осознав, что бескрайние волны океана окружают корабль со всех сторон, Скарлетт охватила паника: «Что я наделала? А вдруг как раз сегодня Ретт приедет в Саванну?» Она судорожно схватилась за поручни. Самым большим ее желанием сейчас было остановить корабль и попросить капитана вернуться к устью реки. Она бы пешком прошла несколько миль до города, лишь бы не увеличивалось с каждой минутой расстояние между ней и Реттом.
От этих ужасных мыслей ее отвлек стон Кэтлин. Закрывая рот ладошкой и держась за живот, девушка спешила к каюте. Скарлетт кинулась за ней.
- Что с тобой?
- Морская болезнь… - сквозь зубы пробормотала Кэтлин.
- Бедняжка! – пожалела кузину Скарлетт, никогда не ведавшая таких мук.
Слава богу, с ее желудком все в порядке, и она радовалась этому обстоятельству во время роскошного ужина, который по традиции давал капитан в первый день путешествия. Она с удовольствием попробовала не меньше пяти изысканных блюд. Об отравлении в день Святого Патрика она и думать забыла. Многие стулья за столом капитана были в тот вечер пусты, но и Скарлетт, и Колум отдали должное искусству корабельного повара.

Розовые лучи рассвета едва разбавили ночную темноту за иллюминатором, когда Скарлетт проснулась от подступившей к горлу тошноты. Спотыкаясь, кинулась она в маленькую уборную, примыкающую к каюте. Ее так долго выворачивало, что сил уже не было опираться на стульчак красного дерева. Когда в желудке совсем ничего не осталось, она, измученная, опустилась на пол уборной.
Это не морская болезнь. У нее не может быть морской болезни… Даже когда крошечный парусник Ретта боролся со штормом в Чарльстонском заливе, она не испытывала тошноты. А «Брайан Бору» держится на волнах устойчиво, и она совсем не ощущает качки. Что же с ней? Неужели опять отравилась?
Вдруг в измученной голове мелькнула догадка: она беременна! Да, именно так все и бывает, просто она уже успела забыть.
«Я беременна, я беременна! - ликовала ее душа. – Какое счастье! И пусть меня тошнит хоть каждый день, я не буду роптать. Я беременна, и теперь уж Ретту не выкрутиться, он мой!»
Слезы радости катились по щекам, она гладила руками живот, лаская новую жизнь, зародившуюся в ней. О, как она хотела этого ребенка, ребенка Ретта! Маленькое чудо, такое же очаровательное существо, каким была Бонни.
Воспоминания, омраченные горечью потери, нахлынули на нее. Она вспомнила, как Мамушка впервые показала родившуюся дочку Ретту, и дала подержать ее. Когда он осторожно взял Бонни, его черные глаза сияли радостью, и счастливая улыбка освещала смуглое лицо. После он часами просиживал над колыбелькой, и, едва малышка просыпалась, разговаривал с ней низким ласковым голосом. Он говорил ей всякую чушь, все подряд, пел ей песенки, начиная от колыбельных и кончая военными гимнами. Во всем мире не было человека, настолько обожающего своего ребенка. Когда она скажет Ретту, что носит под сердцем его дитя, он с ума сойдет от счастья!
Ее тоже переполняли чувства, каких она доселе не испытывала. Прежде Скарлетт считала ожидание ребенка досадным обстоятельством, путающим ее планы, и мешающим получать удовольствие от жизни. Пожалуй, несколько иначе было с последней беременностью, но она закончилась так трагически… Мелли твердила, что иметь ребенка от любимого человека – неимоверное счастье. Когда Скарлетт носила под сердцем Бонни, она еще не любила Ретта, может, поэтому беременность была нежелательной для нее? Но теперь-то она любит, и может понять, о чем говорила подруга.
Мелли… Но ведь она умерла именно…
Скарлетт вздрогнула, будто злая оса вонзила в ее сердце жало страха. По словам доктора Мида, у нее после выкидыша не все в порядке с внутренними органами, отвечающими за деторождение. Она и сама замечала нерегулярность некоторых процессов, и именно поэтому не сразу поняла, что беременна. А вдруг она не сумеет выносить этого ребенка? А вдруг он убьет ее, как вторая беременность убила Мелли? Она не хочет умирать именно сейчас, когда ощутила счастье от будущего материнства, когда в ней зародилась жизнь, которая навсегда привяжет к ней Ретта.
 «Господи! - взмолилась Скарлетт так горячо, как никогда еще не молилась. - Не дай этому ребенку убить меня, прости мне все мои прегрешения и дай счастье жить с Реттом и малюткой, которого я вскоре рожу».
Встав с колен, она постаралась взять себя в руки. Ей не стоит паниковать и бояться беременности. Прошлый выкидыш случился от падения, у нее даже два ребра были сломаны. Да, она чуть не умерла тогда, но теперь-то с ней все в порядке. Она крепкая и здоровая, совсем не такая, как малокровная Мелли. Она легко родит. Скарлетт вспомнила, как ворчала Мамушка, мол, неприлично это для леди, так легко рожать детей: «Будто вы не благородная дама, мисс Скарлетт, а вроде как самая последняя негритянка с плантации». Да, рожать на самом деле не так уж и страшно, она трижды справлялась с этим, справится и на этот раз. И она родит самого замечательного ребенка на свете, и он будет похожим на Ретта, таким же черноглазым, сильным и смелым.
Ее охватило страстное желание как можно скорее сообщить мужу, обрадовать его. Что бы там Ретт ни говорил, будто он более не желает рисковать своим сердцем – все это чепуха! Когда он узнает, то усадит ее к себе не колени, и скажет о том, что любит и ее и это еще не родившееся дитя. И пусть бы он даже все девять месяцев не спускал ее с рук – она была бы только рада теперь.
«Мне срочно надо в Чарльстон. Мы плывем уже около двенадцати часов и, должно быть, миновали его. Может, Колум уговорит капитана повернуть корабль? В конце концов, я могу заплатить очень большие деньги за то, чтобы скорей увидеть Ретта».
Но еще до завтрака она передумала. Опять оказаться среди этих высокомерных дам, носить скучные платья, высиживать на заседаниях комитета миссис Батлер? Конечно, свекровь очень обрадуется. В Чарльстоне об этом ребенке заговорят намного раньше, чем он появится на свет. И мисс Элеонора засадит Скарлетт дома, не разрешит даже носа показать на улицу.
Нет, сейчас, когда появилась возможность увидеть свою столетнюю бабушку и остальных ирландских родственников, Скарлетт ее не упустит. Наверняка на празднике О’Хара будут песни и танцы, и она с удовольствием потанцует. Она была уверена, что ее недомогание не продлится больше недели. В прошлые разы все было именно так. А когда утренняя тошнота пройдет, она будет чувствовать себя, как обычно. Пока ее талия не округлилась, она должна использовать оставшееся время для веселья, которого в Чарльстоне ей никогда не видать.
«Тебе придется, подождать, дорогой, - мысленно говорила она Ретту. - Я ждала тебя в Саванне больше месяца, теперь твоя очередь. А когда я, наконец, вернусь, у тебя будет уйма времени в запасе, чтобы привыкнуть к мысли, что этот ребенок свяжет нас навеки».

Путешествие на «Брайан Бору» показалось Скарлетт приятным. В первые несколько дней по утрам ее подташнивало, но уже к обеду она чувствовала себя великолепно. Постепенно судно заполнилось пассажирами, поднявшимися на борт в Нью-Йорке и Бостоне. Все они были ирландцами и гордились этим. Это был веселый народ. Они устраивали игры, дружно пели в кают-компании под аккомпанемент профессиональных музыкантов, танцевали. И мужчины и женщины проводили немало времени за карточным столом.
Скарлетт тоже присоединилась к кружку, собирающемуся в дамском салоне, чтобы играть в вист. Большие ставки при игре оказались для нее неожиданностью, так же как количество роскошных нарядов и драгоценностей у женщин. Дамы меняли платья по три раза на день, и в душе у Скарлетт нарастало раздражение, поскольку уже на третий день запас платьев, которые она взяла с собой, иссяк. А ирландки из Нью-Йорка все продолжали переодеваться, притом ни разу не показались в одном и том же наряде. А их украшения! Если бы даже Скарлетт не оставила свои драгоценности в сейфе банка Саванны, они бы поблекли среди сверкающего великолепия вечернего салона «Брайан Бору». Она, привыкшая иметь больше, чем имели другие, в душе была уязвлена. Ее бесило, что эти дамы выставляют свое богатство напоказ и, видимо, считают Скарлетт небогатой женщиной.
Она чувствовала себя не в своей тарелке, и не скрывала раздражения. Заметив это, Колум выпытал у нее причину.
- Вы могли бы предупредить меня, Колум, что на этом корабле плывут одни богачи. Я рядом с ними как Золушка. Будь у меня время подготовиться к путешествию, я бы хоть новых платьев заказала, или накупила украшений.
- Скарлетт, я, конечно, не знаю, насколько вы богаты, но чтобы иметь столько драгоценностей, сколько имеют эти дамы, надо обладать баснословным богатством. Вы не бывали в Северных Штатах, а то бы знали, как швыряются деньгами представители американской промышленной буржуазии. Но даже целые ларцы бриллиантов не делают этих женщин благородными дамами, а вы – леди, дорогая Скарлетт.
Умышленно или нет, но Колум польстил ей. Да, черт возьми, она – леди, леди по рождению. И хотя за время пребывания в доме Морин налет светскости несколько пооблетел с нее, Скарлетт вновь станет леди, как только закончится это путешествие. Она в последний раз почувствует вкус свободы, будет веселиться и танцевать, познакомится со своими ирландскими родственниками, и вернется в Чарльстон с его чопорными манерами и незыблемыми традициями, и будет леди до конца дней своих. Зато теперь ей будет что рассказать, когда Салли Брютон и другие дамы начнут говорить о странах, в которых побывали. В какой-нибудь скучной гостиной, болтая за чашкой чая, Скарлетт небрежно бросит: «А вот когда я плыла на пароходе через Атлантический океан…» И поведает чарльстонским дамам, насколько кричащие драгоценности у жен северных нуворишей, какие вычурные и безвкусные у них наряды. Да, безвкусные, безвкусные, – убеждала она себя, хотя на самом деле ей хотелось иметь столь же роскошные платья и такие же дорогие украшения.
Смех Колума заставил ее очнуться.
- Однако, должен заметить, дорогая Скарлетт, что вы меня удивили. Для светской дамы вы с большой ловкостью вычищаете карманы этих богачек.
Скарлетт не удержалась от самодовольной улыбки. Даже Ретт, профессиональный игрок, поражался ее способностям, когда она стала играть в вист.
«Вы быстро выучились, моя кошечка, того и гляди, начнете обставлять меня», - говорил он. «Это не так уж сложно, дорогой, надо только быть внимательной и уметь хорошо считать» - отвечала она. «Ну уж, в умении считать вы дадите сто очков вперед кому угодно! – хохотал Ретт. – Только не советую вам садиться играть в покер, там нужно уметь блефовать, а у вас вечно все на лице написано». В ответ Скарлетт поджимала губы: «Дамы не играют в покер».
За карточным столом на этом корабле ей постоянно везло. В первые три дня она выиграла больше шестидесяти долларов. До конца путешествия она вполне может рассчитывать еще на пару сотен. Это хорошо, что во время плавания принято коротать время за картами. Она представила, как удивится Ретт, и как он будет смеяться, когда она расскажет ему про свой выигрыш. А еще она была рада тому, что не придется тратить его деньги. Ей уже пришлось взять для путешествия немного денег из сейфа в банке Саванны, так как ее личные средства находились в Атланте. Золотые монеты были зашиты в корсет, но теперь она надеялась, что они так и останутся там, пока она не вернется в Америку. Эти полмиллиона были предложены Реттом как отступное за раздельное проживание, но ведь теперь они будут вместе, и она не может принять их. Конечно, Ретт всегда был щедр, и она, не стесняясь, тратила его состояние на свои наряды, экипажи, содержание дома и даже на Тару. Может, и сейчас он скажет: «Бросьте, кошечка, оставьте эти полмиллиона себе на булавки». Но Скарлетт казалось, что раз она задумала это путешествие для собственного удовольствия, то и оплачивать его должна сама. За годы, проведенные в браке, она привыкла, что муж контролирует ее расходы, и всегда разделяла траты, которые Ретт одобрит и те, которые откажется оплачивать. Поэтому она оставила в сейфе банка расписку о взятой оттуда сумме и теперь надеялась, что выигрыш позволит ей завершить путешествие, не притрагиваясь к деньгам Ретта, и золото вернется в банк.
За оставшиеся до конца плавания дни Скарлетт положила в свой кошелек еще около двухсот долларов.
Колум тоже не терял времени даром и опустошал карманы богатых ирландцев, плывущих на родину – правда, другим способом. Он проводил долгие часы в баре, в чисто мужской компании. Там, в дыму сигар и трубок, за стаканом виски, он пускался в пространные, душещипательные рассказы об Ирландии, погибающей под гнетом британского владычества. Он говорил о том, что только вооруженная борьба, на которую требуются немалые деньги, может спасти их родину, и с благодарностью принимал щедрые пожертвования в фонд Братства от ирландцев, разбогатевших в стране равных возможностей. В этом смысле плавание через океан на фешенебельном «Брайан Бору» было выгодно Колуму, хотя сам он отнюдь не стремился к роскоши. Он совершал такие поездки не менее двух раз в год, и они всегда приносили немало денег в кассу фениев.

Однако любое путешествие рано или поздно заканчивается. В небе появились первые чайки, предвестники близкой земли. Скарлетт стояла на палубе рядом с Колумом и Кэтлин и смотрела на приближающуюся родину своих предков. Ее внимание привлек скалистый остров у правого борта. Она, привыкшая к пологим холмам графства Клейтон и ленивым низинам прибрежного Юга, никогда не видела таких величественных, суровых в своей красоте картин. На вершине скалы, о которую тысячелетиями бились пенные волны, стоял полуразрушенный замок. Издалека он казался крошечным, но его окружали зубчатые стены, и он был совсем такой, как заколдованные замки на картинках в детских книжках.
- Этот остров имеет название? – поинтересовалась она у Колума.
- Он называется Инишмор, - ответил ей кузен.
- Инишмор… Красиво звучит, - задумчиво повторила Скарлетт, вглядываясь в очертания берега и приближающийся город.
Колум тоже не отрывал глаз от своей родной земли, и сердце его переполнялось любовью и страданием. Мысленно он повторял клятву фениан изгнать британских угнетателей из Ирландии и вернуть ее исконному народу.
Он был доволен, что ему удалось уговорить Скарлетт поехать с ним. Сегодня он может не волноваться об оружии, которое привез на родину. Таможенные офицеры не досматривают багаж американцев. Колуму пришлось бы рисковать значительно больше, если бы винтовки были спрятаны среди ситца и ботинок, которые он вез в подарок своим родственникам. Кроме того, он надеялся, что, увидев нищету ирландского народа, Скарлетт поделится содержимым своего кошелька. Он не питал иллюзий и не думал, что пожертвование окажется очень щедрым. Колум был реалистом и понимал, что некоторый эгоизм, который он заметил в кузине, и ее прагматичность не позволяют рассчитывать на большее. Но он был пастором и прощал любому человеку его слабости, конечно, если он не был англичанином или протестантом.
Он полюбил Скарлетт, как всех своих родственников, и боялся признаться себе, что к этому чувству примешивается другое, которое не пристало испытывать мужчине, который посвятил себя служению Господу.

Едва спустившись с трапа, Скарлетт поняла, что попала в совершенно иной, незнакомый мир. Суета в доке Голуэя походила на саваннскую, но среди грузчиков не было ни одного чернокожего! Ей, уроженке Юга, чудно было видеть, как такую тяжелую и грязную работу выполняют белые люди. К тому же они разговаривали на непонятном для нее языке.
- Это гаэльский, древнее ирландское наречие. Не волнуйтесь, Скарлетт, в Ирландии все говорят по-английски.
Как бы опровергая слова кузена, к ним подошел военный в причудливом мундире, украшенном множеством галунов и ярко начищенных пуговиц, и обратился к Колуму по-английски с таким чудовищным акцентом, что Скарлетт не сразу признала родной язык. Когда он отошел, она заметила:
- Это ведь не ирландский акцент, если я не ошибаюсь…
- Да, этот офицер уроженец Британских островов.
Пока кэб вез их в гостиницу, Скарлетт вертела головой, с любопытством впитывая в себя то, что видит. Все здесь казалось ей удивительным – и стоящие вплотную друг к другу оштукатуренные дома, окрашенные в разные цвета, и толпы людей в причудливой одежде. Она предчувствовала, что получит в этой поездке массу новых впечатлений.
- Сегодня что – базарный день? – дернула Колума за рукав Кэтлин.
Скарлетт с удивлением наблюдала за произошедшей с кузиной переменой: куда девалась застенчивая скованная девочка, какой она была в Саванне?
Колум подтвердил, что сегодня в Голуэе базарный день. Кэтлин от радости захлопала в ладоши.
- Базарный день в большом городе! Верно, ярмарка здесь богатая.
Кэб повернул к Железнодорожному отелю, в котором они должны были переночевать, чтобы завтра с утра отправиться на поезде дальше, в Маллингар. Площадь перед отелем пестрела красками, и оживленные толпы народа запрудили ее.
Когда возница высадил путешественников у дверей отеля, Скарлетт с Кэтлин принялись в два голоса умолять Колума сразу же отправиться на базар.
 - А у вас есть деньги, дорогая Скарлетт? – поинтересовался кузен.
- Конечно, я ведь выиграла на пароходе.
- Но это американские доллары, а здесь нужны английские деньги – фунты, шиллинги и пенсы. Я могу сделать для вас обмен.
Скарлетт достала бумажник и вынула пачку банкнот. Она рада была избавиться от них, так как реальная ценность бумажных купюр не соответствовала номиналу. Жаль, что на корабле никто не играл на настоящие деньги – на серебро или золото.
Колум удивленно поднял брови:
- Вы выиграли так много? Здесь, должно быть, две сотни долларов…
- Двести пятьдесят два, - уточнила Скарлетт.
- Пожалуй, я никогда не решусь сесть играть против вас, кузина… Теперь я верю, что ваш отец выиграл свою плантацию в карты.
Скарлетт была довольна произведенным эффектом и уточнила:
- Вначале он выиграл своего первого раба, Порка.
Кэтлин с некоторым испугом смотрела на толстую пачку банкнот.
Для Скарлетт двести пятьдесят долларов были не такой уж большой суммой, примерно столько стоила ее меховая накидка, наделавшая переполоху во время ее первого визита в дом Джейми. Однако именно такую прибыль должен был ежемесячно получать двоюродный брат, торгуя в своем магазине, а ведь он еще содержал большую семью.
- Я в жизни не видела сразу столько денег… - пробормотала Кэтлин, отводя глаза.
Скарлетт ощутила неловкость, но тут же мысленно махнула рукой. Да, деньги достались ей легко, но с другой стороны – она ведь не украла их! Ей нечего стыдиться.
Колум протянул Скарлетт горсть монет.
- Возьмите, здесь несколько шиллингов, поделите пополам. Надеюсь, на пару покупок этого хватит. Встретимся вон там через час, - и он указал на стоящую в центре площади цветную палатку с развевающимся над ней зеленым флажком.
Скарлетт нравились рынки и в Чарльстоне и в Саванне, но ни один из них не шел ни в какое сравнение с базарным днем в Голуэе. В какую бы сторону она не посмотрела – все находилось в движении. Мужчины и женщины покупали и продавали, расхваливали и критиковали, смеялись, спорили и договаривались. Здесь торговали яйцами, сливками, маслом, овощами, а также цыплятами, петухами, поросятами, козлятами… Столько живности, собранной в одном месте, Скарлетт сроду не видывала. Ее также поразила одежда на молодых женщинах и девушках: когда она увидела первое такое платье, она подумала, что это маскарадный наряд, так это было красиво и необычно. Кэтлин обратила ее внимание на полосатые чулки женщин, она хотела приобрести такие же.
- Только я хочу самые яркие, - тараторила девушка, ставшая на этом базаре очень бойкой. - Бриджит удавится от зависти, когда их увидит.
У Скарлетт не было времени выяснять, кто такая Бриджит. Она во все глаза смотрела, как одеты большинство местных женщин и девушек. Яркие чулки в разноцветную полоску прекрасно были видны из-под юбок, открывающих ноги на четыре-пять дюймов выше лодыжек. И что это были за юбки – широкие, яркие, красные, голубые, зеленые… Поверх блузок сочных тонов с длинными рукавами женщины накидывали белоснежные льняные косынки, отделанные кружевами, они скрещивались на груди, освежая наряд.
- Я тоже хочу полосатые чулки! – заявила Скарлетт. – И юбку, и блузку, и косынку и туфли на низком каблуке. Это то, что вы носите дома? Я бы хотела иметь такую одежду на каждый день.
- Это нарядная одежда, на базарный день или на праздник, чтобы парней завлекать. Я покажу вам, где это купить.
И Кэтлин, протискиваясь сквозь толпу, потянула ее к столам, где был разложен женский товар.
Сколько ярких полосатых чулок здесь было, а какие мягкие на ощупь шерстяные шали, какие кружева и тесьма! Скарлетт пришло в голову, что миссис Поль, ее портниха из Атланты, продала бы душу дьяволу, лишь бы иметь возможность украсить такими кружевами заказанное ей бальное платье. А какое многоцветье юбок: красные – от темно-розового до вишневого, зеленые – от фисташкового до самого темного изумрудного оттенка. У Скарлетт глаза разбегались, ей хотелось купить и эту юбку, и ту, и еще вот эту… Шерсть тканей была столь мягкой, что это чувствовалось даже сквозь перчатку.
Пожалуй, она купит несколько юбок, надо только посоветоваться с Кэтлин, по поводу цвета. Конечно, она возьмет зеленую, а еще…
Скарлетт обернулась, но вместо кузины рядом оказался Колум.
- Кэтлин сказала, вы совсем потеряли голову, дорогая Скарлетт.
- Это так. Я собиралась купить себе что-нибудь нарядное, для того чтобы пойти на праздник к бабушке. Но ничего такого, к чему я привыкла, здесь нет. Как вы думаете, Колум, можно мне одеваться, как ирландские девушки, пока я здесь?
Больше всего Скарлетт беспокоила длина юбок – она не привыкла показывать ноги.
Колум улыбнулся, его добрые голубые глаза, окруженные сеточкой морщин, ласково смотрели на кузину:
- Я думаю, что ты не должна поступать иначе, дорогая сестра.
- Я рада, что приехала сюда. Спасибо тебе, Колум.
Если бы не его воротничок священника, она бы расцеловала кузена прямо у всех на глазах.
Скарлетт попыталась разобраться в английских деньгах, но так ничего и не поняла. Фунты, соверены, шиллинги, пенни. Монета в один пенс была размером с серебряный доллар, а двухпенсовик намного меньше ее.
- Все это так запутано! – воскликнула Скарлетт и вручила Кэтлин кошелек с деньгами, которые поменял для нее Колум. – Пожалуйста, останови меня раньше, чем он опустеет.
Она купила несколько юбок – всех оттенков, какие можно себе представить. Она накупила кучу чулок – для себя, Кэтлин, Бриджит и всех других кузин, которых она увидит. Скарлетт приобрела полдюжины блузок, ярды мерных кружев, кружевные воротнички, косынки, и несколько маленьких прелестных шапочек; голубой плащ-накидку с капюшоном, и еще два таких же – ярко-красный и черный, на каждый день. Она набрала ярких льняных нижних юбок, две дюжины носовых платков тончайшего льна и несколько мягких шерстяных шалей.
В номере отеля она без сил кинулась на диван. Кэтлин с трудом втащила две плетеные из лыка сумки, грум внес еще три.
Закрыв за слугой дверь, Кэтлин вернула Скарлетт ее кошелек, в котором оставалось больше половины денег.
- Кажется, я уже начинаю любить Ирландию, в которой отличная юбка стоит два шиллинга, а пара чулок – всего лишь пенни, - рассмеялась Скарлетт, проверяя содержимое кошелька.

Глава 48

Скарлетт была в восторге от своих новых ирландских нарядов и готовилась перемерять все, но Колум позвал их обедать.
Ресторан Железнодорожного Отеля славился своей изысканной кухней и великолепным обслуживанием. На обед заказали шесть блюд, но когда Скарлетт с аппетитом поедала третье из них – отварное филе лосося под сливочным соусом, с площади донеслась музыка. Выглянув в окно, она увидела, что там начались танцы.
- Я не хочу больше есть, - заявила она, вставая. – На площади танцы. Я иду туда.
- Скарлетт, обед еще не закончен… - запротестовал было Колум.
- На корабле мы только и делали, что объедались. Я хочу нарядиться в свой новый ирландский костюм и потанцевать. Кэтлин, пойдем, ты поможешь мне переодеться.

Кэтлин с братом расположились на лавке недалеко от танцевальной площадки и наблюдали, как Скарлетт, в ярко-синей шерстяной юбке, надетой поверх красной и желтой нижних юбок, с упоением танцует рил.
- Я ничего не понимаю, Колум, - проворчала Кэтлин.
- Чего ты не понимаешь?
- Почему мы остановились в этом роскошном английском отеле, мы что, лендлорды? Но уж коли мы здесь, почему мы не могли доесть прекрасный обед? Почему ты идешь на поводу у нее? Ты что, не можешь сказать ей: «нет»?
Колум покачал головой.
- Дорогая сестренка, Скарлетт еще не готова узнать правду об Ирландии и семействе О’Хара. Она из другого мира. Видела бы ты, какие шелка и веера предлагала она мне купить в подарок родственницам, и для нее это обычные вещи. Сейчас она воспринимает ирландский костюм как карнавальный, и пусть она привыкнет к нему прежде, чем увидит, что шлейф ее шелкового платья испачкан навозом. Она знакомится с ирландцами в танце, и находит их приятными, несмотря на простую одежду и загрубевшие руки. Для нее эти уличные танцульки – веселое приключение, хотя, если честно, я бы предпочел поспать.
- Но завтра мы поедем домой? – в вопросе Кэтлин сквозило желание поскорее уехать.
Колум кивнул.
- Мы поедем домой завтра. Мы поедем в вагоне первого класса, и ты не обратишь на это внимания. И еще… Скарлетт будет жить у Молли, а ты не скажешь ни слова по этому поводу.
Кэтлин смачно сплюнула на землю. Если бы в этот момент ее увидела американская кузина, она была бы шокирована.
- Я плюю на Молли и на ее Роберта. Но я буду держать язык за зубами. Не мне с ними жить, а Скарлетт.
Колум не смотрел на сестру, он наблюдал за кузиной. Здоровущий парень в рубашке с закатанными рукавами настойчиво пытался обнять ее. Колум вскочил и быстро направился к танцевальной площадке, но еще прежде, чем он оказался рядом, Скарлетт улизнула от своего кавалера. Она с пятнадцати лет умела дразнить мужчин и в то же время не позволять им лишнего. Увидев рядом кузена, она улыбнулась.
- Ты пришел потанцевать со мной?
«Никому и в голову не придет, что это важная американская дама, - с легкой грустью подумал Колум, - она выглядит как молоденькая ирландская девушка».
- Я пришел за тобой, - протянул он руку. – Нам давно пора спать, думаю, ты устала не меньше меня за этот длинный день. За две недели, что ты собираешься пробыть в Ирландии, у тебя еще будет возможность потанцевать.
Скарлетт нехотя покинула танцевальную площадку. Никогда прежде, даже в памятный день Святого Патрика, ей не танцевалось так легко. Причиной тому был корсет, который Кэтлин распустила, насколько это было возможно – ирландский костюм не требовал корсета. Ее легкие получили неожиданную свободу, Скарлетт не уставала и не задыхалась, и могла танцевать хоть до рассвета.

Нужный им поезд отправлялся с Голуэйского вокзала утром. Оказавшись в вагоне, Скарлетт с любопытством огляделась.
- Это называется купе? – спросила она, усевшись на мягкий диванчик. – Как это удобно – иметь свою отдельную комнатку, а не сидеть в общем вагоне среди чужих людей, которые курят, плюются жевательным табаком и шныряют туда-сюда, наступая тебе на ноги. Мне все больше и больше нравится Ирландия.
Сидя у окна, она с нескрываемым интересом смотрела на пейзажи, проносящиеся мимо.
- О! Еще один замок! – то и дело восклицала она. – Колум, а почему они все разрушены? Почему в них никто не живет?
Кэтлин раскрыла было рот, но Колум опередил ее.
- Эти замки очень древние, им по пятьсот лет. Для жизни люди находят более удобные дома.
Скарлетт понимающе кивнула. Хотя руины выглядели весьма романтично, в этом был смысл.
- Баллинаслоу, – прочла она на очередной станции. – Красивые названия у ваших городов. А как называется место, где живут О’Хара?
- Адамстаун, - ответил Колум.
- Звучит совсем не по-ирландски.
- Я бы изменил это название для тебя, дорогая Скарлетт, и для всех нас, если бы смог. Но хозяин там англичанин, боюсь, ему это не понравится.
- Он владеет целым городом? – удивилась Скарлетт.
- Это не город, ты вряд ли назовешь его даже деревней. Это поместье, оно было названо по имени сына первого владельца. Такой маленький подарок Адаму – несколько тысяч акров земли. Потом имение передавалось по наследству. Нынешний хозяин бывает там очень редко, он живет по большей части в Лондоне. Сейчас его нет в Ирландии.
Скарлетт не заметила раздражение и злость в словах Колума, а также то, как строго он посмотрел на Кэтлин, и как виновато та потупилась под его взглядом.
Пейзаж за окнами занимал все ее внимание.
- Посмотри, Колум, какой огромный замок! И там явно кто-то живет! Наверное, сказочный принц или рыцарь?
Колум понимал, что для Скарлетт это всего лишь экзотические картинки и поэтому ответил как можно спокойнее.
- Ты недалека от истины, дорогая, это казармы британской армии.
А щеки Кэтлин пылали, ее раздражала бестактная непосредственность американской кузины. Как можно не знать таких простых вещей? Вон английский флаг развевается на башне, а вон солдаты маршируют… Скарлетт что, не видит, в какой они форме?
Колум сделал незаметный знак сестре, успокаивая ее.

Станция, на которой они сошли еще час спустя, называлась Маллингар.
- Ты говорил, что мы едем в Адамстаун, – удивилась Скарлетт.
- В Адамстауне нет железной дороги, - ответил Колум.
- Но здесь недалеко, около двадцати миль, - радостно сообщила Кэтлин, почувствовавшая близость дома. – Пешком можно за день дойти.
- Мы что, пойдем пешком? – нахмурилась Скарлетт. Двадцать миль - это почти столько же, сколько от Атланты до Джонсборо. Это бесконечно много. Когда у них в Таре не было лошади, они чувствовали себя отрезанными от мира, хотя до Джонсборо не больше пяти миль.
- Мы одолжим экипаж у одного из моих знакомых, - успокоил ее Колум. – Он владелец бара и небольшой пивоварни, его зовут Джим Дэли. Кстати, у него мы и пообедаем.
Хотя Скарлетт и сдавала в аренду салун, нога ее еще ни разу в жизни не переступала порога подобного заведения, поэтому, входя в просторную комнату, уставленную столами, пропахшую пивом и застоялым запахом табачного дыма, ей было слегка не по себе. Но хозяин бара тут же провел их к лестнице, ведущей на второй этаж.
Обильный обед, которым Джим Дэли потчевал своих гостей в семейной столовой,  напомнил Скарлетт обеды в Саванне. Блюда ничем не отличались от тех, что готовила Морин. Разговоры за столом вертелись вокруг саваннских О’Хара, их здоровья, их дел. Мать Джима оказалась еще одной кузиной О’Хара.
По окончании трапезы хозяин предложил Кэтлин, Колуму и Скарлетт прогуляться по Маллингару. Скарлетт не нашла ничего интересного в старинном городишке, состоящем из нескольких улиц.
На крошечной соборной площади к ним приблизилась одетая в черное молодая женщина. Протянув руку, она заскулила:
- Подайте, ради Господа нашего…
Джим Дэли опустил ей в руку пару монет.
- Да благословит вас Господь, - несколько раз повторила женщина, усиленно кланяясь.
Скарлетт была поражена. Почему вполне здоровая на вид молодая женщина просит милостыню? Она что, не в состоянии сама заработать? «Да я бы ей и полпенни не дала! Как она со стыда не сгорит - просить подаяния у всех на виду! Да я бы лучше украла, чем позориться, как она!»
Получив подаяние нищенка побрела дальше. Тут на площади появилась группа английских солдат, и стала дразнить ее. Смеясь, один из них подманивал женщину монеткой, но желая повеселить товарищей, держал ее так высоко, что той было не достать.
- Какая мерзость! – невольно воскликнула Скарлетт.
Ее возмутила эта сцена. Женщина сама выставила себя на посмешище, прося милостыню. Нашла у кого просить! Это же солдаты – всем известно, как они грубы и безжалостны. И хотя английские военные в своих причудливых мундирах больше походили на раскрашенных оловянных солдатиков, которых она как-то раз купила Уэйду на Рождество, все равно это были солдаты.
Англичанин бросил монетку в лужу с нечистотами и его друзья заржали.
Видя, что Колум, торопливо засучивая рукава, направляется в их сторону, Скарлетт охватила паника.
Он что, рехнулся? Солдат пятеро и у них оружие. Неужели он собрался с ними драться? Или он думает, они будут слушать его проповеди о христианской доброте?
Но Колум подошел к луже, опустился на колено, выудил монету из зловонной жижи, передал женщине и отвел ее в сторону от притихших солдат. Скарлетт перевела дыхание - слава богу, до драки не дошло. Пятеро – это много даже для самого задиристого из О’Хара. И все-таки ей было не по себе. Какого черта Колум вмешался, какое дело ему до этой нищенки? Он только испачкался и замарал свои брюки. Впрочем, его потертый черный пасторский костюм давно пора заменить. Скарлетт все время забывала, что Колум – священник. Видимо, поэтому он и кинулся помогать этой несчастной.

По возвращении с прогулки возле бара Джима Дэли их ожидала небольшая потертая карета. Могучий мужчина в длинном фартуке уже привязал к задку экипажа чемоданы и теперь грузил на крышу сундуки Скарлетт. Ей было невдомек, что оба они стали значительно легче после того, как побывали в доме Джима Дэли.
Путешественники еще не успели разместиться в карете, когда грузчик вернулся, переодетый в плащ и цилиндр кучера. Джим Дэли пожелал всем счастливого пути, и карета тронулась.
Колум уселся напротив девушек, спиной по ходу движения, и сообщил, что мечтает вздремнуть. Кэтлин тоже в свободной позе прислонилась к стенке экипажа и закрыла глаза. Тут Скарлетт пожалела, что не надела один из костюмов, купленных в Голуэе. Ее платье позволяло сидеть только прямо, и когда она попыталась расположиться поудобнее, наполненный золотыми монетами корсет тут же впился в ребра. Она долго ерзала, пока не нашла приемлемую позу и не задремала вслед за своими попутчиками.

Глава 49

Вероятно, Скарлетт проспала не меньше часа. Когда она очнулась, карета двигалась будто в туннеле из ярко-розовых цветов.
Проснувшийся от ее удивленного возгласа Колум пояснил:
- Это вьюнок оплетает живую изгородь и украшает своими цветками. Скоро будет Ротарни, там еще несколько миль, и мы в графстве Мит.
Графство Мит, родина отца. Скарлетт сотни раз слышала это слово.
Деревеньку Ротарни карета миновала столь быстро, что она ничего не успела разглядеть. Зато хорошо рассмотрела дом, стоявший на отшибе. Возле него дорога делала поворот, и экипаж ехал медленно.
Крошечный домик под аккуратной соломенной крышей был каменным, оштукатуренным и сверкал свежей побелкой. Маленькие квадратные оконца украшали красные ставни. Дверь тоже была красная и чудная, из двух половинок. Верхняя часть двери оказалась открыта, и Скарлетт успела разглядеть очаг в глубине комнаты. Из-за нижней части выглядывала рыжеволосая девчушка лет пяти, которая смотрела на путешественников и улыбалась.
- Домик, прямо как из сказки, - умилилась Скарлетт этой пасторальной картинкой. – В Ирландии есть свои сказки?
Кэтлин рассмеялась, а Колум сказал вполне серьезно:
- Если ты хочешь сказок, Скарлетт, то приехала в нужное место. Ирландия изобилует сказками, и ты должна их знать. Например, ты слышала сказку о маленьком народце, – он лукаво улыбался, собираясь начать свой рассказ, но тут экипаж внезапно остановился.
Желая узнать, в чем дело, Колум открыл окно и высунулся наружу. Когда он плюхнулся обратно на свое сиденье, улыбка сползла с его лица.
- Сидите тихо, - торопливо проговорил он, хватая шляпу и выбираясь из кареты.
- Что случилось? – поинтересовалась Скарлетт у Кэтлин.
- Тихо. Колум сказал сидеть тихо. Должно быть, дело серьезное.
Раздался ужасающий грохот, от которого стены кареты содрогнулись, а вслед за ним послышался грубый окрик:
- Эй ты, кучер, проезжай и не задерживайся! Здесь вам не цирк. А ты куда, святой отец? Полезай в свой шарабан и убирайся отсюда!
Карета качнулась и медленно двинулась вперед. В окне показался еще один домик, похожий на первый, сказочный.
Кэтлин крепко вцепилась в руку Скарлетт, она не отрываясь смотрела на дом.
В открытой настежь двери, загораживая ее, застыл солдат. Еще один военный, в расшитом золотом мундире, по-видимому, офицер, сидел верхом на вороной лошади, которая топталась возле домика. Колум стоял тут же, у порога, успокаивая низкорослую плачущую женщину. Черная шаль сползла с ее головы, по плечам в беспорядке рассыпались рыжие волосы. На руках у женщины заливался плачем грудной младенец в домотканом чепчике, а девочка лет четырех утирала слезы, уткнувшись в материнский передник. И мать и ее дочь были босы.
Рядом с домом высилась пирамида из трех толстых длинных бревен. К ее вершине на прочных канатах было привязано еще одно бревно. Несколько солдат стояли рядом, ожидая приказа.
Офицер на лошади повернулся в сторону кареты и вновь закричал:
- Эй, ты! Опять встал? Проваливай, тебе говорят!
Экипаж дернулся и быстро покатил по дороге.
Скарлетт поняла, здесь творится что-то ужасное. Она поглядела на Кэтлин. Та, забившись в угол кареты, сухими остановившимися глазами смотрела в одну точку.
Скарлетт высунулась в окно. Она увидела, как женщина упала на колени, в мольбе протягивая руки с младенцем в сторону офицера на лошади.
Мать Пресвятая Богородица, она вот-вот уронит ребенка, и его затопчут! Нет, Колум следит за ней, он сотворил крестное знамение над женщиной, потом над ее младенцем и над девочкой. Он поднимает плачущую мать на ноги, и уводит ее в сторону от домика.
Опять послышались глухие удары, но из-за живой изгороди, которая после поворота заслонила дом, Скарлетт ничего не было видно. Она крикнула кучеру, чтобы остановился, но еще прежде, чем карета встала, выскочила из нее, и, пачкая в грязи длинный подол своего шелкового дорожного костюма, побежала назад.
Представшая перед ней картина заставила Скарлетт оцепенеть на месте… Раскачивающееся бревно раз за разом било по стене, пока та не пошатнулась и не провалилась вовнутрь, поднимая клубы белой пыли. Удары не прекратились, вскоре стала оседать и вторая стена. Соломенная крыша домика сползла вниз, и тут же рядом появился солдат с факелом. Пронзительный крик прорезал наступившую на миг тишину, заставляя сердце сжаться в комок.
Вскоре треск разгорающейся соломы сменился ровным гудением пламени - дом полыхал. Едкий запах дыма достиг Скарлетт, и тут же рой воспоминаний пробудился в ее душе. Ей представились торчащие черные трубы плантации Макинтошей, сожженные дотла Двенадцать Дубов, и Ретт, с болью глядящий на освещенные багряным рассветом руины своего сгоревшего родного дома, шепчущий: «Я должен был остановить их…».
Оглушенная происходящим, она все еще стояла посреди дороги, с ужасом вглядываясь в черный дым, когда из него показался Колум. Скарлетт не хотела уходить, и ему пришлось силой усадить ее в карету.
Кучер хлестнул лошадей, и экипаж понесся вперед со всей возможной скоростью. Карету так трясло на ухабах, что Скарлетт несколько раз стукнулась головой о стенку, но вряд ли заметила это. Она все еще не могла прийти в себя. Ее мозг отказывался поверить в то, что она только что видела.
- Что там произошло? - наконец спросила она хриплым голосом.
- Бедную женщину выселяли, - резко ответила Кэтлин. – Колум утешал ее, а вам не следовало выскакивать. Вы могли навлечь беду на всех нас.
- Полегче, Кэтлин. Скарлетт живет в Америке и ничего об этом не знает.
Скарлетт хотелось крикнуть, что она знавала и худшее, что ее дом тоже чуть не сожгли янки, но передумала, и вместо этого задала вопрос:
- А почему ее выселяли?
- Они не заплатили арендную плату, - объяснил Колум. – Более того, когда солдаты пришли в первый раз, ее муж оказал сопротивление. Он ранил солдата и за это его посадили в тюрьму. Женщина осталась одна с маленькими детьми.
- Ужасно! Надеюсь, у нее есть родственники?
- Да. Я послал ее к сестре, она живет неподалеку.
Скарлетт немного успокоилась. Она, конечно, испытывала жалость к этим людям, но к этой жалости примешивался легкий оттенок презрения. Уж если ты арендуешь землю, значит должен платить за нее – это вполне естественно. А где и как ты добудешь деньги – это хозяина земли не должно волновать. Она бы по миру пустила арендатора салуна, если бы он ей не платил. А муж женщины – круглый идиот! Зачем он ранил солдата? Он что, не знал, что за этим последует наказание? Прежде чем бессмысленно махать кулаками, он должен был подумать о своей семье.
- Но почему они разрушили дом? - поинтересовалась она у Колума.
- Чтобы не допустить возвращения арендаторов.
- Но это ведь глупо! – возразила Скарлетт. – Хозяин мог сдать его в аренду другому человеку.
Она не заметила, как странно посмотрели на нее и Колум и Кэтлин.
Вздохнув, кузен ответил:
- Землевладелец вовсе не хочет сдавать дом. Ему нужен клочок земли, на котором он стоит. Хозяин пустит все свои земли под пастбища, а потом отправит нагулявший жир скот на рынок. Именно поэтому он повысил арендную плату, а потом подождал несколько месяцев и прислал солдат. Муж этой женщины не мог заплатить, но он знал, что единственная цель хозяина – не получить с них деньги, а выселить, поэтому и полез на солдат с кулаками. А сегодня его жена пыталась защитить дом своим маленьким телом, встав перед тараном…
Скарлетт не нашлась, что и сказать. Она была потрясена. Это во сто крат хуже, чем зверства янки – там хоть война была. Гнать людей на улицу, разрушать дом – только ради того, чтобы у коров было больше травы? Как это жестоко!
И вдруг неприятная мысль пришла ей в голову, и она почувствовала укол совести. А как поступила она сама, когда решила строить домики на окраине Атланты, чтобы дать заработать Эшли? Она ведь отказала в аренде фермеру… Но… - Скарлетт пыталась найти себе оправдание, - но она ведь предупредила письмом, и не присылала солдат. И, кроме того, эти дешевые домики предназначались для тех, кому пришлось туго во время кризиса. Сам Эшли назвал эту стройку гуманным проектом!
Скарлетт совсем запуталась. Когда-то ее бесило, что Эшли на все смотрит с двух сторон, а оказывается, так можно смотреть на многие вещи. Она постаралась отогнать сложные мысли подальше. Она подумает об этом потом, как-нибудь на досуге.
- А ты уверен, Колум, что она пойдет к сестре, и с ней все будет в порядке?
- Не беспокойся, Скарлетт, с ней все будет в порядке.
- До тех пор, пока не примутся за ферму ее сестры, - мрачно предсказала Кэтлин.
Колум выглянул в окно и сообщил:
- Смотрите, дождь опять кончился. Пока мы ехали, он принимался лить три раза. Полюбуйтесь – светит солнце и мы уже в графстве Мит. Скоро будем дома. А теперь я все-таки расскажу тебе, Скарлетт, о маленьком народце – лепреконах, вы в Америке называете их гномами.
- Если бы гномы увидели, - начал рассказывать Колум, - как вы изображаете их на своих карнавалах, они бы очень обиделись. Они бы призвали всю свою сказочную родню к мщению, а гнев их бывает ужасен. Так что вам повезло, что в Америке нет гномов. Зато в Ирландии их полно и они пользуются уважением и почитанием, и не причиняют зла никому, если их, конечно, не обижают. Гномы любят жить в одиночку в каком-нибудь приятном месте – например, у ручья или небольшого водопада. Там они селятся и занимаются своим любимым сапожным ремеслом, ну и выпивают понемногу, так как все сапожники любят выпить. Гнома можно найти по характерному постукиванию молотка о каблук или подошву. А если подкрасться неслышно, как гусеница, и схватить его, и держать крепко, глядя ему в глаза, он станет умолять отпустить, и пообещает выполнить любое ваше самое сокровенное желание. Но гном известный обманщик и ему нельзя верить. Потом он станет угрожать ужасными несчастьями – но это тоже пустые слова, не верьте ему! В конце концов, он предложит за свою свободу сокровище – горшочек с золотом, которое он копил вечно и спрятал в надежном месте. Этот глиняный кувшинчик на первый взгляд небольшой, но вид его обманчив, потому что хитрые гномы делают бездонные кувшины. Вы можете брать и брать из него золото до конца своих дней, а он все будет оставаться полным. Вот какое сокровище отдаст гном за свою свободу. Только оно очень редко кому достается, потому как гномы умеют отвести глаза, заговоривать зубы, и хватка человека, поймавшего его, ослабевает. Стоит посмотреть в сторону – гном мгновенно исчезнет.
- Ерунда, - сказала Скарлетт, - это совсем просто – держать гнома крепко и не отводить глаз, тем более, когда речь идет о получении сокровища.
- И все-таки лишь немногим оно досталось.
- А еще тайник лепреконов можно найти в месте, где радуга уходит в землю, -  совершенно серьезно добавила Кэтлин. – Правда, я искала несколько раз, да не нашла.
«Вот глупая, - подумала Скарлетт. – Это все равно, что дойти до горизонта. Может, они тут, в своей сказочной Ирландии, не знают, что Земля круглая?»
- Скарлетт не пошла бы искать радугу, она очень здравомыслящая, - улыбнулся Колум. – От обмана таких практичных людей гномы получают особое удовольствие. Но Скарлетт вряд ли остановилась бы на стук молоточка гнома, если бы услышала его возле ручья.
- Если бы поверила в эту чушь, то остановилась бы, и вытрясла у него сокровище, - раздраженно заявила Скарлетт. – Но все это ерунда!
- И баньши ерунда? И безголовый всадник? Может, вы и в призраков не верите? – в голосе Кэтлин слышался суеверный ужас.
- Призраков не существует, - твердо сказала Скарлетт. – А в гномов я поверю, когда вы покажете мне человека, которому удалось получить от них этот бездонный кувшин с золотом.
Она начинала сердиться. Зачем они пытаются заставить ее верить в какую-то чушь?
- Ты относишься ко всему слишком серьезно, - улыбаясь, покачал головой Колум.
И все-таки он достиг своей цели, она забыла об ужасной картине горящего дома.
- Лучше я расскажу тебе о Молли, у которой ты будешь жить.
- Кто это – Молли?
- Первая из О’Хара, кого ты встретишь в Адамстауне. Она моя сестра и сестра Кэтлин.
- Наполовину сестра, - недовольно поправила девушка. – И я думаю, на меньшую половину.
Скарлетт ничего не поняла и попросила объяснить.
Рассказ оказался таким длинным, что закончился вместе с путешествием, но Скарлетт и не заметила пролетевшего времени – ведь ей рассказывали о ее родственниках.
Оказалось, что Колум и Кэтлин тоже не родные. Их отец Патрик был женат трижды, и все жены подарили ему детей.
Четырнадцать только живых, - припомнила Скарлетт, и с ужасом подумала, как запомнит их всех. Но ей рассказали только о тех, кого она уже знала или еще узнает в Адамстауне, остальные живут в разных концах Ирландии. Конечно, Скарлетт увидит их на дне рождения бабушки, там и познакомится.
Дети от первой жены Патрика – красавица Молли и Джейми, уехавший в Саванну. Вторая родила ему Колума, а третья – Кэтлин, Стефена и Бриди.
- Он что, разводился? – с подозрением спросила Скарлетт.
- Нет, матери Джейми и Колума померли, упокой господи их душу, - ответила Кэтлин, перекрестившись. – И моя мама померла, сразу как Бриди родила. Упокой господи ее душу тоже. И сам Патрик, наш отец, помер десять лет назад, упокой господи его душу.
«Если она еще раз вспомнит о каком-нибудь покойнике - я закричу», - подумала Скарлетт. Но дальше речь пошла о живых.
Единственный оставшийся в живых в Ирландии брат ее отца, дядя Дэниэл, пока еще здоров и крепок, у него восемь сыновей, двоих из которых она знает по Саванне, это Мэтт и Джералд, остальные живут в Ирландии. У двух женатых кузенов куча детей, и внуки есть. Кроме того, она встретится в Адамстауне с дюжиной кузин, дочерей Патрика и Дэниэла, у них тоже есть дети и внуки.
Слушая перечисляемые имена, Скарлетт ощутила тревогу. Она никогда не сможет их запомнить. Она и в Саванне-то частенько путала имена детей.
- Успокойтесь, Скарлетт, - похлопала ее по руке Кэтлин, - вы будете жить в доме Молли, а там кроме нее нет O’Хара. Да и сама она мечтает забыть о своей семье.
Колум пояснил ядовитые слова Кэтлин. Молли недурно устроилась, она вышла замуж за Роберта Донахью, состоятельного человека, владельца большой, в сто с лишним акров, процветающей фермы. Таких, как он, называют здесь крепкими хозяевами, джентри. Вначале Молли работала у Донахью кухаркой, но когда тот овдовел, она через положенный трауром срок стала миссис Донахью и мачехой четырех сыновей своего мужа. Через шесть месяцев после свадьбы Молли родила своего первого сына. Для недоношенного ребенка он был слишком крупным, и это послужило темой для сплетен на многие месяцы. Потом родилось еще четверо детей, все они уже взрослые и живут своими домами.
- Молли старается не слишком много общаться с О’Хара, - спокойно сказал Колум.
- Еще бы! – фыркнула Кэтлин. – Ведь ее муж наш лендлорд.
Скарлетт удивленно округлила глаза. И только после объяснений Колума поняла, что часть своей земли Донахью сдает в аренду семье О’Хара. Кроме того, они арендуют землю у лорда Адамстауна.
Когда ей начали перечислять имена детей Донахью и Молли, а также имена их внуков, Скарлетт попросила пощады.
- Не трудись, Колум, я все равно ничего не запомню. Лучше расскажи мне о бабушке.
- Наша Кэти-Скарлетт до сих пор живет в домике, который построил ее муж после женитьбы, это было в 1789 году. Мой отец, когда впервые женился, построил себе дом неподалеку, и звал мать жить с собой, но она отказалась. Сейчас с ней живет Шон, а девушки О’Хара, сестры и кузины Кэтлин, их обслуживают.
- А Шон – это брат Молли, ну и наш, наполовину, - вставила Кэтлин. – Только он малость дурной. Никчемный он человек, почти такой, как Тимоти, хоть и старше его на двадцать лет.
Скарлетт не стала спрашивать, кто такой Тимоти. Она боялась, что при ответе на этот вопрос на нее вывалится еще пара дюжин имен родственников. Их обилие вызывало у нее почти головокружение.
Но времени на дальнейшие рассказы не осталось. Кэтлин, выглянув в окно, попросила остановить, сказав, что отсюда она добежит пешком, уж очень ей хочется поскорей оказаться дома. А Колум пересел на облучок к кучеру, чтобы показать ему поворот к дому Молли.
Расцеловавшись с кузиной, которая теперь уже не будет ее горничной, Скарлетт приготовилась к встрече с Молли Донахью, урожденной О’Хара.

Продолжение
http://www.proza.ru/2009/01/24/207