Солнце неумолимо скатывалось к горизонту. Тени от ракит, нависших над водой, становились длиннее. То тут, то там стали видны всплески крупной рыбы. На смену стрекозам, почувствовавшие спад жары, активизировались кровососущие. Комариный писк становился назойливей. Но мне не было до них, ни какого дела. Все мое внимание было сосредоточено на поплавке. Поклевки стали увереннее. После двух-трех толчков, он резко уходил под воду. Через мгновение удилище приятно вибрировало в руке, передавая сопротивление попавшейся рыбы. Сверкнув на солнце чешуей, через минуту она оказывалась в садке. Плотва брала крупная, редко, но уверенно. За полтора часа, мой улов был приличным: десятка полтора, дробной, увесистой Плотвы.
Я так был поглощен своим занятием, что не слышал приближающихся ко мне людей.
- Ладно, не парься – донеслось до меня – мне тоже домой надо, хотя в отличие от тебя, меня там никто и не ждет.
Я оглянулся. По тропе, ведущей вдоль берега, шли двое мужчин. Маленький крепыш, шел впереди высокого, поджарого мужчины. «Высокий», отчаянно жестикулировал руками, объясняя своему собеседнику:
- Я сказал: полчаса и разбегаемся, у меня тоже еще дел море.
- Давай сюда, что ли – предложил коротышка.
- А чего далеко ходить – тут же согласился «высокий» - тут и сядем, да и «менты» сюда вряд ли забредут.
Позади меня, в метрах семи-восьми, лежало поваленное дерево. Его то и облюбовали собеседники.
Сызмальства я знал, что подслушивать чужие разговоры не хорошо. Но не я к ним пришел. И получалось, что я становился невольным их соглядатаем. Чувствуя себя неуютно, я все же остался на своем «приклеванном» месте.
А за моей спиной события развивались стремительно. Я уже различал их по голосу. Видимо пропустив по первой, крякнув, «высокий» проговорил:
- А Сергеич, редкая скотина, должен тебе заметить.
- Да ладно – с набитым ртом, возразил коротышка.
- Я тебе точно говорю, не видишь, он пляшет и нашим и вашим. А сам норовит и ртом и жопой ухватить, а ты говоришь – да ладно.
- Нет, Володя. (Значит «высокого» зовут Володей, успел я подумать.)
- Ты не прав, он мужик цепкий.
- Я и говорю – рвач.
Не рвач, а цепкий – не сдавался коротышка – с мужиками он себя нормально ведет, да и от начальства всегда прикроет, еже ли что.
- Прикроет – передразнил его Володя – а не прикроет, так его самого бы давно уже как помойную тряпку, выкинули бы отсюда.
- Не скажи, другой бы мастер, на его месте, как что, докладные бы строчил. Сам бы чистеньким остался, а тебя бы выкинули. На твое-то место, быстро бы человечка подыскали.
- Что ты говоришь! Подыскали – передразнил опять его Володя, и тут же без перехода выпалил – давай наливай.
За моей спиной, что-то шуршало, звенело, лязгало.
- Много они человечков то подыскали, а? – Володя вернулся к прерванному разговору. – Молчишь, то-то. Где они еще таких дураков найдут – за обещания вкалывать?
- Ты не прав, платят же.
- Платят?! – вскипел Володя – в июле за декабрь? А новому человеку полгода подачки ждать, лапу сосать? Выходит так?
- Выходит – нехотя согласился коротышка.
- А у человека семья, дети! Кормить надо! Это как? – не на шутку разошелся Володя – одни жиреют, другие на подсосе. И ты еще за этого упыря впрягаешься?
- Сергеич то здесь причем? Тебя поставь на его место, таким же станешь.
- Ну, нет! Я, между прочим, на заводе кем был? Забыл?
- Не забыл.
- А если не забыл, то должен помнить, что в цехе нашем ни одного станка не было, на котором я бы, не смог работать. Я по триста рублей в месяц имел, плюс премия каждый квартал, на доске почета висел! И вас ни когда не обижал. Потому что я знал - кто, на что способен, и, исходя из этого, наряды закрывал по максимуму. И начальники меня уважали, и людям не стыдно было в глаза смотреть. А теперь я кто?
- Грузчик – почему то ехидно ответил коротышка.
- Не грузчик, а «быдло».
- Мы и раньше «быдлой» были, какая разница?
- Раньше ты сытой «быдлой» был – сорвался почти на крик Володя - а теперь, ты «быдло» голодное.
- И чего? – отпарировал собутыльник - открой такой же магазин, будешь сытым.
- Ишь ты, открой. Я не совсем еще совесть пропил. Нет у меня того воспитания, что бы улыбаясь человеку, залазить в его карман.
- В этом то и наша беда – вставил коротышка.
- Чего? – не понял Володя.
- Ладно, Ильич, проехали.
- Стоп! Я же тебя просил: не называй меня по отчеству! Не хочу я с этой гадиной ассоциироваться!
(Интересно, кого он имел в виду?)
- Нет, я против своего папаши ни чего против не имею. Но это словосочетания меня коробит. Понял?
- Извини Володя, вырвалось.
- Вырвалось! Лишь бы не вырвало! – неудачно скаламбурил он. – Насыпай, чего на нее смотреть.
- Заметь – встрепенулся коротышка – не я первый это предложил.
Володя раскатисто захохотал.
Возникла пауза.
- А знаешь, какое сегодня число? – спросил Володя.
- Двадцать пятое.
- Двадцать пятое – ехидно передразнил его Володя. – А тебе это о чем - то говорит?
- О чем мне это должно говорить, аванс все равно не дали.
- Аванс! – возмутился Володя. – Какой к Аллаху аванс?
Вот ты не помнишь, а я помню. – Последняя фраза прозвучала с гордостью.
Сегодня ровно двадцать два года назад, умер Владимир Семенович.
Повисла пауза. Может коротышка, не знал о ком идет речь, или осмысливал
потерю великого человека – оставалось догадываться.
- Как время летит! И за это время, ни кто, ты слышишь, ни кто, не создал
хотя бы что - то похожее на него. И не создаст.
- Даааааа – протянул коротышка.
- Это точно. А почему?
- Почему?
- Потому, что это ни кому сейчас не нужно. Ты посмотри, что сейчас по телевизору крутят. Смотреть тошно.
- Это точно – согласился его собутыльник – я и не смотрю.
- Я тоже не смотрю. Потому что не чего смотреть.
Молчание коротышки, не устроило Володю, и он уточнил: - Разбил я его.
- Чего?
- Чего, чего? Разбил я его в щепки.
Видимо его слова не произвели ожидаемого эффекта, поэтому последовали более веские аргументы.
- Клянусь! Надоело: реклама эта поганая, балалаечники, и рожи сальные. Вот я его об пол и крякнул.
- По пьянке?
- А то почему? – захихикал Володя – а давай моего тезку помянем и споем.
- А что споем?
- Ты че? – обиделся не на шутку Володя – у него песен, что ли мало.
Застолье шло к логическому финалу.
На прослушивание репертуара Владимира Семеновича, да еще, мягко говоря, не в лучшем исполнении, у меня нервов не хватило. Не смотря на неплохой клев Плотвы, я стал собираться.
Вдруг пение резко оборвалось.
- Вот тебе, сколько лет? – спросил вдруг Володя.
- Тридцать семь.
- Салага! И что ты успел сделать за эти годы?
Володю «понесло», не дожидаясь ответа, он продолжал:
- И мне сорок два! А что я сделал? Что успел? К чему стремлюсь?
А ты?
Пауза.
- Молчишь? А потому ты молчишь, что сказать тебе не чего!
Блохи мы! Черви навозные, и место наше там – на навозной куче.
Без всякого перехода Володя затянул очередную песню.
Я зашагал по тропинке, в сторону автобусной остановки.
Я поймал себя на мысли, что мне тоже, ровно сорок два года.
И Володины вопросы, зудели в черепной коробке, как слепни.
- Что я успел? Чего достиг? К чему стремлюсь?
Ответы были неутешительны.
От мрачных мыслей меня оторвал хриплый голос за моей спиной:
- Братан, дымком не угостишь?
Я обернулся. Предо мной стоял мужчина. Всклоченные волосы, давно не знавшее бритвы лицо, на котором красовался синяк. Вязаный свитер был одет на голое тело. В оборванных, под шорты, джинсах, и домашних тапочках, тоже на босу ногу.
Радушно поблагодарив меня за угощение, он произнес:
- Слышь, братан, какая оказия – то вышла.
Я повернул голову в сторону, откуда должен был появиться спасительный
автобус. Но его не было.
А новый мой знакомый, уже начал свое повествование…
А впрочем, это совсем другая история.