(Продолжение)
Правду сказать, густой, сочный макияж придавал ангельскому личику Анечки не то чтобы вульгарность, а зажигательная мешанина добродетели и порочности; эта пикантная особенность притягивало к ней мужчин, которым, возможно, было интересно разгадать пропорциональное соотношение компонентов дерзкой смеси. Дерзкой – по тем временам, конечно. Сама себе на уме, юная бабушка прекрасно понимала, чего больше всего хочет от неё сильный пол; боевая раскраска всего лишь помогала ей идти по жизни увереннее. Пусть не всегда получалось, как она хотела, зато всегда оставалась заметной и яркой, даже сейчас, в свои ого-го-го какие годы, бабка и на дачу ездила нарумяненной-набелённой-начернённой: привычка!
- Обыкновение ворожить в любой деревне есть, - ответила Анна Никитична на Настин вопрос; её глаза затуманились и, как в подобных случаях водится, по губам скользнула задумчивая улыбка. - Знаешь, и я ходила гадать. В овин!
- А я думала: гадальщицы у зеркала со свечами сидят, - удивилась Настя. - В Интернете про овин ничего не пишут…
- Там всякую ерунду пишут, - Анна Никитична пренебрежительно махнула рукой. – И вообще, чёрт знает чему молодёжь учат … Вон, Шура рассказывала: заходит к внучке в комнату, а у неё на компьютере та-а-акие картинки, страсть божья, тьфу! И гадать не надо, кто из неё вырастет…
Опасаясь возвращения бабки к её любимой теме, Настя поспешно перебила:
- Расскажи, как в овине гадают?
- Да что с деревенских-то взять? Даже вспоминать смешно, - хмыкнула Анна Никитична. – Подходишь, значит, в темноте к овину, задираешь подол, наклоняешься и - задом к сену. Считается: если овинник ласково тебя погладит, будто котёнок лапкой, – значит, добрый хороший муж попадётся. А вот когда ветер сердито дунет, да солома царапнет, ровно наждак, тут девке горе: злая у неё судьбина.
- Да ну! Что это за гадание? – Настя передёрнула плечами. - Какой-нибудь бездельник заберётся в сено, да и поугорает над девчонками. Так ошкурит наждачной бумагой – мало не покажется…
- Уж и не знаю, подшутил ли кто или это вправду овинник был, но только выгадала я себе мужа непутёвого, - погрустнела Анна Никитична. – Сломя голову от того овина бежала, так перепугалась! Но от судьбы не удрала. Дедушка-то твой, Павел Андреевич, собой хорош был, ох, как пригож, царствие ему небесное, женщины сами на него наваливались. Никто и подумать не мог: горькую пить станет, дебоширить, налево-направо гулять. Ты его не помнишь, мала была, когда он под машину угодил. Выпивши шёл, бедолага, эх! С тех пор одна, никто из мужчин мне не нужен. Каким бы дед твой ни был, а лучше его всё равно нет…
- Сама же говоришь: непутёвый, - заметила Настя. – Не пойму тебя, бабушка.
- Молода ещё, - Анна Никитична покачала головой. – Когда-нибудь всё поймёшь, какие твои годы!…
Настя посмотрела на люстру и раскачивающегося на ней ангелочка, подумала о своих годах (какие-никакие, а все – её!), перевела взгляд на бабку и, задержавшись на её начернённых бровях, отчего-то подумала: уже не стоит так густо краситься, получается карикатурно, да и зачем ей это?
- Как только женщина перестаёт заниматься внешностью, всё ясно: кончился роман – переживает, либо даже сама себе неинтересна, либо болезни одолевают, - сказала Анна Никитична, будто поняла, о чём подумала внучка. – Впрочем, причин много, все и не перечислишь. Ты-то чего такая унылая?
- Да так, - потупилась Настя и, от себя того не ожидая, соврала. – Реферат горит! Зачёты один за другим пошли – не успеваю готовиться. Весёлого мало.
- Ясно, - бабка понимающе покачала головой. – А я-то думала: с ухажёром своим рассорилась. Бывало, без конца с ним по телефону любезничала, только и слышно твоё чириканье из комнаты. Нет-нет, не думай: я не подслушивала! А тут – тишина и покой…
- Всё нормально, баб, - опять соврала Настя. – Просто нет времени разговаривать.
- А мы всё успевали: и учиться, и влюбляться, - бабка горделиво подбоченилась. – На всё нас хватало! А сейчас… Хлипкая молодёжь пошла, не то, что наше племя…
Всё-таки она села на своего любимого конька!
Настя сначала молчала, отстранённо говорила «да», «нет», но выдержать долгий монолог Анны Никитичны не смогла – встала, как бы сокрушаясь, развела руками:
- Извини, баб, нужно к семинару готовиться. Пойду в свою комнату…
Она добросовестно взялась за учебник, но видела в нём лишь буквы, которые складывались в слова, а слова – в предложения, лишённые какого-либо смысла; формулы же вообще напоминали таинственные рунические письмена. Настя глядела на них, просто так глядела, не пытаясь что-либо понять, - «глядит в книгу – видит фигу», эта поговорка имела к ней самое прямое отношение. И если бы девушка, что называется, включила юмор, то, пожалуй, решила бы: лучше неё никто не проиллюстрирует расхожую истину. Но смеяться ей совершенно не хотелось.
Настя машинально взяла телефон, включила его, нашла в списке имя «Антон» и, помедлив, надавила кнопку вызова.
- Набранный вами номер не зарегистрирован, - счастливым женским голосом сообщил робот. – Проверьте правильность набора…
Она слышала этот ответ, наверное, в сто первый раз. Но набирала антонов номер снова и снова. Если бы он вдруг ответил, Настя не знала бы, что сказать. Наверное, она просто молчала бы. Хотя это, конечно, глупо: её номер высветился бы на табло его мобильника. Может, Антон позвал бы её: «Настя, ау!» И тогда она спросила бы какую-нибудь чушь, ну, например, почему он не ходит в институт, или по какому адресу теперь живёт, или где работает, а, может, вообще задала бы совершенно дурацкий вопрос: «Ты слушаешь Вивальди?»
(Продолжение следует)