Перед пылающим домом сидят двое с попкорном. Толстяки аппетитно чавкают, время от времени толкая друг друга в бок. Лица при этом выглядят невероятно одухотворенными. Из-за игры теней от открытого огня примешивается выражение загадочности.
- Жара! - восклицает один из толстяков, теребя майку неопределенного цвета, сплошь усеянную пятнами разного калибра и всех цветов радуги. Этой летней ночью его, кроме расслабляющего тепла пожарища, согревает также баклашка с пивом.
Когда взрывается газовый баллон, а отдельные головешки, дымясь и шипя, долетают практически до ног, второй довольно причмокивает:
- Вообще... Огонь!
Тем временем рядом устраивается мамаша в синем пиджачном костюме. Пытаясь одной рукой придерживать худющего сорванца лет восьми, а другой расстилать цветастый плед, она еще успевает приговаривать:
- Петя! Ну веди же себя прилично, не топчись ногами по пледу! Хоть на пять минут успокойся!
Владелец замызганной майки недовольно поворачивается и, сдерживая отрыжку, делает замечание:
- Потише нельзя, а?
- Изви... - начинает было привычно дама, но, разглядев, с кем имеет дело, чувствует, как к горлу подступает возмущение, переходящее в визг. - Вы как со мной разговариваете? Я вам не какая-нибудь "потише нельзя, а"! Вас манерам где учили? Я на потише-нельзя-а не откликаюсь! Говорите "нельзя ли потише", а то уши вянут.
Оторопевший поначалу мужик, приходит в себя и нарочито ласково просит:
- Мальчик, а заткни-ка ушки...
Петя радостно прижимает ладошки к лицу, и по его хулиганской улыбке видно, что он все слышит. Из пламенной, но непонятной неокрепшему организму речи удается разобрать только: "нельзялипотиша ушастая". Впрочем, любопытство мальчугана будет удовлетворено уже на следующий день в школе - незнакомые слова помогут расшифровать более продвинутые товарищи.
- Ну что вы в самом деле? Вы вообще что-нибудь молча делать можете? - возмущается худой очкарик весьма интеллигентного вида в мятой белой рубашке. Он расположился на почтительном расстоянии от остальной группы в самый разгар дискуссии, а потому был замечен только сейчас.
- А таких как ты, сморчков, я каждый день... - сходу отвечает возбужденный мужик, зачерпывая горсть попкорна и замахиваясь.
Но никто так и не узнал, что именно каждый день происходит с несчастными "сморчками", потому что крыша дома с шумом обваливается. Люди, позабыв об обидах, заворожены величественным зрелищем. Каждый думает об огне и о своем.
Один из толстяков мучается над важным вопросом - почему за последний час он произнес лишь одну фразу? Но, вспомнив, какой она была яркой и запоминающейся, быстро утешается.
Второй оценивает расстояние до "сморчка" и прикидывает, есть ли шанс догнать его для того, чтобы от души покормить попкорном. Через какое-нибудь альтернативное отверстие. Нос или уши отлично подойдут, решает он.
Женщина в страшных сомнениях: все же ответить хаму или это ниже ее достоинства, и лучше удалиться с высоко поднятой головой?
Петр зловеще ухмыляется: ему представляется, что это горит вовсе не дом, а родная школа.
Очкарик размышляет о вещах непонятных. Вроде первобытных инстинктов темных закоулков души или вечного стремления к саморазрушению через созерцание огня. Надо сказать, что такие словесные построения более продвинутые товарищи Пети едва ли смогли бы дешифровать.
Мысли собравшихся прерывает бодрый голос:
- Билетики! Покупаем билетики!
Мужики от удивления просыпают попкорн.
Пройдет время, и на этом месте вырастет настоящая индустрия развлечений, а пока...
Может, кто-нибудь все-таки вызовет пожарных?