Зачем кричать, когда никто не слышит? с

Масимова Ирина
Кира стояла, зажмурившись. Она снова чувствовала это безумное, невероятное, то, что не могла передать словами. Это струилось по ее венам, руки судорожно дрожали и мускулы ладони дергались. Кира снова это сделала. Шприц и героин - все повторяется из раза в раз. Девушка усмехнулась, задумавшись о вечности и смысле жизни. О том, как чудесны наркотики.

 Кира выделялась из толпы. Русые волосы, темные у корней, растрепанные, большие,чуть округлые бутылочно-зеленые глаза, мутноватые от героина. Дикая усмешка тонких губ. Проколотая бровь. Напульсники, резиновые браслеты, перчатки без пальцев - все для того, чтобы скрыть темно-синие синяки на руках.

 Наркотики были для Киры всем. Только они остались у нее, когда она потеряла все - любовь, ненависть, чувства, семью, друзей. Когда он ушел и не вернулся, когда ее лучшая подруга, которую Кира любила, которая столько для нее значила, умерла от передозировки, а приемная мать отказалась от девушки. И Кира оказалась на улице - бездомная нищая бродяга. Впрочем, девушка себя таковой не считала, скорей, она была заблудшим между Светом и Тьмой путником.

 Часто она чувствовала себя слабой, никому не нужной, пропащей девчонкой, обычной бродяжкой для окружающих. Но когда наркотик попадал в ее кровь, ее это не волновало. Она становилась сильным душой воином. И бродяжка-наркоманка Кирка исчезала, и появлялась другая девушка, благородная, дерзкая, честная, удивительно прекрасная, которая ни за что бы не стала красть деньги у прохожих или выполнять какую-нибудь грязную работу за деньги на героин. Но в том-то и была проблема, что Кира становилась такой, если у нее он был. Героин.

 Он помогал ей забыть о душевной боли, бесконечно преследующей Киру. Она не могла забыть его. Именно поэтому порой она просто кричала от досады и боли. У нее не было сил, она выдыхалась. Но наркотики давали ей силу забыть о боли, о любви, о неудобствах, например, каково ночевать в заброшенных диггерских ходах на голом жестком полу, закутываясь в старую потрепанную куртку, рядом с другой бездомной молодежью, которую Кира почти не знала, и не общалась.

 Их было много, и, наверное, все они с Кирой были на одно лицо. Девушки - чаще всего с очень короткими стрижками, с многочисленным пирсингом и татуировками, в старой потрепанной одежде - рваных джинсах, куртках, пыльных кроссовках. Парни - иногда с ирокезами, также в татуировках и писринге, с неплохими мускулами от тяжелой жизни, все в шрамах, циничные, уже много повидавшие в жизни. Брутальные...

А он не был таким. Кира помнила его зеленые, только не такие, как у нее, а другие, изумрудные, с искоркой, глаза, которые так прекрасно щурились, когда он курил. Ей нравилось, когда он курил. Все, что он не делал, было прекрасным, и так ему шло. Губы, так красиво улыбающиеся. Растрепанные каштановые волосы...

Он не помнит ее. А она никогда его не забудет. Никогда. Кира все еще любит его... А она умела любить и умела ненавидеть. Умел ли он любить? Он знал, что Кира не может без него, но сам относился к ней снисходительно, его забавляла ее безумная любовь. Он был старше ее, и она для него ничего не значила и была никем.

 Кира стояла на заброшенной станции метро. Белые от холода пальцы дрожали от дозы. Лицо - бледное, как всегда... Зеленые глаза горят диким огнем. На губах дьявольская усмешка. Но в душе все та же боль и воспоминания, доставляющие ее... Она думала о нем, и кусала губы до крови. Вспомнив что-то особенное, Кира не смогла больше терпеть. Может, случайно, а может, и нарочно, упала на рельсы. Разряд тока прошел по ее телу... И в этот момент Киры окончательно не стало.

             Эпилог

 Он сидел на скамейке в парке и читал газету. На первой полосе ему в глаза бросилась статья: "4 апреля 200* года погибла девушка. Как опознали, это N Кира ***". 

- Кира... - усмехнулся он.

Он ее помнил. Но она всегда мешала ему жить. Что ж, впредь такого не повторится. Никогда в этой жизни.

Он аккуратно сложил газету и выбросил в урну.