Он с трудом поднял тяжелые веки и тут же почувствовал резь в глазах, словно в них насыпали песок. Глаза пришлось закрыть, он крепко зажмурился на несколько секунд и снова открыл . Боль прошла, но сфокусировать взгляд никак не получалось - он почувствовал себя хамелеоном, у которого глаза смотрят в разные стороны. Комната плыла перед глазами, в висках гулко стучало, будто где-то там в глубине маршировала рота солдат, он словно лежал на палубе небольшого корабля, который нещядно трепала бортовая качка. Несколько минут свободного плавания - и он, наконец, смог разглядеть голубые стены, они походили на воду, тронутую легким бризом. Ему казалось, он очутился в огромном аквариуме. Приглядевшись повнимательнее, он увидел на них маленькие белые цветы. Иллюзия развеялась.
Оглядывая комнату, он попытался приподняться на кровати и не смог. И с удивлением и ужасом обнаружил, что руки его скованы наручниками и даже ноги связаны. Веревка на ногах была замотана так туго, что они затекли, и ступни словно налились тяжестью, которая пульсировала и все нарастала. Смутно подумалось: меня похитили! Он начал лихорадочно вспоминать... да... он ехал к себе после деловой встречи... на пустынной дороге на обочине стоял джип с включенной аварийкой. Рядом с ним стояла девушка, которая, завидев его машину, выбежала на середину дороги, преградив ему путь... впрочем, это было лишнее - он и так бы остановился спросить нужна ли помощь... Он вышел из машины и направился к ней...спросил:
- Что у вас случилось?
Девушка была маленькая, худая, даже тщедушная... поздним вечером на
пустынной дороге рядом со сломанной машиной...она казалась какой-то растерянной и жалкой, ее встрепанные волосы трепал холодный ночной ветер...
Она пробормотала:
- пожалуйста...
а потом... когда он подошел ближе... она протянула руку...и он ощутил укол в левое плечо... он не успел даже толком удивиться, все поплыло...последнее, что он помнил - он оперся на ее машину, чтобы удержать равновесие и не упасть. А дальше - темная пустота... и эта комната. Что она ему вколола? Похоже, снотворное, лошадиную дозу... Долго он проспал - теперь уже утро... Но какого черта? Зачем кому-то понадобилось похищать его?! Ради выкупа?
В двери начал поворачиваться ключ. Он машинально прислушался и посчитал обороты - два. Дверь распахнулась, в комнату вошла девушка. Та самая - это он сразу понял - та самая худышка, которую он видел на дороге. Она слегка улыбнулась и сказала:
- Доброе утро.
Сейчас в ярком солнечном свете он смог разглядеть ее получше. Она была действительно невысокой и субтильной. На ней было надето что-то вроде длинной футболки фисташкового цвета. Она не доходила ей до колен и оставляла голыми ее нетронутые загаром ноги. Ее кожа была совсем белая, тут и там проступали голубоватые вены. Темные вьющиеся волосы до плеч еще больше подчеркивали эту бледность. Казалось, она всю жизнь пряталась от солнца, и сейчас ее глаза, непривычные к яркому свету, болезненно щурились. Он, чья кожа схватывала лучи солнца, с жадностью превращала их в загар и потом еще долго не отпускала, из-за чего он всегда, даже зимой, был слегка смуглым - он не мог представить, что загар может сходить очень быстро. Он, конечно, знал, что у блондинов и рыжих кожа не загорает, но эта девушка была брюнеткой и, похоже, натуральной. Ее лицо тоже было бледное, с неправильными чертами - крупный нос с горбинкой, тонкие губы, на носу, словно опровергая его мысль о том, что девушка пряталась от солнца, стайкой пристроились светлые веснушки и, словно им там не хватало места, скатывались на щеки. Из-за веснушек девушка казалась очень юной, но когда она перестала улыбаться, он рассмотрел небольшие морщинки в уголках рта - слабые заломы, которые образуются, когда человек часто улыбается. Она была бы совсем некрасивой, если бы не ее большие миндалевидные глаза цвета темного янтаря, обрамленные короткими пушистыми коричневыми ресницами, кончики которых просвечивали на солнце. Фигуру ее не было видно из-за бесформенной футболки.
В руках (с очень тонкими, узкими запастьями) она держала стакан воды. Он внезапо почувствовал, как пересохло его горло, и открыл рот, но так ничего и не сказал, только с тоской посмотрел на стакан в ее руках. Она поняла эту немую просьбу и подошла поближе, приподняла подушку, на которой он лежал, и поднесла стакан к его губам, слегка наклонив. Почувствовав на пересохших губах влагу, он жадно впился губами в холодное стекло стакана и начал пить огромными глотками. Она молча смотрела на него, капля воды сорвалась со стакана и потекла по его подбородку, скатилась по шее и исчезла в расстегнутом вороте его рубашки, оставляя за собой длинный влажный след. Она задумчиво рассматривала эту дорожку. Он заметил этот взгляд и перестал пить. Она отняла стакан от его губ. Он спросил:
- Где я?
Она слегка насмешливо посмотрела ему в глаза:
- У меня, - и затем, посерьезнев, добавила, - в Спрингфилде.
Он ушам своим не верил - выходит, она увезла его больше чем на 200 километров от дома.
- Но зачем я здесь?
Она промолчала. Его ноги напомнили о себе тупой ноющей болью - он уже не мог пошевелить пальцами.
- Развяжите мне ноги - они затекли - слишком туго, - пробормотал он. Она никак не отреагировала, сидела, глядя в одну точку прямо перед собой.
- Мои ноги - больно, - снова напомнил он о себе. Она, словно очнувшись, непонимающе посмотрела на него и ничего не сказала. Встала и вышла из комнаты. Ее не было около получаса, и, когда он уже думал, что она не вернется, дверь снова открылась. Она вошла, неся поднос с едой. Поставила его на небольшой столиквозле кушетки и подошла к нему.
- Только без глупостей, вам все равно не сбежать, - предупредила она и расстегнула наручники. Потом повернулась к его затекшим ногам и развязала веревку. Пока она это делала, он заметил, что на левой руке красуется еще один наручник, пристегнутый к цепи, которая тянулась к кольцу в стене. Он присел на кушетке, начал растирать опухшие ступни. Ясно, что она имела в виду, он не сможет сбежать, разве только перегрызет эту проклятую цепь. Он со всей ясностью осознал всю безвыходность своего положения. Его охватила досада - на затекшие ноги, на эту цепь и больше всего - на эти безмятежные глаза, словно она думала, все так и надо... Он рванулся к ней и схватил ее руку, при этом расплескав сок, стоявший на столике перед ним:
- Зачем я вам нужен? Кто ваши сообщники? Что вы хотите? Выкуп? Или что? Почему я здесь?!..
Ее глаза, обращенные к нему, стали похожи на черные гальки. Она влепила ему сильную пощечину свободной рукой и прошипела:
- Пустите меня...
Он повиновался. Она посмотрела на розовую лужицу, медленно растекавшуюся на столике вокруг стакана, потом подняла на него глаза - теперь взгляд снова был спокойный и как будто извиняющийся:
- Я люблю вас, - просто сказала она и добавила жестко, - никогда больше так не делайте.
Он опешил. Не обращая внимания на его растерянный взгляд, она протянула ему пачку бумажных салфеток:
- Вытрите.
Тон был почти приказной. Потом она отвернулась и ушла. Ключ повернулся в замке и наступила тишина. Он ел, но не понимал, что он ест, не чувстовал вкуса. В голове роились мысли, словно рой пчел, они жужжали, перебивая одна другую. Среди этого хаоса не было ни одной законченной мысли, они носились, словно обрывки бумаги на ветру. Кто эта девушка? что ей нужно? не могла же она одна его похитить? наверняка у нее есть сообщник...Зачем? если ради выкупа, возможно, они уже сообщили его детям, чтобы те собирали нужную сумму... Я вас люблю...что, черт побери, все это значит? Если верить ей, и это не ради выкупа, то сколько он здесь пробудет? если его вообще отпустят...
Прошло несколько часов, замок щелкнул дважды, и дверь отворилась, впустив внутрь ее. Девушка забрала поднос с грязной посудой и вышла, даже не притворив за собой дверь. Он уже понял, что она все отлично рассчитала - его цепь была ровно такой длины, чтобы он мог сидеть на кушетке и пользоваться туалетом, дверь в который была рядом с кушеткой. До противоположной стены, а также до входной двери, он дотятуться не мог, равно как и до окна.
Сейчас, когда дверь осталась открытой, он увидел ступени лестницы и внизу небольшую прихожую.
Девушка вернулась, неся поднос с его ужином.
Она вошла, неся его ужин. Она молчала и не смотрела на него. Как ни странно, он почувствовал себя виноватым за утреннюю выходку, видел обиду в ее глазах.
- Простите меня, я не сдержался, сами понимаете, очнулся непонятно где...
- Забудьте, - последовал короткий сухой ответ.
- Как вас зовут?
- Сэра.
Он замолчал. Она явно не хотела продолжать разговор. Но не ушла. Когда он принялся за еду, она устроилась в кресле у противоположной стены, подтянув колени к подбородку. Какое-то время она рассматривала старый шрам на правом колене, даже потрогала его пальцем, словно удивляясь, что он все еще виден. Потом подняла глаза и молча наблюдала за ним. Ему даже стало не по себе от этого взгляда. Потом она ушла. Вернулась через час или больше, забрала поднос и вышла.
На следующий день вечером она зашла к нему, неся поднос с ужином и несколько книг под мышкой. Он сразу понял, что она собирается уходить - на ней были узкие черные джинсы и кремовая блузка. Волосы придерживали две заколки. Она нанесла макияж - губы отливали жемчужным блеском, щеки слегка розовели. Она подкрасила ресницы, от чего ее глаза казались огромными черными бусинами. Веснушек не было видно - должно быть, она воспользовалась тональным кремом. Он видел, как это делала его дочь. А они, похоже, ровесницы, пришла в голову неожиданная мысль. Его дочери 26, сколько же Сэре? До этого ему не приходило в голову задуматься... Сейчас, с макияжем и в стильной женственной блузке она выглядела лет на 30, но в той футболке, с поджатыми коленками, она казалась значительно младше. Похоже,ей нет и 25...
Она поставила на стол поднос, потом положила возле него книги:
- Я уезжаю. Возможно, вернусь не раньше, чем завтра вечером. еды приготовила побольше...и еще книги - чтобы вы не заскучали...Не знаю, что вы любите, надеюсь, что-нибудь для себя найдете.
Улыбнулась:
- счастливо оставаться! - и ушла, закрыв дверь.
Оставшись в одиночестве, он взял в руки книги - избранные произведения Бальзака, детективы Чейза, Азимов, Театр Моэма, Гете. Интересно, а сама она это читала? Похоже. Она вообще казалась непохожей на других. Да уж - куда экстраординарней - похитила человека и посадила на цепь...Он усмехнулся своим мыслям и занялся едой. Даже слегка умилился ее заботе - она налила чай в термос, чтобы он дольше не остыл. После еды он немного почитал Шагреневую Кожу и заснул.
Утром он проснулся и особенно остро ощутил свое одиночество - он привык всегда быть окруженным людьми, а сейчас он оказался совсем один, перспективы на будущее были туманны...Он нашел слабое утешение в чтении, погрузившись головой и сердцем в переживания героя книги.
Когда подкрался вечер он не стал включать свет, он лежал и вглядывался в сгущавшиеся сумерки и ни о чем не думал.
Взошла луна и втолкнула в комнату тени деревьев, которые, пытаясь вырваться, скребли по стенам динными тонкими кривыми пальцами. Послышался шум мотора подъезжавшей к дому машины. Открылась входная дверь. Шум - она сбросила с себя куртку прямо на пол. Заплетающиеся шаги на ступенях лестницы. Ключ в двери повернулся, она вошла. В руке бутылка вина. Шатаясь, она прошла к креслу и завалилась в него, поставив бутылку рядом.Просидев там недолго, Сэра подошла к столу и забрала поднос, вышла. Когла она приблизилась, он ощутил явственный запах мужчины, исходивший от нее. Она была с мужчиной в прошлую ночь и весь этот день. Где-то в глубине его существа что-то заворочалось - он бы поднял на смех того, кто сказал бы, что это ревность, однако какая-то маленькая колючка засела в его мозгу, и он ни о чем другом не мог думать. Не провела ли она эту ночь с тем, кто организовал его похищение? Но тогда почему он не живет здесь с ней? Он точно знал, что кроме Сэры и его самого в доме никто не бывал... Его мысли прервало появление в дверях девушки. Она посмотрела на него слегка вызывающе, она знала, что он почувствовал запах, и ждала. Он не придумал ничего лучшего, чем спросить:
- Как прошел день?
- Мой - прекрасно, - мяукнула она, - а как вы? Вы, должно быть, хотите есть?
Он кивнул. Она развернулась, потянулась, как кошка, и спустилась вниз. Ее долго не было. Он слышал, как хлопала дверца холодильника, как гремела посуда. Наконец она принесла ужин - спагетти в соусе с креветками. На подносе стояли два пустых бокала. Она взяла бутылку вина и наполнила оба. Один протянула ему, другой взяла сама и села в кресло, не сводя с него задумчивого взгляда. Достала из кармана сигареты, вытащила одну, щелкнула зажигалкой, долго смотрела на пламя, наконец прикурилась. Выпустив дым, она долго наблюдала, как он извивается тонкими струйками.
- Что же вы не пьете? - тон был даже немного обиженный.
Он поднес бокал к губам и отпил, почувствовав терпкий запах. После второго глотка внутри него разлилось тепло. Мелькнула мыcль - даже не мысль, а образ - бармен Кори в баре, куда он любил заходить - наливая виски клиенту, затем себе, он говорил низким прокуренным голосом - на голодный желудок пить не стоит - быстро пьянеешь, но когда ты сыт, на кой черт тебе пить, если ты не пьянеешь вообще?
Девушка блаженно вытянула ноги. Она, похоже, очень пьяна, можно попробовать расспросить ее...
- Кто ваш сообщник?
Она удивленно хлопала ресницами:
- Вы еще не поняли? У меня нет сообщников. Я одна.
- Как вам удалось меня похитить - одной? - ему хотелось добавить "и зачем", но он решил повременить с этим вопросом.
- Огромная доза снотворного...Вы же помните, что я остановила вас на дороге? - он кивнул. - Когда вы начали отключаться, я втолкнула вас в свою машину - вот и все, - она улыбнулась, - это оказалось проще, чем я думала.
- А потом как? Насколько я понимаю, эта комната на втором этаже, а я вешу около девяноста килограммов - не могла ты затащить меня спящего сюда, наверх,если только ты не Пеппи Длинныйчулок.
Она рассмеялась, легко и задорно, словно они обсуждали не совершенное ей преступление:
- О, да, это и было самое трудное. Я, кажется, сорвала поясницу, когда перетаскивала вас со ступеньки на ступеньку. Я отдыхала по минуте, а то и больше на каждой второй ступеньке...
- А что стало с моей машиной? Вы оставили ее на дороге?
- Какая глупость. Конечно, нет. Оставь я ее на дороге вас бы тут же схватились и начали искать - мне этого не надо, - она подмигнула ему, - я отогнала ее подальше и спустила под откос в реку - не думаю, что ее найдут. Там редко кто ездит. А даже если и найдут, решат, что вы давно уже погибли где-нибудь в лесу, а ваши кости обглодали волки... - она посмотрела ему в глаза, улыбаясь. - Мы слишком далеко от тех мест, чтобы ко мне пришли с вашей фотографией и спросили "вы случайно не видели этого человека?"
Он замер. Если все действительно так, как она говорит, он в беде. Его осенило:
- Но что-то тут не сходится - не могла ты одновременно отогнать мою машину к реке и увезти меня на своей машине сюда. Значит, сообщник все-таки есть...
Она посмотрела на него насмешливо, словно удивляясь его глупости.
- А зачем мне нужно было делать это одновременно? Я сначала разобралась с вашей машиной, а потом вернулась к своему джипу на велосипеде - его я кинула в багажник вашей машины, когда поехала к реке. Я все продумала заранее, - и она снова улыбнулась. - Да, риск был, я оставила вас одного на дороге в своем джипе, пока ездила к реке - около часа... Но все обошлось, как видите.
"У нее точно не все дома - так рисковать... но зачем?"
- почему ты это сделала?
Ее глаза расширились, брови приподнялись.
- разве я не сказала? Я люблю вас.
- Но это же бред! Как это может быть - я седой и старый, мы даже не знакомы!
- Но тем не менее это так, - отрезала она. Он понял,что больше она не скажет ни слова. Она молча пила вино, наливала ему. Он ел. Потом просто пил. Она принесла еще бутылку. Она сменила одежду на футболку и, похоже, приняла душ. Когда она приближалась к нему, чтобы налить вина в его бокал, он чувствовал запах ее кожи - сладковатый и какой-то отвратительно приятный, даже возбуждающий. Он отгонял от себя эти мысли, но они становились навязчивее с каждым бокалом вина. Его взгляд словно не слушался его и сползал с ее лица на ее колени, белые и круглые. Когда она подходила долить ему вина, его взгляд замирал на ее ключицах, которые были видны вырезе ее футболки, когда она нагибалась. Он начал чувствовать то, на что не считал себя способным вот уже несколько лет. Когда она подошла в очередной раз, она пошатнулась и оказалась так близко от него, что прядь ее волос скользнула по его лицу. Его руки схватили ее плечи, они больше его не слушались. Его тело больше не было под контролем его разума, оно повиновалось лишь грубому и низкому инстинкту. "Боже, что я делаю?!" - подумал он, повалив ее на кушетку и навалившись на нее всем телом, но голос разума пискнул и замолк, стоило ему почувствовать под собой ее. Она извивалась, пытаясь вырваться. Он прижался лицом к ее шее, втянул в себя ее одуряюще возбуждающий запах, сердце стучало в его висках, он ничего не слышал, она кричала, но он не мог разобрать ни слова. Он сорвал с нее футболку, не замечая ее сопротивления - она была слишком слабой, чтобы справиться с ним. Он почувствовал, как ее кожа под его пальцами покрывается мурашками. Неловко спустил штаны одной рукой, другой удерживая ее запястья, силой раздвинул ее ноги... Он насиловал ее грубо и жадно, слыша ее крики как через слой ваты. Постепенно ее вопли превратились в протяжные тихие стоны, которые становились все громче. Он на секунду замер и посмотрел ей в лицо. Зубы прикусили нижнюю губу так,что она побелела, глаза закатились, на щеках были слезинки. Она все еще упиралась руками в его грудь, пытаясь его оттолкнуть, природный инстинкт брал свое - ее бедра, когда он остановился, приподнялись, судорожно прижимаясь к нему... Когда все было кончено, он сполз с нее и сел на кушетке, тяжело дыша, ничего не соображая. Она неподвижно лежала, глотая ртом воздух, потом резко села, поднялась с кушетки и пошла к двери. Он был уверен, что она собирается уйти, но она упала в кресло и некоторое время просто сидела, глядя перед собой. Закурила. Погасила сигарету в пепельнице, снова замерла. Потом она поджала под себя ноги, руки сложила на подлокотнике кресла и, положив на них голову, видимо, уснула. Он не решался с ней заговорить, просто наблюдал. Выключил свет и прислушался к ее ровному дыханию. Он не мог уснуть, прислушивался к ее вдохам и выдохам, в пронзительной тишине ночи он слышал каждое ее движение...
Утром она открыла глаза, взгляд ее был безмятежен, как у ребенка, которому некуда спешить, который получает все, что хочет, и никому ничего не должен. Она окинула взглядом комнату. словно не понимая, как она здесь оказалась, и ее взгляд упал на него. Она тут же сообразила, вспомнила, ее глаза стали жесткими, слегка сузились, из каштановых стали какими-то зеленоватыми. Он понимал. что должен что-то сказать, извиниться, но не мог найти нужных слов. Она поднялась с кресла и, даже не потрудившись надеть футболку, вышла из комнаты, порадовав его зрелищем своих ягодиц. Долго радоваться ему не пришлось. Он прислушивался к звукам, доносившимся снизу - звук набираемой в ванну воды, потом она закрыла кран, очевидно, залезла в мягкую пену. После долгой тишины - звук какого-то прибора, фена - она сушит волосы. Вскоре - прошло меньше часа, так ему показалось, потому что часов в его комнате не было, - раздалось цоканье каблуков, открылась и закрылась входная дверь. Звук удаляющейся машины. Тишина. Она не принесла ему завтрак и уехала. Он читал. На какое-то время ему удалось задремать. Проснулся он от жажды. Воды она тоже не оставила. Он напился прямо из-под крана. Ближе к вечеру пустой желудок исполнял соло жутким рычащим басом. Чтобы его хоть как-то заглушить, он напился воды, нелепая попытка обмануть желудок. Он пытался отвлечься пищей для ума, но руки его слегка дрожали, когда он держал книгу, и это его бесило. Он ненадолго забывался сном, потом вновь просыпался. Прошел еще один день. Его пищей была вода, изредка он словно терял сознание от слабости. Вновь стемнело и снова рассвело. Он тупо рассматривал тени ветвей на стенах. Они были тощие и голодные, как он. Издалека послышался шум мотора. Он приближался. Со все возрастающей надеждой он прислушивался к этому звуку. Это была она. шаги в прихожей. Потом до него донеслись звуки приготовления еды. После двух дней в пронзительной тишине, прерываемой лишь возмущенным урчанием его желудка (а оно было столь громким, что ему казалось, проедь мимо дома машина, водитель непременно бы услышал) эти звуки казались ему звучанием огромного оркестра. Он прислушивался к ним, потом начал улавливать запахи, от которых у него так сильно начала выделяться слюна, что, казалось, во рту забил родник. Прошла целая вечность мучительного ожидания, и наконец, она пришла с подносом еды. Тарелка с пастой дымилась, он замер, не в силах заставить себя дышать, чтобы вдыхать этот невероятно желанный запах. Она притянула к себе столик, поставила на него поднос и уселась в кресло. Он следил за ней непонимающим взглядом - вот она вонзила вилку в спагетти и отправила ее в рот. Губы стали блестящими от жира, он следил за каждым движением ее челюстей. Его собственные челюсти сводило, зубы кусали язык, он этого не чувствовал, он видел лишь, как она отправляла порцию за порцией спагетти в рот. Она умехнулась, посмотрев на него и заметив этот голодный взгляд, сказала:
- Ты голоден?
- Да... - прохрипел он, сжимая кулаки и сам того не замечая.
- Потерпи, нельзя же быть таким нетерпеливым, - и опять насмешка.
Пытка - вот что это было, она издевалась, тонко мстила за ту ночь тем, что ушла, оставив его без еды, тем, что сейчас ела перед ним, ела с аппетитом, заставив его наблюдать. Тантал - так, кажется, звали того парня в царстве Аида, который умирал от голода и жажды, стоя по пояс в воде под яблоней, только вот здесь иной случай - никаких противоестественных сил - просто цепь, крепкая цепь - все легко, разорви цепь или сдохни от голода. Ничего не оставалось кроме как наблюдать и ждать, бесконечно долго ждать. Наконец она оттолкнула столик, и он подкатился к кушетке.
- Приятного аппетита, - вилка осталась у нее в руке, она крутила ее в пальцах. Он смотрел на нее, на вилку:
- Дай вилку. Ты забыла о вилке...
- О, ну уж нет! Это ты забудь о ней. Я не хочу, чтобы тебе на ум приходили всякие глупости... Ты не можешь справиться без нее? - она внимательно смотрела ему в глаза, - Значит, не так уж ты и голоден. Может, подождать еще денек... - задумчивая улыбка, затем хитрый взгляд. Он понял, что лучше не лезть на рожон, протянул руку, запустил пальцы в пасту - ощущение мерзкое, жирные черви макарон облепили пальцы, но желудок не давал думать об этом. Мелькнуло воспоминание - в детстве он решил шокировать бабушку (жутко манерную и чопорную особу) и на семейном ужине запустил пятерню в свою тарелку, отправил в рот еду, облизал пальцы и долго чавкал, пережевывая. Отец сначала смеялся, а потом подошел к нему, вывел за ухо из-за стола и выпорол. Сейчас ему было плевать, он ел жадно. Она смотрела, словно умиляясь. Внезапно его желудок свело дикой болью. Он скрючился и, не сдержавшись, тихо застонал.
- Нельзя же быть таким жадным, - пожурила она его, оттягивая столик от него. - Прямо до колик объедаешься. Потерпи немного, через часик можно будет поесть еще. Для тебя же будет лучше.
Следующие два дня прошли нормально. Она регулярно приносила ему еду, сидела с ним, они разговаривали о литературе, она даже специально для него съездила и купила Джуда Незаметного Томаса Гарди. Когда она нагнулась чтобы отдать ему книгу, он увидел в вырезе футболки ее грудь, на ней не было бра, он моментально вспомнил ту ночь, когда изнасиловал ее, и к щекам прилила кровь. Не только к щекам. Он заставил себя не думать об этом. Но она это заметила. Еще через день она зашла к нему в полотенце, только что из душа, с волос стекала вода, принесла кофе. Когда она повернулась, чтобы уйти, полотенце спало и начало оползать по ее спине. Она удержала его, когда оно уже обнажило чудные ямочки внизу ее спины. Он смотрел как завороженный на изгиб ее поясницы и на эти ямочки. Она вышла, даже не обернувшись. Назавтра она вошла к нему вечером и уселась перед ним в кресле. На ней была короткая юбка, она обнажала ее ноги почти полностью. Они говорили о Бальзаке, а его взгляд то и дело спускался туда, где под подолом юбки между ног виднелся темный треугольник. Он не мог знать, были это трусики, или на ней не было белья, но вид сводил его с ума, заставляя поминутно терять нить разговора и с неимоверным усилием вновь к ней возвращаться. В какой-то момент он посмотрел в ее глаза и увидел в них насмешку. И до него вдруг дошло - черт, каким надо было быть ослом, чтобы не догадаться сразу - она над ним издевалась, играла, как кошка с мышкой, нет, как та проклятая яблоня с Танталом. Она хитро прищурилась:
- нравится?
и вышла, оставив его одного.
Утром она принесла завтрак и поставила на столик, даже не взглянув на него. Он читал, когда днем услышал звук приближающейся машины. Кто-то подъехал к дому. Она зашла в его комнату и сказала, даже не сказала - скомандовала:
- руки за спину.
Он завел руки за спину, и тут же на них защелкнулись наручники. В рот ему она засунула кляп и бысто вышла, закрыв за собой дверь. Он слышал голоса внизу - ее и голос мужчины. Они смеялись, говорили, потом шаги, звук закрывающейся двери - они вышли в сад. Он подвинулся к краю кушетки, так, что ему было видно в окне крышу беседки. Они были там. Он не мог видеть их лиц из-за крыши беседки. Они сидели друг против друга. Он гладил ее колено, они, похоже, целовались. На ней было сиреневое шелковое платье, оно сползло с плеча, обнажив округлость ее груди. Парень целовал ее шею, спускался все ниже, добрался до груди - на это невыносимо смотреть, но он был не в силах отвести взгляд. Парень встал на колени между ее ног, его рука гладила ее бедро, задрав платье и добравшись до ягодиц. Он мог видеть каждое их движение, даже ее тяжелое дыхание. Кровь стучала в висках, руки сжимались в кулаки, зубы сжали тряпку. Он был в ярости - и да, он ревновал, он себе в этом сознался, чувствуя себя униженно - он впервые оказался в роли наблюдателя, и ревновал. Они замерли, потом встал он, через минуту поднялась она, и , обнявшись, они пошли в дом. Весь оставшийся день и вечер он провелс кляпом во рту, прислушиваясь к их голосам. Они смотрели какой-то фильм. Ближе к ночи парень уехал.
Как только стих удаляющийся шум двигателя, она пришла к нему и освободила от наручников...
- Почему ты это делаешь?
Она удивленно посмотрела на него:
- Что?
- Ты прекрасно знаешь, о чем я. В окно видно, что происходит в беседке.
- А ты, похоже, ревнуешь! - она усмехнулась, - Да, я занималась сексом, добровольно и, межу прочим, мне это нравится гораздо больше, чем ...
Она не договорила, многозначительно глядя ему в глаза. Он отвел взгляд. Потом снова посмотрел на нее:
- Тогда зачем ты держишь меня здесь, если любишь этого парня?
- Его?! Нет, не люблю. Мне просто нравится издеваться над тобой, - она рассмеялась, он разозлился. Она подошла ближе, нагнулась к его лицу, их глаза были так близко, что закружилась голова. Он опустил глаза и его взгляд скользнул в вырез ее платья ... к ее чудной груди. Он схватил ее за плечи и, с силой их сжав, начал целовать ее губы. Она дернулась, начала вырываться, он был сильнее...Он притянул ее к себе, начал покусывать ее шею, оттянул ее голову назад, схватив за волосы, при этом шпильки, державшие ее волосы, разлетелись, отпустив ее кудрявые пряди на волю. Она била его руками по груди, он не обращал на это внимания, прокладывая губами путь все ниже от ее плеч к груди, потом вскинул голову и посмотрел ей в лицо - торжествующая улыбка, предвкушение - он не ожидал увидеть этого. Его осенило - он резко отпустил ее, слегка оттолкнув, - она этого специально добивалась, осознанно доводила его до этого, не по неосторожости она оказалась так близко, что он мог схватить ее, - это была ловушка, в которую она его мастерски заманила. Она вскочила и теперь смотрела на него, пожала плечами и собрала свои шпильки с пола и кушетки. Ничего не говоря, вышла. Она потерпела поражение. Сегодня. Он пошарил рукой по кушетке и нашел завалившуюся за сиденье шпильку. Он сразу сообразил, чтО надо с ней делать.
Да! получилось, наручник открылся, теперь о свободен. Почти, не считая замка на двери и этой странной девушки, о которой он не мог не думать. Он не знал, что предпринять и решил дождаться ее.
Она пришла только на следующий день после полудня. Его сердце бешено забилось, когда он услышал скрежет замка. Она вошла как ни в чем ни бывало с подносом еды, подошла к столу, даже не глядя на него, поставила поднос... пора... он вскочил, схватил ее, защелкнул на ее руке наручник, который столько дней красовался на его запястье. Она вскрикнула, почувствовав наручник, затравленно посмотрела на него. Попыталась вырвать руку, цепь звонко рассмеялась. Она ударила его по щеке свободной рукой, он поймал ее и заломил ей за спину, тем самым притянув ее к себе, почти прижав к своей груди.
- Теперь ты моя, - и он рассмеялся дьявольским смехом. Поцеловал ее губы, приоткрытые и задыхающиеся, встал, отошел от нее и сел в кресло.
- Что ты собираешься делать? - затравленно, тихо спросила она.- Вызовешь копов? Сдашь меня?
- Наверно... но сначала... развлекусь немного...не смотри на меня так - ты сама этого хотела, я отлично все понял.
Он принялся за еду, наслаждаясь ее растерянностью. Он чувствовал себя победителем, его трофей сидел перед ним на кушетке, испуганно глядя на него. Наевшись, он пересел к ней на кушетку, обнял ее, несмотря на сопротивление, на этот раз ей некуда было бежать, и она сдалась... расслабилась, равнодушно позволяя ему воспользоваться своим телом. Когда все кончилось, он долго смотрел на нее, в ее взволнованные глаза, на ее дрожащие пальцы, теребившие прядь волос. Потом спустился вниз. Осмотрелся. Внизу была гостиная, кухня. Запасы еды в холодильнике подходили к концу, он решил съездить в магазин, заодно развеяться...
Захлопнулась входная дверь, она не могла поверить своим ушам. Он уехал, оставил ее прикованную к стене... Но как он освободился? А, ну да, точно, шпилька, не зря ей тогда показалось, что потерялась одна... Он тогда специально схатил ее за волосы, чтобы вырвать шпильку. Она мрачно усмехнулась. Ей тогда показалось, что это был порыв, а на самом деле... на деле он оказался отличным актером... Но что он собирается делать? Он наверняка больше не вернется... или вернется... с полицией. Но нет...
- Я не хочу в полицию! - выкрикнула она, начав судорожно дергать цепь. Она все очень хорошо продумала, даже он, взрослый мужчина, не смог бы выбраться... Попалась в собственную ловушку... Она заплакала от бессилия... но в тюрьму я не хочу! Она покрутила наручник на запястье, он сидел свободно, у нее были тонкие запястья... Она начала стягивать его, миллиметр за миллиметром, он засел намертво на кисти, не пройдя и трех сантиметров. Она продолжала тянуть, закусив губу, сжав кисть... Почувствовав, что от боли рука начинает отекать, она остановилась... если промедлить дольше, снять наручник станет вообще невозможно... Она рванула руку, не обращая внимания на боль, цепь вытянулась. Слезы стекали по щекам, она их не замечала... как в детстве - игра - они в школе часто в нее играли - перетягивали канат... только сейчас вместо каната с одной стороны - стальная цепь, а с другой ее рука, ставка - свобода... Что первым сдастся - она или наручник. Она лизнула кисть - так легче будет скользить - и потянула, навалившись всем весом, от боли застонав, закрыв глаза, не видя капель крови, закапавших на кушетку из ссадин, которые оставлял на руке наручник. Он не желал сдаваться, вцеплялся в руку отчаянно и жестоко... он проиграл, она упала на пол, потеряв опору. Свободна! Она знала, что делать дальше. Не замечая крови, которая ручьем лилась по ободранной кисти и капала с пальцев на пол, она спустилась вниз, достала из аптечки в кухне снотворное - то самое, которым она воспользовалась в день похищения. На секунду замешкалась, потом решилась... приняла раз в пять больше, чем вколола ему... все, что оставалось... запила водой. Прошло совсем немого времени, или ей так показалось, и мир начал тускнеть, глаза слипались, она безволно опустилась прямо на пол - какой холодный... потолок словно пульсировал - то приближался так, что казалось, он готов раздавить ее, то бесконечно удалялся... Она закрыла глаза...
Он целый день ездил на ее машине по округе. Пока нашел супермаркет, казалось, прошла целая вечность. Долго катался, потом просто гулял. Приехал поздно вечером, с пакетами продуктов вошел дом. Крикнул: Я дома!
Хотел сразу подняться наверх, но решил сначала избавиться от продуктов. Пошел на кухню и увидел капли крови на полу, влетел в дверь... пакеты с грохотом упали... пульса у нее уже нее было, кожа была прохладной... не было и надежды, была лишь пустая склянка на столе...
Грубые башмаки стучали по полу, резкие, словно кричащие голоса резали его мозг словно бритвы.
- Вы давно ее знали? кем она вам приходилась? Почему наверху цепь с наручниками? вы утверждаете, что она вас похитила? зачем? на наручнике ее кровь... на руке ссадины... найдена мертвой в собственном доме... такая молодая и хорошенькая... соседи и друзья говорят, что давно ее не видели...
Проницательный взгляд лейтенанта полиции просверливал в нем дыры.
- ...следы полового акта... возьмем на анализ... вам придется поехать с нами. Вы обвиняетесь в насилии и доведении до самоубийства...